В одиннадцать утра Колина разбудил звонок в дверь. В этот прекрасный воскресный день он клялся себе отоспаться, после всех изнурительных тренировок на бейсболе. Но незваный гость, кажется, о намерениях близнеца не подозревал и теперь грозился остаться без парочки зубов. В комнате было особенно душно, даже открытое настежь окно не помогало. Полуголый, в одних спортивных шортах, Колин спустился на первый этаж и еще с лестницы заметил, что кто-то из его братьев уже открывает дверь и почти сразу же запирает обратно. Тень внизу медленно прошла на кухню и близнец даже разочаровался, что не смог высказать все свое отношение к утренним визитам прямо в лицо звонившему. Он лениво умылся и даже не стал насухо вытирать волосы – эта жара просто доканывала и хотелось просто целый день провести в прохладной ванной. Когда Колин прошел на кухню, у холодильника уже суетился Ричард с большой белой коробкой, пытаясь разместить ее в морозильном отделе.
– Что это? – зевая, спросил он у брата, указывая на загадочный предмет в его руках.
– И тебе доброе утро, – укоризненно поприветствовал Рич, – Это торт-мороженое. Фисташковый, как ты любишь.
– Я ненавижу мороженое, – скривился Колин.
– Да? А мне казалось, что любишь. Выбирал специально на твой вкус.
Подняв верхнюю часть коробки, Ричард продемонстрировал идеально ровный торт с покрытием из фисташкового крема и шоколадными украшениями, замершими на вершине.
– К чему вообще торт?
Колин успел нарыть в холодильнике пакет сока, прежде чем Рич, пытающийся найти для столь объемной коробки место в морозилке, смог возмутиться.
– Что значит «к чему»? У вас с Коннором день рождения сегодня.
Ричарда, конечно, удивило, что он знает о том, когда у близнецов день рождения лучше, чем те сами. Коннор, правда, был на работе в кафе сегодня, возможно его склероз еще не коснулся. А вот Колин еще какое-то время недоверчиво косился на календарь.
– И правда.
Ровно двадцать один год назад, в такое же приятное воскресное утро, ничто не предвещало беды. А потом на свет появились два кареглазых и темноволосых младенца, и с тех пор в этом мире на двух извращенцев стало больше.
– Я даже свечи купил, – Ричард гордо показывал упаковку с большими восковыми цифрами «два и один». – Одну задуешь ты, а другую – Коннор.
– К черту свечи, – отмахнулся младший близнец. – Подарки будут?
Рич сначала вопросительно изогнул бровь, не ожидая такой отважной наглости от брата, а потом так улыбнулся, что у последнего мурашки побежали по телу.
– Самый главный подарок тебе я уже сделал. Но у меня есть еще парочка для вас обоих.
Что за главный подарок? – напрягся Колин, пытаясь сообразить, на что намекает его младший брат. Получалось это слабо, так что Рич заботливо подсказал, достав из заднего кармана уже знакомую небольшую коробочку и положив ее прямо у Колина перед носом. При нестерпимой жаре, младшего близнеца сейчас обдало холодным потом. Он, не отрываясь, смотрел на коробку, где по идее должен покоиться ошейник, и нервно сглотнул, боясь, что если он откроет этот подарок, то там действительно будет лежать известный ему аксессуар. А что еще больше беспокоило – еще вчера утром он убирал эту коробочку как обычно под подушку в своей спальне. Но сегодня она уже каким-то образом оказалась у Рича.
– Жаль, что ты не оценил мой презент, – Ричард заботливо поднял крышку и достал из бархатного углубления ошейник. – Тебе он очень пойдет.
– Откуда… – Колин нервно сглотнул, не отрывая глаз от переливающегося кулона со своим именем. – Ты был в моей комнате?
– Да. А ты в моей. Все честно.
Ледяной тон Ричарда стягивал, словно холодные цепи. Колин даже посмотреть на него побоялся, но секунду спустя его охватил гнев.
– С-сука! Коннор! Я голову ему оторву!
Резко вставшего из-за стола близнеца опустила обратно властно легшая на плечо рука брата.
