Мир похож на зеркало. Если ты будешь плевать на него и проклинать… он ответит тебе тем же. А если будешь смеяться, я уверена — он будет смеяться вместе с тобой. Если сможешь заставить этот поганый мир смеяться… ты отомстишь.
Жестокий город
Чимин никогда не думал, что дружба с Тэхёном — его проклятье. Юнги не раз говорил о том, что Чимин бесхребетный, неспособный отстоять собственное мнение. «Ты пойдёшь со мной?» Да, с этого всё началось. Место под солнцем, своё место, поиск этого места и так далее. Что там Тэхён говорил ещё? Много чего. Когда речь заходила про поверхность, глаза друга горели ярче любого костра. Горячее — было только сердце за этими глазами. Оно таким и осталось. «Кто, как не верный друг последует за своим лучшим другом в настоящий Ад Земной? И кто, как не глупец также сделает это?» Как и Чимин остался тем самым, тем верным другом, которым был в метро. И он никогда не считал это своей бесхребетностью. Пусть внушение любимого человека сильно на него давило, но он никогда не позволял этому внушению сломать его уверенность в собственных чувствах. Чем измеряется дружба? Тэхён с Чонгуком не клялись на крови быть верными, не брали обещаний. Они просто… были рядом. Просто. Так любит говорить Чонгук. И Чимин впервые не будет усложнять. За ними придут через несколько суток. Йенс за руку поздоровается со стройной высокой девушкой и её спутником — таким же высоким и стройным. Сталкеру они покажутся братом и сестрой, но на деле парочка окажется парочкой (в том самом смысле), но это не повод для удивления. Новости о границе и мире за ней поразили и сразили — наповал. Что-то больше уже просто не сможет удивить. Йенс расскажет о том, что увидел Леона через трансляции, а потом вызвался добровольцем в общину Трэй (так зовут ту высокую и стройную девушку). Продолжать думать о счастье двух возлюбленных сталкер боле не нашёл причин. Он был рад. Но в данный момент его сильнее волновал Тэхён. Ведь этот хрупкий воин с его идеалами и мечтами, с его целями и надеждами просто не мог никак не отреагировать на внезапные открытия. — Думаешь, он в порядке? — спросил Кафа, когда их небольшая группа двинулась к общине Трэй и Ёна (так зовут высокого и стройного парня). Было решено оставить Леона и Йенса на локомотиве, чтобы те сторожили состав на случай нежданных гостей. Остальные собрали небольшие сумки и двинулись по следу новых знакомых. Намджун выглядел жутко мрачным и молчаливым. Остальные его будто копировали. Только Давон, просвещённая в дела Минджэ, горела радостью и предвкушением скорой встречи. — Думаю, что он хотя бы жив. Остальное приложится. — Тебе не понять, да? — Его? — Юнги даже обернулся на миг. Чимин прочитал в изгибе его губ горькую усмешку. — Кафа, ты пойми. Мы же, когда лезли наружу, думали, что лезем в ебаное никуда. А оказалось, что — нет. Оказалось, что здесь жить можно. Идеалы, мечты, зефирные сказки о возрождении — такая дурость. Мы нашли больше, чем могли мечтать. Твоя задача, как лучшего и верного друга, помочь Тэхёну это осознать, а не переживать, что у него, видите ли мир сломался. Снова. Мир давно сломался, и не мне тебе об этом напоминать. И не только тебе. — Последние слова он сказал громче, чтобы даже Намджун позади расслышал. — Ты прав, — влезла в разговор Трэй. — Мир сломался на части в прямом смысле. — Кстати, — не упустил возможности Агуст. — Я бы хотел узнать подробнее, с чем нам на этот раз придётся разбираться. — Ну, — Трэй пожала плечами. — Каждый воспринимает информацию по-своему. К каждому нужен подход. Да, Ён? Я всё правильно говорю? Ён, ведущий всех за собой даже головы не повернул. — Дуется на меня, — пояснила девушка. — Из-за вашего Тэхёна. А