Даже когда человек испытывает радость, в её тени всегда рыскают муки и страдания. Почему благословенные времена столь мимолётны?
Берсерк
Тэхён шёл и смотрел на Намджуна. Что тот мог думать, видя, как хрупкий воин целует не Юнхо? Двое Командующих когда-то разделили звания лидера и руководителя, но на поверхности Юнхо управлять кем-то отказался. Тем не менее старыми и близкими друзьями от этого они быть не перестали. Тэхён и с Намджуном сблизился только благодаря Юнхо. Как всё тесно связано… Впервые у Тэхёна внутри клокочет от желания узнать, что подумал о нём другой человек. Минджэ и так знал, что в прошлом Тэхён не был примером целомудрия, Давон и Джин просто не из тех, чьё мнение может задеть. А вот Намджун — другое дело. Второй бывший Командующий был и есть пример для подражания. Вот зачем говорят не сотворить себе кумира? Так проще жить своей жизнью. Кумир ограничивает право выбора надуманной идеальностью. Тэхён всё ещё дрожит. От холода или нет — разница небольшая. В глазах и словах Намджуна нет и капли презрения, но Тэхён зачем-то придумывает их. Чтобы наказать самого себя? За то, что отверг любовь Юнхо? Но он не отвергал. Выдирал из себя, как часть организма — да. Но не отказывался. Скорбел, но не спешил бежать в чужие объятия. Правду говорят, что мы сами себе лучшие палачи. Никто так не ранит, как ты ранишь сам себя. Поцеловал — сошёл с ума. В тот момент было больно и хотелось отвлечься, забыться. Телесная ласка — хороший способ спрятаться. Тэхён, если вспомнить, часто бегал с этим способом к Юнхо. А теперь у него Чонгук, и это замкнутый круг, по которому сколько не бегай — возвращаешься в одну и ту же точку. — Хочу забраться на водопад. — Минджэ всё лезет, всё не успокоится. Недавно ещё ругал всё, что связано с побегом из метро. Но окружающий мир не даёт шанс на отречение от него. Если жизнь вокруг такая яркая, то как можно её отталкивать и презирать? — Уже темнеет, — одобрять новые порывы пограничника Намджун не собирается. — Можем не успеть вернуться. — С нами же Чонгук, — с сарказмом в голосе. Тэхён нахмурился, замечая, как Минджэ смотрит на него и усмехается. — Ничего не страшно. Он нас защитит. Да, Тэхён? — Минджэ. — Давон осторожно тронула его за локоть. — Не надо. — Я хочу прогуляться. Что плохого? Тэхён же шастает с ним по темноте. Мне нельзя? А если беспокоишься за своего зверёныша, то с нами пошли. — Последнее предложение пограничник адресовал Тэхёну. — Тебе же никакие запреты неведомы. Да? Бессмысленный вызов. Но в Тэхёне что-то щёлкает, как снятый предохранитель. — Минджэ, пойдём домой. Зачем? — Иди, — Минджэ постарался смягчить этот ответ, как мог. Но он всё равно прозвучал грубо. — Возвращайтесь к локомотиву. Мы придём немного позднее. — Минджэ, остынь. — Вмешался Намджун. — Шагай к локомотиву. — А то, что? — Ты чем надышался по дороге? — бросил хмурый Сокджин. За спиной пограничника шумит бурная река. Совсем рядом. Влажно так, что тяжело дышать. Не самая приятная атмосфера для беседы. И смеркается ещё. Тени от деревьев выглядят зловещими силуэтами монстров выбравшихся прямиком из-под детских кроватей. — Пойду один. — Минджэ вырвал руку из ладошек Давон и зашагал в темноту. Девушка только дёрнулась в его сторону, как за плечо её легко остановил Тэхён. — Мы вернём его. Ждите здесь. Давон поджала губы, но кивнула. Чонгук за спиной хрупкого воина внушил ей большую дозу доверия. Да и Тэхён успел в её глазах пройти путь от безрассудного мечтателя до целеустремлённого парня, который вывел их на поверхность силой своей веры. Хоть и не он по сути стал организатором, но многие в команде до сих пор считают именно Тэхёна первопричиной перемен. — Минджэ! — кричать нельзя, но Тэхён повышает