В логове зверя. часть 10
1 ноября 2016 г. в 22:43
Глава получилась большой и я ее решила разбить на части.
К тому времени, когда мы достигли пляжа, Рай выглядел не лучше нас. Невысокое, поджарое тело, покрылось паутиной царапин и капли алой крови, выступившие по краям, смешались с липким древесным соком, застыв клейкой массой на коже.
— Не понимаю, зачем нужно было тащиться в такую даль? — кисло поинтересовалась я, пальцем стирая с его щеки грязь. Высокий горный хребет, поросший лесом, остался позади, и теперь, вместо сухих иголок да влажной грязи, под ногами стелился мягкий песок. — Неужели нет ничего поблизости?
— Думал тебе понравиться.
— Что именно? Многочасовое блуждание по лесу? — оказавшись на земле, я слегка покачнулась на раскаленной гальке, вздрогнув от нестерпимого жара, и тут же спиной уперлась в грудь принца.
— Ошибаешься. Я никогда не была сторонницей походов.
Бум-бум-бум. Трепетало его сердце под потной кожей, громким стуком будоража мою кровь.
— Смысл иди сюда, если придется возвращаться той же дорогой? — хотелось возмущенно прокричать ему в лицо, но голос предательски дрожал, спускаясь до шепота.
— Есть короткий путь, — громкий выдох и душа замирает, ощущая, как чужое дыхание обволакивает ухо, невидимым касанием скользя по его кромке.
— Что? — щеки полыхают алым, и взгляд беспокойно мечется, не решаясь обратиться к Раю, боясь того, что может отразиться в янтарных очах.
— Лагерь с другой стороны холма…
— Это я знаю, — нетерпеливо перебиваю его, не желая слушать глупые оправдания. — Хватит мне зубы заговаривать, что ты задумал на этот раз?
Ненавижу это чувство! Точно болезнь оно пробралось внутрь, поражая сердце, заставляя тосковать по расплавленному золоту.
— Ты меня монстром считаешь?
Резко отстранившись, я перепрыгнула на песочную прогалину, постыдно сбежав от протянутых ладоней.
Белоснежные песчинки расступились, стекая между пальцами, и стопы исчезли под жарким теплом.
— А кем мне тебя считать? Хорошим, добрым, любящим?
Лицо парня дернулось, а губы сжались в тонкую линию.
— Тебе все равно, что будет с нами! — ярость невидимыми пальцами сжимала горло, заставляя выплевывать слова в отчаянном крике. — Ведь в этом мире только желания кронпринца имеют вес. —
боль острой иглой пронзила живот, скручивая его в тугой узел и не давая вздохнуть. — Разве… Разве какая-то чернь, вроде меня, может быть ровней Вашему Высочеству?
— Ты не права, — силуэт юноши замер, боясь пошевелиться. Жили только глаза, в которых плескалась бешеная агрессия.
— Ой ли?
Каждый раз, когда внезапный шорох вторгался в сознание, мое тело сотрясалось от ужаса, предвкушая новое чудовище за поворотом.
Может быть я была чересчур мнительна, поддаваясь воображению, но когда не знаешь, что ждет тебя на пути, движение вперед кажется хождением по краю пропасти.
— Разве не на потеху тебе мы топали сюда так долго? — я развернулась, чтобы уйти, боясь, что напряжение последних дней вырвется наружу потоком слез, но чужие пальцы сомкнулись на локте стальным обручем, не давая возможность отстраниться и пресекая попытку сбежать.
— Я хотел показать насколько прекрасен мой мир! — порыв ветра настиг нас, взъерошив волосы, смешивая каштан с медом и глуша голоса. — Как сильно он отличается от той серости, что так влечет тебя обратно. — подушечки вдавливаются в кожу, царапая ногтями, и незнакомое биение вторгается в сознание, отзываясь внутри глухой болью. — Неужто моя земля не достойна того, чтобы ты жаждала ее так же?
— Безумец! — что угодно лишь бы прервать этот поток отчаяния. — С чего ты взял, что мне необходима эта экскурсия? — только по его прихоти мы остаемся здесь, не имея шанса сбежать, без возможности вернуться. — Я просила о ней? Нет. Благодарна за неё? Тоже нет! Так почему думаешь, что твоя воля может остановить меня?
