Нужно уметь видеть свет в темноте, он не горит снаружи, он горит внутри, а люди всё равно хотят видеть свет снаружи. Вот почему все мудрецы говорят, что «истинное счастье в человеке».
Нарша Булгакбаев
— Послушай… Почему ты сразу не сказал, что пришёл с миром, чтобы мы тут не устраивали догонялки посреди чертового леса, в который первый раз зашли немного больше суток назад? Когда страх отпустил, и стало ясно, что погоня — не повод переживать за сохранность собственной жизни, Минджэ решил заговорить, завалить вопросами незнакомца. Монстр из неизвестности стал широкоплечим молодым парнем. Чонгук, если начать сравнивать, выглядит более серьёзно, чем этот «он», преследующий их и гоняющий по буреломам. Тэхён, к слову, до сих пор без сознания. Мутантик не жалуется, держит чужую тушку на руках. Молчит. И хмурится. Как же эти двое Минджэ… надоели. — Я говорил. — Парень показал пальцем в кожаной перчатке на Чонгука. — С ним. Пытался объяснить, что я просто хочу поговорить. Он меня игнорировал. Я решил попробовать поговорить с его парой, но его сознание намного слабее моего. — Кстати об этом. — Минджэ скрестил на груди руки, посмотрел на бессознательного друга и тоже нахмурился. — Слабое сознание? Может быть, просто не стоило его с ума сводить? — Я не сводил. Моя пара сильнее. Не думал, что он так отреагирует. — Пара? Твою мать… — Пограничник сжал пальцами переносицу и зажмурился. — Мы говорим не о том. Кто ты такой? Даже если ты не мог поговорить с ним, то почему просто не вышел к нам? Если вспомнить, то сердце колотилось в груди, как ненормальное, после слов Чонгука о том, что они не одни. Но стоило преследователю раскрыть себя, лично Минджэ успокоился. Хотя не стоило бы расслабляться. Так просто верить кому-то постороннему в их реалиях — самоубийство. Нельзя. За подобное они уже несколько раз чуть не отдали свои жизни. — Вы бы вышли? — Встречный риторический вопрос. — Испортили наш капкан. Теперь община останется без добычи. Потом убегали от меня. Вы вооружены. От вас воняет порохом. Даже моё мнимое преимущество — ничто, если говорить об огнестрельном оружии. — Если я правильно понял, то ты и Чонгук — одного поля ягоды. Не заговаривай зубы о том, что ты беспомощный. — То, что ваш Чонгук не знает страха и не умеет оценивать обстановку со стороны мирного разрешения конфликта — не значит, что все подобные ему и мне, страдают тем же. Я шёл за вами, пытался поговорить, но все мои попытки обрубили на корню. Мне надоело. А раз я начал всё это, то и закончить пришлось тоже мне. Вот я и попытался связаться с человеком. Сожалею, что мы все так далеко зашли… Как много слов, какая чистая речь и голос. Если сравнивать, то незнакомец явно получает звание более цивилизационного мутанта. Минджэ снова позволяет себе рассмотреть его. Короткая стрижка, ладное лицо с яркими зелёными глазами, точно у одной из кошек, бегающих в метро. Крупные плечи, руки и грудь (её пересекает тетива самодельного лука, а из-за спины торчит колчан со стрелами), обтянутые камуфляжного цвета курткой, штаны на длинных стройных ногах в цвет куртки — со множеством карманов, потрёпанные чёрные берцы на ногах. Чонгука нашли в обносках и шкурах, как маугли. Трудно сложить два и два, сравнить одного с другим, потому что парни нихрена друг с другом не равняются. — Чонгук сказал, что здесь есть люди. Это твоя община? — Да. Если вернуться к реке и подняться вверх по течению, то можно выйти к нашему поселению. — И много у вас людей? — Достаточно, чтобы защищаться, — уклончиво ответил парень.***
