Академия сверхъестественных существ

Что это? Слабые отголоски разговора, белый свет, нестерпимо режущий глаза своей яркостью, и туман, плотный, осязаемый, совсем не похожий на тот, что ранним утром стелется по земле тонкой дымкой. - Вы когда-нибудь слышали о Посттравматическом стрессовом расстройстве? - мужской голос звучал хрипловато, концы фраз съедались, порой мешая понять сказанное - Нет, - раздался в ответ тонкий, дребезжащий, будто ждущий повода, чтобы разрыдаться. - Почему вы спрашиваете? - Потому что не похоже, что несколько месяцев молчания, отчужденности от окружающих, с которыми она отказывалась идти на контакт, были последствием психического шока. Ежедневные ночные кошмары, добровольная изоляция, агрессия. Ваша дочь все время пребывает в настороженном состоянии, вздрагивает, когда слышит резкие звуки, напрягается при виде людей, будто они несут ей скрытую угрозу. Откуда это? Сон или воспоминание? Странный диалог черных пятен, расположенных в противоестественных позах не характерных для человека все продолжается. Они не слышат моих вопросов, не дают ответов, для них я не существую. - Андрей Семенович, Катя несколько часов пролежала в машине зажатой человеком, у которого отсутствовала половина головы. Вы можете представить, о чем думала маленькая двенадцатилетняя девочка, вынужденная смотреть все это время на обезображенное лицо своего дяди? Вы... - Шок - это естественная реакция организма на стрессовую ситуацию, - мягко прервал начинавшуюся истерику мужчина. - Он может привести к эмоциональному притуплению, снизить болевую чувствительность, но потом человек все равно возвращается в нормальное состояние. С момента же аварии, в которую попала ваша дочь, прошел практически год, но никаких явных изменений в ее поведении не наблюдаются. Да, Катя стала разговаривать и взаимодействовать с окружающими, пропали необоснованные вспышки гнева, но остальное все осталось как прежде. Поэтому я не считаю состояние, в котором пребывает она, нормальным и естественным. Я ощущала себя в вагоне скорого поезда, который несется навстречу пульсирующей тьме, состоящей из двух слившихся клякс. Еще немного, и вязкое вещество коснется меня, еще немного, и голова разорвется от мыслей, будоражащих сознание. - Почему? Что плохого в том, что моя дочь ходит в школу и посвящает свое время книгам? - Ничего, если это и правда ее желание, а не просто попытка сбежать из этого мира. "Сон или воспоминание? - вопрошала я, касаясь пальцами холодного стекла, за которым спряталась сгорбленная фигура молодой женщины. - Мама, - губы складывались в слова, пытаясь исторгнуть звуки из груди, но голос не повиновался. Он молчал, не желая раскрывать меня. - Что происходит? Почему ты плачешь? Рука сжалась в кулак и требовательно опустилась на стекло, надеясь привлечь к себе внимание. Дрожь побежала по поверхности и замерла где-то вверху, но никто не обернулся. "Ну же, посмотри, - кричала я, моля о том, чтобы этот зов достиг ее сердца, и родные глаза обратились ко мне. - Я здесь!" - Она кроме вас с кем-нибудь общается? - старик в своем застиранном белом халате походил на призрака. Квадратное лицо, с четко отчерченными скулами, сужалось к низу, образуя острый подбородок, редкие волосы с заметной лысиной, смешивались между собой прядями пепельного и черного цвета, напоминая шкуру престарелой зебры, чьи полосы, выцветшие под воздействие солнца, все же не утеряли своего угольного окраса и потому до сих пор выделялись на белом фоне. - Были ли у нее друзья? - Да, - женщина замялась, задумавшись. - До аварии. - А сейчас? - продолжал давить доктор. - Она продолжает общаться с ними? "Да отстань ты от нее, старый хрыч, - снова удар, и стекло жалобно задребезжало, но опять ничего. - Хватит! Перестань докапываться. На что тебе сдалась моя жизнь? Что в ней такого, что так привлекло твое внимание?" - Да... - мамин голос становился все нерешительней, пальцы судорожно сжались, сминая подол платья. - Катя продолжает видеться с ними в школе. - Это ваша дочь вам сказала или вы сами видели? - Она... - еще тише