Академия сверхъестественных существ

— Нужно поговорить, — внезапно выдохнул Орин и, сжав мое запястье, поволок за собой. Приходилось бежать, чтобы поспевать за ним, не обращая внимания на мелькающие мимо нас зеленые палатки. Сколько мы сделали поворотов? Два, три, может четыре? Я сбилась со счета, стараясь не споткнуться во время этого неистового кросса. Вырваться и убежать, но как? Его цепкая хватка напоминала деревянные колодки, которые одевались на ноги и на руки осужденным арестантам, чтобы предотвратить побег. Они не сковывали движения, не перекрывали кровоток, но попытаться освободиться было невозможно. «Зачем он это делает? Чего добивается?» — я вопросительно смотрела на покачивающийся затылок смоляных волос, понимая, что никогда не получу ответа. — Вполне подойдет, — резко бросил юноша, остановившись возле выгоревшего на солнце полотна и втолкнув меня внутрь темного зева. В нос тут же ударил пряный запах трав, темные силуэты которых висели на натянутых веревках, почти касаясь земли длинными стеблями. Я покачнулась, теряя под собой опору, и тут же, когда падение казалось неминуемым, ощутила, как спина уперлось во что-то жесткое. Следом за мной скользнул внутрь Орин, придавив своим телом к твердой поверхности и быстрым движением накрыв рот ладонью. «Зачем?» — неслышимый крик раздался внутри меня, не давая страху сковать тело и стремясь заглушить его мыслями, которые искали путь к спасению. Я дергалась, извиваясь в могучих руках, понимая, что эти слабые попытки обрести свободу обречены на неудачу. Но смириться с этим не могла. Хотелось борьбы, хотелось победы. «Что же делать?» — мой мозг лихорадочно искал решение, анализируя мельчайшие детали. Словно компьютер, он просчитывал дальнейшее развитие ситуации в зависимости от моего решения, но каждый раз найденный выход таил будто мираж, когда я вспоминала силу и грацию слуги Рая. «Что же делать?» — обратилась я к себе с вопросом, надеясь, что услышу ответ, но в этот раз сознание было пустынным, ни голосов, ни неясных образов, ничего. Меня бросили, предоставив самой себе. Заскрипев зубами в бессильной ярости и внутренне содрогнувшись от брезгливости, я приоткрыла рот и кончиком языка лизнула горячую ладонь, понимая, насколько безрассудным может оказаться этот поступок. Парень вздрогнул от неожиданного прикосновения, и кисть скользнула вниз, ослабляя хватку. Я почувствовала, как губ коснулись грубые пальцы и тут же, не теряя время, зубами впилась в ладонь, ощутив, как рвется под их напором кожа, как трепещет пульс. — Глупая, я не собирался тебе ничего делать. Кровь каплями стекала в рот, горячая, обжигающая. Ее солоноватый вкус вызывал тошноту. Я вспомнила старый забор в деревне, его ржавый блеск на утреннем солнце. Тогда, будучи маленькой девочкой, он казался мне карамельным и таким желанным. Я не удержалась, не поверив взрослым, говорившим, что этот цвет несет с собой разрушение, смерть, а не сладость, какую надеялась обнаружить, и коснулась его. Но вместо вкусных конфет, ощутила лишь соленую горечь, вроде той, что текла сейчас мне прямо в рот тонкой струйкой. — Не будешь кричать, если я отпущу? Я не издала ни звука, даже мотать головой в знак примирения не собиралась. Хотел поговорить? Ну как же. Зачем было тогда тащить в это полутемное место, да и еще вести себя так дико? То, что я человек, не означает, что со мной нужно обращаться как с последней швалью. — Поговорим? — Хм, — скривившись, я сплюнула на черную землю алый сгусток, смешанный с моей слюной и от того ставший бледно-розовым, и вперила в парня яростный взгляд. Чтобы я не сделала сейчас, я проиграла. Он быстрее меня и сильнее, победить такого в открытом бою невозможно. Только хитрость и изворотливость кладет на лопатки таких, как он, заставляя содрогаться от боли. — Катя, — при звуке своего имени из его уст, я встрепенулась. — Я хочу дать тебе совет. — Не нужно, — мысль о том, что он опять хочет поучать, выводила