Братья: Доминант, Садист, Мазохист

– Колин… Знакомый ласковый голос окутывал сквозь сон. Он не звал – он буквально касался, как прикасаются костяшками пальцев к лицу. Трепетно, будто боясь поранить крылья бабочки. – Колин… Звучало уже ближе и громче. Но все так же неуловимо, неизвестно откуда. Колин поморщился и обнял руками подушку, зарываясь в нее лицом и невнятно ворча: – Еще пару минуточек, мам. – Колин! – голос требовательно врезался, разбивая воображаемый мир сновидений вдребезги и чья-то рука потрясла за плечо. Колин быстро перевернулся, стряхивая с себя руку, будто это был какой-то жук. – Блять, Коннор. Это ты. – А ты думал кто? – Коннор изумленно вскинул бровь, стоя над валяющимся в постели братом. – Уже десять утра. Пора вставать. – Тебя забыл спросить, во сколько мне вставать, – он глубоко вздохнул, щурясь от яркого света, бьющего в окно и пытаясь вернуться в теплую уютную тьму. Но она была уже недосягаема. – Я приготовил завтрак. Что будешь: яичницу с беконом или блинчики с голубикой? – Ты сам как блинчик с голубикой, – фыркнул Колин, считая подобную еду недостойной внимания настоящего мужчины. – Яичницу. Где Рич? Коннор, будучи официантом, мысленно записал заказ и направился на кухню, но тут же замер в дверном проеме, оборачиваясь: – На работу давно ушел. Спускайся вниз, я пока налью тебе кофе. Профессиональный официант. Нафиг ему архитектурный, – с насмешкой думал младший близнец, сонным взглядом провожая брата. Дождавшись, когда брат-близнец выйдет и его шаги по ступенькам стихнут на первом этаже, Колин забрался рукой под подушку и вытащил из-под нее знакомую коробочку. Каждый раз, когда он ее открывал, его сердце будто стискивали в кулак и выдавливали как свежее манго. Черный ошейник с драгоценной подвеской лежал нетронутый в обрамлении бархата. Колин до сих пор не знал как относиться к этой вещице — как к символу принадлежности или как к обручальному кольцу. А вообще, сильно ли отличается одно от второго? Все эти дни Ричард делал вид, будто между ними ничего не произошло, а про свой презент даже не заикался. А когда они с Колином оставались наедине, он вел себя так же сдержанно, как и прежде. Кажется, даже еще более отстраненно, чем когда он обрабатывал раны на теле брата. Колин едва ли не жалел, что его ушибы зажили, кровоподтеки начали светлеть, а о том злополучном случае в раздевалке теперь напоминал только красный затянувшийся шрам на брови. Ричард снова не уделял ему никакого внимания, как бы Колин ни пытался его привлечь. Снова Коннора поколотить, что ли? Он захлопнул коробочку, сунул ее обратно под подушку и лениво вылез из уютной постели. Снизу уже раздавался притягательный аромат свежесваренного кофе. Коннор сидел за столом в домашней одежде – футболке и хлопковых штанах – и уплетал пышные блинчики, щедро политые сиропом с голубикой. Глядя на них, рефлекторно повышалось слюноотделение, но Колин мысленно стоял на своем – яичнице с беконом. Она, кстати, выглядела не менее аппетитно – глазунья, словно с постера какого-то домашнего ресторана, и несколько кусочков бекона, поджаренного до хруста. Коннор просто идеальная жена – мозг не выносит, еду вкусно готовит, сопротивления не оказывает, – подумав о последнем, Колин невольно усмехнулся, что не укрылось от взора его брата. Коннор даже напрягся слегка, глядя на загадочно ухмыляющегося близнеца, усаживающегося напротив с тарелкой завтрака. – Приятного аппетита. – Угу, – буркнул Колин в ответ. – Я читал, что твоя команда заняла второе место, – Коннор не терял надежды наладить с братом контакт. – Угу. – Значит, Брайан Марш зря тебя побил? Не зря. Вот совсем не зря. Хотя, я еще толком не понял, что у Рича на уме. Колин задумчиво собирал растекшийся по тарелке желток кусочком тоста. – Может, мы не будем об этом? – нервно процедил он. – Как хочешь, – Коннор пожал плечами и быстро сник. Он подпер щеку, размышляя как найти подход к брату-близнецу. Ему уже порядком надоела их грызня, берущая свое начало с самого