Жизнь после смерти

— Все будет хорошо. Джон сидел рядом с ней и гладил ее лоб, утешая, давая понять, что она не одна. Ей было очень больно, крики и всхлипы вырывались из ее уст, она кусала губы, пытаясь хоть немного унять поток нестерпимой боли, но у нее выходило плохо. Время пришло. Время рождения новой жизни. Джон уставился на Кинвару. Она помогала Дейенерис, чем только могла, и Джон был благодарен ей. Если бы не Кинвара… он понятия не имел, что было бы сейчас. Дени сжимала его руку, а глаза блестели от слез, из-за чего радужка стала светло-зеленой. Джон смотрел на нее и чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Он верил, может быть, этот ребенок… их ребенок может спасти их. Может, этот ребенок даст им еще один шанс. — Я не могу, — выстраданные слова Дени давались непросто. Ее лицо сильно изменилось: она побледнела, и, казалось, что жизнь вот-вот покинет ее. Джон впервые за долгое время испытал истинный страх. — Ты сможешь, — он держал ее руку и, поднося к губам, поцеловал, — Ты сможешь, Дени. — Если… — Дени пыталась успокоиться, чтобы слова слетали с ее уст не так рвано, но она не могла контролировать это, — Если… ты должен пообещать мне. — Нет, Дени, — Он плакал. Джон видел, что Кинвара встревожена, и от этого ему стало еще хуже, — Ты должна выжить. Ты пережила так много, Дени, — а слезы все лились из его карих глаз, не останавливаясь. Он так боялся, боже, как он боялся в тот миг! Мысль, что он может потерять их обоих ударила в голову набатом, не давая сконцентрироваться и попытаться хоть чем-то помочь любимой. — Обещай мне, Джон. — Спаси ее, — Джон кричал, не сдерживаясь, обращаясь к Кинваре, — ты должна спасти ее! Он кричал, а гнев в его крови закипал. Но Джон понимал, что Кинвара не виновна, и выплескивать на нее свой яд не хотел. Он лишь молил ее спасти ту, ради которой сейчас он дышит, ради которой он отдал бы сейчас жизнь. Ради Дени и их малыша. Больше его ничего не волновало. — Выйдите, — спокойно ответила она. — Я не оставлю ее. Больше никогда, — строго завяил Джон, хотя в душе понимал, что должен выйти из комнаты. чтобы не мешать. — Выйдите! , — она сказала ему громче, и в этот момент они услышали шум из другой комнаты. Джон вскочил, — Иди! , — повторила Кинвара, явно встревоженно. Он колебался. Джон посмотрел на Дени, потом на красную женщину, потом снова на Дени. И глубоко вздохнув, положил руку на рукоять меча. Медленно открыл дверь и вышел из комнаты. Здесь кто-то есть. В доме кто-то есть. И это вовсе не вопрос. Джон огляделся и попытался дышать спокойно. Он остался стоять у двери, охраняя ее. В эту минуту из кухни вышел солдат. Они посмотрели друг на друга. Рука Джона все еще лежала на Длинном когте, и сейчас он готов был разрубить этого несчастного пополам, перед этим проломив ему череп. — Что тебе нужно? , — строго спросил Джон. — Это не твое дело, ублюдок, — надменно сказал солдат. Джон перевел взгляд на его доспехи и быстро понял, что этот воин из Вестероса. Он нахмурился и понял, что солдат здесь, всего скорее, не один, — Убирайся с дороги, — Он сделал шаг вперед, и в этот момент Джон занес меч. — Где ты украл этот меч, крестьянин? Это слишком дорого для такой грязи, как ты, — ухмыльнулся солдат, — ты действительно думаешь, что можешь победить королевского гвардейца, — Он смеялся над ним. Причем в открытую, что разозлило Джона не на шутку. Он понимал, зачем солдат пришел сюда. Явно не с благими намерениями. — Я постараюсь, — Ответил Джон. Он был спокоен и готов, но в то же время боялся чего-то. Не всегда удача была на его стороне, а своего противника, мерзкого и надменного, он не видел в бою. А недооценивание противника — самая большая ошибка. Этот человек… эти доспехи. Он хотел бы ошибаться, это не может быть тем, о чем он думал. Из кухни вышли еще двое, ухмыляясь Джону и своим господством над ним. — Если ты позволишь нам выполнить приказ, так уж и быть, ты не пострадаешь, — сказал Джону только что вышедший солдат. — И что это за приказ, — он