Attraction

Ржавая Голова понимает, что они попали. Ушли в дерьмо по самую маковку. Еще немного — и мир с чавкающим звуком сомкнется над головами, накроет чернотой. « — Дерьмо» — лихорадочно проносится в черепной коробке и трещит бесконечной скороговоркой. « — Дерьмо, дерьмо, дерьмо». Земля вздрагивает от тяжелых прыжков вдалеке, и эта дрожь передается в тело мощными разрядами. Пальцы сводит, ногти ломаются о пружину капкана, безуспешно пытаясь его развести в стороны и освободить захваченную ногу соратника. — Уходи отсюда, — Жан хватает подругу за рукав и встряхивает что есть силы. — Ты не успеешь меня вытащить, этот урод слишком близко. Ему больно и страшно. Жутко не хочется встретить смерть так позорно, бесславно, угодив словно глупый хорек в охотничий капкан, оставленный здесь неизвестно кем годы назад, когда еще тут, в стене Мария, жили люди. Но еще страшнее увидеть, как четырехметровый аномальный урод разорвет на его глазах Сигрид, как сделал это с остальными. К гигантской роще мчалась группа из семи людей, теперь их осталось двое. Он и мечущаяся вокруг рыжая. — Черта с два, мы уйдем отсюда вдвоем, — выпаливает та, и, бросив мельком взгляд на приближающегося титана, хватает с земли палку. Можно ее использовать в качестве рычага, вставив конец в оскаленный зев капкана и хорошенько приложить усилия… Осечка! Гнилая деревяшка с хрустом ломается пополам. Им конец. Вагнер с исступлении хватается голыми руками за острые зубья ловушки, тянет ее пасть в разные стороны, под действием адреналина и ужаса не замечает, как разрывается мясо на мягких ладонях. Сраный капкан сделан на славу, поддается усилиям только на жалкий сантиметр, не позволяя Жану вытащить окровавленную конечность. Если бы только можно было, будущая разведчица плюнула бы в лицо тому, кто поставил ловушку здесь. — Прости меня, прости, — беспочвенные извинения сыпятся вперемешку с прорывающимся из недр легких подвыванием, предшественником рыданий. Всплеснув залитыми алой кровью руками, она падает на колени аккурат рядом с парнем, сотрясаясь в безудержной истерике, в бессилии вырывая густую траву израненными пальцами. Шаги совсем близко. Каждый из них — еще один забитый гвоздь в крышку гроба, обратный счет до момента гибели. Сигрид боится. Боится так, что сердце колотится как пойманная в клетку птица, стремясь сломать ребра, а руки уходят в неистовый пляс от дрожи. Так вот какая жизнь за Стенами. Одно дело слушать рассказы бывалых, столкнувшихся лицом к лицу с огромными тварями. Другое — ощутить на своей шкуре. Все произошло слишком быстро. Сначала они держали путь к полосе леса гигантских деревьев от забрезжившего за их спинами рассвета, мгновениями позже — были неожиданно атакованы. Аномальный пятиметровый титан в буквальном смысле выбрался из-под земли, раскидывая как крот комья земли. Следом явился второй, помельче, но от этого не менее проворный. Он-то и отрезал маленькую группку всадников вместе с Сигрид от остального отряда. А сейчас стремительно приближался, щеря острые зубы. Прохладные ладони гладят ее лицо, убирают пряди волос за маленькие уши. От настойчивых, но переполненных нежностью прикосновений чужих губ к своим рыжая вздрагивает и распахивает порозовевшие глаза. — Не хочу сдохнуть, так и не поцеловав тебя, — с кривой, еле выжатой улыбкой объясняется Кирштайн. Сигрид с изумлением таращится в каре-зеленые омуты напротив. Мир вокруг застывает, замедляется титан, затихает ветер в кронах деревьев. Даже сердце, кажется, перестало биться. «Твоя смерть будет бессмысленной» — хочешь доказать командору, что он прав насчет твоей трусливой задницы? Если есть хотя бы крохотный шанс спасти другого и, если повезет, себя — сделай это. Плюнь в лицо смерти напоследок. Она с остервенением вытаскивает клинки, блеснувшие в утреннем солнце. — Я думала, мой первый поцелуй украдут в более романтичной обстановке, — голос еще подрагивает после внезапной истерики, но серые глаза горят решимостью. Такой, что смотрящий в них Жан тут же верит — она справится. Возможно, не сразу, но обязательно справится. Оранжевая птица со смертельно опасными перьями-лезвиями взмывает в ослепительное голубое небо навстречу смерти. Плевать ей в лицо.