– Между прочим, Коннор благородно выгораживал тебя и говорил, что это его рук дело. Ты бы смог сделать на его месте так же? Сомневаюсь, – Рич нагнулся над братом, с силой сжимая пальцами обнаженное плечо. Колин невольно поморщился от боли. – Жаль, только врать не умеет. Говорил, что делал уборку в квартире. А вот на стеклах фотографий остались отпечатки пальчиков. Много жирных отпечатков пальчиков.
Мысленно Колин сделал несколько заметок: никогда не пытаться обмануть Ричарда, никогда не доверять хранить тайны Коннору, и никогда не лапать фотографии после яичницы с беконом. Его младший брат загадочно смотрел сверху-вниз, и под этим взглядом голубых глаз все внутренности опасливо сжимались.
Я сделаю этот день особенным, – про себя улыбался Рич. –
Это будет самый ваш незабываемый день рождения.
– Надень ошейник и будь послушным мальчиком, Колин.
Ричард вложил в руки брата кожаный ремешок и так же остался стоять перед сидящим и взволнованном Колином. Он не просил и не уговаривал. Он приказывал и делал это так, словно никаких других вариантов развития событий ни в этом, ни в параллельном мире не существует. И изумленное лицо его полуголого старшего брата стоило каждого слова. Скулы тут же налились румянцем, а пальцы нервно теребили золотую подвеску, из-за чего бриллианты на ней переливались и били в глаза своим блеском.
– Рич, нет, – Колин осмелился-таки возразить и отрицательно покачал головой. – Я только встал, толком еще не позавтракал. Я не хочу.
Но на самом деле он еще и сам не знал, чего хотел. Его слова боролись с желаниями, пытаясь не дать последним взять вверх и поддаться соблазну встать на четвереньки перед Ричардом. Однако Колин забыл, что его желания в принципе не играли никакой роли. И Рич готов был напомнить об этом брату.
– Я выбирал самый удобный ошейник для тебя. Может, стоит вернуться к строгачу для плохих и невоспитанных мальчиков, любящих совать свой нос в чужие спальни?
Поразительно, как можно было говорить так жестко и так нежно одновременно, при этом поглаживая костяшками пальцев по щеке, словно успокаивая. Если бы сейчас Рич предложил этим же тоном вырвать Колину сердце, тот ни на секунду бы не засомневался и подставил обнаженную грудь.
Близнец ошарашенно смотрел снизу-вверх то на младшего брата, не спускающего с него внимательных глаз и ждущего выполнения приказа, то на красивый дорогой ошейник в своих руках, о котором он хотел узнать побольше, но сейчас явно было неподходящее время. Глубокий вдох, смирение, и вот уже пальцы затягивают черный ремешок на собственной шее – символ владения и контроля, каким бы удобным он ни был, сколько бы бриллиантов на нем ни переливалось. С одним лишь отличием – на этом ошейнике значилось имя Колина. Это была его персональная вещь, знак принадлежности хозяину, уникальная связь с Ричардом. Привилегия, данная им и говорящая: я забрал твое имя и теперь ты мой, гордись этим.
Рич удовлетворенно улыбнулся. Он ожидал встретить злость и сопротивление, какое проявлял Колин в обычной жизни. Но вместо этого ему открылось испуганное и залитое стыдом лицо. Колин прятал взгляд, не решался смотреть в глаза своему доминанту, будто не мог пересилить себя и признать, что он покорился и ему это нравится. Никакой Брайан Марш или ему подобный, даже избив до крови, не мог заставить встать на колени, морально уничтожить и признать себя питомцем, как это сделал младший брат. Даже тот факт, что он подчиняется кому-то, кто младше него, таким образом, поменявшись ролями, и то возбуждал Колина, отзывался жаром в легких и паху.
– Молодец. Знаешь, я подумывал заказать ошейник с замком, чтобы ты не смог его снять, когда захочешь. Только когда
я захочу. Уверен, что ты бы привык к нему и привязался и потом сам бы просил меня застегнуть его на твоей шее.