— Каждый раз. Каждый гребаный раз, я удивляюсь. Я… блять. Иногда понимаю, почему ты материшься через слово, Агуст. Мы снова в заднице. — Посмотрите на него. Очнулся. Доброе утро, милый. — Опять издевается. Ладно, что отошли остальные. Чимин на грубый тон и бровью не повёл. Только прижался ближе к тёплому боку Юнги — тот хоть и ругается, но не отталкивает и даже за плечи приобнял незаметно. Стемнело. Никто из ушедших так и не вернулся. Костёр, на котором сготовили ужин, тихо затухает. Пора на боковую или дежурство. Кто-то чтобы сил набрался, а кто-то- наоборот. Вот только как уснуть в подобной ситуации? Вопрос хороший, конечно. — На Хосока зачем полез? — Я не на него. На них. — А на них? Зачем? Сталкер вздохнул. Сам не заметил, как пальцами в крестик свой нагрудный вцепился. От нервов всё — от лукавого. Юнги этот жест мимо глаз не пропустил, но и не прокомментировал — ему ли, алкоголику и курильщику, говорить что-то неверующему, который в панике всегда за распятие держится? — Хотел на море посмотреть, а всё лезешь куда-то, себя не бережёшь. Это ведь дело простое — сдохнуть. Жить сложно. Но интересно. Смотри, как мы из пещерных жителей в прежних человеков превращаемся. Ну и пусть проблемы. А то, что я там говорю про то, какие мы идиоты все — это ведь от любви. Дураки. Ну и ладно. Только бы рядом были. Живые, здоровые. Уже давно надо было привыкнуть к тому, что мы не одни. Эти хотя бы выглядят цивильно и не хотят сожрать. Что на них кидаться? Улыбка предательски растянула сухие губы. Чимин не сдержался. Механик, конечно, тот ещё сухарь, но иногда размякает. В этой мягкости всегда хочется остаться навсегда. Но хорошего — должно быть немножко. Иначе всё хорошее просто потеряет свою ценность. Агуст целует в висок — уже счастье. Рядом. Просто рядом. Вот, что такое счастье. А море… Чимин больше хочет сберечь и защитить. Вот его настоящая мечта, о которой даже Юнги он трепаться не станет. Тем временем в одном из вагонов Давон и Момо укладывают Шому спать. Скрутить одеяло в подобие бортиков детской кроватки, чтобы не упал. Укрыть сверху, чтобы не замёрз. Спеть песенку, чтобы отогнать кошмары и подарить спокойный сон. Давон только в последней строчке поймала молодую маму на дрогнувшем голосе. Момо плакала тихо, только слёзы наружу, а рыдания спрятаны где-то в груди, чтобы другие не слышали. — Он вернётся. — Давон сама не хочет думать о том, что брат сейчас где-то с очередными неизвестными людьми шатается. Всегда. Всегда подобные шатания кончались невесело. Но сомневаться в брате она не хочет тоже. И Момо не позволит сомневаться. — Всегда возвращается. — Когда я в прошлый раз себя в подобном убеждала, — Момо закрыла лицо ладонями и тихо всхлипнула, — то получила только остатки любимого человека. Он — не Хосок. Но и Хо — не сверхчеловек, чтобы ему все преграды были по плечу. — Ты плачешь, — Давон скоро перевела тему, коснулась плеча Момо, постаралась выдавить из себя улыбку, когда на неё снова посмотрели. — Когда ты рассказывала про своё прошлое, ты не плакала. Стало быть, что-то всё равно поменялось. Вот и Хосок вернётся, ты только больше их никогда не сравнивай. Хорошо?***
— Не понимаю. На карте нет и намека на большие водоёмы впереди. О каком море они толкуют? Намджун уже и так, и эдак карту повернул, а ответы на свои вопросы не нашёл. Карта показывала, что впереди сплошной лес, да дорога железная, которая его ножом по просекам режет и ведёт вперёд. Моря нет. Как и крепости. — Может быть, из-за взрывов что-то поменялось? — предположил Док. — Эти снимки свежие, — не согласился Кэп. — Кто-то врёт. Или карта, или наши новые знакомые. — И что ты предлагаешь? Намджун отошёл к небольшому окну в рубке. За пределами поезда растеклась тихая ночь. Темнота поглотила собой пространство, как в метро — точно в кишках каменного монстра без малейшего лучика света, даже луна в облаках спряталась. — Дождаться наших. Что ещё? Юнхо с Хосоком вернутся с переговоров. Тэхён, Минджэ и Чонгук просто вернутся. Там уже посмотрим вместе, что делать будем.***
