Отторжение
27 мая 2019 г. в 00:22
— Ну и вонища от этих уродов! Я даже и не думал…
— А что ты хотел, они же людей горстями употребляют. Вот и несет трупниной.
— Хорошо, что в этот раз никем не пообедали.
В сумрачном трактире пахнет не намного лучше, чем от титанов, судя по рассказам товарищей, решивших отметить в этом заведении свой первый поход за Стену. Алкогольно-никотиновый смрад, смешанный с запахом пота.
Зато сколько нового происходит вокруг, какая палитра эмоций! Сигрид с любопытством вертится по сторонам словно ребенок, случайно забредший в какое-нибудь Сахарное королевство и стремящийся запомнить как можно больше: сизый слой дыма от самокруток под самым дощатым потолком, смех и звон кружек с пивом полупьяных людей, запах жареных закусок. За всем сразу не уследишь — то где-то за углом зала вдребезги разлетится тарелка, то завизжит кокетливо трактирная служанка, поймавшая сочный шлепок по заду. Такое на до тошноты скучных балах и званых ужинах точно не увидишь.
— Твое пиво. Угощайся, — Жан доволен не только тем, что остался жив, благополучно избежав титанических лап. Найденная в конюшне рыжая, которая в одиночестве осталась в безопасных стенах училища и теперь занималась порученной кормежкой лошадей, долго мялась и упиралась, прежде чем согласиться пойти с остальными выпить. Все аргументы в виде надвигающегося часа отбоя и незаконченной работы канули в Лету, когда ее попросту подхватили под подмышки и выволокли из-под пахнущего сеном навеса для лошадей.
Пусть это будет завуалированным приглашением на свидание — подумывал хитрец, пропуская мимо ушей вялые попытки Сигрид отмазаться и вывернуться из крепких мальчишеских рук — до отбоя времени полно, возможно еще успеется после бара вдвоем прогуляться. А может и не только.
Прекратив пялиться на то, как лапают трактирщицу, девушка обхватывает принесенную Кирштайном тяжелую литровую кружку двумя ладонями и отхлебывает дешевое светлое пиво. Вкус ей нравится. Сей напиток ранее она не пробовала, разве что пропускала стакан-другой гранатового вина из отцовского подвала, так что рыжая вновь прячет нижнюю половину лица в широкой посудине, шумно глотая и параллельно прислушиваясь о чем говорят ее товарищи. Сама она в этих событиях не фигурирует — позорно осталась в окружении Стен со своими проклятыми ногами. И не она приняла это решение. Конни по дороге в питейное заведение уже вдоволь позубоскалил над тем, как «командор едва ли не за шкирку ее с лошади стащил, видели бы вы ее лицо».
— И куда это ты собралась, а, Вагнер? — от насмешливых, но внимательных глаз становится не по себе, но лицо сохранить нужно — девушка выпрямляет спину и смотрит на командора сверху вниз, с топчущейся на месте гнедой лошадки.
— Как куда? За Стену, как и все, сэр.
Пауза. Сигрид облегченно выдыхает, когда дуэль взглядов прекращается — все равно продержаться дольше нескольких секунд, не покрываясь предательским румянцем она бы не смогла. И тут же внутренне подбирается, следя за тем, как Смит переводит свои голубые — чертовски притягательные — очи на ножку кадета в стремени.
— Тебе не следует.
— Почему?
— Лошадь чувствует неуверенного или слабого наездника, — хоть мужчина и говорит размеренно, спокойно, тоном учителя, Вагнер нервничает. А когда ее спрятанную в сапоге лодыжку неспешно обхватывает крепкая кисть, и вовсе не сдерживает судорожного вдоха. — Перед лицом опасности она постарается тебя сбросить и убежать. Да и ноги твои еще не окрепли. При ска́чке на них приходится немало напряжения, так что ты сама упадешь. Вот так.
Хватка пальцев усиливается и отзывается горячей пульсацией по всей икре. Не так больно, как неделями раньше, но достаточно неприятно. Самое плохое — из-за тянущих ощущений мышцы действительно перестают слушаться, и все тельце неумолимо тянет вбок. Сигрид старательно пытается удержаться. Насупившись, рукой обхватывает мощную шею лошади и тянет свой зад в противоположную сторону от Эрвина, но он, кажется, только этого и ждал — усилив давление на несчастной лодыжке, он-таки заставляет девушку зашипеть от боли и неловко соскользнуть с седла.
Сукин ты сын.
Обидно до слез, но они остаются запертыми за зажмуренными веками. Пальцы нервно крошат кусочек ржаного хлеба в кармане, припасенный для лошади еще после завтрака и бережно спрятанный в куртке, а помятая лодыжка горит адским пламенем.
