Жизнь после смерти

ВОЛАНТИС Этой ночью Джон не мог уснуть из-за непрекращающегося плача ребенка. Они с Кинварой понимали, что ей нужна мать. И когда малышка наконец мирно заснула и успокоилась, Джон подошел к кровати Дени. Он сел рядом с ней и, держа ее руку, сам погрузился в сон. Сноу не знал, сколько времени они держались за руки, пока не почувствовал легкие движения. Джон тут же открыл глаза и с надеждой взглянул на Дени. Она была так слаба, что казалось, она вот-вот снова провалится в омут снов. Джон наклонился к ней. — Дени, — прошептал он. — Где… — она не могла говорить, но знала, что произошло. Она хотела знать, хотела убедиться, что ее ребенок жив, и с ним все хорошо. В голове мелькали страшные картинки, когда много лет назад ей сказали, что ее сын Рейго родился мертвым. И сущий страх, такой дикий и необузданный вселился в голову Дейенерис, что и сейчас все произошло точно так же, — где… — она была напугана, и Джон понял это по ее взгляду, когда глазами поймал его. Он вскочил, подошел к колыбели и осторожно взял новорожденную дочь на руки, улыбаясь Дени такой нежной улыбкой, видя ее сияющие голубые глаза, отдавая девочку матери. — Привет… — радость долгожданного материнства накрыла ее с головой, унося в омут новых чувств и эмоций, переживаний и мечтаний. Легким движением руки она коснулась таких маленьких пальчиков своей дочки, что не удержалась и заплакала от радости, едва сдерживаясь. — Кинвара сказала, что она здорова и сильна, как и ты, — Джон тоже боролся со слезами, балансировал, хоть и был на грани. Они сейчас были так похожи на настоящую семью, что хотелось, чтобы сейчас кто-то ущипнул его, подтверждая, что все это происходит с ним наяву. Дени жива, их дочь… — Не надо… — Дени пронзительно взглянула на Джона умоляющим взглядом, вспоминая весь тот ужас, что произошел с ней недавно по его вине, — прошу, не причиняй ей боль. Пожалуйста. Глаза Джона округлились от недоумения и удивления одновременно. Как он мог навредить ей? Она была его единственной дочерью, ребенком от любимой женщины, лучом счастья и надежды на светлое будущее. Эта малышка была чудом в его жизни, доказательством того, что их любовь вернее и сильнее всего на свете. — Я бы никогда не посмел причинить ей вред, — спокойно ответил он ей. Дени медленно кивнула. У нее не было сил спорить с ним сейчас, в глубине души она была бесконечно и безнадежно счастлива. И пусть она никогда ему об этом не скажет, но она была искренне рада, потому что он был рядом, но не могла простить его, переступить через свою гордость и собственное достоинство. Он нанес ей слишком глубокую рану. Тот кинжал пронзил не только ее сердце, но и душу. Дени не могла понять, как она могла все еще любить его после того, что он сделал. Но даже этого было мало, чтобы простить его. Больше нет. Жизнь научила ее одной важной вещи: как бы она ни любила его, он никогда не сможет любить ее так же. Он никогда не выберет ее… Но то, что она сотворила в столице, те злодеяния, убийства невинных и мирных людей… это было ошибкой. Она поняла это и, возможно, всегда знала об этом, но боль и горечь была сильнее. Может быть, Дени поняла это, когда была мертва, может, когда ее воскресили и вернули из тьмы во свет. Но даже несмотря на все это, она не могла оправдать его предательства. Как он мог убить ее? После всего… Какая должна быть причина? Как это можно понять и простить, отпустить, забыть? Она ведь верила в них. Она верила в их любовь, хотела построить новый мир вместе с ним, рука об руку, чтобы ни случилось. Но сейчас она смотрела на свою дочь, то, как малышка тянется крохотными пальчиками к ее серебристым волосам и понимала, что Джон на самом деле неплохой человек. Но Дейенерис не могла найти оправдания тому, что он хладнокровно зарезал ее, перечеркнув все планы и мечты, все надежды на долго и счастливо. Ради невинных? Ради королевства? Нет, нет, нет… Независимо на причины, это не отменяет того факта, что он уничтожил ее. — Она… — Джон глубоко вздохнул, — ей нужно имя, — он поднял глаза на Дени. — Миссандея, — прошептала Дени, поглаживая маленькие ладошки дочери, почти задыхаясь от слез потери