детства, еще, когда они ходили вместе в школу. Простое соперничество в какой-то момент перетекло в настоящую борьбу. Только вот Коннор никогда не бил в ответ. Почему он так относится ко мне? За что? – он разглядывал лицо младшего брата, с абсолютным равнодушием поглощающим его стряпню. А потом не удержался и протянул руку через стол, прикасаясь к его лбу, большим пальцем медленно погладил раненую бровь и быстро, пока Колин еще не опомнился, пригладил растрёпанные каштановые волосы. – Какого черта ты делаешь? Колин отшатнулся, сбрасывая с себя руку. – Хотел посмотреть как твои раны. Кажется, затянулись. – Можешь не беспокоиться. Скрестив на груди руки и насупившись, Колин откинулся на спинку стула и стал сверлить глазами кружку с горячим кофе, будто мысленно пытался заставить ее побыстрее остыть. Коннор же себе места не находил, хоть и продолжал сидеть напротив, как ни в чем не бывало. Его терзало ощущение, что несколько недель назад, когда он в прекрасный летний день вернулся домой побитый своим младшим близнецом и Ричард как обычно стал его подлатывать, в их доме произошли перемены, испытываемые почти физически. День ото дня, собираясь с братьями вместе, он чувствовал какую-то недосказанность, которая сгущалась как темная туча. Что, если бы их заперли втроем на несколько часов в одной комнате и им не оставалось бы ничего, кроме как начать диалог. Что бы они сказали друг другу? Что бы ему сказали его младшие братья, и что бы он ответил им? Что хочет чувствовать заботливые сильные руки Ричарда, пить шампанское из его губ и точно так же его заводит, когда он представляет себя жертвой Колина, испытывает жестокость от человека, носящего его лицо. Пальцы Коннора дрогнули, и он поспешно сжал их в кулак. Он быстро бросил взгляд на Колина, сидящего напротив, но тот напряженно вглядывался куда-то в сторону и не замечал душевных терзаний брата. – Ты был когда-нибудь в спальне Ричарда? – совсем неожиданно спросил Колин и отрешенно потер свой подбородок. – Нет. Зачем мне это? – удивился Коннор и проследил за взглядом брата. Его глаза уперлись в приоткрытую дверь комнаты Рича, из проема которой пульсировал нежный солнечный свет. – Мы взрослые люди, живем в одной квартире и нам всем нужно личное пространство. Но Колина его моральные устои не интересовали. Он быстро отхлебнул кофе, поставил кружку обратно на стол и решительно направился к спальне, которая была так заманчиво не заперта, и словно юная дева нежно манила своими речами к себе. – Колин! Даже не думай! Это комната Ричарда, нам нельзя туда заходить! – Тогда попробуй меня остановить или вызови полицию, – насмешливо отмахнулся тот, не отказываясь от своей задумки. Коннору ничего не оставалось, как метнуться следом. Спальня их младшего брата в точности отображал его же характер – сдержанная, аккуратная, строгая. Порядок в ней был такой, будто в ней и вовсе никто не жил. Кровать безукоризненно заправлена без единой складки, нигде нет разбросанной или висящей одежды – все убрано в шкаф. На полках нет никаких безделушек или личных вещей. Комната юриста. Все на своих местах, чисто, придраться не к чему, – с восхищением подумал Коннор. Колин же с некой опаской обходил двуспальную кровать, оглядывая каждый сантиметр помещения: – Будто он прибрался после преступления и убрал каждую улику. Ему от такого порядка было не по себе. Вся его спальня была заставлена кубками и наградами, на стульях днями могли висеть рубашки, а где-нибудь на полу валяться носки. Аккуратностью Колин не отличался, а вот импульсивностью очень даже. – Что ты хочешь здесь найти? – Коннор осторожно прикрыл дверь за собой, хотя и знал, что Рича не будет дома до вечера. – Просто любопытно, – пожал плечами его брат-близнец. – И вообще это наша общая квартира – где хочу там и хожу. – Значит, мне тоже можно в твою спальню? – В мою – нет. Тебе – тем более. Колин расхаживал по небольшой комнате настороженно, как по клетке тигра, которая пустовала, пока ее житель где-то уплетал кусок свежего