— Может быть, познакомимся? — попытался наладить мосты Минджэ. Правда, быстрый шаг по тем же корням да болотам — то ещё испытание для сохранения спокойного дыхания и попытки поговорить. — Меня зовут… — Минджэ, Чонгук и Тэхён. Я знаю. Меня зовут Ёнгхо. Можно просто Ён. Так проще. — Круто. Теперь мы хотя бы знаем имя того, за кем идём. — Я понимаю, что довериться чужаку — трудно. Но я не думаю, что сейчас кто-то лучше меня поможет вам выбраться. Вы далеко ушли от своих. Да, Чонгук? Тяжело будет найти. На вопрос никто не ответил. Минджэ обернулся. Лучше бы он этого не делал, потому что от взгляда, которым его наградил мутантик, все внутренности сжались. — Он продолжает тебя игнорировать, — констатирует Минджэ. — Даже если ты ведёшь нас на убой — это лучше, чем пробовать вытащить из этого парня внятные слова. — Недоверие, собственничество. Я тоже такое проходил. Если говорить грубо, то он сейчас не переживает за тебя или за других ваших людей. Его волнует только его пара, и то, что я — потенциальная угроза их союзу. Но это глупо. Дома меня ждёт мой человек, и мне никто не нужен, кроме неё. — Пара? Неё? Я уже думал, что подобные связи только между двумя мужиками могут быть. Зато у нас теперь есть тема для разговора. — Мужчина или женщина — разницы нет. Это случается. Может быть, для человека будет легко переключиться с одного хомоновуса на другого. Вот только для хомоновуса это невозможно. Лучше первой пары не будет никого и никогда. — А тебе откуда… — Ты знаешь про хомоновуса и димидию? — хриплый голос не дал пограничнику закончить его вопрос. Ён с Минджэ остановились и обернулись. Для удобного продолжения пути Чонгук закинул хрупкого воина на спину, так, что теперь Тэхён, обняв своего мутанта за шею, мог смотреть на остальных, уперевшись в крепкое плечо острым подбородком. — Проснулся, — снова подвёл очевидный итог Минджэ. — Знаю, — согласился Ён. — Откуда? — Нам стоит показать тебя доктору. Сейчас нет времени на разговоры. «Я не хочу идти с ним». — В любой момент я могу вас оставить, Чонгук. Мне всегда говорят, что я получился слишком честным и сострадательным. А я сам понял это после нескольких ударов в спину. — Ён сделал шаг к Чонгуку с Тэхёном на спине. — Ты видишь мои мысли — я думаю о своём доме, о том, что меня там ждут, о том, что многие будут переживать из-за очередных чужаков. Но я веду вас в мой дом. Мы на одних и тех же условиях, понимаешь? Я больше не буду пытаться связаться с Тэхёном. И я его не трону. Позволь только оказать ему помощь. Ему, тебе и вашему другу. И обещай то же — не причинить вреда людям, которые дороги мне. Чонгук сделал осторожный шаг назад. Тэхён за его спиной неожиданно громко чихнул. Минджэ усмехнулся, а потом и засмеялся. «Ты не сможешь вывести нас?» «Он не даёт сосредоточиться». — Чонгук, — выдавил из себя Минджэ, отсмеявшись. — У нас нет выбора. «Попробуем ему довериться?» «Не хочу». — Я могу легко оставить вас здесь. — Опять играете в молчанку? — Минджэ точно масла в огонь подливает. Уже смирился с неизбежным? Снова иллюзия выбора… — Послушайте, если мы к каждому человеку будем относиться, как к врагу, то одни останемся. Я не готов снова стрелять в людей, не готов проливать кровь. Нас не берут в плен и не пытаются