***
— …А я ведь говорил тебе, что нельзя отпускать этих идиотов после вылазки… — …Толпа пьяных кадетов сейчас ходит где-то в городе, позорит себя и нас… — …Эрвин, клянусь Марией, если эту суку сейчас вырвет на пол… — …Я ее изобью до кровавых соплей… — …Отнеси ее. Я пошлю людей за остальными. Нужно немедленно их собрать, пока не учудили чего. Под прикрытыми веками забрезжил свет и мутные тени. Ясность звуков постепенно возвращалась. Движение вверх. Кажется, подняли с пола. Лицо утыкается во что-то теплое, пахнущее свежестью. В маленькую щелку под ресницами видно нечто белое. Рубашка. Приходится приложить немало усилий, чтобы повернуть голову и проверить, кто же ее обладатель. — Командор, — еле слышно скулит приходящее в себя тельце. — Не отдавайте меня ему.***
Фридрих Вагнер, судья, действительно был одним из немногих меценатов военных сил города, едва ли не самым щедрым из них. Его поддержкой Разведкорпус заручился относительно недавно, всего-то пару лет назад, но с того момента стало немного проще дышать. Недостатка продовольствия больше не ощущалось, конница возросла, появились средства на дальнейшие исследования. Кроме того, представитель правовых норм активно интересовался деятельностью всех войск, но Эрвина не волновало, какие цели преследует Фридрих. Его вытянутое, вечно хмурое лицо с бородкой было абсолютно непроницаемым. Лишь раз в глазах проскользнуло нечто вроде волнения, когда он спрашивал о своей дочери. Украдкой намекнул на ее будущее: раз так сложилось, что дочь ослушалась воли родителей и поступила в кадетское училище, то ей лучше всего попасть бы в Военную Полицию, подальше от кровопролития и смертей. Кажется, Сигрид в первое время придерживалась подобного плана и лезла из кожи вон, чтобы подняться в десятку лучших. То ли она осознала, что место в Полиции ей не светит, как ни стараться, то ли повлияло знакомство с ребятами, горящими желанием попасть в Разведкорпус, но, кажется, надежды ее отца теперь пойдут прахом: его маленькая девочка всерьез заинтересовалась опасным, тяжким делом. Сигрид проницательна, умна и хладнокровна — все эти качества определенно унаследованы от отца, иначе не был бы он судьей — но юное, изнеженное в комфорте тельце трещит под гнетом физических нагрузок, из-за чего часто подводит хозяйку. Выживаемость подобных индивидов за Стенами стремится к нулю. Но упорство, с которым она в бесчисленный раз поднималась на ноги перед тем как снова упасть, подкупало. Даже вывихи обеих ног не помешали улизнуть из лазарета раньше времени, чтобы вновь присоединиться к сокурсникам. Превозмогая боль, сквозь пот и кровь, девчонка упрямо лезла в самое пекло. Возможно, не все потеряно. Эрвин задумчиво смотрит на отключившуюся девушку в своих руках. Тебе бы разодеться в красивые наряды, найти мужа побогаче да жить в тепле и безопасности Сины. Почему тебе не терпится ощутить зловонное дыхание смерти, что ты забыла здесь, юная леди? Нужная комната найдена. Сигрид жила вместе с Сашей Блауз. Девочки пока не успели крепко сдружиться, но уже нашли общий язык, судя по тому, как частенько их можно было заметить болтающими, несмотря на столь дикую разницу в характерах и темпераментах. Простота и хитрость. Общительность и скрытность. Даже их обиталище было разделено на две абсолютно разные половины: одна представляла собой ночной кошмар Леви с неимоверным бардаком на постели и не закрытыми до конца дверцами шкафа, так как закрыть их полностью мешали торчащие предметы одежды, другая — прибранная, однако не лишенная милых сердцу мелочей в виде рисунков на столике да странной плюшевой зверушки около белой подушки. Обе постели пустовали, но выбор пал на ту, что с игрушкой. Бережно уложив девушку поверх одеяла, Эрвин пристально вгляделся в бледное личико. Казалось, будто та не дышит. Стоит теплым пальцам накрыть основание шеи для поиска пульса, ресницы Сигрид трогательно вздрагивают и приподнимаются. Живая. Помятая, отдающая терпким алкогольным амбре, но живая. — Я видела карету отца, — ротик в обрамлении бледноватых губ еще в силах издавать звуки. Вагнер икает. — Он хочет меня забрать отсюда? В комнате оглушительно тихо. Мужчина садится на край постели и делает глубокий вдох, перед тем как ответить. — Нет, — он наблюдает за тем, как Сигрид светлеет, улыбаясь. — Он лишь материально помогает Разведкорпусу, а сегодня вечером он прибыл за отчетом о тратах. Интересуется нашей деятельностью. Как и ты. Эрвин кивает в сторону рисунков на прикроватном столике. Оскалившие острые зубы титаны со слишком эмоциональными лицами. Не из реальности. Девушка не видела их ни разу. Эти рисунки — лишь ее предположения, догадки. Командор рад бы надеяться, что она их никогда и не увидит. Да только зря. Полумрак не мешает увидеть ее вновь заигравшие красками щеки — насчет ее заинтересованности в Разведкорпусе он догадался, попал в самую точку. Оказался гораздо проницательнее этой девчонки давно, услышав еще от