лучшей подруги и счастья материнства. Джон одобрительно кивнул, хотя по правде думал, что их дочь будет носить величественное имя Таргариенов. — Не похоже на принцессу Таргариенов, — заявил он с легкой улыбкой. — Она не Таргариен, — она глубоко вздохнула, переводя взгляд на удивленного Джона, — Жить с таким именем… слишком опасно, — медленно проговорила Дени. Джон кивнул и только сейчас понял, что Дени понятия не имеет, что произошло, когда она рожала Миссандею. Неважно, носит она имя Таргариен или нет, они были в опасности. Он посмотрел на нее и нахмурился, не находя в себе сил рассказать правду. Джон видел, как она счастлива и спокойна, уверена в своем будущем. Сейчас не время говорить ей об этом. Джон подумал, что ей нужно дать время оправиться после таких сложных родов, а потом он обязательно расскажет ей обо всем: о приказе Брана, о солдатах, что должны были убить ее и Миссандею. И они обязательно преодолеют это. Вместе. В тот же день Кинвара послала Джона за лекарствами и бинтами. Он не хотел уходить после того, что случилось в этот день, хотел быть рядом с Дени и Миссандеей каждую минуту своей жизни, но Жрица, наконец, убедила его. Он ходил с идиотской улыбкой весь день, но ничего не мог с собой поделать. Он стал отцом. Не при лучших обстоятельствах, конечно, но у него теперь есть дочь. Джон задумался: он ведь только раз думал о ребенке и о том, каково же это будет держать на своих руках это маленькое, крошечное и беззащитное создание. Он даже думал об этом, когда был на пути в Винтерфелл. С Дени. Когда она согласилась помочь ему победить армию мертвецов, помнится было утро, когда он лежал рядом с ней, пока она спала, и просто смотрел на нее, перебирая пряди светлых волос. Мечтал о семье с ней, потому что был уверен, что та ведьма ошиблась. И он не хотел ничего другого… Вот где было истинное счастье: на том корабле, где он смог забыть об угрозе смерти. Она стала глотком живительной свободы для него, счастьем, о котором он не смел и мечтать. Он вздохнул, и снова чувство вины накрывало его с головой. Как он мог убить ее? Джон качал головой, обвиняя и коря себя за этот ужасный поступок недостойного человека. Возможно, Кинвара была права. Может быть, все просто использовали его для достижения своих целей, и никто не потерял в итоге больше, чем он сам? Он положил на жертвенный алтарь свою единственную любовь и, как выяснилось позднее, своего ребенка. Как он мог быть настолько слеп? Дени в тот день не выпускала малышку из рук, поражаясь ее красотой. Она была готова поклясться, что никогда не видела человека прекраснее, чем ее дочь. Миссандея открыла глазки и посмотрела прямо на свою маму. В голове Дейенерис промелькнула мысль, что глаза у Миссандеи были такие же выразительные и глубокие, как у Джона. Темно-карие. И в тот миг она поняла, что частичка его всегда будет рядом с ней, даже если он оставит их. Жизнь жестоко посмеялась над ней. — Ты должна поесть и набраться сил, — Кинвара поставила тарелку на стол рядом с ней. — Я еще не сказала тебе… еще раз спасибо, — Дени улыбнулась ей, — без тебя ее не было бы, — Дейенерис легко поцеловала маленькие пальчики Миссандеи. — Такова была моя миссия, — она села, — но тебе не нужно благодарить меня, — Она загадочно улыбнулась. — Я помогла ей родиться на этот свет, но не я сотворила это чудо, — Дени вздохнула, и улыбка сползла с ее лица. — Надеюсь, он ушел, — Угрюмо ответила она, — Я не думаю, что мой ребенок в безопасности, если он рядом. Не после того что он сделал. Дейенерис все еще было трудно свыкнуться с мыслью, что он находится рядом. Как можно доверять тому, кто зарезал тебя? Как? Насколько нужно быть глупой, чтобы совершить эту ошибку во второй раз? Кинвара не ответила, просто наблюдала за ними. Новорожденная принцесса и ее мать. — Я больше не могу доверять ему, — ответила Дени слегка осипшим голосом. — Он спас тебя. — Он убил меня! В глазах Дени горел огонь, напоминая Кинваре лишний раз, что она необычная женщина, не овца, не разменная монета. Она дракон. Ее взгляд метал молнии, и если бы он мог убивать, тут уже никого не осталось бы в живых. Как только она произнесла