что поделать?! Ты тогда на несколько дней пропал. Не сдержала себя, подумаешь. — Проблема в том, что ты не умеешь останавливаться, — неразборчиво пробурчали впереди. — Что-то случилось? — спросил Чимин. — У него (Тэхёна) случился культурный шок. Об этом я и говорю. Надо учиться подбирать слова. Но вы-то основное уже знаете. Есть остров, есть остальной мир. Мы сейчас на юго-западной стороне острова. Есть ещё три стороны — пограничные территории. На нашей имеется две общины: моя и одного неприятного типа со шрамом. Он вас первым посетил, но, видно не впечатлил, раз не убежали с ним к его лучшему будущему и атомной подлодке. У них даже телики есть. Не понравилось? А, неважно. В итоге мы имеем, что две общины на юго-западной стороне отвечают за «реабилитацию» людей, которые по каким-то причинам смогли выйти к границе. Понимаете? Просто так в люди отсюда выйти не получится. Тесты, лаборатории, проверки. Под хвост посмотрят и не покраснеют. — И в чём причина такой осторожности? Мы для них — зараза какая-то? — хмыкнул Агуст. — Можно и так сказать. Всю эту муть с общинами придумали относительно недавно. Организация, которая за это отвечает пусть и влиятельная, но на неё навешали ярлыков врагов народа. Мол, отсюда никто не должен выйти. Понимаете? Какому человеку понравится быть подопытной крысой? Конечно, много тех, кому плевать, только бы жить дальше без угрозы, что его сожрут дикие мутанты. Таким проще всего. А есть, как ваш Тэхён, идеалисты, мечтатели. Такие могут выйти и объявить миру войну, вендетту. И тоже будут правы. Именно поэтому на ситуацию с экспериментом смотрят неоднозначно. — А много тех, кто вышел? — Да, достаточно. Живут в небольших городах, работают, пытаются вспомнить, какая на вкус жизнь, в которой деньги имеют вес. — А ты осталась здесь, как доброволец. — Как неволец. — Девушка посмеялась, посмотрела на механика и подмигнула ему. — У меня здесь есть человек, которого никогда не отпустят. Ну, по крайней мере, пока прогнозы таковы. — Человек? Ён обернулся на миг, они с Трэй встретились взглядами. — Да. Самый настоящий. Человек.***
К Тэхёну Чимин пришёл на следующий день. Трэй рассказала, что ему и Чонгуку отдали один новый одноэтажный дом на окраине общины (заботами Юнхо). Остальную команду разбросали по уже занятым «квартиркам» — незванными соседями с местными жителями. Недавно построенное, свежее здание ещё с улицы обдаёт густым древесным запахом. Сталкер даже обувь на входе снимает, когда видит чистый коврик у двери, явно сплетённый чьими-то заботливыми ручками — не хочется пачкать несмывающейся дорожной пылью. У кровати, склонив голову, ткнувшись носом в одеяло, сидит Чонгук. Прямо на полу. Чимин, замерев на мгновение, опускается рядом с ним и рассматривает обоих. Тэхён до страшного безмятежен. Черты его лица вечно либо хмурые, либо светлые, как солнце. Иногда сталкер удивлялся, как может человек так сиять, когда вокруг него вечный смрад и тьма. Хрупкий воин на своём месте — на этих белых и чистых простынях, под охраной когтистого мутанта. Потому что идея должна продолжать жить всему вопреки. Чонгука разглядеть сложно. Лишь недавно парень перестал стесняться своих мутаций и открыл руку. В первую встречу Чимин счёл её уродливой, а теперь видел в ней силу. Поразительно, как меняется человек в наших глазах, когда мы начинаем смотреть на него из противоположного угла. Опасный, но свой. Вот и вся разница. Когда дикий зверь стоит впереди и не позволяет укусить тебя другому зверю, ты чувствуешь себя в безопасности. А значит и зверь — не чудовище, защитник — статный и сильный. Вот так. Чимин улыбается. Тянется взъерошить отросшие смольные волосы, но останавливает себя. Не хочет будить. Пусть спят, раз так удобно устроились. На спинку кровати садится белая бабочка. Сталкер переводит взгляд на неё. Олицетворение бабочки — жизнь в один человеческий миг. Относительность. Крылатому насекомому некогда держать обиду на мир, когда уже завтра жизнь подойдёт к концу. Может быть, стоит взять пример. Тэхён? Чимин тоже положил голову на одеяло и уснул. Во сне ему виделись стаи белых бабочек, но наступило утро, и все до одной — эти бабочки — упали замертво.***
