Всё человеческое.

Война в Варасте обещала быть такой же, как и все войны Рокэ Алвы - быстрой и победоносной. Лионель не видел причины беспокоиться - правда, назначение Алвы Проэмперадором ему понравилось ещё меньше, чем кардиналу. От Ворона опять решили избавиться. Другое дело, что впервые эта попытка может привести к катастрофе. Рокэ, конечно, смеётся и над кансильером, и над прочими Людьми Чести, но он всегда смеётся, когда другие плачут. Поэтому когда Лионель с братом пришли в гости к Алве и застали того с гитарой и бокалом вина, это было дурным знаком. - О, рад вас видеть. Только я подумал, что только вас мне и не хватает, как вы не замедлили явиться. Итак, теперь нас трое, а для ровного счёта нужен ещё один. Хуан, моего оруженосца сюда! Кэналлиец поклонился и вышел, а Эмиль покачал головой - и Лионель с ним согласился, Росио и впрямь выглядел неважно. Ещё бы, ведь до самих военных действий ещё далеко, и Алву сейчас утром и вечером осаждают просители, ординарцы, гонцы и прочие враги, которых нельзя победить. И оруженосец, с которым нельзя бороться. Лионель несколько раз видел сына Эгмонта, но издалека и очень недолго. Отчего-то он никак не мог запомнить лицо юноши. Русые волосы, серые глаза, бледная кожа - а толку с этого чуть. Может, теперь запомнит? Буквально через несколько минут (они с братом как раз успели налить себе вина и по-дружески пожурить Рокэ за безобразное отношение к самому себе) в дверь кабинета постучали, и в ароматный полумрак прошёл Ричард Окделл. Увидев Лионеля с братом-близнецом, он на мгновение замешкался, но вскоре нашёлся, поклонился и прошёл к креслу Рокэ. Вино он не взял, просто сел на ковер с теневой стороны кресла и замер, и его приятное, но не слишком примечательное лицо словно окаменело. Только серые глаза смотрели с явным, слишком ярким интересом. - Юноша, я же вас просил больше так не делать, - вздохнул Рокэ, - У меня гости, извольте быть с ними вежливым. - Прошу прощения, - тихо и неожиданно низко, грудным голосом проговорил Ричард, - Но вы же сами просили меня не улыбаться в вашем присутствии. - У вас очень избирательная память, юноша, - покрутил в пальцах бокал Алва и неожиданно мирным тоном продолжил, - Спойте о любви. - Не могу. Я не знаю, как петь о любви, я ведь никогда не любил, - усмешка на лице Окделла была совершенно искренней, но Лионель от этой усмешки вздрогнул и отчего-то понял, почему Рокэ попросил оруженосца не улыбаться в своём присутствии. Уж слишком причудливо искажались черты, словно мимика от одного человека, а лицо от другого. Эмиль же как будто не заметил этой странности (или сделал вид, что не заметил) и всё-таки подбил Ричарда на песню о любви. И тогда оказалось, что голос у Окделла довольно высокий и неожиданно нежный, как у юной девушки (правда, ни одна девушка на памяти Лионеля не пела тенором), и пел он не так уж и плохо, просто действительно никогда не влюблялся и потому не знал, какие эмоции нужно вкладывать в песни. Вина ему Рокэ не предлагал, да Ричард и не просил. Постепенно мальчишка оттаял, разговорился с Эмилем и оказался неожиданно приятным собеседником. Лионель никогда не видел человека, который получал бы от простой беседы почти экстатическое блаженство, а Ричард получал. Шутил, сам того не замечая, словно для него было естественно шутить и смеяться вместе с собеседником. Эмиль увлёкся, а Лионель вдруг заметил, как округлились глаза Рокэ. Не знал того, с кем уже прожил несколько месяцев в одном доме? Смешно... - И всё равно, я не могу поверить, что ты никогда не влюблялся, - высказался Эмиль. - А в кого влюбляться? Да и потом, любовь сводит с ума, а мне ещё роман писать. И вообще, любовь приходит и уходит, а роман сохранится в веках. О! - Ричард поднял вверх указательный палец, - Я должен это записать. Но не сейчас. Сейчас я вдруг вспомнил одну песню. - О любви? - подмигнул Эмиль. Ричард же лишь улыбнулся странной, пугающей улыбкой, и запел так, как мог и не мог. - Бестелесного и невесомого, Как тебе услыхать меня Если ты плоть от плоти слова, И я же кровь от крови огня? Пусть сгорают уголья бесчисленных дней В обнажённой груди дотла. Не имеющий голоса логос во мне Раскаляется добела...