***
Пауло безбожно просыпает начало тренировки. Всё же разбудивший его ближе к ночи Миралем помогает дотащить сонному Пауло вещи до собственного дома. Дибала не помнит даже, поблагодарил ли его за помощь и за то, что встретил на вокзале — в голове мутно, в ушах стоит гул, перед глазами всё расплывается, и он опять вырубается, как только достигает дивана, не чувствуя, как, уходя, Миралем переворачивает его на спину и прикрывает ранее аккуратно свёрнутым в трубочку пледом, лежавшим в изголовье. Утром Пауло выглядит помятым, со следом диванной подушки на щеке. Ему невыносимо плохо, хочется завалиться спать обратно, но он помнит данное самому себе обещание — не сдаваться ни при каких обстоятельствах — и с трудом поднимается на ноги, плетётся в ванную и умывается, приглаживая растрёпанные после сна волосы и протирая заспанные покрасневшие глаза, старательно не глядя на себя в зеркало. На кухне в холодильнике на удивление не пусто, видимо, Ориана, у которой есть ключи от его дома, зашла сюда пару дней назад и занесла ему еды. В груди теплеет, когда Пауло понимает, что она всё же по-своему заботится о нём. Впрочем, от скудного завтрака, состоящего из молока и несладких кукурузных хлопьев, легче не становится. Его снова выворачивает в туалете наизнанку, и Пауло, с трудом фокусируя взгляд перед собой и проводя пальцами по мокрым губам, видит на них кровь. На полке в комнате он находит тренировочную экипировку, бросает, не глядя, её в раскрытую сумку, потирает рукой холодный лоб. В зеркало на обратной стороне дверцы шкафа он вновь не смотрит, заранее боясь того, что увидит. В таком состоянии сесть за руль Пауло не решается, и такси, приехавшее через несколько минут после вызова, встречает его блаженной прохладой и темнотой. Такси он особо не любит, но выбирать не приходится. Мужчина попадается на радость молчаливым, и, выходя около стадиона, Пауло доплачивает ему за особо удачный сервис.***
Когда он заходит в раздевалку, бегло оглядывая её, в ней переодевается только Мойзе Кин. — Явился, — радостно смеётся Мойзе, замечая его, подлетает к нему и хлопает по спине, и аргентинец сдержанно улыбается, подходит к своему месту и опускается на скамью, начиная переодеваться. — Мы уж думали замену тебе искать, — шутит он, не замечая, как Пауло напрягается и на секунду застывает. — Не дождётесь, — бурчит он, выпрямляясь и одёргивая на себе футболку — раньше обтягивающая, сейчас она скрывала выпирающие рёбра. Мойзе улыбается ничуть не сконфуженно и отходит к своему месту, и Пауло расслабляется. — А где все? — На поле уже, — отмахивается Кин, — это мы с тобой опаздываем. Пауло поджимает губы, застёгивает сумку, суёт её под скамью и быстро проходит мимо Мойзе к душевым. Там он, решив, что вечно прятаться от самого себя невозможно, долго рассматривает себя в зеркало, висевшее над раковиной, растирает щёки ладонями, кусает губы, чтобы к ним прилила кровь. Синяки под глазами никуда не денутся, и Пауло думает о том, что нужно начать замазывать их тональником, чтобы не вызывать лишних вопросов — а то как же это получается, целую неделю отдыхал в Милане, а выглядит так, словно восстал из мёртвых. Пауло медленно складывает пальцы в маску Дибалы, закрывает ею половину лица. В зеркало на него глядят устало горящие большие глаза. Хлопает дверь, и Пауло поскорее опускает руку, впиваясь пальцами в раковину. — Репетируешь? — слышит он голос, который, собственно, слышать сейчас не хочется, но Пауло не оборачивается и даже не отвечает. Криштиану подходит сзади медленно, чуть склонив голову, смотрит, не отрываясь, в зеркало, ловит в его отражении чужой взгляд — Пауло замирает, когда понимает, что, как зачарованный, не может отвести глаза. Криштиану останавливается за его спиной. Пауло