голос, шагает упрямо через папоротник, высокие корни деревьев, силится не запнуться. Но даже если так, его есть кому подхватить со спины. Удержать. — Давай поговорим. Мы так давно не говорили. Слышишь? Я понимаю. Я всё понимаю. Для тебя метро было всем, тебе всё ещё трудно, но разве место, в котором мы сейчас, не лучше, чем любое место в метро? В нескольких метрах впереди удалось разглядеть Минджэ. Коричневая куртка от влаги намокла и стала ещё темнее. Пограничник обернулся. Уголок рта у него нервно дёргался. — Понимаешь? Ты? Да тебе только бы подставиться кому-то, найти тёплый уголок и кричать из него, как прекрасен новый мир. Вон! — Он махнул рукой на Чонгука. — Юнхо тебе надоел, приспичило монстра в постель затащить. Напомнить, как мы выбрались из общины сектантов? Он растерзал их всех. Может быть, тебе всё равно, ведь не ты смотрел в глаза женщин и стариков, не ты стрелял в них, не ты пачкал руки в крови! Мы искали тебя, а в итоге нашли его и он перебил десятки людей… — Он спасал нас. — Он спасал тебя. — Минджэ нервно засмеялся. — Преданный пёс с самого начала предан только тебе. Судьба, ДНК, чудотворная кровь! Что там по списку? Ах, да! Член в заднице — чтобы результат закрепить. К обидным словам у Тэхёна давно иммунитет, он и сам порой не подбирает выражения. Виноват. Одно дело — быть наедине, другое — целовать на глазах у всех. Да. Прилетело именно с той стороны, которую хрупкий воин ждал, но хотел верить, что не дождётся. С друзьями всегда так — сложно. Они, как близкие люди, знают куда бить и кулаком, и словом. Но у Тэхёна иммунитет. Стоит чаще об этом вспоминать. — Пойдём домой. — Иди. Я хочу подняться на водопад. — Минджэ! Там Давон переживает за тебя. Злись на меня, но она здесь не виновата. — Может быть, у тебя хотя бы благодаря Давон совесть проснётся? — Издевается. Тэхён, как метеор, внезапно брошенный силой гравитации, врезается в провокатора. Хочется заехать по роже. Только бы хватило запала. Тэхён всегда старался избегать драк, проще говоря — никогда в них не участвовал. А тут так заскребло внутри, так грудь от напряжения сдавило, что хотелось обязательно ударить. Пограничник даже не остановил его, и точно подставил под удар лицо. Боль прошла от кулака до скулы — краткий путь, как электрический разряд. Чонгук не успел или не захотел остановить, теперь уже небольшая разница. Двое друзей повалились в кусты, покатились по склону и едва не сорвались в поток воды, удержались за секунду до — спасибо всё-таки подоспевшему Чонгуку, схватившему их за воротники курток, как нашкодивших котят. — Меня бесит, что я должен благодарить тебя! Бесит, что мне нравится здесь! Бесит, что он, — Минджэ оттолкнул руку Чонгука, облокотился спиной о ближний ствол дерева, — здесь. И все считают это чем-то хорошим. Он убийца. Он жрал людей. Он порвал тех людей в бункере. Плевать, что они сами озверели. Плевать. Он даже не поморщился. Тэхён, всё ещё придерживаемый Чонгуком, тем самым чудовищем, монстром, смотрел на друга сверху-вниз и хотел снова заплакать. Правда — Чонгук такой, какой есть. Плакать хочется не от осознания. Слёзы под веками кипят от мимолётного страха, что вся эта правда не отталкивает. Таков новый мир. Таков Чонгук. Таковы руки Чонгука, которые сейчас греют даже сквозь куртку. — Не могу его видеть. Но проблема не в этом. Проблема в том, что когда он рядом, то страх действительно отступает. Что же это такое, в конце концов? Враг моего врага? Чёртов мутант. Чёртов ты! Надо было лезть наверх? Надо?! Теперь мы все страдаем. — Страдаешь здесь только ты, Минджэ, — говорит Тэхён раньше, чем успевает подумать. — Все в команде начинают жить заново. Я думал, что и ты! Ты тоже начинаешь заново. Куда делись