* Ричард Окделл действительно никогда не влюблялся, влюбляться не торопился и не врал, когда говорил всё это. Но Лионель увидел, с какой грустью он говорил разумные слова, а после этой песни ещё больше уверился в том, что именно любви сыну Эгмонта и хочется больше всего на свете. Он лжёт самому себе, и ложь считает правдой. Но желание такой силы не скрыть... Печально слышать признание в любви несуществующему человеку. Но Лионель Савиньяк заметил ещё несколько очень странных деталей, которые не согласовывались с герцогом Надорским. То, что он шутил, как дышал, можно было списать на тлетворное влияние Алвы. Песни он мог услышать где угодно, тем более, что вся столица знала о регулярных посещениях им гоганских кварталов. Радость от беседы - совершенно естественная реакция очень одинокого юноши. Но мимика...но смех...но некоторые очень и очень странные жесты...Эмиль в какой-то момент кинул Ричарду через половину кабинета какой-то мелкий предмет, и Ричард его, безусловно, поймал, но что-то Лионеля в этом смутило. Что-то было в Ричарде Окделле не так. Позже, когда они с Эмилем вернулись домой, Лионеля вдруг осенило, что же было не так. Чтобы проверить догадку, он провёл эксперимент. - Эмиль, лови! - он кинул брату собственный кинжал в ножнах и внимательно пригляделся. Эмиль изумился, но поймал, вытянув руку в самый последний момент. Когда предмет ловил Ричард, он вытянул руки гораздо раньше. Тогда, когда предмет находился в высшей точке полёта... - Зачем мне твой кинжал, Ли? - Я должен был кое-что проверить. Миль, тебе не показалось кое-что странным в поведении Ричарда? - Вроде бы ничего особенного. Милый, одинокий мальчик, Росио к нему слишком строг. - Ты заметил, как он странно улыбался? - Заметил, но...Ли, ты ведь знаешь, в Надоре холодно, а на морозе лицо...нервы иногда обмораживаются, и мимика меняется. Или от травмы. - А как он ловил то, то ты ему бросил? - Булочку? Но он ведь её поймал! - Да, поймал, но потянулся за ней раньше, чем ты за моим кинжалом. Я ещё проверю, но мне кажется, так предметы ловят только женщины! - Ли, какая разница, кто как ловит вещи? - А голос? Он поёт выше, чем говорит. - Знаешь, Ли, я как-то был на опере по пьесе Дидериха, и там был певец с очень, очень высоким тенором. А когда он говорил, то голос казался ниже, чем у настоящих басов. Я не знаю, что ты нашёл или НЕ нашёл в Диконе, но мне он понравился. Шутит хорошо, мне особенно понравилось про пользу гусей...** - Возможно, ты прав, и я придираюсь к ни в чём не повинному юноше. И всё же, Миль, когда будешь в Варасте - приглядывай за Окделлом. Заметишь что-то странное в его поведении, внешности или словах - пиши мне. "Я почти уверен, что с этим мальчишкой связана какая-то тайна. Возможно, какая-то магия. Будь здесь Ойген Райнштайнер, он бы провёл какой-нибудь бергерский ритуал и всё понял, но его здесь нет, и придётся искать правду самому. Близится Излом, и если Ричард Окделл ведёт себя странно, это должно что-то да значить. Даже если я не прав, лучше перебдеть". Спал Лионель плохо, и снилось ему то, о чём он думал перед сном - искажённое лицо Ричарда, песня о любви и много рыжих, рыжих гоганнов.