эту фразу, то заметила в дверях Джона. Он стоял с задумчивым лицом и смотрел в пол. Очередной укол боли, настолько сильный, что едва держался на ногах, став невольным слушателем этого разговора. — Ты принес все, что я просила? — Красная женщина встала и взяла все необходимое из рук Джона, пытаясь хоть как-то разрядить обстановку и сгладить углы между этими двумя, а затем беззвучно покинула комнату, понимая, что они должны сейчас остаться наедине и наконец поговорить обо всем случившемся. Поколебавшись, Джон все же подошел ближе. Но Дени не обратила на него внимания, словно его тут и не было, словно она и не говорила этих слов. — Ты выглядишь… лучше, — Сказал он тихо, но она по-прежнему не обращала на него внимания. — Так и есть… приятно видеть тебя... в порядке. Я очень боялся… что ты… не выживешь, — он говорил сейчас истинную правду, но уже знал, что скажет ему на это Дейенерис. — Неужели? Беспокоился обо мне? Боялся, что я умру? Ты уже убил меня однажды, — Дени выплескивала яд ему прямо в лицо, но все еще боялась полностью взглянуть в его глаза. Такие печальные и одинокие, думалось ей. Неужели она боялась снова утонуть в них? — Да, я сделал это, за что никогда не прощу себя, и раскаяние за содеянное будет преследовать меня вечно. — Хорошо. По крайней мере, теперь ты понимаешь свою ошибку и страдаешь. Ты это заслужил, — сказала она твердым и решительным голосом. — А что насчет тебя? , — Джон перевел взгляд с пола на Дени, уже не боясь ее гнева, — Ты не чувствуешь угрызений совести? — Это ведь не я убила того, кто любил меня всем сердцем, — прошипела она, отравляя своими речами все вокруг. — Да, не ты. Но ты убила тех, кто, возможно, был влюблен. Тех, у кого были дети. Тех, кто был счастлив и не заслуживал такой участи. Ты сожгла их. Невинных людей, которые даже не знали тебя и не сделали тебе ровным счетом ничего! — громко сказал он, зная, что был прав в какой-то степени, но не оправдывая своего преступления, лишь напоминая о ее. Дени шумно сглотнула, осознавая весь ужас совершенных ею преступлений. — Ты сказала своим солдатам… что ты освободишь всех жителей Вестероса. И уничтожишь всех, кто сопротивляется, — Он спокойно продолжал, — Потому что ты хочешь создать лучший мир. Лучший мир на крови невинных? — Теперь это не имеет значения, — скрывая свои истинные эмоции и чувства проговорила Дени, стараясь сохранять спокойствие. — Это важно, Дени. Важно, чтобы ты поняла, почему я сделал это. — Этому нет объяснения, нет причины, — Дени могла бы сейчас убить его одним только взглядом, — Ты поцеловал меня, ты… сказал, что я твоя королева… и ты убил меня, — Она повысила голос, глядя прямо на него, переживая все это вновь, словно чувствуя, как кинжал скользит по ребрам и тянется прямо к сердцу, которое, казалось, уже мертво. — Я думал тогда, что поступил правильно. Ровно до того момента, как совершил этот ужасный поступок. И я бесконечно сожалел, но… Я думал… все думали, что это единственный способ спасти людей. Невинных людей в Вестеросе. — И ты сделал то, чего все хотели и ждали от тебя. Во благо людям. Ты никогда не думал, что тебе стоит… просто любить меня? Джон, ты ведь уничтожил меня, — проговорила она почти шепотом, давясь слезами отчаяния и боли, — А теперь оставь меня в покое. Все они были против меня, считая тебя достойнее, думали, что ты будешь лучшим королем, чем я. Они забрали у меня все, а затем предали. Я потеряла Визериона из-за тебя, когда начала доверять. Я потеряла моего верного друга и советника Джораха, потому что любила тебя и пошла сражаться в твоей войне, забыв о том, зачем вообще я приплыла на другой берег моря. Я потеряла Рейегаля. Я потеряла Миссандею, они убили ее, когда я была так уязвима. Другие же желали мне смерти, — Дени плакала, ладонью вытирая слезы с щек, — Я осталась одна в этой тьме. И тебя там не было. В тот момент, когда ты был так нужен мне, когда только ты один мог протянуть мне руку и привести к свету, ты… ушел. Испугался? Ты не мог любить меня из-за того, что Бран и Сэм сказали тебе, кто ты на самом деле? Лучше бы мы никогда не встречались, — заключила Дени, упорно веря, что ее жизнь