может чувствовать жар чужого тела, может протянуть назад руку и наткнуться на край мокрой футболки. Его запах, смешение пота и одеколона, одуряюще бьёт в голову, и Пауло лишь сильнее вжимается животом в раковину, не понимая, что Криштиану делает с ним. — Вернулся, la joya mia, — по-кошачьи урчит Криштиану, вкрадчиво касаясь пальцами чужого плеча, и Пауло невольно дёргается, едва заметно отшатываясь в сторону. — Я скучал. Аргентинец буркает что-то нечленораздельное и внезапно застывает, когда чувствует, как сзади к нему прижимаются крепкие бёдра, а вторая рука Криштиану опускается на край раковины, заключая его в ловушку. — Что ты делаешь? — шипит Пауло, выбитый из колеи, с ужасом чувствуя, как в низу живота разливается знакомый жар. — Криштиану… Он видит в зеркале, как Криштиану широко улыбается. — Криштиану, — слабо противится Пауло, пытаясь остановить чужую руку, скользнувшую по впалому животу и рёбрам. Ему хочется этого, и он не думает ни об Ориане, ни о своей болезни, ни о том, что они в незакрытых душевых и в любой момент может зайти кто-то другой. В голове на секунду мелькает мысль о том, что Криштиану ведёт себя странно, что ему это не нужно на самом деле и что он, наверное, узнал, что Пауло явно неровно к нему дышит, хоть и скрывает это прежде всего от самого себя, маскируя эту привязанность и тягу под болезненную, практически фанатскую любовь. От реакции собственного тела на обычные прикосновения становится мерзко. Пауло застывает, не в силах отвести взгляда, и липкое, неприятное чувство страха расползается в груди и накрывает удушливой волной. — Криш, — делает ещё одну попытку достучаться он, — да твою мать, Криштиану, отцепись! Криштиану, явно издеваясь, улыбается, замирает в паре миллиметров от покрасневшего уха и шепчет: — Что тебе сказали в Милане? Пауло хмурится, всё же впиваясь в сильную руку пальцами и отцепляя её от себя, вжимается в раковину животом сильнее, стараясь уйти от горячего жара, но Криштиану, точно чувствуя это, прижимается ещё ближе, и Пауло застывает, понимая, что тот возбуждён. Невольно он вспоминает, что Миралем говорил ему о ссоре Роналду со своей почти женой, и мысль о том, что сейчас он вполне может сойти за разовую замену, вжигается в мозг и остаётся там, причиняя боль. — Криш, — рычит он беспомощно, с разных сторон наталкиваясь на барьеры из чужих рук, загнанно поднимает голову и вновь сталкивается глазами с внимательным ясным взглядом. Криштиану поймал его, даже не пытаясь ловить, и Пауло чувствует, как медленно проигрывает и ему, и самому себе. Дверь хлопает опять, и Пауло практически с физическим облегчением чувствует, как Криштиану нехотя отстраняется от него, провожая взглядом удивлённого увиденным Мойзе, решившего вопреки любопытству ничего не спрашивать. Пауло незаметно выдыхает, опуская голову, проскальзывает мимо Криштиану к выходу и исчезает за дверью быстрее, чем тот оборачивается. Около выхода на поле Пауло сталкивается с Федерико. От тёплой знакомой улыбки становится тяжело дышать, и Пауло сдавленно улыбается, попадая в объятия родных сильных рук, и упирается лбом в крепкое плечо, опуская ладони на чуть выступающие лопатки. — Вернулся, — с облегчением выдыхает Федерико, а в ушах у Пауло стоит тот вкрадчивый кошачий голос, произносящий именно это, — без тебя нам было скучно. Мне было скучно. — Да, я знаю, — едва слышно усмехается Пауло, сжимая в кулаки запотевшие ладони, и Федерико отстраняется. — Теперь ты не один. Федерико просто улыбается, а потом к ним подходит Аллегри. — Ну, что у тебя? — спрашивает тренер, и Пауло, вспомнив, что говорил Миралему, отвечает: — Отравился. Вылечили. Всё в порядке. Массимилиано, кажется, не верит ему. Лоб прорезает знакомая складка, означавшая, что тренер