произнесла женщина. - И вы полагаетесь на ее слова? - тяжелый взор глаз, которые даже в этой светлой комнате, сияющей своей белизной, казались черными, застыл на сидящей фигуре. - Даже у учителей не спрашивали, как она ведет себя в классе? Не изменилось ли после аварии ее поведение в школе? - Катерина всегда была нелюдимой, - встрепенулась та. Отчаяние и страх читались на лице мамы. Догадки врача пугали, а слова были настолько жесткими, что ранили сердце. - И поэтому даже в классе предпочитала быть одной. - Вы считаете это нормальным? - А почему нет? Это ее желание, - с вызовом бросила она, стараясь скрыть истерические нотки в голосе. - Мне что, за ручку водить ее и заставлять знакомиться с людьми? Друзей выбирать и принуждать общаться с ними? Вы считаете, что настоящая мать должна поступать именно так, насилуя личность своего ребенка, давя на него? А если я этого не делаю, значит, плохая? Значит, мне плевать на собственную дочь? Разве это неправильно - доверять своей дочери, спрашивать о том, как прошел день у нее, а не у посторонних учителей? Слушая ее слова, брошенные в порыве злости, я не смогла удержаться от ухмылки, едкой змеей скользнувшей по губами. - Такая наивная, такая чистая... По сравнению с ней я была комком грязи, мусором, чье место на далекой свалке, дабы своим присутствием не портить прекрасный пейзаж. - Боже, ты один видел, что моя жизнь соткана изо лжи. "Каждый день, начиная с самого утра, я врала тебе, мама, врала себе, что хочу жить, что мечтаю видеть завтрашнее солнце, когда на самом деле не хотела просыпаться". Вдох-выдох, грудь медленно вздымается, наполняясь живительным кислородом, события минувших дней проносятся перед глазами, погружая меня все больше в прошлое. Хотя нет, не думаю, что это была выдумка. Я просто надеялась на то, что когда-нибудь в будущем эти слова обретут плоть и превратятся в реальность, что когда-нибудь я смогу отринуть былое и продолжить жить, сбросив невидимые оковы. Господи, это так глупо полагать, что я смогу простить себя и забыть о произошедшем! Есть ли придел такой наивности? Ведь даже если меня настигнет амнезия, и все воспоминания исчезнут из головы, я не смогу позабыть запах смерти, преследующий меня по пятам и манящий цвет алой крови. А значит, никогда не обрету покой. Мужчина в белом халате склонился над моей мамой и что-то произнес в ответ. Слух отказывался воспринимать слова, вылетавшие из его уст, но, судя по тому, как гневно сошлись брови над переносицей, превратив миловидное лицо в гримасу ярости, я поняла, что той доброжелательности, что раньше сквозила в них, уже не было. - Как вы смеете! - гневный окрик вывел меня из раздумий, заставив бросить взгляд на прозрачное стекло. - Вы не представляете, от чего мне пришлось отказаться, чтобы вырастить своего ребенка, чего лишиться?! Вместо того, чтобы поступить в университет, как другие, я стала работать, чтобы прокормить Катю, потому что не хотела сидеть на шее матери, которая работала простой уборщицей в школе. А сколько мы пережили?! Насмешки, укоризненные взгляды, сплетни, да вся округа считала меня падшей женщиной из-за того, что я, будучи беременной, оказалась еще и брошенной тем, кто должен был первым предложить свою помощь. Будущий папочка не оценил дар судьбы и сбежал от нас, как от прокаженных, уехав учиться на Дальний восток, подальше от меня. Вы можете вообразить себе, какого молодой девушке проводить все свое врем в затхлых кафешках, стирая со стола плевки и драя унитазы вместо того, чтобы веселиться с друзьями и получать знания в аудиториях института? Уверена, что нет. Разве докторам престало работать в общепите?! Вы приходите в бары, надираетесь до свинячьего визга, а потом, тыкая своим образованием, унижаете присутствующих, хвалясь пресловутой корочкой. Ну и что, что у меня ее нет, что мое единственное образование это средняя школа и годичные курсы парикмахера? Что в этом дурного? Без таких, как я, вы даже подстричься самостоятельно не сможете, что уж тут говорить о том, чтобы подтереть собственную блевотину с пола, - силы, данные