***
— За нас! — мужчины чокаются наполненными алкоголем бокалами, улыбаясь, наслаждаясь полученными законными выходными. Ещё несколько дней они могут посвятить самим себе, отрываясь, как того душа запросит. Выпив до дна, чувствуют, как внутри их тела растекается горячая жидкость, проникая в кровь. Лёгкое захмеление, как награда за долгий и упорный труд, не даёт усталости взять верх вечеру. — Какие планы? — Если ты говоришь, про сейчас, то напиться в зюзю, — Матвиенко говорит это так, словно это очевидно всем присутствующим. — Не всё же время пить. Я вот, например, места здешние посмотреть желаю. — Так, Позову больше не наливать. В нём интеллигент проснулся. — Да закройся! Я серьёзно, давайте выберемся на природу, поставим палатку, шашлычков пожарим! — от сказанного Позов сглотнул подступившую слюну: жареное мясо на углях — то, чего он так ждал долгое время как частность и пикник — как целое. Официант принёс второе, отвлекая от разговора, и стол наполнился ароматом горячей еды. — На территории санатория сто процентов нельзя закурить, а о мангале и речи быть не может. — Что тогда? Интеллигент, подключайся к разговору, — оглядел мужчину, тыкающего вилкой в еду, старательно пытающейся сбежать по тарелке, — твоя колбаска от тебя никуда не денется. — Предлагаю взять палатки, еду, арендовать машину и разбить лагерь. А что? Вот вам и природа, и шашлыки, и местность лучше узнаем. — А он голова, когда напьётся! — Да я и трезвый ого-го! — показывает сложенный в руке кулак как доказательство. — Ничего не знаю, — Шастун вытер рот салфеткой и откинулся на стул, — а завтра я иду на массаж. Лечебный, кстати. Никто не заберёт меня от молоденьких массажисточек. Ну, а послезавтра утром и поедем. — Если нет других предложений, тогда оставляем в силе этот план. — Такой вопрос… — мнётся Дима, — а нам специально дали по номеру на двоих, или других не было? — Я тебе надоел? — Серёжа сделал вид, что обиделся, скрестив руки на груди. — Нет, но твоё похрапывание меня иногда сильно… выбешивает. — Если ты засыпаешь позже меня, то это твоя проблема. Вечер тянулся медленно и неторопливо, растягивая удовольствие от алкоголя и вкусной еды вперемешку с разговорами. Темы, сменяясь одна за другой, уже наскучили, и мужчины откровенно дремали. Первым сдался Антон, а за ним подорвался и Арсений, припоминая свой недавний сон. Лестница ведь тоже ознаменует спуск?.. Арсений, покачиваясь, хватается за перила, разумом своим понимая, что ни капельки не похож на трезвенника, хоть и делает серьёзное лицо. Парень только смеётся: то ли дело в действительно забавной пантомиме «пьяный трезвенник», либо в алкоголе, настолько развеселившим своими пузырьками. Последним препятствием между мягкой постелью и ними была дверь, ключ к которой никак не мог войти под нужным углом и повернуться. Изрядно проклянув советских создателей механического чуда, замок щёлкнул, и стоило облокотиться на дверь и неаккуратно надавить на ручку, оба мужчин упали в номер. Удар о пол отрезвил их, пускай и на мгновение, хотя этого хватило, чтобы встать и закрыть за собой последнюю дверь. — Как же спать хочется, — ноет Попов, на ходу стягивая одежду, за чем следил Антон, упершись щекой о холодную гостиничную стену, — в одежде бы лёг, а неудобно. — Тебя раздеть? — не перестаёт улыбаться изрядно захмелевший парень. — Боюсь, что после увиденного ты откажешься спать со мной… — с трудом расстёгивает ремень и брюки, — в одном номере. — Будто я тебя в неглиже не видел. Не рассчитав силы, или скорее сильно поторопившись, Арсений снимает штаны вместе с бельём и в нетрезвом состоянии даже не понимает конфуза ситуации. — Всё, я спать! — оповещает мужчина, рухнув на заранее расправленную кровать. Антон до покраснения ушей рассмеялся, давая себе задание не забыть сей конфуз до утра. Самому хочется спать в чистой постельке, но и друг не должен мёрзнуть, особенно в теперешнем состоянии. Стараясь