— Неужели хотеть быть с тобой так плохо? — раздраженно прорычал Рай, и комок застревает в горле, не позволяя сглотнуть.
— Я думал, если ты влюбишься в него, то не захочешь покидать и останешься здесь, со мной, — после некоторых колебаний продолжил он. На юном лице застыло тоже выражение, какое бывает у маленького ребенка в магазине. Он кричит «Хочу!», дергая маму за рукав и тыкая пальцем в понравившуюся игрушку, требуя купить ее. Истерика, обида, ярость… Малыш готов показать что угодно, лишь бы получить желаемое, абсолютно не волнуясь о чужом мнении.
— Ну зачем я тебе? — устало выдыхаю, вглядываясь в переливающийся шафран под хмурыми бровями.
Странно… В этом мире столько цветов, а я, как и прежде, восторгаюсь желтым.
— Чтобы жить, — ладонь медленно разжимается, отпуская на свободу, и лишь тяжелый взор потемневшего янтаря напряженно следит за мной.
Хочу возразить и не могу. Все гневные слова, что жаждали обрушиться на принца яростной лавиной, вдруг заледенели, рассыпаясь на сотни осколков.
Что же делать?
Бороться с ним бесполезно. Чем больше пытаюсь вырваться, тем сильнее утопаю в этой трясине, но и сдаться так просто не смогу.
Мы снова скрестили взгляды, ожидая кто первый отведет его в сторону, в тайне надеясь на промах оппонента.
Безмолвная битва за главенство в нашем дуэте.
— Ята, ийнэ гъе джи, — низкий голос раздался за спиной нежданно, вынудив беспомощно сжать руки в кулак.
«Не оглядывайся! Играй дальше! — кричал разум, страшась встретиться с притягательными изумрудами.»
— Тал ле.
«Нет! Нельзя! — даже не касаясь меня, они продолжают дробить душу своим присутствием. Солнечный жар принца или лютый холод его слуги? Что ужаснее заживо сгореть, мучаясь агонией, или замерзнуть, так и не успев задеть сердце?»
— Ай! — внезапно тепло, окутывавшее стопы, ушло, уступив место стуже, лизнувшей влажным языком пятки — Ты совсем обалдел?
Вскинув голову, я возмущенно уставилась на смеющегося Орина, который радостно загребал ногами воду, посылая в нашу сторону мириады брызг.
— Дурак, — и хотя яростное шипение вырвалось из груди, злости не было. Ей просто не суждено было родиться среди слепящего солнечного света, видя теплую улыбку парня. — Специально сделал, да?
— Ваше Высочество, это вышло случайно, — уголки рта поднялись вверх, растягиваясь в стороны, и острые клыки сверкнули белизной, напоминая о том, что в этих существах намного больше от животного, чем от человека. — Я рад, что Вас не задел.
Кромка воды снова побежала ко мне, заставив отпрыгнуть в сторону и шумно выругаться.
— Катия, — вкрадчиво мурлыкнул Рай, возвращая внимание к себе.
Взор метнулся в сторону, где секунду назад стоял он, скрывая за собой зеленые холмы и острые скалы.
— Когда ты успел? — теперь там зияла пустота. Природа продолжала царствовать, больше никому не уступая свой престол.
— Иди сюда.
В ушах звенит другое. То, что неслышно никому, прячась в тени обычных слов «Иди ко мне. Боишься?»
« — Да»
Кронпринц стоял по щиколотку в воде и легкими покачиваниями ступни посылал в мою сторону волны.
— Нет, — расправив плечи я с вызовом вздернула подбородок. — Не заманите. Я не сторонник моржевания.
— Теплее она уже не будет! — глумился Орин.
— Да ну вас! — нога упрямо опустилась на пенный барашек, скатившийся к пальцам, стараясь как можно дальше швырнуть студеные капли.
— Давай ближе! Ну же, чего ждешь?
Желание досадить оглушает и голоса сливаются в единый хор, созвучно переплетаясь тонами. Теперь так сложно разобрать кто из них кто.