— Твоя смерть будет очень глупой и бессмысленной, если поедешь.
Под пронзающим насквозь взглядом происходит метаморфоза. Из выдрессированного кадета со сбитыми костяшками в маленькую обиженную девочку, готовую взорваться требовательным плачем в любую секунду. Эрвин это отчетливо видит, Сигрид — нет.
Огненная голова наконец вскидывает подбородок и блестит влажными глазами куда-то в сторону. Злыми, с огоньком. Разве что нижняя губа предательски дрожит и выдает горькую обиду у хозяйки на душе. Товарищи давно уже на конях, ждут дальнейших приказаний, а она, жалкая, пристыженная как малявка, остается за бортом. Топчется в мокрой от утренней росы траве и провожает отряд взглядом. Даже голову не повернет, чтобы взглянуть на командора, когда тот с легкостью, странной для такого высокого и, очевидно тяжелого мужчины, взбирается на подведенного для него вороного коня.
Шуршит зеленый плащ, поводья натягиваются, а Буцефал фыркает, неспешно тронувшись с места. И только тогда, когда двор пустеет, Сигрид набирает в легкие побольше воздуха и кричит, кричит что есть мочи:
— СМЕРТЬ ЛЮБОГО ЗА СТЕНОЙ НЕ ИМЕЕТ СМЫСЛА!
Тело немеет от количества выпитого. За одной кружкой пива уговорилась вторая, потом еще пара стаканов чего-то зеленоватого, горького и отдающего травами на вкус. Кажется, какая-то настойка, от которой всех в миг развезло, а кого-то потянуло помахать кулаками.
Раскрасневшийся Райнер (так вот как зовут этого стервеца, который ей все почки отбил во время занятия рукопашным боем), вероятно, уязвленный, чьим-то косым взглядом, все порывался встать из-за круглого стола и пойти выяснять отношения, но пока что этому мешал Бертольт. Да, пытаться удержать этого здоровяка казалось непосильной задачей, но он справлялся. Помогать бедняге никто не собирался — Саша первая сдалась под натиском количества алкоголя и поспешно отлучилась в туалет, а Конни только и делал что науськивал Брауна на мордобой с вон теми мужиками.
Сигрид искренне, хрипловато смеется и не сразу чувствует, как под столом по ее обтянутому песочными штанами бедру шаловливо скользит ладонь. Смешок застревает в горле.
— Нужно возвращаться, — еле сфокусировав взгляд на ореховых глазах, она кладет ладошку на ладонь Кирштайна, прекратив ее движение выше по ноге. Все, дальше ходу нет. — И так уже задержались.
Как же сложно теперь стало разговаривать — язык заплетается, ком предательской тошноты подкатывает к горлу. Вагнер устало упирается лбом в плечо парня, слабо надеясь на его благоразумие. Но, кажется, не получается.
— Брось, нас никто и не думает искать, — проговаривает ей на ухо парень. Переместившаяся с колена на спину ладонь неспешно поглаживает. Сигрид это мало-помалу усыпляет. Необходимо идти, пока она не отключилась.
Попытка номер два.
— Нет, нет, нет, — вторит рыжая и с трудом отталкивается, чтобы привести в себя в горизонтальное положение и прекратить растекаться медом на плече Жана. — Обязательно… Побудем вместе. Только в другой раз. Ладно?
Надо спешить, черт, надо немедленно двигаться в сторону теплой койки. От резкого поднятия на ноги перед глазами все завертелось как в карусели на ярмарке, свет свечей смазался в длинные полосы, лица людей стали сюрреалистичными, искаженными. Еще минута — и весь алкоголь из девчонки нелицеприятно выплеснется наружу. Следовать примеру Саши очень не хотелось.
Кажется, слова «побудем вместе» подействовали лучше всех. Вместе. Вдвоем. Без посторонних глаз. Картинки возможных занятий с рыженькой услужливо подкинуло пьяное воображение, и Жан неохотно отпускает белую ручку из своей. Останавливать ее нет смысла — Вагнер взмывает ослепительным пламенем, торопливо прощается с остальными ребятами и вылетает за двери, не дав и секунды опомниться. До кадетского корпуса идти всего ничего, так что он уверен, что осторожная Сигрид доберется без приключений.
Так и случилось.
Разве что до боли знакомая карета, вынырнувшая со двора училища, чуть не сбивает рыжую, заставив ее лихо отпрыгнуть к стене здания. Даже в темноте и сквозь призму опьянения она узнает витиеватый герб на темной глади дверцы. Змея, обвивающая кинжал и кусающая его за ручку словно в стремлении полностью его поглотить.
Неужели…
От страшной догадки и от количества выпитого Сигрид таки рвет.