мяса. Внезапно он остановился как вкопанный, заметив стоявшие на тумбочке рамки с фотографиями – единственные видимые декорации. Но привлекли его именно изображения на снимках. Это были они – братья, их семья много лет назад. Колин взял одну из рамок и уселся на край кровати, внимательно рассматривая знакомые лица. Матрас рядом скрипнул и прогнулся под тяжестью Коннора. – Ричард хранит семейные фотографии? – Коннор нагнулся, вглядываясь в изображение. – Я помню этот день. Папа повел нас в кафе-мороженое. Сколько нам тогда было? Одиннадцать? – Двенадцать, – хрипло отозвался брат. – И отец думал, что в таком возрасте я все еще люблю мороженое. Лицо маленького Колина действительно не светилось от счастья, в отличие от его братьев. Едва испробованный шарик фисташкового мороженого растаял и стекал по вафельному стаканчику в его руках. С одной стороны от него стоял Ричард, облизывающий ложку с лимонным сорбетом, а с другой – Коннор, вскинувший руку в жесте приветствия и широко улыбающийся, как ребенок с рекламы. И даже его ванильный пломбир выглядел как с картинки. А позади стоял отец, трепетно положив руки на плечи своих сыновей. – У Ричарда его глаза, – задумчиво протянул Коннор. – Как ты со своей наблюдательностью закончил курс вообще? – Колин саркастично вскинул бровь. – Рич вообще сильно на отца похож. Старший близнец понимающе кивнул, не отрываясь, с тоской в глазах разглядывая привет из счастливого беззаботного прошлого. – Такой же добрый, ответственный, готовый прийти на помощь в любую минуту. А где мама? Они же тогда еще не развелись. – А кто, по-твоему, снимает, умник? – А, точно. А что на других фотографиях? Коннор потянулся к тумбе, где стояли еще две строгие серебристые рамки. И тут же нахмурился, невольно приоткрыв рот в изумлении. – Это… Колин бесцеремонно забрал снимок из его рук, чтобы самостоятельно изучить его. Он удивленно моргнул. – Это мы ходили в поход вдоль реки с какими-то друзьями родителей. Но обескуражил их двоих явно не великолепный вид национального парка, где они разбивали палатки и изучали природу. – Что с маминым лицом? Это ведь мама, да? Там, где должно было быть лицо женщины, сидящей в окружении мальчишек и их отца, теперь оставалось только неровно исцарапанное белое пространство картона, на котором напечатана фотография. – Да, – Колин нервно сглотнул. – Кажется, Рич или кто-то другой соскреб его со снимка. – Но почему? – Коннор забрал рамку, которую брат-близнец передал ему с нотками брезгливости. – Я догадываюсь почему. Странно, что ты нет, – Колин глубоко вздохнул и удобнее уселся на кровати. – Мать была довольно…Своеобразная. Он выдавил последнее слово с таким видом, словно ему попалась гадкая конфета, но выплюнуть ее было бы неприлично. – Я помню, что они с папой часто ругались. – Они не ругались. Они скандалили. Помню, какую сцену она закатила в луна-парке, просто потому, что отец не захотел конфликтовать в очереди за попкорном. Сразу начала «ты что, не мужчина?! У тебя яиц нет?!». Так специально громко говорила, что люди даже оборачивались. Не знаю, как тебе, а мне было неловко и страшно в такие моменты. Но самое странное, что она могла носить в себе эту злость хоть целую неделю, не общаться ни с кем и на нас срываться. А могла уже через пять минут отойти и, как ни в чем ни бывало, улыбаться и ласково с нами шутить. Кого мне это напоминает… – мрачно подумал Коннор, но вслух сказал лишь: – Может, у нее просто такой характер был? Может, это был такой защитный механизм? – Слушай, ты, психолог недоделанный. Она просто была ебанутая, давай называть вещи своими именами. Колин презрительно фыркнул. День, когда их родители развелись, и они стали жить с отцом, он готов был отмечать как национальный праздник. Воспоминания из детства, в которых фигурировала его мать, Колин воспринимал с содроганием. А потом вдруг вспомнил, что Ричард единственный из братьев, который по решению суда еще какое-то время жил отдельно с мамой и только спустя год их отец