***
С Энрике они знакомы давно. Пауло даже не помнит, когда конкретно они встретились — кажется, на одном из благотворительных вечеров ещё в Палермо они оба были в числе приглашённых. Энрике сделал свою карьеру, как блестящий врач, начинал в Палермо, потом пригласили в Севилью, после вместе с женой переехал в Милан и, кажется, обосновался здесь надолго. Пауло этому был эгоистично рад, ведь при необходимости постоянно летать из Италии в Испанию абсолютно не хотелось. — Давно не виделись, — широко улыбается Энрике и встаёт со стула, крепко пожимая протянутую руку, а после обнимая Пауло и хлопая его ладонью по плечу. Пауло сдержанно дёргает уголками губ. — Правда, не хотел встретиться при таких обстоятельствах, но, видимо, так суждено. Присаживайся. Пауло послушно опускается в кожаное кресло и невольно начинает чувствовать себя в огромном кабинете перед лицом главного тренера и директора очередного клуба. На него смотрит всего-лишь Энрике, но сковывающее ощущение неловкости и собственной никчёмности не отпускает и заставляет нервно впиться в подлокотники пальцами. — Богато живёшь, — фыркает он, стараясь отвлечься, и оглядывает кабинет. На стенах висят грамоты в позолоченных рамках, в застеклённом шкафу коллекция изящных, замерших будто в движении фигурок зверей. В углу непонятно для чего стоит золотой глобус. С другой стороны в полный рост макет скелета человека. Энрике пожимает плечами, показывая, что сейчас его интересует не это. Пауло глубоко вздыхает. — У меня болит всё, Рикки, — внезапно тихо начинает он и видит, как тёмные брови взлетают вверх. — Голова. Живот. Ноги. Я не могу нормально есть, потому что всё, что я съедаю, потом выходит обратно… не совсем правильным путём. Меня постоянно тошнит. И голова кружится. И на тренировке… Чёрт, Рикки, я не могу больше заниматься, потому что через каждые пять минут тренировки я начинаю выдыхаться. А ты сам знаешь, чем чревато такое, особенно в этом клубе. Энрике кивает. Пауло незаметно приободряется, с облегчением скидывая всю ответственность с себя на плечи друга. От одного этого разговора становится гораздо легче, и Пауло уже начинает верить в то, что скоро всё изменится — в лучшую сторону. — Я сначала думал, что отравился. Ну, мне девушка приготовила салат, переборщила с маслом и всё такое. Но потом, когда это стало регулярно, отравление стало просто отговоркой, чтобы не пойти на обследование и не выяснить, наконец, в чём проблема. Да и ноги не могут болеть из-за этого. — Где болит? — внезапно серьезнеет Энрике, и Пауло отчего-то кажется, что тот начинает смягчать по-врачебному тон, чтобы не испугать своего пациента. Это ему не нравится, но своих опасений он не высказывает, лишь тянется вниз и проводит пальцами по ноге вдоль кости от колена. — Кости? Суставы? Пауло неуверенно кивает. В тёмных глазах напротив мелькает что-то похожее на страх, но тут же исчезает, и Пауло не уверен даже, действительно ли успел заметить это или просто надумал себе всякого, чтобы запугать. В конце концов, Энрике не должен непрофессионально проявлять любые эмоции, которые могут напрячь пациентов, и в этом Пауло уверен. — Так, — тянет Энрике, доставая бумажку и черкая по ней ручкой. У Пауло разбегаются глаза, когда он пытается уследить за быстро мелькающим синим кончиком. Врачебный почерк, чтоб его. — Чекап тебе не назначаю, — задумчиво бормочет друг, — бесполезно, просто поверхностный осмотр, который тебе ничего не даст. А вот к терапевту обязательно. Он направит к гастроэнтерологу. Ещё невролог. Общий анализ крови. Потом биохимический, это из вены. — Пауло кажется, что легче было остаться дома. Начинает болеть голова и зудеть где-то в животе, когда он понимает, что застрял здесь надолго. — А ещё цитологические