— Не бойся! Тут столько отмелей, что не заметишь, как до средины дойдешь.
Прозрачная гладь реки с каждым движением забирает все больше, сначала лишь омывая икры ребят, а затем пряча в своей бездне их колени.
Все дальше, все глубже, то погружаясь по пояс, то выныривая на тонкую илистую линию, извивающуюся черной ниткой на глубине среди поблескивающей голубизны.
Я смотрела на них и не верила в то, что среди веселого смеха и шутливых игр, может жить ненависть.
Разве испытывая такую сильную злобу можно быть счастливым?
Или это чувство больше обязанность для Орина, чем настоящая эмоция?
— Апчхи! — кожа щипала все сильнее из-за мелких царапин, а холод пробирал до костей.
Еще немного и стиснутые зубы перестанут мне подчиняться, начав отбивать веселую джигу, если к тому времени еще смогу чувствовать собственное тело.
— Апчхи.
«Хватит упрямиться! — шевельнулось внутри недовольство. — Неужто так жаждешь умереть от переохлаждения? »
— Нет, — со вздохом зажмурившись, я с силой надавила подушечкой большого пальца на средний, вызывая болезненный протест в мышцах. — Это не своенравие, а банальная зависть.
Парни резвились в реке, то кидаясь в ее пучину, мощными толчками ног преломляя мир в зеркальных каплях, возносящихся к небу, то глотнув воздуха, исчезали на долгие секунды, казавшиеся вечностью. И каждый раз, когда две макушки пропадали, сердце считало удары, боясь, что в один миг, вместо радостно отплевывающихся лиц, на поверхность всплывут тела, а тогда… Не знаю почему, но мысль об этом разрывала душу в клочья, не смотря на то, что где-то в глубине тихий голос заезженной пластинкой шептал «Не переживай.»
— Апчхи!
Такие обособленные и все же не одинокие, в отличие от меня.
Можно пытаться догнать, бежав еще быстрее, тянуть руки в попытке поймать, но как бы не старалась, мне никогда не достичь их.
Развернувшись, подставляя взгляду Рая замерзшую спину, я направилась к пляжу, намереваясь отогреться у каменной печке, возле которой хлопотал юноша.
— Привет, — так сложно изображать доброжелательность, когда в душе совсем иное. Кислая улыбка натянула губы, встречаясь с сиреневыми глазами, в чьих радужках танцевали алые блики. — Если не против, тут упаду.
Толстая плетенка, сотканная из зеленых стеблей, потянулась ко мне, но рука отрицательно мазнула в сторону, отгоняя непрошеную помощь.
Как же хорошо.
Тело с наслаждением зарылось в песок, стараясь унять дрожь, и огненные языки, будто жала дракона, потянулись к ногам, стараясь коснуться кончиками голой плоти.
Но не сильный жар, ни пламя, в которое швырял поднявшийся ветер волосы, не могли согнать меня оттуда.
— Санха йра! — раздался крик со стороны зеркальной глади и слуга засуетился, ворочая молочную жижу деревянным половником.
— Хупта, — пальцы коснулись гладкой поверхности кувшина, погрузившегося донышком в белесую землю, что рассыпалась под тяжестью сосуда, увлекая его за собой.
— Мне? — удивилась я, ткнув себя в грудь.
Я же вроде ничего не заказывала.
— Хи, — слуга кивнул и указал в сторону, вынудив обернуться в поисках своего благодетеля.
— Кто бы сомневался.
Рай, словно поджидая меня, приветственно вскинул ладонь широко улыбнувшись. А я то думала в своих шалостях он совсем позабыл о бедной скиталице.
Рука в ответ приподняла глиняную чашу, ощущая обжигающий жар через перемотанную тканью ручку.
Грех отказываться от такого дара.
Глоток и живительная влага лавой растеклась по венам, слегка царапая горло своей вязкостью и дурманя нос сладким ароматом: — Вкусно.
— Аджиф, — ответил молодой повар, склонив голову в быстром кивке, будто бы поняв о чем шла речь.
Взгляд снова вернулся к принцу, отмечая, как высоко теперь вздыбились волны.
Интересно, сколь скоро холод погонит их назад?