Механик нашёл компанию в лице молчаливого Намджуна. Бывший Командующий, как воды в рот набрал, никак не показывая, что он тут вообще-то лидер команды. Идеалист и фантазёр. А как иначе? Его тоже до глубины души тронуло предательство тех, кого он даже не знал. И не знал бы. Никогда. Лучше бы они все умерли за той границей… — Пей. Так будет лучше. Как девка ноешь. Снова. Не стыдно? Намджун опрокинул в себя стопку и попросил налить ещё. — Вечно вы такие. Ранимые. Идиоты. И причина этому — что? Разбитые ожидания? Дети малые. Да разве в этом мире хоть какие-то, хоть чьи-то ожидания оправдываются? Нихрена. С этой бесконечной пиздострадательностью можно до смерти дойти. Самого себя вздёрнуть. Типа. А смысл жить, если в жизни одни разочарования? Ты же об этом думаешь? По мне, так живи, если живётся. Жизнь одна. Всегда будет так просто сдохнуть… Свечка на миг закоптила. Юнги сбросил пепел в жестяную банку и запил дым алкоголем. Продолжил: — Мы прошли ебаный конец света. Какая разница, что там, за границей? Другие люди. И с хуя они тебя волнуют? Думай о себе. О нас. О тех, кто в метро заперся. Вот о ком сейчас стоит подумать. Да. Я знаю же, что ты думаешь о них. Юнхо вот только за одну задницу больше всех переживает. А ты другой. Вот и думай, что делать будешь, а не ной. Молчун. Ебаный. Ещё за Тэхёном повторюшки сделай и вырубись, чтобы все узнали, как тебе больно быть наебанным. Стемнело уже. Так называемая «курилка» совсем опустела. До этого с парнями ещё несколько местных сидело и уши грело. Теперь разбежались. Завтра новый рабочий день: кому в поле, кому на охоту, кому утром на рыбалку, кому завтрак готовить и стирать вещи. Всё общее. Но на то и община. Новичков никуда не назначили, вот они и коптились, точно две свечки, да спиртовались, как настойки от кашля. — Так странно, — прохрипел Намджун. — Мы с тобой до вылазки говорили. А сейчас местами поменялись. — Ну так, — хмыкнул Агуст. — Попробуй тут вернись в ту каморку, да возись с металлолом. Ты слышал? У них тут гидростанция. А мы со свечками. Вот бы залезть в эту махину… — У тебя только железки и поменялись. — Да нет. Не только. Юнги кинул окурок в банку и взял новую самокрутку, поднёс один кончик к свечке. — А Чимин знает? — О чём? — Затянулся и выдохнул. — О том, что «не только»? — Вот тебя больше всех ебёт. Намджун глотнул. В голове вата мешается с грязью. Сознание качается на волнах. Какое-то беспомощное чувство. Вот только теперь прав Юнги. Его тупорылая упёртость сыграла ему на руку. А то в прошлый раз всё против него, а теперь… Что? Намджун завидует. — Ты бы поехал обратно? За теми, кто остался? — Чтобы меня, как ведьму на костре, сожгли? За бредни о мире наверху. Дипломат нужен. Ну и людей много, чтобы доказать. Наши в метро пуганые. Их осторожно надо вытаскивать. А я так не умею. — Если бы я тебя не знал, то сказал бы, что ты меня спровадить хочешь. — А если бы знал? — Я знаю. — И что? Может быть, механик не умеет говорить прямо — его надо между строк читать. Вот тебе — причина жить, идти дальше. Вот она. Почти рядом. Ты же волнуешься, так помоги. Выручи. Они в темноте помрут. В пыли и грязи — задохнутся… Намджун так и не ответил, многозначительно усмехнулся и посмотрел на звёздное небо.***