исследования. И… — Энрике останавливается, бросает на Пауло краткий взгляд, — к гематологу. Будут делать аспирацию костного мозга. — Что? — оторопевает Пауло. — Что это? — Оценить функцию костного мозга, — спокойно отвечает Энрике, — не волнуйся, это делают под наркозом. Энрике размашисто расписывается и протягивает лист Пауло. Тот брезгливо берёт его, сжимая между указательным и средним пальцами, бегло пробегает глазами по написанному. — Это надолго? — беспомощно спрашивает он, и Энрике хмыкает. — Неделю, не меньше. А ты рассчитывал провисеть здесь день-два? Не выйдет. — Воздуха мне, — шутливо кривляется аргентинец и встаёт, — ты отвечай на звонки, Рикки, а то я так запутаюсь. — Все врачи в этой клинике, — успокаивает друг, — не волнуйся. Но если ты так просишь, хорошо, я отвечу, когда понадобится.***
Пауло гипнотизирует взглядом телефон, не зная, как сообщить тренеру о том, что одно из ключевых звеньев его игровой тактики выпадает из игры на неделю так точно. Аллегри, конечно, понимал всё и даже больше, но реагировал на все подобные ситуации весьма болезненно. Ещё бы, сообщить об этом так внезапно, практически под конец сезона. Хотя в этом чемпионате и так уже всё известно. Дибала догадывался, что тренер постепенно и на неопределённый срок уже вытеснил его из старта, заменив Федерико. Понимал ведь, что давно уже не всё в порядке. — Алло? — голос в трубке строгий, но спокойный, и Пауло неизвестно почему расслабляется. — О, наш аргентинский бриллиант. Как там в Милане? — Всё чётко, — хмыкает Пауло, из-под навеса разглядывая тихую улочку с изредка проходящими мимо людьми. Выбрал неприметное кафе, забился в угол, чтобы побыть в тишине, и не прогадал. — В общем, я тут надолго. Обследование длинное назначили. Неделю, может, точно. Тренер молчит некоторое время, и на заднем плане Пауло слышит перекрикивания футболистов. — Хорошо, — наконец, откликается Аллегри, и Пауло расслабляется. — Ты, главное, не забудь потом вернуться. Аргентинец весело хмыкает. — И, — добавляет Массимилиано уже тише, — я надеюсь, что всё будет хорошо. Сообщи мне о результатах твоего обследования. Дибала согласно кивает, а после, спохватившись, что тренер этого не увидит, рапортует: — Без проблем. Спасибо. Аллегри отключается. Пауло растерянно смотрит перед собой, постукивая телефоном об коленку, а после поднимает руку, подзывая к себе официантку. Мигом подлетев к столику, девушка обмирает. — Вы?.. Пауло улыбается ей. — Можно… сфотографироваться? — краснеет она, и аргентинец пожимает плечами, осторожно берёт чужой телефон и вытягивает руку, быстро делая пару фото, расписывается в блокнотике заказов и, мягко улыбнувшись, просит чашку эспрессо. Счастливая девушка убегает, а Пауло устало откидывается на спинку стула и прикрывает глаза. От запаха кофе и свежей выпечки в кафе урчит в животе, но он опасается заказать что-то ещё, не зная, какой будет реакция. Казалось бы, ещё вчера не мог доползти до телефона, чтобы сделать жизненно необходимый звонок, а сейчас уже сидит в Милане и ждёт свой кофе, впрочем, всё же опасаясь, не будет ли после этого отрицательных последствий. С утра ведь ничего не ел. Перед ним опускается чашка эспрессо, на блюдечке лежит пирожное с заварным кремом. Пауло вопросительно вскидывает глаза на улыбающуюся официантку. — За счёт заведения, — вдохновлённо лепечет она, и Пауло чуть приподнимает уголки губ. Счастливая девушка отходит к барной стойке. Дибала опускает глаза на пирожное. Желудок жалобно урчит, требуя пищи, но Пауло знает, что пища эта потом в лучшем случае встанет ему поперёк горла. К тому же, это вроде бы у них под запретом… Живот урчит опять, от голода колет где-то под рёбрами, и Пауло выдыхает, не выдерживая, откусывает кусочек, пачкая пальцы в заварном