Всё человеческое.

- Ох, простите, герцог, я такая неловкая...- прощебетала Марианна, когда послышался треск лент корсета и оный ослаб, открывая чуть больше, чем Александра хотела бы видеть. - Ничего страшного, повернитесь, я всё поправлю. Мне кажется, вы просто слишком туго эти ленты затягиваете, вот они и рвутся. И Александра самостоятельно поменяла ленты на корсете и затянула их - разумеется, не слишком сильно, она ведь не садистка. Разочарование баронессы стало таким явным, что его заметила даже Саша - а ведь она в психологии разбиралась ещё хуже, чем в корсетах. Должно быть, Алва решил загладить вину перед оруженосцем (звучит абсурдно, но Александра верила в светлое начало даже в собственном эре) и отправил того под благовидным предлогом к лучшей куртизанке Олларии - чтобы успокоился и стал мужчиной. Нет, Александре баронесса даже понравилась: Марианна Капуль-Гизайль имела замечательную фигуру и пышные кудри, а значит, была на два порядка прекраснее Её Величества. Будь Саша в настоящем теле, она и тогда была бы не прочь познакомиться со столь...выразительной дамой. Но сейчас она в теле молодого юноши. Казалось бы, что в этом такого? И всё-же, именно поэтому уже второй день увиливает от потери невинности, изображая тупость, наивность и невинность. Потому что не стоит. Причём ударение можно ставить на любой слог. Александра не хотела оскорблять баронессу прямым отказом, решила изобразить полнейшее непонимание ситуации. И уже понимала, как неправы те, кто считает подвигом потерю девственности. На самом деле подвиг - эту девственность сохранить, особенно в условиях осады красивой и воодушевлённой женщиной, которая не примет прямого отказа. А если дойдёт до постели, что делать, если Саша не сможет? У неё ведь с самого прибытия в этот мир ещё не было даже того, что в литературе деликатно называется "утренней проблемой". Даже когда она была не против. Даже когда специально думала о приятных вещах. То ли гормоны, то ли стресс, то ли ещё что, но факт есть факт: все попытки Марианны соблазнить Ричарда Окделла лишь огорчали его. А попытки эти становились всё явнее и прозрачнее. Казалось, Марианна не понимает, почему её удары не достигают цели, почему герцог ещё не в её постели, почему ему интереснее птицы барона и убранство их дома. А Саша лишь порадовалась, что с самого начала создала себе репутацию полоумного придурка. До обеда Марианна предприняла ещё несколько попыток соблазнить Ричарда. То подвязка спадёт, то юбка случайно задерётся, обнажая колени, то сок черешни потечёт по шее прямо в декольте. Саша эти попытки оценила, и недобрым словом поминала гадкий, вредный организм, что не реагировал на столь приятные картины. А за обедом начался невинный разговор. - Право, герцог, как можно писать с такой скоростью, как вы? - поинтересовалась баронесса. - Это приходит с опытом, госпожа баронесса. - Не скажите, герцог. Мало кто работает с такой самоотдачей, с такой, не побоюсь этого слова, страстью...- тут бы сказать, что в тёмных глазах баронессы читалось желание, но Саша не разбиралась в таких тонкостях, а потому промолчала, - Но неужели вы никогда не хотели вложить хоть немного этой страсти в нечто...иное? Неужели не было в вашей жизни человека, вызывавшего хоть малую толику того интереса? Неужели вы никогда не влюблялись, герцог? - Никогда, госпожа баронесса. Мне кажется, я не умею влюбляться. - Не говорите так. Вы просто ещё не встретили нужного человека. - Я не хочу влюбляться. Ведь тогда я не смогу писать... - Но любовь не спрашивает сердце, хочет оно любить или нет. Она просто приходит...а что до творчества, то да будет вам известно, что все великие произведения искусства посвящены любви. - Дидерих писал о войне. - Дидерих писал о любви, герцог, ведь любовь так часто сравнивают с войной...а знаете ли вы, что в Гайифе считают высшим проявлением любви? - Нет, госпожа баронесса. Наверное, самопожертвование? - Не путайте гайифцев с бергерами, герцог. Я говорю о плотской любви, что делает людей счастливыми...