добился, чтобы все сыновья перешли под его опеку. Интересно, как это повлияло на Рича? Из-за этого у него появились увлечения БДСМ? – Она все равно наша мама, Колин. Заступался Коннор и потянулся к еще одной фотографии. На ней были только они втроем – он и два его младших брата. Уже в старшей школе. – Давай закроем эту тему, – Колин устало плюхнулся на спину, нежась на удобной широкой кровати. А потом вдруг вспомнил, что они все еще в комнате Ричарда и это его кровать. И что так же идеально разгладить покрывало обратно будет очень проблематично. Опомнился он уже поздно, а потом его старший брат и вовсе улегся рядом с последней фотографией в руках и протянул ее Колину, показывая пальцем: – Помнишь? К нам в школу приехали полицейские рассказывать про свою службу и проводить профилактические беседы. Было интересно. Трое подростков в компании дружелюбно улыбающихся полицейских – мужчины и женщины – вот что увидел на этом снимке Колин. Близнецам тогда было шестнадцать, а Ричарду пятнадцать. Он приседал на корточках, поглаживая по загривку полицейского пса. – Рич мечтал о собаке. Но папа был против, – грустно улыбнувшись, заметил Коннор. И тут Колина осенило. Вот оно что. Ты осуществил свою мечту детства, да, Рич? – А ты о чем мечтал? – М? – старший брат привстал, поставил фотографию обратно на стол непонимающе уставился на Колина. – Я? Я мечтал хорошо окончить школу и поступить в университет. – Ой, ну давай без этих соплей. Что-то более физическое же хотел? Ричард – собаку. Я – трофей бейсбольной лиги. А ты? Колин чувствовал себя в комнате младшего брата уже совершенно спокойно, забывшись и по-хозяйски устраиваясь на его постели. Он с интересом следил за Коннором, который озадаченно метался взглядом. – Не знаю, – пожал плечами тот. – Вроде, ничего такого. – Дай угадаю: переспать с тем голубоглазым красавчиком из нашего класса. Как же его звали… – Джордж Робинсон, – Коннор смущенно отвел взгляд и Колин тут же самодовольно ухмыльнулся. – Так я угадал? Коннор не отвечал. Он погружался в себя, в свое прошлое и вяз там, как в зыбучем песке. И очнулся только тогда, когда его жестко уложили обратно на кровать, прижимая к матрасу, и брат-близнец навис сверху, зловеще вглядываясь в лицо. – Хочешь, я прямо сейчас тебя трахну? Жестко, глубоко. Прямо на кровати Ричарда. Можешь даже представлять, что это он тебя имеет или Джордж Робинсон. В ответ на него смотрели карие глаза, широко распахнутые от испуга. А скулы под ними залились румянцем. Коннор глубоко дышал, стараясь сохранять спокойствие. Меньше всего он хотел делать это в комнате Ричарда, где его присутствием была пропитана каждая вещь. А особенно – их детские снимки. Заниматься сексом с братом-близнецом под пристальным взглядом отца и безликим образом матери так себе идея. – Не угадал, – дрожащим голосом выдавил из себя Коннор и судорожно облизнул пересохшие губы. Сегодня тот день. Сейчас или никогда. Он должен задать тот вопрос, который мучил его всю жизнь, глядя своему брату прямо в глаза. – Я мечтал узнать, за что ты меня так ненавидишь, Колин. Младший близнец непонимающе моргнул, нахмурился и уставился на Коннора, будто тот заговорил на каком-то непонятном языке. – Ты серьезно, что ли? Ответом ему был уверенный медленный кивок и Колин, вздохнув и нервно поджав губы, слез с брата и сел рядом. – Это неправда. Я не ненавижу тебя. Если бы ненавидел – давно бы во сне подушкой придушил. – А что тогда? Почему ты ведешь себя так жестоко со мной? – Потому что ты любишь это. Думаешь, я не вижу, как меняется твое лицо, когда я унижаю тебя, делаю больно? Ты мазохист, признай это. А я – садист, у меня встает от вида чужих страданий. Мы просто созданы друг для друга, – Колин лукаво прищурил глаза. Коннор хотел было возразить, но не смог. Он помнил тот вечер, когда горячий воск плавился на его животе и боль застывала, превращаясь в наслаждение. А потом ночь в БДСМ-клубе, когда он готов был потерять сознание, лишь бы руки Ричарда сильнее стискивали его горло. Но