— Смотря на вашего паренька, думаю никого не удивит, если я скажу что Ёну в этом году стукнет всего лишь семнадцать лет? В этот момент Трэй, Ён и вся команда новичков, исключая Тэхёна, завтракали за длинным, нарочито неровно выструганным столом. Хосок подавился пшеничной кашей. С другого стола крикнули: — Дай нормально поесть ребятам, Трэй! — А что? Чонгук, если сравнивать, выглядит мощнее Ёна. Прости, милый. — Она похлопала парня по плечу. — А на деле у них возраст разный. Где вы его нашли? — В лесу, — просто ответил Минджэ. — В шкурах и с огромным медведем за пазухой. — Минджэ, — одёрнула его Давон. — А те-бе сколь-ко? — неожиданно спросил Чонгук. Даже Ён на его голос поднял голову от полупустой тарелки. — Почти двадцать пять, — ответила Трэй и улыбнулась. — Мне было пять лет, когда мой папа решил, что вырастить «хомоновуса» — проще, чем попробовать вылечить меня давно проверенными средствами. — Она поковыряла ложкой в тарелке. — Ты уже понял, да? Ён умеет рассказывать постепенно, а я — нет. Хочу всегда раскрыть карты разом, а не лопаться, как воздушный шарик, от секретов и тайн. Но сейчас он меня обогнал. Надо же. — Трэй положила руку на коленку Ёна, а потом и голову на его плечо опустила. — Он вырос для меня, как лекарство от всех болезней. — Ты — та самая девочка? Из-за которой всё началось? — Выронил ложку помятый, заспанный Чимин. — В блокноте одного сумасшедшего доктора упоминается, что ты мертва. Он ещё обозначил тебя, как «первый неудавшийся объект». — Моя смерть была спорным моментом. Когда болезнь перешла в последнюю стадию, мне сделали вакцину на основе плазмы, полученной из крови подопытной женщины с эмбрионом будущего хомоновуса в матке. Папа рассказывал, что я долго не приходила в себя. Это называется комой. Я проспала весь апокалипсис. — Трэй подняла голову от плеча Ёна и посмотрела на Чонгука. — Но его кровь спасла меня. Проснулась я уже в подземной лаборатории, а рядом со мной Ён — в колыбельке. Видимо, вашего «сумасшедшего доктора» не сочли нужным уведомлять. — Или не успели, — предположил Сокджин.***
Весь день Чимин таскался без дела. Знакомиться с новыми соседями разонравилось после того, как его стали спрашивать о метро. А о метро говорить не хотелось вовсе. Крестик на груди греется от кожи. Мамина вера привела его наверх, ведь она верила слишком сильно. Знали бы те, кто решил её устранить, что бедная женщина молилась не напрасно. Удачной компанией неожиданно стал Чонгук. Такой же потерянный, как и сталкер. Они сели во дворе дома, где спал Тэхён и позволили друг другу насладиться долгожданной тишиной и обоюдным молчанием, пока Чимин не заметил на ступеньках дома Юнхо, спешно поднявшегося и вошедшего внутрь. — Ты его позвал? — Да. Чимин прищурился, наблюдая за мимикой мутантика. Тот невозмутимо посмотрел в ответ. Если заглянуть за дикий янтарь, за блестящие между губ клыки и за когтистую руку, то можно увидеть и наивный, какой-то детский взгляд, и будто бы выпяченные от неизвестной обиды губы. Когтистой рукой Чонгук взрыхляет землю, играясь с травинками и камнями, точно малыш в песочнице — строит замки и лепит коржики по формочкам. — Это называется ревность, — заключает сталкер и ложится на спину прямо в траву, закидывая руки за голову. — Рев-ность? — Попроси Ёна тебе наглядно показать, у него лучше получится. Точнее, ты его лучше, чем меня поймёшь. Кажется, вы сблизились? Это хорошо. Тэхён будет рад узнать, что у тебя появился друг. — Не друг. Он. Рев-ность… Чимин снова сел и пихнул Чонгука плечом. — У него есть Трэй. Он думает о тебе и Тэ только как о тех, кому надо помочь. — Он ме-ня пу-тал. В ле-су. — Может быть, ты просто не хотел его слушать? Тэ говорил, что ты не ладишь с белыми. Трэй предупредила, что они иногда приходят к общине. К ним тоже будешь ревновать? — Да! Чимин засмеялся так, как не смеялся уже очень давно.***