неужели вы не понимаете, о чём я говорю? Неужели не понимаете? Александра промолчала. Остаток обеда прошёл в тишине. Гнетущей тишине, и это заметила даже Александра. Вот только что она могла поделать? А между тем Марианна Капуль-Гизайль предприняла последнюю, самую отчаянную попытку объяснить герцогу Окделл, зачем его сюда отправили - решительно подошла и поцеловала в губы. Саша не ожидала поцелуя. Губы обожгло жаром, стало щекотно и влажно, и она отскочила с тихим писком, совершенно не желая обидеть бедную женщину, но и мучиться не собираясь. Не понравилось ей целоваться. И баронесса это поняла гораздо быстрее Саши. И заплакала - искренне. По щекам потекли слёзы и тушь. Александра не понимала, что делать. Поняла только, что её маскировка раскрыта - баронесса догадалась, что попросту неинтересна надорцу. - Вы...я виноват...простите меня, я просто не знал, как вам сказать... - Что сказать? Что я некрасива? Что вы вообще не интересуетесь женщинами? Что сказать? - рыдала бедная женщина, и ситуация из комедии положений окончательно превратилась в трагедию. Александра и сама не знала, что сказать. Знала только, что обидела ни в чём не повинную женщину, которая просто хотела качественно исполнить свою работу. Она ведь не знает, что Ричард - не Ричард? Никто не знает...виновата. Ситуация разрешилась до обидного просто - от непонимания и жгучей вины Александра попросту разрыдалась. - Вы не виноваты! Я не хотел вас обидеть! Вы прекрасны, прекрасны, как Мадонна, а я...я плохой! Негодяй...обидел женщину... Александра плакала и никак не могла остановиться, даже когда высохли слёзы Марианны. Чья-то нежная ручка в бархатной перчатке поднесла ей платок, и Саша, на миг забыв о своём новом теле, утёрла слёзы и высморкалась. Но это отступление от этикета ей простили, поскольку Марианна и сама его нарушила. Потёки туши ещё чернели на щеках. - Я вас прощаю. Только скажите, почему...? - Не знаю, госпожа баронесса, - прошептала Александра сквозь последние потоки слёз, - Не знаю. Не хочется. - Ещё не хочется? - Да. - Бедный юноша, - рука погладила по русым волосам, - Но ты мог сказать сразу, я бы поняла...ой, простите, герцог... - Ничего. Можно на ты. Я просто решил, что тогда слухи о моей связи с моим эром подтвердятся. Ну, раз я не смог с женщиной, то этому есть причина... - Ты слишком плохого обо мне мнения. Я знаю, все созревают в разное время, просто твоё ещё не наступило. Александра улыбнулась сквозь последние слёзы и, рассудив, что платок всё равно придётся стирать, высморкалась ещё раз. На душе сразу стало легче - очередное подтверждение тезиса, что тело имеет над разумом власть куда большую, чем нам бы хотелось. Иногда это на руку. - Спасибо. Я боялся, вы...ты не поймёшь. - Напрасно думал. Кстати, у тебя неплохо получается притворяться. Я заподозрила неладное только за обедом. - Чем я себя выдал? Ну, мне же надо знать свои ошибки. - Когда ты сказал, почему не хочешь влюбляться, я очень удивилась. Дураки редко признают, что любовь лишает разума. Впрочем, бывают исключения, поэтому я и завела разговор о гранях любви. Твой ответ...по крайней мере, ты его дал. - Я сказал правду. Ну, для меня это правда, - пожала плечами Александра. - Это-то и странно, - заключила баронесса, и больше не сказала ни слова - взяла второй платок и принялась вытирать, наконец, слёзы и тушь с щёк. Позже они ещё поговорили и решили не говорить Первому Маршалу о фиаско Звезды Олларии. Александра согласилась провести в доме баронессы ещё одну ночь, чтобы утром вернуться в дом на улице Мимоз свежим, отдохнувшим и радостным, как и положено хорошо потрудившемуся юноше. А баронессе соврать - не грех, а приукрашивание реальности. Ведь Ричард действительно стал мужчиной в её доме - впервые он довёл до слёз женщину. "Одну проблему я решила, пусть и немного не так, как ожидала. Интересно ведь получается: события пошли вразнобой, одно впереди другого, а ведь до войны ещё далеко. Что же будет дальше? Семерная дуэль? Петушиные бои? Игра в кости? Хотя, с чего бы, я ведь не делаю глупостей...ну, по крайней мере, я делаю глупости другого рода. Хотя с Марианной неудобно получилось. Я обидела ни в чём не повинную...так, хватит, а то опять расплачусь! Что же я такая чувствительная стала? Правда, нельзя не отметить, что в данной ситуации слёзы мне очень помогли. И всё равно, пора с ними завязывать. Только как, если вокруг столько поводов грустить? Мне так плохо! И...я сказала не всю правду баронессе. Я не хочу влюбляться. Но любовь - широкое понятие. Я хочу кого-то любить. И чтобы...и чтобы меня любили". - Кстати, я хотела спросить... - Да? - Что такое "мадонна"? - А...это такая очень красивая святая. - Приятно слышать. - Не за что.