что самое странное – на поступки Колина он действительно реагировал иначе. Его тело отзывалось быстрее, мозг ловил когнитивный диссонанс, какого не было рядом с Ричем, когда он ему достаточно было сказать чего он хочет, и Рич моментально это исполнял. С Колином ему хотелось бороться, противиться, из каких-то внутренних моральных соображений. А его либидо в голос орало – дай ему поиздеваться над тобой. Очевидно из-за того, что жестокость и садизм младшего близнеца исходили изнутри, были природными и импульсивными, словно тот и сам не знал чего от себя ожидать и поддавался сиюминутным побуждениям больного воображения. Ричард был расчётливый, правильный, сосредоточенный. А Колин – порывистый, непредсказуемый, непроизвольный. Коннору хотелось его бояться. Это был страх на грани с любопытством: что он еще придумает? – Лучше ты мне скажи: почему ты такой? Почему тебе это нравится? – Колин требовательно смотрел, не моргая. – Почему ты спрашиваешь? – Потому что не могу понять, почему это нравится мне. Сердце Коннора на секунду замерло, а потом заколотилось быстрее. Он выискивал подвох, скрытый смысл в словах младшего брата. Но ни одна мышца на лице того не дрогнула, губы, как обычно, не исказились в наглой усмешке, а в глазах не мелькала издевка. Он правда хотел это знать. Пытался копаться в себе, отыскать ответ в своем разуме и теле – почему они так предательски тянутся к тем эмоциям и ощущениям, которые дают им испытать власть и руки Ричарда. Но не находил. Было ли это влияние родителей? Трепет перед матерью и любовь к отцу? Пусть ему ответит человек с его лицом и телом, с такими же грязными, извращенными желаниями. Человек, которого он так любил истязать, наблюдая его искажающееся в боли и удовольствии лице свое отражение. Так вот, как я выгляжу со стороны. Вот, что видит перед собой Рич. И Колин понимал, что младшему брату так нравилось в этом зрелище. – Ты выглядишь так, будто хочешь, чтобы тебя поцеловали, – вырвал его из раздумий тихий голос. Коннор лежал на боку, подперев голову и с нежностью разглядывая брата-близнеца. В такие моменты он чертовски напоминает мать, когда она в качестве исключения проявляла свою искреннюю материнскую любовь, – беспокойно заметил Колин, с трудом представляя, что же такое Коннор разглядел в его лице. – А я и хочу, – мозг будто отключился и голос пинком вытолкнул слова. А в следующую секунду, Колин уже сам потянулся навстречу со своим же отражением, чтобы принять поцелуй. Теперь Коннор нависал над ним, закрыв глаза и мягко касаясь губами губ. Язык медленно, ненавязчиво облизнул и попытался проникнуть между губ в рот и, не встретив сопротивления, стал ласкать чужой влажный язык. Какое-то безумие. Я целую Колина. Сам, по своему желанию. И он не пытается меня ни оттолкнуть, ни ударить. И все это в комнате нашего младшего брата. Ох, если бы Ричард только знал… Сердце в груди Коннора так набухло, что всем остальным органам резко стало тесно, а в животе появилось неуловимое щекочущее чувство. Колин не был груб и так же неторопливо отвечал, на секунду открыв опьяненные глаза и видя сейчас близнеца так непривычно близко, что словно утыкался лбом в зеркальную поверхность. Каждая черта лица, каждая родинка симметрично повторялась друг напротив друга. Колин поддался нахлынувшему порыву, обняв старшего брата над собой, зарылся пальцами в волосы на затылке, углубляя поцелуй, обхватывая губами его язык и сильно обсасывая его, а потом снова позволяя Коннору ворваться на свою территорию, ощущая его горячее учащенное дыхание на своем лице. Коннор так разомлел, что и забыл, что целует сейчас человека, от которого годами испытывал издевки и обиду. Его руки сами легли сначала на плечи Колина, а затем переместились выше, обрамляя челюсть. Губы неловко мяли губы, язык изучал чужой рот, с каждой секундой делая это все более жадно. Сладкий как голубика, – заметил Колин, с нажимом проводя кончиком языка по деснам и нёбу Коннора. Спустя пару секунд, тот резко разорвал