креме, и прикрывает глаза от удовольствия. И почему нельзя есть это постоянно? Пауло лично бы продержался так. И Миралем, насколько он знает, тоже. Тот вообще любитель сладкого и едва сдерживается, чтобы вместе с сыном не налегать на мороженое и конфеты всякий раз, как тот просит их. Пауло думает, что за этими мыслями пытается скрыться от чего-то по-настоящему важного и серьёзного. Он не знает, от чего конкретно, потому что не понимает даже, что с ним происходит. Энрике, вот он знает или догадывается, но не говорит. Непрофессионально всё-таки, пусть и давние знакомые. Тошнота приходит внезапно. Пауло вздрагивает, не ждёт, как обычно, до последнего, думая, прокатит или нет, и срывается с места, бросаясь за дверь с огромными буквами WC на вывеске, подлетает к раковине, до боли впиваясь пальцами в её белый край, и низко опускает голову. От неприятного тягучего ощущения в желудке перед глазами темнеет и в ушах начинает стучать. Это несправедливо.***
Криштиану отмечает, как после чьего-то звонка тренер, ранее объясняющий им всё чересчур эмоционально со взмахами рук и горящим взглядом, становится рассеянным и озабоченным. Нет, он не смотрит на него специально, просто замечает это, как замечал всегда всё. Аллегри крепится ещё минут двадцать, а после переговаривается около скамеек запасных со своим помощником и уходит, спускаясь по лестнице и скрываясь в помещении. — Что это он, — полувопросительно тянет Федерико, непонятно как оказавшийся рядом с ним, и Криштиану поворачивает голову, задумчиво смотря на него. Феде хмурится и пытается скрыть нервные подрагивания ладоней, бегает глазами по полю, не зная, на чём или на ком зацепиться, а Криштиану знает, что раньше об этом вопроса не стояло. Федерико всегда знал, на кого смотреть. — Волнуешься? — внезапно спрашивает Криштиану, отворачиваясь, наклоняется, поднимает с земли мяч и взглядом указывает Федерико встать напротив него. Тот слушается. Роналду кидает ему мяч и ложится на спину, поднимает ноги, сгибая их в коленях, и чуть приподнимает плечи. Федерико бросает ему мяч, а он отбивает его головой, раскачиваясь вперёд-назад и чувствуя, как напрягаются мышцы пресса. Бернардески долго молчит, и Криштиану даже начинает думать, что тот просто забыл об его вопросе. Зачем ему вообще надо было спрашивать об этом? Сам же знает всё, ещё с первых дней в «Ювентусе» знал. Но Федерико всё же решается ответить. — Да, — сухо отрезает он, сжимая в руках мяч крепче, чем того требуют, — волнуюсь. Криштиану усмехается. Он и сам волнуется, но не так сильно, как Феде. Однако под рёбрами появилось что-то, что неприятно перекручивало каждый раз, как он думал о нём, а в ушах постоянно стоял хриплый, сорванный голос, твердящий по кругу только: «Мне плохо, Криш.» Он внезапно поднимается, заставляя Федерико отпрянуть, одёргивает футболку и направляется широкими шагами к выходу с поля. Самовольное пресечение тренировки уже во второй раз — за это его по головке не погладит никто, особенно он сам, но сейчас Криштиану об этом не думает. В инстаграме он заходит на страницу Пауло, пролистывает фотографии вниз, к декабрю или ноябрю, открывает одну из них, смотрит. Целая серия послематчевых фото. На них Пауло улыбается, румянцем пылают щёки. Мокрая футболка облегает напряжённое мускулистое тело. Криштиану ищет официальную страницу клуба, впивается взглядом в фотографию перед последним матчем, ищет на ней его, находит. Пауло стоит у кромки поля рядом с Пьяничем. Под футболкой видны острые лопатки, кожа бледная, как у мертвеца, вместо щёк выступающие скулы. Здоровым Пауло не выглядит уже давно, и Криштиану это напрягает. В сравнении двух фотографий всё гораздо нагляднее, чем в жизни. Как он пропустил, в какой момент всё стало меняться?