К ночи все постепенно разошлись по домам. День кончился, стоит готовиться к завтра. Опять. В этом весь смысл скоротечной человеческой жизни. — А я и не знал, что мы снова соседи, — сказал Юнги за спиной. Чимин так задумался, что не обратил на него внимания, когда отходил от столовой и шёл к дому, в который его вели хозяева. За стенкой живёт чужая семья, а сталкер о ней даже не думает. — Традиции стоит соблюдать? — Отстань. Нет настроения на ссоры. Чимин занялся своей постелью. Наволочка, простынь, одеяло… Со спины обняли крепкими руками, горячо прижавшись, выдохнув на шею: — Что напрягся? Я с прошлой ночи не пил и почти не курил. Тебе же не нравится, когда я на вкус, как пепельница. Так тепло. Сталкер немного выгнулся, запрокинув голову на плечо механика, грубые ладони с загрубевшими мозолями коснулись полоски мягкой кожи между задравшейся грязно-зелёной футболкой и застиранными джинсами. Чимин проследил линию чужих рук — пальцами — от локтя, по предплечью и запястной косточке. Этим длинным пальцам механика суждено многим больше, чем собирание фильтров и ковыряние в металлоломе… — Сегодня у меня такое чувство, что я на части разваливаюсь, — признался Чимин. — Ну так давай собирать. — Юнги обнял крепче. — Это я умею. Нужна наблюдательность и смекалка. И гаечный ключ… — У тебя всё связано с железками? — Сталкер разулыбался. Лучше бы механик говорил прямо, а не пытался намекать своими «инструментами», упираясь полувставшим членом (гаечным ключом?) в чужое бедро. — Если честно, я думал, что в этом смысле там ничего не работает. — Ну. «В этом смысле» себя тоже можно починить. Нашлась бы причина. Причина уйти и остаться. Причина идти вперёд. Причина строить и ломать. Причина любить и верить. Причина… Как их много — этих причин, чтобы жить. Да пускай даже, как бабочка — скоротечно. И самому вершить свою судьбу — хотя бы часть, которая подвластна изменениям. И не позволять обстоятельствам диктовать условия. Чимин выбирает эту ночь, этого человека, чтобы быть счастливым назло каждому за границей человечности. А потом вновь наступает новый день…***
Просыпаться от настырной дроби по окну — то ещё удовольствие. Особенно после весёлой на удовольствия ночки. Сталкер еле выпутался из одеяла и чужих рук. Оставшееся на кровати тело что-то прогундосило себе под нос и отвернулось к стене. Чимин подобрался к небольшому окну, со скрипом открыл створки и удивлённо уставился на… Тэхёна. Взъерошенные волосы с застрявшими в них ошмётками травы, маленьких веточек, цветков. Чумазые от земли щёки, горящие глаза, распухшие (залюбленные) красные губы и (слишком яркие, чтобы их не заметить) следы зубов на шее. Рубашка распахнута, куртка только накинута на плечи. Нетрудно догадаться, что хрупкий воин эту ночь тоже провёл очень… весело. Второй виновник «веселья» тоже имеется — подсаживает первого на своём плече, чтобы этот «первый» дотянулся до окна. — Пойдём, — просто говорит Тэхён. — Все вопросы потом. И Агуста с собой бери. Чимин закатывает глаза и отходит от окна, останавливаясь посреди комнаты в позе страдальца: воззрив очи к потолку, а руки сложив на груди. Юнги просыпаться даже не думает, блуждая в своих «механических» фантазиях. Без боя механик свой сон не отдал, даже чашка с холодной водой прошла мимо, только бельё постельное намокло. Вот же, опять Чимин на поводу лучшего друга идёт. Но… что-то в глазах Тэхёна не оставило выбора. Как всегда. Жалеть