молился, что эти головорезы прибыли на край света не за его любимой и их ребенком, он молил всех богов, чтобы они дали ему сил бороться за них, — Возможно, я соглашусь и позволю вам выполнить его. — Нам не нужно твое позволение, — ответил другой солдат и в следующую секунду напал на Джона, который быстро сосредоточился, ударив его мечом, таким образом, выбив его из «игры». Но двое других не думали отступать. Они пытались убить Джона, нападав со спины или идя в лобовую, но не зря же Джон звался лучшим фехтовальщиком в Семи Королевствах. Или во всем мире? Он ударил одного, затем повернулся к другому. — Я спрашиваю еще раз. Что тебе надо? Может, если ты скажешь мне, я не убью тебя сразу, — говорил Джон властным голосом, и как бы он ни ненавидел убивать, иногда ему приходилось это делать. Порой это был единственный выход. А когда на кону жизнь его семьи… Солдат выронил меч и выбежал из дома, но Джон схватил кинжал, тот самый, валявшийся на полу, и швырнул его прямо в спину убегающему солдату, как в мишень. Он упал замертво посреди улицы. Он подошел к тому, кого сначала избил, и схватил его за глотку. — Почему ты здесь? , — Джон обезумел от злости, ему хотелось убить сейчас же этого самонадеянного гвардейца, свернув его тонкую шею, и он с трудом сдерживал все свои ужасные порывы. — По приказу короля, — еле-еле проговорил раненый воин, а Джон продолжал душить его. — Какого Короля? , — кричал Джон, не веря собственным ушам, — я спрашиваю, какой король отдал тебе приказ? , — он был в не себя от бешенства, словно почувствовав в крови безумие Таргариенов, чертова кровь! — Король Бран… Сломленный… Прошу… — проговорил солдат, задыхаясь, умоляющими глазами глядя на Джона. Джон словно застыл во времени, и все вокруг окрасилось в черно-белое. Он не мог поверить своим ушам, словам этого воина, и он надеялся, что солдат врет, что ему все показалось, но в следующее мгновение пришло полное осознание произошедшего. Джон постарался сосредоточиться и говорил дальше, едва переходя на крик: — Что он приказал? , — Джон задыхался, хоть это и не его душили в эту самую минуту. — Убить девку Таргариенов и ее бастарда, — В этот момент Джон вонзил меч ему прямо в сердце, не выдержав потока этой бесконечной боли и обиды. Он встал и положил ладонь ко лбу. Это невозможно. Бран знал о ней… Бран знал, что она жива, и хотел убить ее? Он ведь его брат… Как он мог так поступить? А главное, зачем? Король знал, как он ее любит. Это ведь Бран послал его на Стену, потому что Джон убил ее, и даже не дал ему знать, что она жива. Да и к тому же беременна… Неужели Джон не заслуживал знать правду о своем ребенке и любимой женщине? Внезапно он вспомнил и понял, что у него нет времени сейчас думать об этом. — Дени… — Прошептал он и побежал обратно в комнату, мечтая забыть произошедшее. В тот момент, когда он вошел, он увидел красивого ребенка на руках у Кинвары, который плакал так сильно, что этот крик звучал в ушах Джона, заглушая любой другой шум. Он улыбнулся и сразу же перевел взгляд на Дени, которая беззвучно лежала на постели без сознания. Джон подошел ближе и положил руку ей на лоб. У нее явно жар, она горела, словно сейчас в ней было пламя дракона, которое жгло ее изнутри. Он поднял глаза на Кинвару. Он хотел было задать вопрос, но ужасно боялся, чувствуя себя трусом. Женщина встала и передала ему ребенка, и взяв малыша на руки вся боль исчезла, и в голове голос покойного мейстера Эймона казался еще громче. — Принцесса, которая была обещана. — Принцесса? , — Тихо прошептал Джон со слезами на глазах. Никто не мог выразить его счастье в это мгновение. - Это девочка. Джон прижал ребенка к груди и заплакал. Он больше не мог говорить, только слезы беззвучно скатывались по его щекам, оставляя влажные дорожки. Резко Джон повернулся к Дени, которая не реагировала на происходящее, но, слава Богам, дышала. — Она потеряла много крови… — заявила Кинвара. — Но она ведь жива. Я прав? , — сейчас Джон больше всего желал услышать