злостью, заканчивались, и она перешла на шепот, с придыханием произнося слова. - Так что не нужно мне говорить о том, какой должна быть мать. Я родила ее в девятнадцать лет и вырастила замечательной девушкой, умной, чуткой, доброй. Вот это показатель хорошей матери, а не ваши слова. "Мама, - дыхание перехватило от переполняющей меня нежности. - Я даже не мечтала услышать такое, я даже не надеялась, что ты так думаешь обо мне". Большую часть своего детства я провела с бабушкой, которая опечаленная судьбой дочери, постоянно причитала, рассказывая о том, какой прекрасной могла бы стать жизнь ее Евгении, если бы не мое рождение. "- Если бы она слушалась меня, то давно стала бы успешным руководителем, а не драила сортиры, терпя хамское обращение пьяных клиентов, которые официанток ставят на один уровень с проститутками". "- Блистательная ученица, надежда школы. Сколько олимпиад она выиграла, сколько грамот получила. Лучшая из лучших, та, на которую равнялись многие, которой завидовали за то, что природа облагодетельствовала ее всем, дав красоту и ум. И что с моей девочкой теперь? Как мне смотреть в глаза родителям ее одноклассниц, ее учителям? Как я смогу сказать, что гордость школы работает официанткой, дабы прокормить свою незаконнорожденную дочь?" Изо дня в день эти словесные пытки мучили меня, заставляя чувствовать себя виноватой. "- Что нужно в жизни человеку, чтобы стать счастливым? Хорошее образование и работа. Без этого ты никогда не станешь полноценным человеком ни в своих собственных глазах, ни в глазах окружающих, - ее вибрирующий старческий голос часто всплывал в голове, каждый раз замирая на последней фразе, боясь произнести ее в слух. - Такая талантливая, умная и красивая. Ей жизнь дала все, чтобы стать счастливой, все, чтобы найти себе состоятельного мужа и создать хорошую семью, но вместо этого она..." "Променяла все на тебя", - невысказанное обвинение всегда довлело надо мной, вынуждая забиваться в самые темные углы комнаты и зажимать уши руками, чтобы не слышать вечных причитаний и яростных споров. - Почему ты не сделала аборт? - вопрошала бабуля, когда финансовый вопрос становился особо острым. - Почему заупрямилась и не послушала меня? Я помню, как дрожали пальцы, когда ногти впивались в мягкие кисти, норовя пронзить их, как зубы рвали нежную кожу губ, наполняя рот кровью. Я помню страх, охватывающий сердце, заставляющий цепенеть при мысли о том, что когда-нибудь ты войдешь в эту комнату и скажешь "Уходи". Не выдержишь давления окружающих и оставишь меня, чтобы начать новую счастливую жизнь, в которой нет места для такой, как я. - Я так боялась... - слезы катились по щекам и падали на пол, отставляя после себя маленькие темные пятна. - Так боялась быть тебе бременем. Ковер принимал все. Грязь с чужих сапог, потоки соленой воды, что лилась из глаз людей, которые едва сдерживали рыдания. Он был молчаливым свидетелем побед и поражений, знал сотни тайн, видел много боли. Каждый миллиметр его был пропитан чьей-то жизнью, плавно перетекающей из одной в другую. Маленький кусочек, дымчатого цвета стал целым миром, где хранились воспоминания людей, однажды переступивших порог этой комнаты. - Знаете, вы можете потерять свою дочь, – белый халат встрепенулся, и старик тяжело вздохнул, откинувшись на спинку кресла. - Что? Доктор осторожно, словно боясь вспугнуть прилетевшую птичку, которая расположилась рядом, протянул свою руку и коснулся кисти моей матери, предлагая ей сесть. Она подчинилась, устроившись на стоявшем рядом стуле, который заметно уступал в комфортности сидению хозяина кабинета. - Мою мать изнасиловали, когда ей было тридцать четыре года в подъезде собственного дома, – начал он. - И это происшествие навсегда изменило ее жизнь, - пожилой мужчина говорил с трудом, возвращаться в прошло ему было так же мучительно, как и мне. - Любое событие - хорошее оно или плохое - люди воспринимают по-разному. Они могут впасть в длительную эйфорию, постоянно проигрывая в своей голове счастливый момент, а могут начать бояться, преследуемые мыслью, что