поцелуй, тяжело выдыхая, как после погружения под воду, так что грудь высоко вздымалась, и держался рукой за щеку. – А целуешься ты все равно как девственник. Хотя мы же оба знаем, что ты не такой, – зло подколол Колин и тут же осекся, удивленно смотря на поморщившегося брата. – В чем дело? – Кажется, у меня зуб мудрости режется. Вкус крови чувствую. – Ты охренел? Ты не должен быть мудрее меня! Недовольно поджав губы и видя, что Коннора внезапный сюрприз во рту не оставляет в покое, Колин шумно выдохнул носом и обвел взглядом спальню. – Думаю, у Рича где-то здесь лежит аптечка. Может там найдется что-то. Слезая с кровати и мысленно прикидывая, в каком из ящиков могут быть лекарства, которыми их младший брат так профессионально орудовал, Колин на секунду замешкался и задумался: с какого перепугу его волнуют недуги Коннора? Он бил его до таких синяков и кровоподтеков, что какой-то режущийся зуб был легкой пощечиной. И даже никогда не спрашивал потом, как он себя чувствует. А тут сам пошел искать медикаменты. Сначала Ричард лечил меня, теперь я лечу Коннора. Что дальше? Коннор будет лечить Ричарда? Колин открыл первый попавшийся ящик и наткнулся на аккуратно свернутые по ячейкам галстуки. Одна из ячеек неприлично пустовала. Колин знал почему. Серебристый галстук Рича, побывавший и кляпом и путами, все еще покоился в комнате младшего близнеца. И возвращать его Колин не спешил. Он открыл другой ящик – нижний – там так же опрятно были сложены футболки и рубашки, словно только что принесенные из магазина. На всякий случай Колин приподнял стопку и с недоумением обнаружил, что внутри ящик не такой глубокий, как казался снаружи. Там, где визуально могла бы уместиться стопка из десяти маек, помещались только четыре. Ему это показалось подозрительным, поэтому близнец пошарил рукой по дну и не ошибся – оно оказалось двойным. Нащупав выемки, Колин вытащил все фальшивое дно вместе с рубашками и с ошарашенным взглядом осел на пол. С той же скрупулёзностью, что и одежда, в ящике покоились смотанные веревки, наручники и кожаные оковы, плети, кнуты, разнообразные кляпы, карабины, ошейники, цепи и поводки. У дальней стенки стояло несколько одинаковых бутылочек со смазкой, а рядом – небольшая домашняя аптечка. – Нашел? – спросил Коннор, не понимая, что же так удивило его брата. – Угу, – только это и смог выдавить Колин и сглотнул ком в горле. Его взгляд зацепился за знакомый ошейник с поводком, который однажды ему пришлось примерить на себе в стенах их квартиры. Он как раз достал его из ящика, разглядывая внимательно, когда Коннор подошел сзади и едва ли не отшатнулся обратно. Очевидно, он тоже не ожидал увидеть подобное в комнате их младшего братишки. Конечно, они уже оба успели узнать Ричарда с этой стороны. Но вот тот факт, что Рич держит свое увлечение так близко, конечно оказался сюрпризом. – Узнаю ошейник, – вдруг севшим голосом произнес Коннор и указал на аксессуар в руках близнеца. – Когда Ричард выпрашивал у папы собаку, он заранее купил миску, ошейник и поводок. Так мечтал о питомце, хотел о ком-то заботиться и дрессировать. Ах, вот оно что. Получается, Рич, наконец, нашел о ком заботиться и кого дрессировать, – стиснув зубы подумал Колин, стараясь не выдавать своих эмоций. Им еще стольким предстоит поделиться с Коннором. Но пока не время. – Нам лучше уйти, Колин, – Коннор огляделся, с тревогой представляя, что они еще могут найти в комнате брата. – Помнишь, как Ричард заметил вмятину на машине? Он может заметить, что мы тут были. И тогда ты уже не сможешь придумать убедительную ложь. – Ты прав, – Колин не помнил, когда в последний раз произносил эти слова по отношению к брату-близнецу без сарказма. – Валим отсюда. Он сложил на место все как было, забыв к черту про аптечку и не вовремя вылезший зуб мудрости Коннора. А потом они расставили рамки с фотографиями как они были изначально, разгладили покрывало кровати и поспешно вышли из спальни. И это был первый случай, когда близнецы действовали сообща.