подтверждение своим словам, узнать, что они преодолели это вместе, и что все снова хорошо. — Только Господь знает. Может быть, это и было ее предназначением. Дать жизнь этой малышке… — Нет, это неправда, — покачал головой Джон, отказываясь верить в слова Жрицы. Предназначение Дени быть с ним! Сейчас и всегда! — Сейчас мы ничего не можем для нее сделать, — Кинвара положила руку ему на плечо. Джон судорожно поджал губы, опуская голову вниз, и маленькая слезинка упала на розовую щечку его дочери. Кинвара протянула руку, чтобы взять малышку, и Джон отдал ее. Красная Жрица улыбнулась и вышла. Джон остался в комнате и смотрел на единственную женщину в мире, которую он действительно любил в своей жизни. Он был влюблен дважды. И каждая история — трагедия. Как давно это было? Много лет назад он был так молод и понятия не имел, что такое любовь. Он любил Игритт, но не так, как он любил Дени. Чувства, что он познал рядом с ней отличались от всего происходящего в его жизни. Она была другой. Вместе они были единым целым… А значит она — его половина, без которой он не видел больше своего существования. Он сел рядом с ней на кровать и сжал ее руку. — Ты… — он начал, — ты сказала мне, что вместе мы можем все. Я был дураком. Я предал тебя и, возможно, ты никогда не сможешь простить меня. Но я люблю тебя, Дени. Я позволил другим манипулировать собой. После того что ты сделала… Я думал, что это правильно. Я думал, это единственный выход, я думал, что спасаю тебя от самой себя, спасаю других… — Он плакал, стирая ладонью другой руки соленые слезы, сжимая ее ладонь крепче, — но… Я ошибался. Я… Я не могу потерять тебя снова. Даже если ты не хочешь меня больше видеть. Ты должна жить. Должна вернуться ко мне. К нашей дочери. Ты нужна ей. Ты нужна всем. Ты нужна мне, родная. Пожалуйста, — взмолился он, желая, чтобы Боги ответили на его молитвы, надеясь, что они позволят им быть вместе. Он не мог потерять ее снова, отдать ее смерти, не мог, не хотел и никогда не позволил бы. Возможно, смертью невозможно повелевать, но он попытался бы, несмотря ни на что, потому что чувствовал, что без нее погибнет в этой бесконечно холодной тьме, навеки один, и коснулся губами ее ладони, — Прошу тебя… Шли часы, но Джон не мог и пошевелиться. Он остался с ней и надеялся на лучший исход, внезапно Джон услышал звук открывающейся двери. — Тебе надо поесть. — Я не хочу, — Он ответил спокойно и почти безэмоционально, — где моя дочь? — Спит, — проговорила Кинвара, — ты должен дать ей имя, такой прелестный ребенок не должен ходить безымянным. Джон пристально смотрел на Дени. — У меня нет на это права. — Есть. Ты был здесь, когда они нуждались в тебе. — Ради чего? Видеть, как она снова умирает на моих глазах? , — в голосе Джона читалась боль, такая большая, что невозможно было бы ее не услышать. — Ты должен верить в нее, — она ответила, — и если она покинет нас, ты должен защитить свою дочь. Она совсем одна в этом жестоком и опасном мире. Если бы тебя здесь не было, мы все были бы уже мертвы. — Я не понимаю… Те солдаты… они сказали мне, что Бран послал их туда. Это невозможно. Зачем ему это? — он все еще был в замешательстве и пытался найти ответы на вопросы, которые казались бесконечными. — Она представляет угрозу. Она всю жизнь была ей. Как и ее дракон. А теперь… и ее дочь тоже представляет угрозу. Так будет всегда. Они последние Таргариены. И пока она жива, пока она дышит, они будут бояться. А то, чего люди бояться — они стараются уничтожить. — Я тоже Таргариен, — с ноткой обиды проговорил Джон. — И они сослали тебя на стену, за полмира от них самих, тем самым обезопасив себя, ведь ваши обеты… Но они убьют и тебя в ту минуту, когда ты захочешь утвердить свое право на Железный Трон. И все из-за твоего настоящего имени. — Они никогда этого не сделают, — твердо ответил Джон, хоть уже и сомневался в благих намерениях своей семьи. — Неужели ты так уверен в этом, Джон Сноу? Тебе не помешало бы тщательнее выбирать людей, кому следует доверять. В