за все надо платить, и их радость однажды может обернуться не меньшим страданием. Мало кто в нашем мире может адекватно воспринимать произошедшее, не впадая в крайности. Большинство людей слишком ранимы и избалованы обществом настолько, что любая мелкая проблема может вогнать их в затяжную депрессию, - я видела, как играют желваки на его лице и хмурятся брови, не утратившие еще своей угольной черноты. - То, что произошло с моей матерью, сломало ее, превратив жизнерадостную женщину в дрожащего подростка, который с ужасом смотрел на людей. И чем больше проходило времени, тем сильнее становились переживания и ярче проявлялась ее маниакальная одержимость чистотой. В моих воспоминаниях навсегда останутся продукты, разложенные по целлофановым пакетам, запах хлорки, который, казалось, въелся в мебель из-за постоянных уборок матери, и черные атласные перчатки, скрывавшие обезображенные руки с потрескавшейся кожей, напоминающей древний пергамент, такой же тонкой и такой же сухой. Вы не представляете, как тяжело жить с человеком, который считает себя грязным и боится прикоснуться к тебе, какого это, когда из-за малейшей мелочи, лежавшей не там или плохо вытертых сапог, начинаются истерики, переходящие в неудержимые рыдания. Отец не смог продержаться и потому ушел, предложив мне перебраться к нему в квартиру, но я остался, надеясь, что мать сможет вылечиться и когда-нибудь наша семья воссоединиться. Но дни шли, а улучшений все не было. Даже новость о том, что насильника поймали, не смогла спасти ее от постоянного страха и от ненависти к себе. Она продолжала бояться, находя успокоение лишь в уборке, и чем чаще становились приступы паники, тем чаще я видел ее с тряпкой в руках, сосредоточенную настолько, что, казалось, весь мир вокруг нее умирал, оставляя наедине с дезинфицирующим средством. Иногда доходило до того, что моя мать могла начать протирать витрины магазинов, если вдруг что-то вызывало в памяти неприятное воспоминание. Это стремление к стерильной чистоте становилось все невыносимей не только для меня, но и для нее тоже. Мы пытались бороться вместе, но не смогли. Успокоительные лекарства, что прописывал врач, помогали ненадолго, легко сдаваясь ее страхам, которые в очередной раз повергали мою мать в пучину отчаяния, заставляя искать спасения в очередной уборке. Уже позже, в университете, я узнал, что такое состояние называется Обсессивно-компульсивное расстройство, но даже тогда я не смог бы спасти ее. - Она..? - рука молодой женщины легла на сжатую в кулак ладонь доктора, и кончики пальцев коснулись ее, нежно поглаживая. - Умерла... - голос пожилого врача дрогнул. - Однажды я вернулся домой и увидел ее спящей. Она выглядела такой умиротворенной, такой, как раньше, до произошедшего, и я даже подумать не мог, что моя мать умерла. Я лишь хотел, чтобы она подольше оставалась такой расслабленной и потому не будил до утра. «Не хочу слушать это дальше», - я отшатнулась от стекла, воображение слишком ярко рисовало судьбу этой женщины, и тошнота - первый признак волнения - уже подкрадывалась ко мне, заставляя слышать биение сердца в собственных ушах. - Нужно присесть и успокоиться, - мысли путались, а эмоции превратились в огромный ком переплетающихся чувств, и понять, что я сейчас испытываю, было сложно, единственное, чего хотелось, это сбежать отсюда, чтобы больше никогда не видеть этих белых стен и не думать... Боже, как я ненавижу думать! В поисках убежища мой взгляд скользнул по коридору, голые стены которого были лишены соседства с мягкими спинками гостевых диванов, и тут же остановился на приоткрытой двери, из которой время о времени прилетал свежий ветерок, принося в это помещение с запахом невыносимой чистоты, ощущения наступающего лета. Когда деревья и растения, утопая в яркой зелени, украшают себя живописными красками, приветствуя свое пробуждение, а их ароматы, смешиваясь друг с другом, летят по небу ввысь - туда, где сияет солнце, где с облаков сыплются на город прозрачные капли, благоухающие новой жизнью. Рука легла на ручку и потянула на