твои добрые сказки? Разговоры у костра? Куда делся ты?! — Остался в метро, — Минджэ закрыл лицо грязными руками, запутал в волосах комья земли, сухих листьев. — Тогда, когда ты попросил меня пойти. Когда попросил помочь. Я остался там. В толпе людей, которых мы бросили. — В конце голос парня сбился. Он плакал, как ребёнок шмыгая носом. Тэхён потянулся к нему. Чонгук отпустил. Мутант вообще молчал, как невидимый зритель, наблюдатель. А Тэхён уже обнял старого друга. Того самого, с кем смотрел старые книжки и познавал старый мир в картинках. Он сжал пальцы на чужой куртке, коснулся губами чужих волос и тоже заплакал. Столько частичек прошлого собрались в кучу, что тянули в разные стороны, ранили и царапали до крови… — Мы их бросили, Тэхён. Бросили… Я каждого помню по именам. Каждого, кто проходил границу. Они там все. Там. Там моя жизнь. Вместе с ними. Как я могу быть жив и счастлив, когда они там задыхаются? — Они сами выбрали свой путь. — Тэхён громко швыркнул. Обнял друга за плечи крепче. Штанины на коленях вытянулись и намокли от влажной почвы, когда хрупкий воин окончательно на них опустился. — Мы не могли решить за них. Мы не могли решить за кого-то, кроме нас самих. Понимаешь? Это был их выбор. Наш выбор привёл нас сюда. Ничего уже не изменить. Минджэ внезапно оттолкнул Тэхёна. За миг выражение его лица поменялось от страдальческого до гневного, а потом гнев резко сменился испугом. Что-то щёлкнуло. Минджэ бросился к Тэхёну и словил стрелу с красным оперением плечом. Если бы не он, то стрела пробила бы хрупкому воину голову. По инерции они вдвоём покатились по земле в реку. Вода объяла холодом. Мир запузырился, а потом потемнел. Последнее, что Тэхён увидел — Чонгук, чудом увернувшийся от града стрел и прыгающий за ними в воду.***
— Не нравится мне, что пришлось их оставить. Никогда ничем хорошим это не заканчивалось. А у Минджэ с Тэхёном давно неполадки в раю. Лучшие друзья и ссорятся лучше всех. Чимин вон первым из этого круга вышел, как третий лишний. А Тэхён… Намджун уже видит вдалеке огни локомотива. Протоптанной тропинкой вернуться обратно несложно, даже хлебные крошки бросать необязательно. Кэп придерживает за плечи вздрагивающую на резких порывах ветра Давон. Девушка молчит ещё с того момента, как Минджэ отмахнулся от неё и ушёл. Сокджин идёт следом, внимательно осматриваясь по сторонам. — Сколь угодно рассуждай, но мы всё равно не знаем и доли того, что между ними происходит. Остаётся только предполагать, вспоминая то, что видел со стороны. У Тэхёна с Минджэ всегда были тёплые отношения. Один бегал к другому на заставы и возвращался счастливым. Другой… Ему нравилось слушать сказки, но он никогда не горел желанием вылезать из привычного мира. После побега из метро, они и столкнулись интересами. Сейчас дружба под вопросом. Люди меняются, и то, что мы здесь вместе собрались — не значит, что всем оно нравится. Так что оставь это им. Сами решат. Думаю, Чонгук не даст им потеряться или навредить друг другу. — Мы-то с тобой не ссоримся. — Ну и мне не двадцать. — Думаешь, от возраста зависит? — От человека, — говорит Давон. — Зависит от человека. — Моя хорошая, не переживай. Вернётся этот дурак. Будет ещё веселее, чем был. Может быть, пар выпустит. — Намджун прихлопнул девушку по плечу. — Давно пора решить все свои недомолвки, чтобы была возможность плодить новые. — Или вообще не плодить, — вставил своё Сокджин. Таким странным тандемом вернулись к локомотиву. Вид вагонов вызывает в душе трепет, сравнимый с тем, который испытываешь, возвращаясь домой. А так оно и есть на самом деле. Пахнет костром, жареной, немного горелой пищей. Кто-то не уследил за котелком? Никто не встречает. Первый звоночек. С