прошлый раз, возможно, ты доверял слишком многим, кто просто использовал вас для достижения своих целей. И ты убил женщину, которую любил. Потому что они сказали тебе, что это правильно. И где они сейчас? — она говорила так спокойно и это убивало, ведь это было правдой, — А где ты сейчас? Сколько потеряли они, и сколько потерял ты сам? Чем они пожертвовали, и чем пожертвовал ты? Джон молча слушал ее. Ее слова ранили его, но только потому, что заставили задуматься. Заставили его понять… в тот момент он сделал неправильный выбор. Тирион знал, что сказать. Санса… его собственная сестра предала его. Может, она и хотела только добра, но в итоге ничего не меняется. И Бран. Те воины… То, что Бран не посылал к нему ворона… Слишком много совпадений, и слишком мало ответов. Неужели эти люди предали не только Дейенерис, но и его самого? — «Мы сломаем это колесо вместе», — она продолжала. Это были последние слова Дени перед тем, как он убил ее… И Джон понял, что эта рана, которую тогда он нанес не только Дени, но и самому себе, никогда не оставит его, не затянется, не пройдет… Она будет выглядывать время от времени, обжигая и заставляя испытывать еще большее чувство вины, чем мгновение назад. Он повернулся к Кинваре, — Теперь это колесо стало еще сильнее и могущественнее, — она закончила и отвернулась. Жрица вышла из комнаты, оставив дверь открытой. Джон снова посмотрел на Дени и поцеловал ее в лоб, извиняясь тысячи раз, вкладывая в этот поцелуй столько чувств и переживаний. Вдруг он услышал плачь своего ребенка и вышел из комнаты. Джон смотрел на дочь в колыбели. Она была такой маленькой и красивой. Была подарком, на который он не мог и надеяться. В этот момент все слова Эйемона Таргариена обрели смысл. Истинный смысл. «Разве честь можно сравнить с женской любовью? И как чувство долга может превысить ту радость, с которой ты берёшь на руки новорождённого сына… Ветер и слова. Ветер и слова. Мы всего только люди, и боги создали нас для любви. В ней и наше величие, и наша трагедия.» Он не хотел ничего другого. Теперь Джон хотел лишь прожить свою жизнь с Дейенерис. Хотел растить их ребенка вместе. Долг больше не интересовал его, не волновало душу и их родство, то, что составляло его жизнь и сковывало, заставляя совершать ошибки и потом жалеть об этом. Он умел убивать, но всегда ненавидел это. Когда он смотрел в глаза этой маленькой девочки, все, что до этого имело смысл — исчезло, стерлось и осталось за гранью реальности. В следующее мгновение он понял, как это будет трудно. Ведь их будут преследовать вечно, и никому не скрыться от Брана, точнее от Трехглазого Ворона. Возможно… если он поговорит с ним… Может, если он сможет убедить его, что Дени больше не угроза? И то, что их ребенок тоже не угроза. На его лице появилась легкая улыбка. И надежда. — Ты чудо. Ты ведь знаешь об этом, да? , — Он осторожно положил руку на головку новорожденной девочки, — И я буду защищать тебя от всего. Я тебе обещаю. Любой ценой. Никто и ничто в этом мире не сможет ранить тебя, — В тот момент он дал клятву своей дочери. Отныне у него была только одна обязанность, чтобы она была в безопасности, но это не то место… Для них отныне не будет безопасного места, пока он не поговорит с Браном. Он был его братом. Он был его семьей. Джон никогда ничего не просил ни у него, ни у кого бы то ни было. — Тебе нужно поспать, — Кинвара подошла к нему, как обычно из ниоткуда и, вероятно, потом уйдет в никуда. — Я не могу, — Он покачал головой, — я должен защитить их. — Ты уже это сделал. Не думаю, что сейчас здесь есть еще солдаты Джон заглянул в комнату, где недвижимо лежала Дени. — Ты ничего не можешь для нее сделать. Но она сильнее, чем ты думаешь. Она сильнее, чем кто-либо думает на этом свете, — Кинвара слегка улыбнулась, вселяя надежду на светлое будущее в Джона. — Я это знаю, — он согласился и снова посмотрел на дочь. Они переживут это, несмотря ни на что, они делают это. Это единственный путь. И по-другому не может быть.