была бы в тысячу раз лучше, не будь в ней этого чувства, которое в конце концов уничтожило ее. — Не говори так, — Джон протянул к ней руку, но она тут же отдернула ее. Наконец он понял, что в ней никогда не было безумия. Ей никогда не хотелось все разрушить. Она просто была… одинока. Потеряла саму себя, когда никто не захотел помогать ей, упала в пропасть собственных страхов, когда утратила любовь и веру во всех, в ком прежде искала утешение. Так оно и было… никакой любви. Только страх. И эти страхи росли в ней, когда она была одна. Именно они заставили ее пойти на этот отчаянный шаг, вызванный не безумием в крови, а одиночеством и бесконечной болью. Она сломалась под тяжестью этих нескончаемых потерь, пыталась найти что-то, что доставило бы ей облегчение, что могло бы унять ее боль. И она нашла это лекарство. Дени глубоко вздохнула. — Спасибо, что пришел, но теперь тебе будет лучше уйти, жить своей жизнью, которую ты предпочел мне. Ты нам не нужен, — сказала она ему уверенным тоном, будучи полностью уверенной в своих словах. — Я не могу, — Джон встал и набрал в легкие побольше воздуха, готовясь к очередной порции боли от ее слов. — Можешь и сделаешь, — Дени почти требовала от него этого. — Нет, не могу. Я дал клятву своей дочери. Я поклялся, что буду защищать ее от всего, и я буду здесь, пока не сдержу ее. — Значит, теперь ты выполняешь все клятвы, которые даешь? Действительно? Тебя они не особо заботили, когда ты… — она была настроена враждебно, снова провоцируя очередной спор, но Джон вовремя остановил ее. — Вы не в безопасности здесь. Больше нет. Честно говоря, теперь у вас нет безопасного места. Повсюду враги, — твердо заявил Джон, в его голосе звучали нотки беспокойства и волнения, которое Дени считала беспочвенным. — О чем ты говоришь? Никто не знает, что я здесь, только мы с тобой. Но сейчас я вижу лишь одного врага здесь. Тебя. — Я тебе не враг, черт возьми! — Закричал он. — И никогда не был. Я защищал тебя, как только мог. А потом я совершил эту чертову роковую ошибку! И я никогда себе этого не прощу. Потому что… ты была неправа в своих намерениях, а после того, что я сделал, я всегда сомневался в своем выборе, потому что выбрал предрассудки, а не тебя и нашу любовь. Мы оба ошибались, видя мир слишком плохим или слишком хорошим. Но прямо сейчас… Я знаю одно. Я не оставлю тебя здесь, потому что не важно, хорошо это или плохо для других, правильный я делаю выбор или нет в их глазах, я никому не позволю причинить вред моей дочери, — он остановился, набирая побольше воздуха, потому что из-за крика задыхался, — и я не позволю им ранить тебя. — Я смогу позаботиться о ней, — пыталась подобрать слова Дени, хотя даже не была уверена в их правильности. — Нет, не сможешь, — все продолжал твердить Джон. — Дрогон здесь. Он защитит нас. — Вчера его там не было. Но я был, — Он сделал глубокий вдох, намереваясь рассказать ей всю правду о том, что на самом деле произошло вчера, — когда ты рожала нашу дочь… Если бы меня здесь не было, ты была бы уже мертва. И наша малышка тоже. — О чем ты говоришь? , — Дени не понимала о чем он говорил, но чувствовала, как страх овладевает всем ее сознанием, ладони стали влажными, а колени дрожали. Страх не за себя… За Миссандею. Роды были тяжелыми, это правда, и она знала, что чуть не умерла. Но когда она смотрела на малышку, то была уверена, что это стоит всех этих страданий. Она без колебаний умрет за нее. Джон протянул к ней руку, чтобы забрать ребенка. Сначала она всматривалась в его лицо, ища хоть какой-то подвох, все еще не доверяя ему, но потом передала Миссандею ему на руки. Он не причинит ей вреда, теперь Дени была уверена в этом. Джон положил ее в колыбель и укрыл одеялом. Слава Богам, она уснула, не имея ни малейшего представления о том, как же жесток мир вокруг нее. — Джон, — Дени сидела на кровати и смотрела на него со страхом и тревогой в глазах, но его имя из ее уст прозвучало так трепетно и нежно, отчего его сердце забилось еще сильнее, — Что случилось вчера? Он сел рядом с ней, глубоко вздохнув, понимая, что этот разговор будет не из легких. — Они знают, что ты жива, — начал он.