о выборах, которые сталкер делал по указке хрупкого воина… ещё не пришлось. — Катастрофа, какого чёрта? — спросил Юнги, когда Чимин всё-таки смог стащить с него одеяло (за этот оплот сна и покоя пришлось натурально воевать, разжимая тощие, но сильные пальцы механика). — У меня нет никаких сил вставать до сегодняшнего вечера. — А ты через «не могу» вставай. Юнги открыл только один глаз и зло прошептал, впившись руками в подушку: — За всё то, что я для тебя сделал, ты теперь не даёшь мне спать? — Ты не давал мне спать всю ночь. Теперь отвечай за это. И не бузи. За стенкой люди спят. Со сна Юнги всегда теряет свою строгость и хмурость: припухшие черты, сонный расфокусированный взгляд, вялые потуги встать и привычка хвататься за самодельный портсигар с остатками заранее сделанных самокруток — весёлые составляющие для посторонних наблюдений. — Потом прокуришься. Встава-ай. Они ещё некоторое время играли в тяни-толкай, прежде чем выбраться из дома, постаравшись никого не разбудить. — Пиздец, — просипел Юнги, заметив Тэхёна. — Тебя стая собак задрать хотела? — Можно и так сказать, — фыркнул хрупкий воин в ответ и бросил говорящий взгляд на Чонгука. Впрочем, последний на издёвку никак не отреагировал. Без дальнейших расспросов и разговоров парни квартетом неспящих в «ебаную срань» (как обозначил раннее утро Юнги) двинулись к выходу их общины. Там сонные сторожевые молча открыли им дверь, предоставив полную свободу в решении, куда стоит держать путь. Чонгук взял на себя роль ведущего, остальные двинулись следом. Юнги в самом конце всё-таки закурил, а Чимин с Тэхёном некоторое время молчали, рассматривая друг друга: то Тэхён повернётся и покажет ещё незамеченные следы укусов или царапин, а на его рёбрах так вообще соцветья синяков вызывают множество вопросов о сохранности кожи и костей под ней; Чимин же только скромно прячет шею, где среди пары родинок откровенно выделяются краснеющие засосы. — Не знал, что Юнги может быть… — Заткнись. Тут же перебили диалог смехом. Точно, они так много улыбались, наверное… никогда. Вокруг мелькает зелень, мухи, пауки на паутинках, в кустах елозит упитанный заяц. Если сейчас начать вспоминать метро… становится худо. Мозг не в силах переварить, что столь разные картинки (тогда и сейчас) происходили и происходят в одной и той же жизни. — Я помню, что ты как-то рассказал о своей мечте. Пусть она… уже старая. Но, думаю, тебе всё ещё интересно. — Тэхён загадочно ухмыльнулся. Время потерялось в пути, Чимин не заметил усталости, а когда среди лесного многоголосья услышал непривычный ушам шорох волн, замер, как вкопанный в землю столб. Ну да. Ему говорили, что граница — имитация моря. Он прекрасно знает, что дальше не бесконечность открытого надводного пространства, что всё им увиденное — обман, но, Боже… как этот обман прекрасен! «Хочу выбраться отсюда, хочу… Пусть большее время не получается, но… я так устал задыхаться». Голос из прошлого. «Я мечтаю увидеть море…» Глаза на мокром месте. Тэхён улыбается, но Чимин его не видит. Хрупкий воин уводит мутантика ближе к берегу. Только сталкера всё равно за руку кто-то берёт без спроса… И почему они раньше не говорили? Вот так, как сейчас — никогда. Чтобы изнанкой наружу, чтобы нутро чужое видеть! Вот человек скала, а вот он внутри — весь переломанный… И море! Почему Чимин раньше про него не сказал? Может быть… может быть, Юнги бы тогда на него совсем по-другому смотрел!.. По-другому… Вот так, как сейчас? Как же давно это было. Точно — в прошлой жизни. В каких-то чёрно-белых картинках с привкусом соли, затхлости и темноты. «У меня такое чувство, что я на части разваливаюсь». «Ну так давай собирать». Всё просто.