другой стороны состава группой сидят Юнги, Чимин и Момо с сыном на руках. Агуст осторожно обрабатывает проспиртованной тряпкой ссадины на лице Кафы, а тот неподвижно сидит и смотрит вдаль. Момо просто сидит, сжавшаяся в комочек, кажется ещё меньше, чем есть на самом деле. — Что произошло? — спрашивает Намджун, бегая глазами с одного на другого. Ему не отвечают, пока со спины не раздаётся голос Леона, от которого внутренности делают кульбит. — Мы с вами так привыкли к тому, что людей встретить — редкость, что совсем забыли про банальные меры предосторожности. — Где мой брат? — тихо спросила Давон. — Там же, где и Юнхо, — ответил Леон неоднозначно. — У нас тут случились свои непредвиденные трудности. Как и у вас?***
Резкие вспышки — приход в сознание и выход из него. Помесь обрывочных картин, где земля и небо между собой неразличимы. Лёгкие горят и жжёт глаза, болит нога, голова, всё тело ноет. Какой-то силой тянет во все стороны, а потом всё резко замирает, и кашель удавкой стягивает горло. Из лёгких выходит вода, а не кровь, но это тоже неправильно. Тэхён жмурится, пытается пошевелиться, но снова себя теряет. Когда просыпается в следующий раз, то вокруг темно, пахнет вечерним лесом, гнилой травой и тиной. Влажно. Опять влажно. И холодно. И кто-то стягивает штаны… Когда до хрупкого воина доходит происходящее, он дёргается, пальцы не слушаются, но он скребёт ими по земле, забивая грязь под ногти. Учащается дыхание, и когда кислород вот-вот порвёт лёгкие, в которых кончается место, перед глазами вдруг мелькает два ярких янтаря, и тело разом обмякает, как нажали какую-то кнопку или потянули рубильник. «Это я. С тебя надо снять мокрое, а то сильно замёрзнешь». — Гу-ки? — Настало время заикаться, но не Чонгуку. У Тэхёна зуб на зуб не попадает от холода. «Да». Мутант не отвлекается, сдирая с хрупкого воина мокрые тряпки. Только на трусах Тэхён дёргается, испуганно хватается за резинку, как за спасательный круг. «Надо снять». — Они н-на мне выс-сохнут, — лепечет, как ребёнок. — Сильно головой ударился? — ещё один голос. Минджэ. Тэхён немного поворачивает голову на звук. Картинка перед глазами плывёт, но пограничника узнать удаётся. Тот сидит закутанный в куртку Чонгука, только голые ступни с красными пальцами торчат. — Он и меня раздел, если тебе будет легче. Не стесняйся. Все свои. Трусы (опять ударение!) сдаются без боя. Чонгук в итоге их просто рвёт, помогает Тэхёну сесть и заворачивает его в одеяло, которое взял с собой. В непромокаемом чехле, одеяло осталось сухим и кое как тёплым. Хрупкий воин так в него закутался, точно ему не одеяло дали, а броню, способную защитить не только от холода. — Всё-таки польза от него есть, — продолжал Минджэ. — Без него мы бы сейчас лежали на дне реки трупами. А тут, смотри! Носки твои на веточку повесил, чтобы высохли скорее. В свете небольшого костра Минджэ кажется каноничным злодеем из сказок. Когда они стали теми, кем в детстве боялись стать? — Минджэ, заткнись. Ты хреново подражаешь Агусту. — О-о, мы заикаться перестали? — М-не е-го уда-рить? — вдруг спросил Чонгук. — Ударь, — буркнул Тэхён. Но никто никого так и не тронул. Благодаря рюкзаку Чонгука, они не замёрзли, хотя сам хозяин поклажи, сидит перед костром во влажной майке и таких же влажных штанах. Куртка на Минджэ тоже была запасной и завёрнутой в непромокаемый чехол. Подобное снаряжение команда стала брать с собой после того, как пару раз застряла в лесу, и неосторожный сталкер уронил в воду свою сумку. Вещи моментально потеряли смысл и тащить мокрый отяжелевший груз никто не захотел. В этот раз Чонгук дотащил. Но не зря. Теперь два теплокровных человека сидят в тепле. Посуда в рюкзаке тоже нашлась — пара железных