Attraction

Треск раскаленных поленьев в камине. — Дрянь! Хлесткая пощечина. Рыжеволосую головку резко кидает вбок, и на скуле разливается яркое пятно. Лишь бы не зарыдать, иначе она взбесится еще сильнее. — Потянуло с этим грязным отребьем шашни крутить? Мамочка заносит руку для еще одного удара. Уклонение. Промах. Но длинные пальцы с удвоенной яростью успевают ухватить клок густых волос на затылке. Больно. Но нужно терпеть. Иначе обычными пощечинами дело не ограничится. — Как я людям в глаза смотреть буду? Небось, еще и кувыркалась с этой чернью? Живо отвечай мне, дрянь! Ощущение, что скальп сейчас слезет с головы после такого сильного рывка. Ничего не остается, как задрать голову и взглянуть в ее глаза. Оскаленные зубы. Выбившиеся из прически пряди с серебристой сединой. Искаженное, раскрасневшееся в приступе гнева лицо. Не человек — гарпия. Откроешь рот — изобьют. Промолчишь — тоже. Везде исход одинаковый. Выбор пал на второе. — Сейчас ты заговоришь, сейчас ты у меня по-другому запоешь, шлюха малолетняя! Еще один рывок. Несколько волосинок определенно сейчас распрощались с головой. Знала бы, что невинная прогулка с веселым конопатым мальчишкой с окраины города закончится очередным скандалом, и все равно бы пошла. Тошно от дома. Тошно от богатеев и толстосумов на званых ужинах, которые сальными взглядами облизывают только сформировавшуюся фигурку. Тошно от родителей, что ищут жениха побогаче. Камин в опаляющей близости. Сильный захват за запястье не дает выдернуть маленькую кисть из цепкой лапы. На ладони алыми полосами расползается ожог от каминной решетки. Пахнет горелым мясом. Сигрид не проронит ни звука. С мужчинами сближаться опасно — высеченная установка в мозгу. Сейчас она была похерена в корне. В последний раз мужчина был так близок к ней разве что в драке. Но стальные объятия Эрвина Смита это совсем другое, они вызывают доселе неизвестные, пьянящие эмоции. Пусть на мгновение, пусть он почти сразу ее отодвинул — но Сигрид их запомнила, чтобы потом проанализировать. Уши горят от стыда, а в животе плещется то самое, странное чувство. Не сказать что неприятное. — … Эй, Ржавая Голова! Пюре так и осталось нетронутым и стало совсем уж непривлекательной массой. Сигрид вздергивает голову и расфокусированно, еще не успев до конца вынырнуть из омута мыслей, таращится на потревожившего ее. — А? — Ты там уснула что ли? — напротив сидящий Конни торопливо убирает вилку, которой собирался ткнуть в мирно лежащую на столе кисть девушки. Для привлечения внимания все средства хороши. А то слишком резвая для калеки девчонка, втиснувшаяся на скамью между своими товарищами начинала их пугать своим пустым взглядом в никуда. — Спрашиваю, как ноги твои? Жан без тебя тут совсем заскучал. — Ну, с командором Смитом ему теперь точно не тягаться, — усмехается широкоплечий блондин, сидящий рядом со Спрингером. Сигрид не помнит его имени. Единственное, что знает — он чертовски больно дерется. Именно после схватки с ним на тренировке она еле ходила из-за ноющих мышц в последующие дни. — Нормально, — кратко бросает она и скорее запихивает ложку пресной еды себе в рот, ощущая, как пунцовые розы румянца расцвели еще сильнее. — Жить буду. Немногословность спасает. От нее на время отстают и возвращаются к бурной дискуссии насчет маячившей на горизонте первой вылазки за Стену. Продолжая быстро поглощать пищу, рыжеволосая стремится удержаться от желания развернуться на все сто восемьдесят градусов и взглянуть на того, с кем определенно ни у кого не получится тягаться. Но это точно не укроется от везде успевающего Конни, так что потом придется выслушать еще одну подъебку и на этот счет. «О, Вагнер-или-как-там-тебя, хорош Смиту глазки строить, между вами пропасть лет в пятнадцать, смирись» — наверное, скажет что-то в этом роде. Сигрид тихонько, совсем недостойно для светской дамочки, хрюкает из-за вырвавшегося смешка. — … Чего это ты там ржешь сидишь, Вагнер? — девушка почти угадала — Конни все-таки нашел к чему прицепиться. — Тебя-то, всю забинтованную, вряд ли к вылазке за Стену допустят. Разве что Кирштайн тебя и там будет на руках таскать. — Заткнись уже, — угрюмо доносится где-то справа. Жан определенно не в духе — это видно по насупленным бровям и потемневшему взгляду. Ему не нравилась нагловатая усмешка командора, дарованная кадету сразу после того, как Сигрид извернулась из тех дурацких объятий и захромала к их столу. Его раздражали ее пунцовые ушки, которые видел за прядями волос, хоть девушка и сидела не совсем рядом, а через одного человека. А еще эти глуповатые шутки расхлябанного мальца окончательно добивали. — Смени тему. Сигрид неуютно. За неимением салфетки, большим пальцем она аккуратно вытирает уголки сухих губ и решает, что именно из-за ее появления назревает конфликт, из-за чего на душе становится паршиво. Даже остальные ребята за столом притихли, ожидая развязки. К счастью, большинство мальчишеских словесных перепалок не достигают уровня бурной ссоры или драки. Конни Спрингер морщит нос и высовывает язык в презрительной гримасе, однако следует совету и замолкает, а Жан… Жан снова с мрачной миной продолжает покручивать на столе полупустой стакан с еле розовым компотом. Чтобы рассмотреть парня, оранжевое яблочко раздора чуть отклоняется назад, за спину рядом сидящей белокурой девчонки, которая делит их с Кирштайном. Теперь-то Сигрид уверена, кем является тот тайный воздыхатель, который неделю назад навел шороху в госпитале. К сожалению, будучи прикованной к постели, она не смогла вовремя подняться, выйти за дверь и взглянуть, кого это там сиделки старательно пытаются утихомирить и не пустить в крыло, где находилась новоявленная калека. Ей оставалось лишь слушать гомон голосов и догадываться, что там происходит. «Я только на минутку», «отпусти ты меня, карга старая» — обрывки фраз, выкрикнутых неизвестным пареньком, яростно пытающимся прорвать бастион из старушек, заставили Вагнер тихонько прыснуть в подушку. Позже, проснувшись глубокой ночью в конце того же дня от тихого шелеста, она поняла, что таинственный посетитель таки оставил свой след — на полу, перед открытым на ночь окном, лежал метко заброшенный в палату пестрый букетик полевых цветов с запиской.

поправляйся скорее.

— Я люблю ромашки, — не сводя блестящих глаз с профиля предполагаемого поклонника, проговаривает Сигрид. Звучит по-дурацки, особенно с ее картавостью. Но оно того стоило. Жан Кирштайн оборачивается, мгновение удивленно смотрит на лукавое личико слева, а потом расплывается в широкой улыбке.