не рухнуть, снимает футболку и расстёгивает штаны, но непослушные пальцы не способны к столь сложным действиям, и снять их пришлось нелегко. — Арс… Отдай… — присев на кровать друга, тянет из-под него одеяло, стараясь сделать это как можно осторожнее, но сейчас это выглядит напористо. В ответ слышно только нечленораздельное бормотание сквозь сон. Расправившись с одеялом, Антон совершает непоправимую оплошность: на секунду решает прилечь и потом пойти спать в свою кровать, до которой идти буквально пару шагов. Накрывшись самому и не забыв о друге, мгновенно засыпает бок о бок с Арсением, посапывая во сне.***
— Мать твою! Неприятный крик заставил обратить на себя внимание, сосредоточение которого наступает не сразу, а нарастает постепенно. Поначалу Антон щурится от яркого солнца, прикрывая ладонью лицо. Ему нехорошо и хочется вновь обнять одеяло и прижаться к нему, такому мягкому и нежному. Если бы не лёгкое подташнивание и не пульсирующие виски, напоминающие о высокоградусном вечере, парень обратил бы внимание на фигуру человека возле него. Состояние требует снова лечь, а голова не желает слушать о происходящем — разберутся и без него. — Антон! Ты слышишь меня вообще?! — мужчина хаотично двигается по комнате, который, по всей видимости, чувствует себя более, чем бодро, подбирая с пола одежду и одеваясь. — Да достал уже. Отстань, мне плохо. — Посмотри на меня, — одетый Арсений подходит к кровати, взъерошенный и встревоженный. — И что я должен увидеть? Твои хмельные глаза? Опухшие веки? Меня этим не удивишь. — Мы спали в одной постели, дебил, — стоит, поставив руки в бока, слегка наклонившись, тоном голоса указывая на несообразительность друга. — Напились. Бывает, — махнул рукой он, отворачиваясь от него, но утреннее солнце раздражает сильнее, отчего поворачивает голову к Арсению. — Я проснулся голый! — повысив голос, напрягается, и подходит ближе, говоря уже шёпотом. — А на тебе только трусы. Тебя это не смущает? — К чему ты клонишь? — поймав намёк собеседника, мысль о возможном мгновенно отрезвляет его, и машинально он тянется рукой к белью, но оно оказывается сухим. — Я не знаю! Я ничего не помню! — нервозность мужчины настораживала: всегда спокойный, сейчас он теряет самообладание, накручивая самого себя. — Арсений, сядь, — Антон хлопает подле себя, и он садится, — ты серьёзно думаешь, что между нами могло произойти нечто… подобное? В голове Арсения всплыл недавний сон с обрывом и последующей благодарностью, от чего испарины на лбу проступили сильнее, а непристойности заиграли новыми красками. Помотав головой из стороны в сторону, привёл сознание в порядок, очистив его. Доводов думать пошлости об их совместной ночи не было, лишь домыслы. — Не было ничего. Мы напились, ты снял штаны вместе с трусами и… сам того не заметил. А я, видать, поленился дойти до своей кровати, — ты же меня знаешь, — вот и прилёг рядом. Ты не волнуйся, я не обижу тебя, и девственность не отниму, — разбавил шуткой разговор. — Это моя фраза, — Арсений сел на пол и улыбнулся, почёсывая голову. Действительно, так или иначе, они были в зюзю, и на «эдакое» у них не хватило бы сил, даже с учётом их долгого воздержания. — Нам нужно успеть в душ сходить перед массажем, — меняет тему Антон, таинственно поднимая брови. — Зачем? Нас и так маслом мазать будут. — Дурашка. Женщины любят глазами, ушами, руками и всем-всем сразу. Угадаешь, что им нравится — считай, уже победитель. — Забыл, что у меня семья есть? — Разве я говорил про измену? О чём ты думаешь, а, пошляк? — взяв подушку, кидает её в мужчину, так вовремя повернувшегося спиной. — Я хотя бы не озвучиваю это вслух! — кидает обратно подушку. — А кто недавно думал, что лишил девственности чью-то задницу? — Я в душ! — наигранно кричит, протягивая слова, громко хлопая дверью.***