себя, выпуская на волю прохладный воздух, скопившийся в маленькой комнате. "Что это? - как описать то странное чувство, что родилось во мне, как только я увидела капельницу, стоящую возле кровати, и исхудалую кисть, брошенную поверх покрывала. Страх? Недоверие? Предостережение? Не знаю. Но единственное, что я осознавала, было то, что если продолжу движение, то тайна, скрытая во тьме от моих глаз, раскроется, и ответ на вопрос, который жил внутри сердца, постоянно вопрошая вечность, предстанет передо мной. Но как можно противостоять любопытству? Как можно сопротивляться желанию знать правду? Шаг, еще шаг, кровь стынет в жилах от тысяч догадок, от понимания, что одна из них верна, что еще мгновение, и пелена падет с твоих очей, показывая то, что не хочешь видеть. Остановиться, бежать, но как? Как заставить замереть тело, превратившись в скалу, что одиноко возвышается в пустом океане? Как перестать молить о помощи? Слезы неудержимым потоком растворяют реальность, мешая смотреть, но вскоре они закончатся и что тогда? Страшно... Боже, как же я боюсь думать о том, что одна в этом мире, что на самом деле давно знаю правду. Сердце пропускает удары, дышать становиться все труднее, голова раскалывается от нескончаемых мыслей, бушующих внутри нее, и даже руки, словно тиски сжимавшие виски, не могут облегчить эти страдания. Меня разрывает на части нестерпимая боль и ужас. - Что с ней произошло? - позади раздались шаги, и я обернулась. Они стояли рядом и смотрели сквозь меня вдаль, туда, где стояла кровать, где рассыпавшиеся локоны тусклых волос скрывали лицо лежавшей девушки. Врач хмурился, сдвигая к переносице брови, а на щеках матери все еще блестели капельки воды. - Мама, - мягкий взгляд, родное лицо, это так притягательно, что стоит неимоверных усилий противостоять этому притяжению, желанию обнять тебя и прижаться к теплой груди, ощутить, как твои руки ласково касаются волос, а голос шепчет: «Катя. Ты мне нужна как никогда, ты мне нужна всегда». Протянутые кисти, не слушая окриков разума, движутся вперед, желая почувствовать жар любимого тела, подарившего мне жизнь. Ладони раскрываются в немой мольбе, стремясь коснуться пальцами нежной кожи, но, даже дотронувшись до твоей блузки, мои руки продолжают скользить дальше по воздуху, не ощущая давления тела, не осязая тебя, пока непреодолимой стеной на их пути не возникла закрытая дверь. - Почему? - слова слетели с губ надрывно, смешиваясь с рыданиями. Приоткрытый рот прерывисто дышит, пытаясь найти внутри себя то, что поможет успокоиться, но тщетно. Хочется кричать, хочется плакать так, чтобы весь этот мир растаял в моих слезах, сгинул в белесой тьме и вернул другую реальность там, где есть я. Они продолжали говорить, не обращая внимания на мои стенания, не видя злости, не слыша криков, которые, казалось мне, должны были коснуться душ всех людей, что жили на этой планете. - Знаете, когда я увидела Катю в первый раз после аварии, она была похожа на сломанную куклу. Пустые глаза, лицо, лишенное эмоций, тело не умело двигаться, простые слова казались ей непонятными. Каждый раз приходя в палату, я видела одну и ту же картину. Бледное лицо и взгляд почти черных глаз, направленный в никуда. Мне говорили, что это пройдет, что это просто шок и так бывает у многих, но время шло, а моя девочка менялась очень медленно и с неохотой, будто возвращалась в этот мир из какой-то сказки. Даже сейчас, спустя столько времени в ее глазах порой мелькает та пустота, и когда я ее вижу, мне кажется, что на самом деле душа Катюши все еще сидит в машине, в окружении трупов и не может оттуда выбраться. Глупо, да? - Нет, - пожилой мужчина криво улыбнулся. - Порой самые бредовые мысли в действительности ближе всего к истине. - Я боюсь того, что может ожидать ее впереди, боюсь, что она так и не сможет побороть свой ужас перед дождем и никогда не будет наслаждаться жизнью - Мама, - зову я, стоя так близко к тебе, что могу ощущать жар, исходящий от твоего тела, такой волнительный и нежный, как ты сама. Он манит меня коснуться тебя, снова попытать