сожрать. — Пока что, — вставил своё слово Тэхён. — Сейчас, только сейчас. Послушай меня, Тэ. Как я тогда, у вентшахты тебя послушал. И следом за тобой пошёл. У меня ощущение, что именно этот выбор правильный. А если нет, если я ошибаюсь… Тогда ты меня так же, как я тебя возненавидь, обругай. А потом прости, как я простил. — Если мы будем живы. — Мы живы. Ты сам об этом мне сказал. Напомнил. Что мы живы. И что мы живём с чистого листа. Все разговоры о встрече с другими людьми только во всеоружии куда-то спрятались и забылись. Так просто… Новый мир расцарапал неподготовленные души тяжёлыми, ужасными воспоминаниями. Их не вытравить, не забыть, не затереть. Ничем. Но среди этих воспоминаний есть Чонгук, есть Момо — души, что нуждались в защите, в принятии, в… любви. Об этом говорит сейчас Минджэ? О всепрощении?.. Хрупкий воин коснулся ладонью груди Чонгука — там, где сердце горячо и громко бьётся. Он не сказал ничего вслух. Зажмурился. Вздохнул. А потом Чонгук, замешкавшись лишь на мгновение, сделал новый шаг вперёд.***
Леон достал из кармана куртки старый портсигар. Одна самокрутка сиротливо устроилась в ржавом углу. Вспыхнула спичка, взвился белым клубком горький дым. Леон затянулся, что в груди тяжко стало. Выдохнул. На дежурство сам согласился, хоть прошлой ночью и не спал вовсе. Бессонница добила нележачего. От новостей о смене ландшафта далее по железным путям на душе, как камень на утопающем, сомнения появились. Он-то знает дорогу, по которой локомотив ведёт, и без карты помнит, что дальше никакого моря нет и быть не должно. До границы здесь меньше нескольких часов — они и отделяют от цели. А тут крепости какие-то, люди с автоматами. Можно ведь и пешком проверить, бросить локомотив да по рельсам дойти, чтобы не шуметь… Мужчина осмотрел поезд. Если он скажет Намджуну, что не может и дальше сидеть, ждать чужих указаний, Кэп всё поймёт. Леону хорошие люди в товарищи достались. Он и сам им помог здорово, не бросил, когда «Вверх» хотели оставить новичков с одним локомотивом на руках. Вот только держит что-то всё равно. Не может Леон теперь так оставить ребят. Одни в руках каких-то «миротворцев», другие по лесу шастают. Уйти и ему тоже? Совсем уж тяжко станет. Команда она на то и команда, что вместе все держаться должны. Даже если обстоятельства в стороны разводят. — Прости. Мне придётся ещё задержаться, — говорит сам с собой. Делает выбор. Для него выбор — не иллюзия. Обжигает пальцы, и Леон отбрасывает пепел прочь. Самокрутка вся выгорела. И он тоже. — Не прощу. — Этот голос… Мерещится?! Опять кажется. Воображение играет злые шутки, насмехается над ним, ранит, ранит, ранит изнутри. Кровавыми ошмётками размазывает сердце по грудине и смеётся. Мужчина оборачивается. Там, где голос послышался, выросла из темноты тень. Первым порывом было из кобуры ваншот достать. А потом Леон прищурился. У него из света только светильник от динамо машины заведённый — свет от него очень тусклый. А тут… тучи, как по сценарию разбежались в стороны. Луна подсветила тень. И тень обрела черты человека. — Йенс? …Тёмные кудри, строгий взгляд и улыбка кончиками губ — сладкий намёк на одобрение. Кажется, что в этот момент у Леона сердце остановилось — не меньше. Но — нет. Пульс разве что ускорился, забился в ушах боем барабанов. Слов не подобрать, разом всё красноречие закончилось. Так и стояли, пока одновременно навстречу не двинулись. А там уже обнялись крепко. И снова замерли. Леон только о том думал, что если чужое тело в руках — больная иллюзия или сон, то он не хочет лечить своё безумие, как и просыпаться от этого сна не хочет тоже.