Ричард ощутимо давил на психику даже не словами и голосом, а одним лишь своим присутствием, и как бы ласково ни пытался сейчас скользить ладонью от ключицы к шее и обратно, все равно это делал собственнически. Ему показалось, что Колин затянул свой подарок слишком туго, что может затруднить дыхание. И вообще Ричу нравилось, когда ошейник достаточно свободно висит на шее, чтобы в любой момент можно было взять его в руку и притянуть к себе. А еще это могло вызвать определенные трудности при выполнении команд, коими Ричард намеревался обеспечить сегодня старшего брата. Он сам расстегнул ремешок и ослабил его так, как ему было удобно, а потом потянул за ошейник Колина к себе, заставляя встать и прильнуть к себе.
– Представляешь, если бы ты спал в ошейнике? – Ричард гладил брата по затылку, сладко шепча на ухо, – Какие прекрасные сны бы тебе снились.
Голова шла кругом от обволакивающего сильного голоса и ласковых прикосновений. Ричард пах кофе и кедром, и впервые за долгое время Колин видел его в неформальной одежде – светлых потертых джинсах и черной футболке, облегающей прекрасный торс. Какие странные вещи он говорил. Странные, потому что ранее Колин возмутился бы, оскалился и ответил бы что-то дерзкое, подкрепленное матом. А теперь он мысленно соглашался, заводился от этих слов и хотел таким же шепотом откликнуться: сделай меня своим животным. Но он стеснялся и просто не мог перешагнуть через себя. Лишь прижался к Ричарду, потираясь носом под ухом и вдыхая горький древесный аромат его нежной кожи.
– На колени.
Эта команда была Колину знакома и вызубрена как отличником. Ни на секунду не заколебавшись, он послушно выполнил приказ, смиренно опустившись перед Ричем и подняв на него темные глаза.
Какой прогресс, – решил Ричард и улыбнулся украдкой, заметив взволнованно поджатые губы старшего брата. Несомненно, того трогало за живое – стоять в одних лишь шортах на коленях перед братом, вдыхать запах кожаной ленты, опоясывающей шею и чувствовать невидимый контроль. Ричард предпочитал лишний раз не прибегать к физическому воздействию. Его гораздо больше заводила ментальная власть, психологическое влияние. Подчинить себе этого бойкого зверя доставляло такое же наслаждение, как укрощение дикого мустанга.
– Что ты еще лапал в моей комнате? Помимо фотографий.
Колин тревожно сглотнул и тут же замотал головой:
– Ничего. Я ничего не трогал.
– Правда? – Ричард строго прищурился и сжал брата за подбородок, приподнимая голову и не давая отвернуться. – Если узнаю, что ты врешь – рассержусь.
Большой палец поглаживал испуганно поджатые губы, а потом без предупреждения раздвинул их и, нажимая, заставил открыть рот. Когда Ричард требовательно надавил пальцем на язык, старший брат беспрекословно облизал его, и Колину показалось, что на вкус руки Ричарда как фисташковое мороженое. Рич провел пальцем по кромке нижних зубов и по пересохшим от волнения губам, прищипнув напоследок нижнюю.
Сказать ему правду? Или продолжать врать? Какое из последующих наказаний будет более болезненным и унизительным? Но как он узнает, что я соврал? Там же нет никаких улик. Если только этот мудак Коннор не сказал…
– Правда, – кивнул Колин и почему-то совсем не пожалел о своей лжи.
Непредсказуемость Ричарда будоражила. К тому же Колин никогда не видел брата по-настоящему в гневе. Только ради одного этого зрелища можно было соврать о чем угодно.
– Значит, ты не видел, какие у меня есть игрушки?
В сердце Колина больно защемило.
Видел. Только если это у тебя нет еще одного такого же ящика. Он широко раскрытыми глазами уставился вверх – где Рич с загадочной ухмылкой сунул руку в свой задний карман и протянул что-то к лицу брата в кулаке. Когда ладонь разжалась, Колин непонимающе уставился на металлическую цепочку с незнакомыми предметами на концах.
– Знаешь что это? – в ответ старший брат отрицательно покачал головой и Ричард распустил цепочку, подвесив на ладони. – Зажимы.