мисок и кружек. Их сейчас греют на раскалённых камнях вокруг костра, Чонгук знающий травы, складывает в кипяток кашицу из нескольких зелёных листков, которую размял маленьким камнем в жестяной плошке. — Вы-пей. — Мутант ставит перед Тэхёном чашку. Возражения не принимаются. Хрупкий воин и сам не спорит. Чонгук поворачивается к Минджэ, а тот пить из горячей чашки не спешит. — Пей, — вторит за Чонгуком Тэхён, сглатывая горечь трав и обжигая ей язык. Тепло моментально схватывает тело и постепенно унимает дрожь. — Откуда мне знать, что он не отравить меня собрался? — Хочешь мою? — Тэхён выпутывает руку с чашкой из одеяла и протягивает её пограничнику. — По твоим словам меня он травить не будет. Минджэ в итоге отмахнулся от подачки. Взял своё и выпил, кутаясь в куртку. Спустя какое-то время Чонгук подползает к Тэхёну и не позволяет ему завалиться набок. Хрупкий воин уснул, выронив из рук пустую чашку. — По-мо-ги, — просит Чонгук, уставившись светящимися в темноте глазами на пограничника. — С чего это? — Но-га. — Мутант нервно вздохнул, будто разозлился. Сам выпутал из одеяла худую ногу Тэхёна. Даже в темноте и тусклом свете костра Минджэ увидел, что щиколотка друга нездорово распухла. — Вывих? — Стоило увидеть, как вся спесь сошла. Но лишь на миг. Минджэ дёрнулся вперёд, а потом замер. — Пока мы ещё в воду не упали? — Не зна-ю. По-мо-ги. В две пары рук разложили хрупкого воина на земле, пограничник устроил в своих руках плечи и голову Тэхёна, крепко его обнял и смотрел на Чонгука. Тот осторожно взял пострадавшую конечность руками. Одной когтистой, другой обычной. Минджэ и моргнуть не успел, как эти руки дёрнулись и вправили кость. В нужное ли положение? — Как ты этому научился? Уверен, что не сделал хуже? Чонгук молча убедился, что Тэхён не проснулся и не почувствовал боли, а если и почувствовал, то не пришёл в себя. Только потом посмотрел на Минджэ и ответил: — Ув-е-рен. Хрупкого воина из рук пограничника Чонгук забрал, облокотил о себя и больше на Минджэ не обращал никакого внимания. Вскоре пограничник тоже уснул. Успев подумать о том, что в чае всё-таки было что-то странное. Только не в его кружке. Чонгук усыпил Тэхёна, чтобы тот не почувствовал, как ему будут вправлять кость. Безмерная забота дикого маугли такова, что о её необходимости не спрашивают того, о ком заботятся.***
Они пришли из леса. Юнхо первый поднял тревогу, вставая на ноги. Ужин испорчен, аппетит пропал. Хосок и Юнхо рванули навстречу незнакомцам, в руках калаши, в глазах страх и ярость. Давно решили встречать людей с автоматами наперевес. Вот только незнакомцы не спешили нападать. Разве что шли к локомотиву и на просьбы остановиться не реагировали. Чимин насчитал десять человек. Одетые в старую военную форму крупные парни, протягивали перед собой пустые руки, показывая и уверяя, что безоружны. — Это все ваши люди? — спросил самый старший из них — мужик со шрамом на половину лица. — Нет, — честно ответил Юнхо. Он как скала, как крепость встал впереди, условно закрывая от опасности остальных. Хосок рядом с ним тоже выступал, как подкрепление. Но силы-то в любом случае не равны. — Кто вы такие? — А вы? — усмехнулся кто-то другой из десятки незнакомцев. — Вы пришли на чужие земли, а теперь спрашиваете, кто мы? Уберите оружие, или будем говорить по-плохому. — Мужик со шрамом скрестил руки на груди. — Нам каждый раз слишком дорого обходится разоружение. — Какое совпадение. Нам тоже. Молчание натянуло воздух струнами, наточило молекулы лезвиями, режущими лёгкие изнутри. Гарь забилась в ноздри. Никто и не вспомнил про греющийся на огне котелок. — Что вам нужно? — наконец спросил Юнхо. — Предлагаю переговоры. Дальше вы не пройдёте — это точно.