Неудачное пробуждение может скрасить вкусный завтрак или нечто более разогревающее. Еда не дала должного удовольствия, поэтому вся надежда мужчин была на мягких и хрупких девушек, способных, возможно, и мёртвого поднять своими прикосновениями. Пройдя в комнату и улёгшись на кушетку, мужчины замерли в предвкушении сладостных прикосновений массажисток, причём считающихся вполне приличными при данных обстоятельствах. Увидь их дамы сердца ровно в таком же положении, только, — не дай Бог, — у себя дома, сочли бы за измену и выгнали бы прочь. Наслаждение от тонкой грани между дозволенностью и запретностью заставляла кровь быстрее бежать по жилам, приливать к ушам и щекам, выдавая реакцию тела. Разговор должен переключить мысли, но сил говорить почти не осталось. — Я в Раю?.. — спрашивает Антон заплетающимся языком. — Похоже, не ты один, — девушки мило хихикнули, не прерываясь от действий. — Вы можете говорить на любые темы, — начала одна, — так время пройдёт быстрее и ощутимее. — А то скажете, что прошло всего пять минут и станете требовать продолжения, — дамский смех заполнил небольшую комнатку ровно также, как и аромат кофе и сандала. — Тогда не сочтете за грубость надеть наушники? Мы, так или иначе, известные люди, и хотелось бы поговорить на… чисто мужские темы. — Только из-за того, что вы нам нравитесь, мы вас послушаем. Девушки удалились, видимо, выполняя просьбу, а мужчина приподнялся и тыкнул в лежащего рядом. — Ловко ты придумал. Хотя, на самом деле, не проще ли было дождаться конца сеанса? — Давай не будем об этом, — посмеявшись над глупостью, провожают взглядами массажисток и, сделав глубокий вдох, расслабляются и ложатся на кушетки грудью. — Аромат кофе — прекрасная идея. — А мне сандал больше нравится, — подмечает Арсений, проверяя, слышат ли их или нет. — Знаешь, Антон, я хочу тебе кое-что рассказать. — Надеюсь, это никак не связано с тем, что произошло этим утром? — снова настораживается, напрягая мышцы, которые начали разминать ещё усерднее. Арсению понадобилось немного времени, чтобы подумать, как же правильно сообщить о своих переживаниях. — Антон… я недавно видел сон. — Кошмар? Ну, если ты делишься им со мной, то логично, что он тебя поэтому и беспокоит. — Котелок тебя варит, я это знаю. Не перебивай, пожалуйста. Я хотел сказать, что… в том сне случилось несчастье. И теперь меня преследует мысль, что это станет правдой. — Что такого тебя могло испугать? — Ты упал с высоты. — Всего-то? Буду осторожен, и всё. — Я настаиваю, Антон. Если я рассказал бы об этом Серёже, он бы отмахнулся, мол, устал. Но меня беспокоит эта навязчивая мысль, что… — Хорошо, — Антон перебивает, не давая закончить мысль, — тогда устроим пикничок? Я, ты, и Дима с Серёжей. Тихо и спокойно. А потом придумаем, как ещё здесь можно повеселиться. — Тогда я спокоен, — Арсений, едва очистив душу от навязчивой мысли и закрыв глаза, уснул сном младенца. — Это кто ещё о ком беспокоится, — пробубнил Антон, погрязнув в своих мыслях. Обдумывая свой сон, Антон заметил некую схожесть с тем, что приснилось Арсению: у обоих был страх, присущий всем людям. Только Антон изрядно устал от накативших выступлений, А Арсений… что же он? Кремень, способный на большее, чем все трое вместе взятые ребята. Он никогда не показывал внутренних переживаний, но поделился переживаниями. Забота Арсения удивляет парня: она своеобразна, немного вспыльчива и сумбурная, но искренняя, неподдельная. Размышляя об этом, Шастун сравнил его с ребёнком: весь мир перед ним, а он открыт лишь близким. Значит ли это, что Антон для него больше, чем друг? Близкий человек. Близкий. — Мы закончили, — оповестили девушки, — но после вас никого нет до обеда. Желает ли ваш друг подремать? — Да, пожалуйста, — улыбка, кажется, всегда с ним, — спасибо вам, девушки. Смотря на расслабленно Арсения, Антон отмечает, что он хорошо сложен, а скользкое масло блестит на его теле, делая его ещё привлекательнее. Интересно, что будет, если они и правда один раз переспят? Хотя бы один разок…