До Колина медленно стало доходить: что и для чего это. Он осел на коленях, с придыханием смотря на незатейливый аксессуар. Его бросило в холодный пот, только от того, что он еще не знал, что Ричард сделает и что сам Колин после этого испытает.
– Ричард, не надо.
– Надо, – уверенно отозвался младший брат, таким тоном, будто он врач, прописывающий пациенту необходимые процедуры лечения. Только вот в их случае это были процедуры воспитания.
Колин хорошо запоминал многие уроки, кроме одного: никогда не пытайся обмануть Ричарда.
– На четвереньки, живо!
Рявкнул младший брат и от его командного тона по телу Колина побежали мурашки, а каждый волосок на коже приподнялся. Это был как гром среди ясного неба: еще секунду назад тебя ласкало солнце и вот уже сгущаются тучи и надвигается гроза. У этой грозы были пронзительно-голубые глаза. Ни на секунду не задумываясь, Колин опустился на четвереньки, заливаясь румянцем от смущения и обливаясь холодным потом от возбуждения одновременно. Рич даже не сомневался в такой реакции. Чисто психологически в голове Колина уже давно должно было отложиться: не послушаешься строгого голоса – за ним последует физическая кара. Лучше слушаться.
– За мной, – сунув зажимы обратно в карман, Ричард уверенным шагом направился в свою спальню, прислушиваясь и с удовлетворением отмечая, что Колин медленно следует за ним как верная собака.
Это было чертовски неудобно, унизительно, немыслимо. Колин чуть не выругался вслух, пересекая порог уже знакомой комнаты ползком. Рич пока выдвинул заветный ящик и быстро выудил оттуда одну из смотанных веревок. Красивая, блестящая алая веревка была будто соткана из кровавых нитей. Колин почувствовал, как затекают его руки, но смиренно ждал приказа, и с волнением наблюдал, как Рич медленно, словно издеваясь, разматывает путы.
– На колени. Руки за спину.
Уже знакомые изгибы мышц, хоть и принадлежащие другому человеку, оплетались веревкой так же, как до этого делалось с Коннором. Только теперь на голое тело. Ричард делал все быстро, четко, при этом достаточно аккуратно, чтобы не перетянуть и не нарушить кровообращение, но при этом так, чтобы Колин не мог пошевелиться и чувствовал тот самый дискомфорт, которого так не хватало его мазохистской сущности. Колин смирно стоял, не шевелясь, ощущая, как сантиметр за сантиметром веревка оборачивается вокруг его рук, груди, плеч, стягивает конечности так, что они теперь казались единым с туловищем. Холодные красные нити скользили по коже как змеи, грозясь укусить в любую секунду от неосторожного шороха. Когда Ричард закончил, Колин все также стоял перед ним на коленях, но теперь уже не только в ошейнике, но и связанный красивым красным узором, в строгих геометрических формах, с опущенной головой и напряжением в шортах. Если его мозг еще и мог противиться, то вот тело – нет.
Эту прекрасную для Ричарда картину можно было еще улучшить. Он достал уже известный старшему брату аксессуар из кармана, присел перед ним и обманчиво-ласково обвел пальцем ореол соска. Колин быстро облизнул пересохшие губы, с опаской покосившись на цепочку в руках брата. Под ласками чутких пальцев бусинки сосков тут же напряглись и прежде, чем Колин успел в очередной раз выдохнуть, один из стальных зажимов сомкнулся на чувствительной розоватой коже, заставив легкие поперхнуться воздухом. Это была ощутимая боль. Терпимая, не острая, а скорее разливающаяся из одного флакона с бессознательным экстазом. Колин заерзал на коленях, кусая губы и морщась, пока Рич, даже не обращая внимания на реакцию брата, фиксировал второй зажим. Он точно знал в каких пропорциях доставлять своему питомцу удовольствие и боль, чтобы все это вместе опьяняло его разум и заставляло просить добавки. Тонкая серебристая цепочка теперь свободно свисала, соединяя между собой два соска.
Ричард был доволен. Прежде всего, Колином – он стойко выдерживал любые манипуляции и даже не закричал, когда младший брат взялся за цепочку и потянул на себя, увлекая к кровати. Лишь застонал в голос, но сразу прикусил губу, словно ему велели молчать, а он ослушался.