из себя. — Я глуха к чужим словам. Неужели он притащил меня только за этим? Тогда зачем был нужен этот спектакль? — И все же дам, — бархатистый баритон Орина приобрел повелительные нотки. Так всегда бывало, когда я пыталась настоять на своем. — Если хочешь выжить в этом мире, не сближайся с Раем. Оставайся просто гостьей. «Как же мне надоели ваши указания, ваши тайны. Неужели никто не понимает, что своим предостерегающим шепотом лишь будоражит мое любопытство, заставляя делать обратное?» — Я уже большая девочка и привыкла сама решать с кем играть. — Эти забавы могут привести тебя к могиле, — он уперся ладонями в деревянный стеллаж по обе стороны от моей головы, снова пытаясь загнать меня в угол, дать ощутить свою слабость перед его силой, и наклонился вперед. Зеленые глаза, доселе сверкающие в полумраке огненным блеском, потемнели, слившись по цвету с черными прядями волос, спадающих ему на лицо. — Тем интереснее. Чувство опасности возбуждает. — Как и запах крови. — Что? — я надеялась, он шутит по-своему обыкновению, стремясь задеть меня, как можно сильнее, полагала, что это игра. Но его лицо, всегда спокойное и холодное, сейчас выражало тревогу: — Что может быть приятного в нем? Вкус старого железа, покрытый ржавчиной, слишком соленый, слишком терпкий. Неужели ты находишь его притягательным? Я уперлась руками в его грудь, стремясь оттолкнуть от себя нависавшее тело, или хотя бы попытаться не дать ему сдвинуться еще на сантиметр, если вдруг Орин удумает это сделать. Легкая туника лазурного цвета с глубоким вырезом, который приоткрывал часть смуглой груди, обволакивала торс юноши, словно дымка, заставляя мои пальцы скользить по тонкой ткани, теряя опору. Видя мое смущение, и то, как я отчаянно пытаюсь совладать со своим желанием отдернуть руки от этой каменной груди, чтобы не чувствовать твердость и рельефность мышц под ладонями, слуга Рая довольно усмехнулся. Боже, да я была мышкой в его руках! — Возле трапезной, куда мы пойдем, находятся пыточные столбы, — начал он. — Как думаешь, для чего они расположены там? — С чего бы мне это знать, — я отклонилась, как только Орин приблизил лицо, ощущая, как замирает дыхание на устах, казалось, еще чуть-чуть и наши губы соприкоснутся. Тело оцепенело, в голове стучал участившийся пульс, который странным образом отдавался в ладони. А может так быстро билось его сердце? — Король Аршас считает, что вид зияющих ран и предсмертные стоны тех, кого приговорили к казни, улучшают пищеварение. Чем больше крови теряет жертва, чем сильнее вопит она от боли, тем сладостней становится прием пищи, — глаза Орина были подобны северному сиянию, отражая в своих глубинах мириады чувств. — Мой отец умер на таком столбе. И причиной его гибели стало не то, что он ослушался приказа владыки, а то, что он, как глава рода, в будущем мог стать угрозой для его правления. Королю всего лишь был нужен повод, чтобы убрать с пути неугодного союзника. — Юноша сделал паузу, переводя дыхание, и продолжил еще более жестко: — Ты не представляешь, насколько искусны наши палачи в своем деле. Они могут истязать тело часами, не давая погрузиться в беспамятство, не позволяя смерти забрать душу. Я был свидетелем мук своего отца и смог по достоинству оценить изощренный ум Аршаса и его коварство. Оттого и предупреждаю насчет Рая. Если его отец узнает, насколько сильно твое влияние на юного принца, то тебе не жить. Он заставит тебя страдать, превратит стоны в затянувшийся крик, который будет длиться часами, и не постесняется сделать это на глазах сына, — закончил Орин угрожающе тихим голосом: — Но Рай настолько предан королю, что если тот прикажет ему не дышать, то кронпринц умрет от удушья, но не вдохнет воздуха. Поэтому, если ему придется выбирать между тобой и отцом, он выберет его. — Откуда такая разительная перемена в отношении? Еще утром тебе было плевать на меня, а теперь ни с того ни с сего ты вдруг стал интересоваться моим