Ханджи, как та интересуется новыми исследованиями. Доброжелательная Зое охотно делилась с кадетом информацией, возможно даже больше, чем следовало слышать неокрепшему уму. Но Сигрид уже нельзя было остановить. Как лесной пожар она пылала, жадно съедая каждый кусочек полученной информации. Сидя прямо в траве во время выходного, так удобно перед окнами кабинета командора, блестящими глазенками быстро скользила по строчкам в книгах, что брала в библиотеке. С опаской, но любопытством она стремилась в чужой, практически неисследованный людьми мир. Эрвин чувствовал, что ему не удастся ее переубедить. — Я много о чем думала в тот день, когда Вы не разрешили мне отправиться за Стену, — так подчеркнула это чопорное «вы» голосом, дав понять, что обида еще не сгладилась. — И решила, что могу принести больше пользы в роде войск под вашим командованием. И как же она смогла выговорить такое предложение, с заплетающимся-то языком. Смит не успевает спрятать улыбку — внимательная Сигрид это замечает. — Чего это вы смеетесь, — обижается она совсем как ребенок, хмуря холмики бровей. — Думаете, не осилю? Что я слабая слишком? — Нет, не думаю, — чуть склонившись над девушкой, мужчина аккуратно убирает рыжеватую прядку волос с ее лица. Мимолетом чувствует нежный бархат щеки и с усилием заставляет ладонь упереться в подушку рядом, а не коснуться еще раз — уж больно мила сейчас беззащитная Вагнер. — Кис Шадис отметил твое упорство. Мы оба уверены, если увеличить физическую нагрузку, ты быстрее достигнешь прекрасных результатов. Слова возымели нужный эффект. Сигрид сразу воспрянула — еще бы, косвенная похвала от самого командора. Ха! Да за такое и жизнь отдать не жалко. Слышен отдаленный грохот в корпусе. Кажется, прибыл кто-то из проспиртованных кадетов и не справился с преодолением ступеней. Судя по силе звука и еле слышному гомону голосов, их определенно больше, чем один. — Поздравляю, Вагнер, так как ты пришла в корпус аккурат до отбоя, наказание понесешь меньшее, нежели только что прибывшие. Но за пьянство отчитаться придется вам всем. Шуршание простыней привлекает внимание, увиденное — замереть в иррациональном страхе, что это снова томительный, абсолютно не связанный с реальным положением дел сон. Она с трудом приподнимается на локтях, а после — на руках, сев. Теплая ладошка как бы невзначай ложится поверх мужского, плотно обтянутого штанами бедра. Смит делает вид, что не замечает мерных поглаживаний, сосредотачивается на лукавых, подернутых хмельной дымкой, глазах. Серых, как грозовое небо. Лисица Сигрид, что же ты задумала. — Скажите, командор, — до этого момента ему не было известно, что речевой дефект на букве «Р» может так сексуально исказить обращение. Эрвину хочется проверить, заиграло ли бы его имя на этих губах теми же красками. — Красива ли я? Ручки — цепкие лозы винограда, не хотят отпускать широкий разворот плечей. Она слишком близко. Попасть под чары маленькой амазонки оказывается несложным делом. Можно понять Кирштайна. Интересно, успела ли и его так охмурить. Судя по тому, что мальчишка ходит за ней как привязанный и ревниво пресекает все попытки сокурсников сблизиться с рыжеволосой — однозначно да. Красивая? Командор — не бесчувственный сухарь, ему не чуждо вожделение к женщине, оно всего лишь было погребено под толстым слоем работы и отчетов о ней. Гибкий и гениальный ум работал на износ, испытывать чувства, любить кого-то было попросту некогда. Но он уже успел по достоинству оценить кадета не только в виде сухих параметров о физической силе, выносливости и интеллекту: чисто мужской взгляд упорно цеплялся за трагично-бледное личико с пятнышком вишневых губ, за капризный разрез глаз с чуть опущенными вниз внешними уголками и за нежные окружности фигурки, выгодно обтянутые кадетской формой. — Безусловно, — Смит ответно рушит субординацию между командиром и кадетом, большим пальцем очерчивая нижнюю губу Сигрид. Она нравилась ему и такая — расхристанная, хмельная, тающая как воск от малейших прикосновений. При других обстоятельствах, в более комфортной обстановке я заставил бы тебя кричать свое имя. Но нужно было идти. Покинуть сладкий плен женских ручек и захлопнуть за собою дверь.***
На тот момент, когда бережно притащенная парой мальчишек Саша Блауз мирно похрапывала прямо в одежде на своей постели, Сигрид успела отойти от пережитого и слегка дрожащими пальцами делала самокрутку. «Не повезло наткнуться на Смита, сказал, что завтра нас всех заставит круги наматывать по полю. И что он только забыл в женском крыле-то» — жаловался запыхавшийся Конни, на пару с Жаном тащивший обмякшую подругу до комнаты. Вагнер пожала плечом в качестве неоднозначного ответа, заталкивая ногтем скрученный из бумажки фильтр в тонкую трубочку с табаком, а после шаря рукой под кроватью в поисках спичек. Ей-то откуда знать, ничего она не видела. Кончик самокрутки ярко вспыхивает, а после не спеша тлеет, выплевывая сизый дымок.