удачу, надеясь, что этот кошмар развеется, что твое тепло растопит его и согреет мое сердце. Но пальцы вновь проходят сквозь ладонь, сжимавшую складку юбки, когда я пытаюсь ее сжать, чтобы дать понять, что я здесь, что рядом. Ты не слышишь меня и не чувствуешь, твой взгляд, всегда направленный на свою дочь, теперь принадлежит другому человеку, и я знаю кому. Знаю, но не хочу верить, отказываясь признавать то, что заперта в этих стенах, что не могу воздействовать на эту реальность и не в силах противостоять ее желанию держать меня в клетке. Я хочу всегда быть с тобой, но видеть правду... Страшно. Уж лучше превратиться в ветер и улететь, забыв все. Стать частью воздушного потока, навсегда распрощавшись с Катей Прониной. - Вы говорили, что ее воспоминания нестабильны? "Почему вы не прекратите этот разговор? - закричала я, стремясь остановить его и понимая, что меня не услышат". - Да, это странно, но воспоминания об аварии у нее отличаются от правды. Катя верит, что отец пошел спасать ее, но на самом деле, он не мог этого сделать, потому что… - мама глубоко вздохнула, собираясь с силами и в тот момент, когда моя рука рванула к ее губам, пытаясь заставить замолчать, произнесла. - У него была сломана шея, поэтому мой муж не мог прийти. - Что? Папа? Его не было? Но это не может быть правдой, я же чувствовала его прикосновение и кровь на его руке, когда он коснулся моей щеки, осталась на мне. Я помню ее запах, помню, как сияли в сумраке его светлые глаза, поэтому все это не может быть правдой! Врачи сказали тебе ложь, боясь, что ты станешь их обвинять в его смерти, ведь я кричала им, моля его спасти, а они... Сердце стучало все быстрее, сжимаясь от боли, становясь все меньше, не справляясь с хлынувшим потоком крови. Мир танцевал перед глазами, тошнота снова подступила к горлу, заставляя согнуться и искать опору в ненавистных стенах. «Это неправда», - всхлипывал внутри голос, но жестокие слова крутились во мне , словно заезженная пластинка. "Нестабильные воспоминания", "У него была сломана шея". Снова и снова, сводя меня с ума. И когда белый свет заполонил собой весь мир, а потом рассыпался на осколки, погружая меня во тьму, я пожелала никогда не проснуться.

***

Посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР, «вьетнамский синдром», «афганский синдром», и т.п.) — тяжёлое психическое состояние, которое возникает в результате единичной или повторяющихся психотравмирующих ситуаций, как, например, военными действиями, тяжёлая физическая травма, сексуальное насилие, либо угроза смерти.В большинстве случаев, если психологическая травма является тяжёлой, она вызывает переживание интенсивного страха, беспомощности и крайнего ужаса. Течение ПТСР проявляется повторяющимся и навязчивым воспроизведением в сознании психотравмирующего события. При этом испытываемый пациентом стресс превышает тот, который он ощущал в момент собственно травмирующего события и часто является чрезвычайно интенсивным переживанием, вызывающим мысли о суициде с целью прекратить приступ. Также характерны повторяющиеся кошмарные сны и непроизвольные воспоминания. При этом пациент усиленно избегает мыслей, чувств или разговоров, связанных с травмой, а также действий, мест или людей, которые инициируют эти воспоминания. Характерна психогенная амнезия, пациент не способен воспроизвести в памяти психотравмирующее событие в подробностях. «Спусковым крючком» является событие, вызывающее у больного ПТСР приступ. Чаще всего «спусковой крючок» является частью травмирующего переживания — плач ребёнка, шум машины, нахождение на высоте, изображение, текст, телепередача и др. Больные ПТСР обычно всеми силами избегают встреч со «спусковым крючком», стремясь избежать нового приступа. Обсессивно-компульсивное расстройство/невроз навязчивых состояний — психическое расстройство. Может иметь хронический, прогрессирующий или эпизодический характер.Обсессивно-компульсивное расстройство характеризуется развитием навязчивых мыслей, воспоминаний, движений и действий, а также разнообразными патологическими страхами.