благополучием. Ты издеваешься? Я же сказала, не нужно притворяться, когда ты со мной. — Я не притворяюсь, — зарычал парень. — Если с тобой что-нибудь случится, то это сломает Рая. — Значит, я постараюсь выжить, — усмехнулась я, саркастически заметив. — Не думала, что тебе свойственно такое бескорыстие. Заботиться о сыне убийцы своего отца, не странно ли? Наши взгляды скрестились, мой наполненный едким ядом и его тяжелый, мрачный, словно воплощение тьмы. Таким взбешенным видеть этого парня мне еще не приходилось. Было сложно представить, с каким трудом он сдерживал свою ярость, чтобы прямо здесь не разорвать меня в клочья. Я не отводила глаз, подмечая мельчайшие изменения в его облике, замечая, как на скулах играют желваки, временами застывая каменной маской, как нервно поджатые губы пытаются сложиться в полуулыбку, чтобы с ее помощью отречься от жестоких слов, как пылает огонь ненависти в малахитовых глазах, пронзая насквозь. «Я его задела, — шевельнулась догадка в уголке сознания. — Но эта победа слишком опасна. За секундное торжество я легко могу заплатить своей жизнью». Наступила долгая и мучительная тишина, в которой вместо слов шептали дерзости друг другу наши очи, встретившись в неравном бою. Как долго будет продолжаться эта игра в гляделки? — Джари та шани? — раздалось рядом с шатром, и до нас донесся звук перекатывающихся камешков под ногами. Мы оба повернули свои головы к полотну, ожидая, когда незнакомая рука приподнимет его. «Что делать? — ужас отразился на моем лице, когда я вспомнила гнев Рая, увидевшего меня вместе с Руми. Даже если это не он, даже если это существо занимает самое низшее положение в этом лагере, слух о том, что его слуга обнимался со мной, быстро облетит палаточный городок. — Обнимался, как же? — я выскользнула из-под Орина, который отвлекся на две тени, прошедшие мимо и, к нашему и, наверное, к своему счастью, не заметившие нас, и бросилась к выходу.» — Ты права. Ну почему, почему, осознавая, что нужно бежать отсюда без оглядки и стремиться оказаться как можно дальше от этого места, я все же обернулась? Мне этого никогда не узнать. Как и не понять того, почему я стояла и смотрела, как чужеродное существо, напоминавшее большого кота, медленно подходило ко мне. — Ты права, — повторил юноша. — Я здесь не для того, чтобы смотреть, как юный кронпринц восходит на трон. Заглянув в бездонные глаза, я отшатнулась от него, вновь ощутив немотивированный страх забытого прошлого. Те огненные глаза снова предстали передо мной, сливаясь с образом Орина. — Ты не посмеешь убить его. Мысль о том, что этот мир лишится такого яркого, пусть и тщеславного создания, причиняла мне боль. Я знала, насколько хрупким он может быть, и потому никому не позволю разбить его жизнь — Ошибаешься, — он уже взял себя в руки. — Смерть — слишком мягкое наказание для правящей династии. — Парень запнулся, понижая голос так, что если бы я не находилась рядом, то слова произнесенные сквозь зубы показались бы мне шипением змеи. — Уничтожать врага нужно на пике славы, а не по дороге к ней. — Рай тебе не враг. — Он сын. — Это ничего не значит! — я перешла на крик, раздосадованная его упрямством и, стремясь пробить стену, которую воздвиг вокруг себя юноша. «Пожалуйста, выслушай меня. Он не виноват в произошедшем, — мысленно обращалась я к нему. — Ты же сам все понимаешь. Рай — ребенок, да, избалованный, но ребенок». Но в ледяных глазах не было понимания, не было даже жалости к королевской семье. Орин уже давно приговорил их к смерти в своих мыслях, и потому его рука не дрогнет, нанося сокрушительный удар. Я уже видела милого золотоволосого мальчика, лежащего в луже алой крови, бездыханного, бледного и мертвого. В прекрасных медовых очах, лучившихся внутренним светом, который так ослеплял меня, теперь была пустота. Жизнь умерла, весь мир умер. — Я не дам тебе этого сделать! — Тебе никто не поверит. — Как знать, но с таким раскладом я не смирюсь.