– Мне нравится, когда ты так сладко стонешь, – ухмыльнулся Ричард, толкая Колина на кровать. – Это лучшая похвала для меня. Продолжай.
Полностью подвластный ему брат, чьи чувства были в руках как ниточки марионетки – такой подарок Ричард пожелал бы себе на день рождения. Но сегодня праздник близнецов, а значит в первую очередь нужно позаботиться об их удовольствии. Судя по натянувшему шорты, как кол палатку, члену – Колину его подарок нравился. Рич склонился над братом, сжимая и поглаживая напряженный орган через ткань. Колин тут же отозвался протяжным мычанием и закинул голову, поднимаясь в бедрах.
– Помнишь, как ты умолял меня дать тебе кончить? Ты был тогда таким умничкой, Колин.
Продолжая поглаживать близнеца по паху, Ричард склонился к самому ему лицу, поцеловал в висок и сразу же медленно потерся губами об ухо.
– Сделаешь так еще раз? – шептал он и Колин снова чувствовал запах кофе и маслянистые нотки кедра.
И какой-то аромат еще… Ни на что не похожий, но он определенно где-то уже его чувствовал.
Точно, в том клубе. Это запах возбужденного Ричарда. Просто его самого, его феромонов. Если бы этому парфюму можно было дать название, Колин бы выбрал «Сладкая власть».
– Ричард… – едва выдавили губы и рука с члена сразу исчезла, зато другая больно потянула за цепочку между сосков. Колин коротко вскрикнул, прогибаясь в спине так, что связанные руки и сведенные друг к другу лопатки хрустнули.
– Мы это уже обсуждали. Как ты должен меня называть?
– Сэр, – сразу вспомнил Колин и всхлипнул.
– Так-то лучше, – в поощрение Ричард снова стал поглаживать член через шорты, но без нажима, ровно так, чтобы Колин это чувствовал, но не мог кончить раньше времени.
– Сэр, пожалуйста, – Колин еще боролся с собой, не мог преодолеть остатки гордости, хотя уже говорил это. Но каждый раз это было как пощечина самому себе. Рука Ричарда на его члене сначала сжалась сильнее, а потом наоборот скользнула выше – к обнаженному животу, оставляя возбужденный орган без внимания.
– «Пожалуйста» что?
Приятнее всего было морально выворачивать Колина наизнанку и слышать его жалостливый, срывающийся голос. Такой притягательно-сладкий, как жидкий мед. Он совсем не шел вразрез с тем грубым, неотесанным тоном, когда близнец ругался и ворчал. В минуты унижения и мольбы, голоса Коннора и Колина были особенно похожи и особенно притягательны на слух для Ричарда. Но Колин не смог. Морщился, извивался в поисках ласк, которые даруют ему облегчение, но выдавить из себя постыдную просьбу не смог.
– Не хочешь говорить? – вскинул бровь Ричард и отпрянул от брата к ящику с потайным дном. Когда Колин увидел покачивающийся кляп с довольно крупным черным шариком, он инстинктивно покачал головой и сжал зубы. – Тогда будешь молчать.
Заставить Колина разомкнуть челюсти не составило труда – достаточно было посильнее потянуть за цепочку и болезненный крик сам вырвался на волю, а между зубов сразу встал черный шарик и на затылке затянулся ремешок, не давая ни сомкнуть челюсти, ни выдавить из себя ни слова. Скулящий через кляп Колин был еще более миловидным. Даже с той розовой косточкой между зубов он не выглядел таким же смущенным и прекрасным одновременно. Ричард заботливо убрал взмокшие от пота волосы со лба брата и снял с сосков зажимы. Это оказалось еще болезненнее, чем их закрепление, судя по выгнувшемуся и взвывшему старшему брату. Но соски были уже темные, воспаленные, с оставшимися от зажимов красными полосами. Удержаться от соблазна облизать их было невозможно. Рич склонился над связанным телом, взялся одной рукой за ошейник и другой рукой стал поглаживать ребра, так ласково, словно музыкант, пересчитывающий клавиши рояля. Губами он припал к соску, облизывая его, всасывая в рот и чувствуя, какой он стал горячий от грубого воздействия металла.