***

Притихшая вереница всадников, сопровождаемая опытными солдатами Разведкорпуса в изумрудных плащах возвращается домой. Сегодняшнее утро встретили не все. Кто конкретно — Эрвин узнáет из списка, который лег перед ним на стол. — Девять кадетов и пять солдат отсутствуют, — кратко бросает Леви и падает в кресло цвета спекшейся крови, скрестив руки на груди. — Титаны здорово навели шороха. Отсутствуют… Какое лаконичное, сухое, ничего серьезного не выражающее слово. Будто эти четырнадцать человек запаздывают, а не раскиданы кровавым настилом там, где бушевали два уродца, выбравшиеся из-под земли после долгой спячки. Смит медленно, будто нехотя переворачивает лист со списком, пробегается по нему глазами. Келли Хиггинс. Грант Бойд. Рой Вуд. Софи Холл. Сигрид Вагнер. Фантомные рыжие язычки пламени облизнули пятую фамилию в списке, расписанную убористым почерком Леви. Подлый мозг услужливо подбрасывает в печку памяти кадр — напуганные серые глазенки. Пунцовые губы шевелятся, но голосок перекрывает адская вакханалия вокруг. Напуганно стреляя глазами по сторонам, заставляет лошадь топтаться на месте, убивая последние секунды, рискуя быть снесенной титаном. Была бы ее воля — пустилась бы наутек, подальше от смерти, от крови товарищей. Но она ждет. Преданно смотрит на командора и ожидает приказ. Эрвин тяжело выдыхает и яростно трет пальцами надбровную дугу. Отсутствует… В груди отвратительно щемит. Понадеялся. Позволил самоуверенной засранке убедить, что она справится, не попадется в лапы титана. А теперь она превратилась в строчку из списка смертников, тоненькое досье в ящике стола, вынужденное пылиться за ненадобностью до скончания времен, как и сотни других до нее. Нужно было еще месяцы назад скрутить рыжую гадину и сдать, как пленницу, отцу. Получить в ответ кучу оскорблений, вполне заслуженную ненависть и презрение, зато она осталась бы жива. А сейчас… — Правое крыло, за ним ведь погнался второй титан? Аккерман отрывается от изучения собственных ногтей, привлеченный скорее жутковатой переменой в голосе Смита, чем вопросом. Ниже, чем обычно, чуть дрогнувший в начале, голос разительно отдавал какой-то тщательно скрываемой мукой, которая предательски расплывалась в потемневших голубых глазах. — Верно, — капитан слегка склоняет голову в кивке, все еще неотрывно следя за Эрвином. — Двое солдат Разведкорпуса и пятеро кадетов. Все в списке. Лес гигантских деревьев должен был дать им фору — он идеально подходит для маневрирования, так что атаковать аномального титана, с легкостью отбивающего попытки зацепиться за него при помощи УПМ на открытой местности, было бы в разы проще. Именно на это и рассчитывал мужчина, отдав приказание солдатам вести группку перепуганных желторотых птенцов туда. Но… — Они могли не успеть, — Леви словно подслушивает мысли и продолжает их, — этот урод бежал на огромной скорости. Да и неизвестно, как бы он себя повел, окажись в лесу. Влез бы на деревья? Отсутствие подходящих для этого когтей сводило вероятность подобного исхода к нулю. Зато первый вариант вполне себе мог случится. Прыткий и быстрый благодаря небольшим размерам и перемещению на четырех конечностях аномальный титан вполне себе мог нагнать всадников и разорвать их. От подобных размышлений темнеет в глазах. — Эрвин… Нижний ящик в столе открывается и с грохотом захлопывается обратно. На стол ложится чистый лист бумаги. — Необходимо сообщить Фридриху Вагнеру о смерти его дочери, — напускное безразличие так и звенит в голосе. — А потом надеяться, что он не поднимет шумиху и нас не прихлопнут, как крыс. — А на что он надеялся, смерть здесь — обычное дело, и от нее не застрахован никто, — Аккерман раздраженно цыкает. Ему тоже не нравится длиннолицый, до омерзения проницательный судья, сующий нос везде, где только можно и нельзя. Единственный отпрыск этого зазнавшегося сухаря был куда менее раздражающим и не огрызался на замечания, хоть бывало и сверлил капитана отцовскими пыльными глазами сверху вниз, молча переваривая свое негодование. Жаль, что он подох. А еще больше капитану не нравилось поведение Смита. Угрюмый и молчаливый, выписывающий буква за буквой краткое, но емкое по содержанию письмо о смерти кадета, он стал похож на больного ястреба, склонившегося под гнетом болезненных мыслей. Густые брови сдвинуты к переносице, губы поджались в тонкую линию, тяжелые редкие вздохи — командор переживал. Даже не поднял светловолосой головы, когда в кабинет без стука влетел запыхавшийся солдат. — Командир! — взъерошенный как воробей паренек переводит дыхание и косится в кресло, откуда его смеряют испепеляющим взглядом. — Капитан… Смею доложить, прибыли двое кадетов! Встретившись с двумя парами абсолютно беспристрастных и не впечатленных глаз, без сил шлепнувшийся на колени солдат тяжело вдыхает и громко добавляет: — Прибыли с внешней стороны Стены Роза!