Я всё жаждала намека, легкого чихания, представляя с каким злорадством буду подтрунивать над самовлюбленным слугой, что так кичился своей выдержкой, над тщеславным кронпринцем, но наперекор мечтам эти двое вовсю плескались в студеной воде, ничего не замечая.
Это ж сколько надо прожить здесь, чтобы так беспечно относиться к стуже?
Для меня, избалованной цивилизацией и комфортом, обожающей принимать горячие ванны, река казалась жидким льдом, который не мог сковать ее берега лишь из-за вмешательства солнечного света, льющегося с небес.
Хотя о чем можно говорить, если даже отсутствие фаянсового друга воспринималось мной весьма болезненно.
Ведь единственный способ справления естественных нужд оказался крайне унизительным в своей простоте.
О каких кустиках может идти речь, когда тебя пугают жуткими россказнями о плотоядных растениях, что жаждут плоти, да страшных чудовищах, которые рыскают вдоль периметра лагеря. Не знаю, как много было правды в этих легендах, но Рай стойко настаивал на том, что ночной горшок ничем не хуже унитаза, а в виду своей дикой раскраски и маленького размера, даже удобнее.
Ни мои возмущения, ни другие ухищрения не смогли пошатнуть убежденность принца, считавшего, что крикливый вид дорогой вазы идеально подходит для того, чтобы опорожнятся в ее нутро.
Так что теперь каждое утро и вечер в домик приходили слуги, чьей обязанностью стало избавление от содержимого ночного горшка. Это привадило в бешенство, заставляя смущаться каждый раз, когда чужие пальцы хватали его, намереваясь проверить дно.
Радовало лишь одно, ни я одна страдала от отсутствия туалета. Участь древних унитазов настигла всех, кто был в состоянии двигаться, предоставив больным серые простыни, которые постоянно сушились возле палатки цепши, пованивая мочой и калом.
— Миджбал унхфа, — прозвучало справа и я вскинула голову.
Вдоволь накупавшись, парни выходили из реки, что-то жарко обсуждая. Их руки крепко сжимали длинные палки, на концах которых трепыхались еще живые рыбы.
— Тхурэкбал, — воткнув самодельное копье в песок, кронпринц с интересом воззрился на огромную пасть, испещренную частоколом мелких зубов. Тело существа извивалось лентой, пытаясь соскочить с острия и юноша с усмешкой наблюдал за ее попытками дотянуться до него, бесполезно клацая острыми клыками.
Когда повторный щелчок раздался в опасной близости от плеча Рая, тот резко повернулся и вцепился в голову рыбы. Раздался хруст, будто в спелый арбуз с силой вогнали топор, раскалывая его на двое, и кровь алой радугой вспыхнула на голубом небе, орошая парней.
В глазах помутнело и тошнота подкатила к горлу. Хотелось сбежать от этой картины, спрятавшись за ширмой ресниц, но взгляд завороженно следил за плавными движениями челюстей, перемалывающих череп морского зверя, похожего на большую пиявку.
— Гадирия, — радостно осклабился повар и несколько солдат бросились к принцу, забирая добычу.
Вытащив тесаки, они с легкостью обезглавили остальных рыб, начав потрошить их прямо на берегу, разрезая окровавленные туши на тонкие полосы, которые сразу вешались для сушки на вбитые в землю колья.
— Согрелась? — стирая потоки крови ладонью, как ни в чём не бывало поинтересовался Рай, проследив за моим взглядом.
— Да, — пряный напиток довершил то, с чем не смогли справиться жаркий песок и солнце. — Предлагаешь продолжить пытку?
Я нахмурилась, понимая, что пресловутая купальня так и не была использована по назначению и вряд ли принц отступит от своего желания познакомить поближе с ней.
Что же делать? Снова броситься в жесткое противостояние, зная о проигрыше, или смириться?
Душа жаждала столкновения, в то время как тело молило забыть обо всем и хоть раз за эти дни позволить ему ощутить не влажную ткань, что скользила по нему обтирая, а поток пусть и ледяной, но воды.
— Надеюсь мне хватит терпения, — опустошив чашу несколькими жадными глотками я поднялась, отряхивая тунику. — Идем, пока не передумала.