Колин дышал часто и только носом, из-за занятого рта. Грудь и живот высоко вздымались от тяжелого дыхания, но в легких все равно не хватало воздуха. В висках давило от возбуждения, а член уже выглядывал через сползшие шорты. Воспаленная нежная кожа стала успокаиваться от влажного и ласкового языка. Это было лучшее лекарство от всех ран – язык Рича. Умелый и мягкий он заставлял выгибаться ему навстречу, лишь бы тот не переставал лизать. Когда один сосок уже был совсем скользким от слюны, Рич переключился на второй, так же аккуратно всасывая его и облизывая во рту кончиком языка, а потом отпуская и выводя на коже влажные узоры. Колин не переставая мычал, и то закатывал от удовольствия глаза и откидывал голову, то обиженно смотрел на Рича, когда тот внезапно переставал ласкать. Но младший брат не обращал на него внимания и издевательски медленно водил языком по затвердевшей бусинке соска, когда Колин нервно сопел и нетерпеливо ерзал под братом. Тогда Рич напоминал кто здесь главный, строго дергая за ошейник. Пока он потерял бдительность, близнец поднялся в бедрах и потерся пахом о тело брата, привлекая внимание и пытаясь хотя бы так довести себя до оргазма. Ричард это заметил, хоть и не сразу, но тут же перестал дарить свою нежность, в качестве наказания.
– У тебя был шанс. Теперь кончишь когда я захочу, – жестоко сказал Рич и отпрянул от брата, оставляя его разочарованным лежать на кровати с поднятыми как у обиженного ребенка бровями и просящими глазами.
– Знаешь, я кое-что еще нашел в твоей комнате.
С этими словами Ричард достал из тумбочки тот самый серебристый галстук, с которого все началось.
– Кажется, это принадлежит мне, – блеск поднебесного цвета глаз заставлял забыть, как нужно дышать, и Колин, с широко открытыми от страха глазами, невольно стиснул шарик в своих зубах сильнее.
Рич оперся коленом на кровать, та скрипнула под его весом и промялась, из-за чего неподвижный и безмолвный Колин перекатился на бок. Его младший брат демонстративно медленно провел кончиком языка по своим губам, и еще медленнее склонился к встревоженному лицу.
– А знаешь, что еще принадлежит мне? – дыхание обжигало ухо и горчило запахом кофе. – Ты.
***
Худшее, что можно придумать на день рождения – это работа в летнем кафе в самый пик жары. Коннор был благодарен начальству только за то, что сегодняшняя смена выдалась короткой и он может уйти домой после полудня. Еще двадцать минут и все. Самые долгие двадцать минут в его жизни. Двадцать плавящих на солнцепеке без тени минут. Воскресенье, но посетителей в такое время еще мало. В основном клиенты пропускали по прохладительному напитку и сразу уходили. Даже чаевых на таких заказах не заработаешь. Очередной зашедший посетитель был Коннору очень знаком.
– Ричард! – радостно воскликнул и тут же обернулся по сторонам: администратора видно не было и можно обменяться с братом парой слов. – Что ты здесь делаешь?
– Хотел посмотреть как ты тут. Ужасная работа, – Ричард и свою-то не любил, но видя скучающего в тени тента Коннора он понимал, что сидеть в офисе и разбирать бумажки – не так уж и плохо.
– Это всего-лишь на лето. Потом я уже буду искать что-то по профилю.
Близнец беззаботно пожал плечами и собрал в стопку расползающиеся листы с меню.
– Хочешь холодный мохито?
– Нет, спасибо, – отозвался Рич, хотя был убежден, что Коннор всегда просит сделать бармена для него персональный мохито с большим количеством свежих лаймов и мяты. В этом кафе данный напиток нравился Ричарду больше всего. – Я думал забрать тебя с работы, чтобы мы смогли отметить день рождения.
Коннор даже засветился, так ему была приятна забота младшего брата. Осталось только дотерпеть проклятые двадцать… нет, уже меньше минут.
– Подождешь немного? Мне еще чуть-чуть осталось и нужно будет переодеться. Могу пока принести апероль-спритц, – близнец лукаво улыбнулся и подмигнул.
Он помнил тот вечер. Не во всех красках, но довольно хорошо, чтобы ни о чем не жалеть. Апероль-спритц стал спонсором их грязных развлечений в туалете бара и воспоминаний, о которых стыдно рассказывать посторонним.
Ричард быстро посмотрел на часы в мобильнике и утвердительно кивнул:
– Да, конечно. Буду ждать, сколько попросишь. От апероля я не откажусь.
Когда Коннор закончил и переоделся из формы официанта в гораздо более приятные в такую погоду легкие брюки и майку, Ричард только-только дотягивал остатки коктейля.
– Я готов, – заявил старший брат и отмахнулся, когда Рич протянул ему деньги за заказ, – Оставь, сегодня я угощаю.
– Как хочешь, – пожал плечами Ричард и убрал купюру обратно в карман. Оставив пустой бокал на столе, он встал и вместе с Коннором направился домой. – Отметим тогда дома.
– А Колин будет присутствовать?
Коннор даже сам не знал: хочет он видеть брата-близнеца в их общий день рождения. С одной стороны, сам Колин этот праздник не особо любил и постоянно портил всем настроение на вечеринке. Ему казалось, что это должен быть его личный день рождения, а не один на двоих с Коннором. Но с другой стороны, сам Коннор не представлял этот день без самого близкого по крови человека, каким бы мудаком тот ни был.
– Конечно, – улыбнулся Ричард и, закинув руку на плечо старшего брата, притянул его к себе, – Это же и его день рождения тоже. Колин – особенный гость.
***
В доме было тихо. Странно тихо. Но подозрительным это казалось, видимо, только Коннору, потому что Ричард совершенно спокойно бросил ключи на тумбу и стал неторопливо разуваться, пока Коннор еще долго прислушивался и искал взглядом брата-близнеца.
– Подожди, – остановил младший брат, когда Коннор собрался пройтись по квартире в поисках Колина, – У меня есть сюрприз.
Рич вытащил из кармана черный платок, кажется свою любимую бандану. Скрутив, он повязал ее на глаза близнецу, закрывая ему обзор. Видимо, сюрприз действительно грандиозный.
Ричард подготовился, так приятно, – думал Коннор, в предвкушении облизывая губы. Когда Рич взял его под локоть и медленно повел за собой, обходя наиболее опасные и острые предметы и заранее предупреждая Коннора в какую сторону повернуть, последний не переставая фантазировал на тему приготовленного подарка. Но то, что он увидел, когда брат снял с его глаз повязку и приглушенный из-за занавесок свет озарил спальню Ричарда, Коннор точно не представлял. Он в шоке уставился перед собой – на знакомую двуспальную кровать, где лежал его брат-близнец.
Полуголый Колин, в ошейнике, бессильно смотрел в сторону братьев. Оплетенный ярко-красной веревкой, как подарочный набор, с завязанными сзади руками и такими же связанными, но уже галстуком ногами, с блестящим черным шариком в зубах и со стекающей по подбородку и шее слюной. Он чуть слышно мычал, но уже совсем подавленно. Лицо его было красным от напряжения, тело блестело от пота, а влажные волосы были растрепаны и казались еще темнее, чем раньше. Коннор поверить не мог, что это его брат-близнец. И что он с таким же лицом, в таком же виде, мог бы лежать на этом же месте. Из всех троих братьев, самообладание сохранял только самый младший. Пока Коннор остолбенел и с открытым от изумления ртом разглядывал Колина, а тот в ответ только жалостливо сопел и с лицом полным беспомощности смотрел в ответ, Ричард успел сходить на кухню, вернулся, прошел вглубь своей спальни и остановился так, чтобы оба старших брата могли его видеть. В руках уже была запотевшая бутылка шампанского, которую он ловко вскрыл одним движением и, слизнув с руки стекающую пену, сладостно объявил:
– С днем рождения, мальчики!
Продолжение следует...