недоволен, и Пауло невольно передёргивает плечами. — В пару к Бернардески и не терять больше ни минуты, — внезапно вместо длинной тирады говорит мужчина, — ты нам нужен. Пауло растерянно кивает. Федерико провожает Аллегри долгим нечитаемым взглядом, после переводит глаза на аргентинца. — Пошли. Я расскажу тебе всё, что ты пропустил. — Мне Мира рассказал уже обо всём, — хмыкает Пауло, но улыбка меркнет, как только он замечает выходящего на поле Криштиану. Его останавливает Аллегри, и они о чём-то говорят, и Пауло не сразу замечает, что Феде настойчиво окликает его. — Что? Федерико прослеживает чужой взгляд и мрачнеет, но Пауло этого не замечает. — А мне не дадут тренировки, рассчитанной на восстановление формы, нет? — капризно кривит губы он, когда Криштиану, точно почувствовав на себе чужой взгляд, поднимает голову и широко улыбается. — Вдруг я жрал в этом Милане всю неделю одни булки? — Какие булки, — усмехается Федерико, насильно заставляя себя не показывать так явно своё отношение к тому, что даже при разговоре с ним Пауло не смотрит в его сторону, — ты даже ещё отощал. Взгляд, которым тут же одаривает его аргентинец, заставляет напрячься и прикусить язык. Пауло смотрит на него молча, даже привычно не огрызается в ответ, и это почему-то пугает. — Не говори так больше, — внезапно тихо просит он, сразу теряя свой запал и становясь похожим на усталого взрослого мужчину, не мальчишку. По спине пробегает неприятный холодок. — Я не хочу это слышать. Пошли.***
Пауло выдыхается быстро. От усталости ему тяжело дышать, в висках пульсирует знакомая боль, колени дрожат, как у старика. Пауло впервые так сильно ненавидит своё тело. — Ты в порядке? — в тысячный раз спрашивает Федерико, и Пауло чувствует очередной прилив раздражения. Он знает, что нельзя злиться на друга просто из-за того, что тот волнуется за него, но эта льющаяся через край забота начинает заводить его. — Отвали, — огрызается Пауло, и брови Феде удивлённо взлетают вверх. Пауло, конечно, всегда был той ещё сварливой истеричной королевой этого клуба и всей Италии в целом, но сегодня степень его раздражения достигает своего предела. — Я в порядке, всегда был и всегда буду, ясно? «Нет, я не в порядке», — внутренне стонет он, испуганно бегая глазами по полю и не зная, что Федерико замечает этот страх. Хочется позвать на помощь прямо сейчас, но вместо этого он стискивает зубы и вновь срывается с места, бегая с мячом и увиливая от Феде, чьей главной тренировочной задачей сейчас было отнять у него этот мяч и увести на свою сторону поля. Пауло задыхается, усилием воли пытаясь сконцентрировать всё своё внимание на мяче и отдать его кому-нибудь своему в розовой манишке, но всё равно пропускает тот момент, когда Феде оказывается слишком близко. Он поднимает голову и отшатывается, заплетается в собственных ногах, и Феде не успевает схватить его за руку. На мгновение кажется, что у него дежа вю. Голова раскалывается от боли, вновь начинает тошнить, перед глазами скачут разноцветные пятна, а под носом опять липко и тепло, и Пауло слизывает с губ кровь, усиленно приподнимаясь на коленях, упирается локтями в землю и опускает голову. Сквозь шум он слышит обеспокоенный голос Федерико, чувствует тепло и тяжесть его ладони на своём плече и зарывается пальцами в волосы, едва сдерживаясь, чтобы не закричать. Больно. Чьи-то руки обнимают его за плечи, тянут на себя, и Пауло, не сопротивляясь, поднимается на подкашивающиеся ноги, упираясь спиной в широкую грудь. — Всё в порядке, — слышится над ухом громкий голос, и Пауло морщится, — я отведу его к врачу. — Не нужно мне к врачу, — шипит аргентинец, дёргая рукой, но локоть крепко сжимает чужие пальцы, — Криштиану, отпусти. Криштиану даже не двигается. Подбежавший Кьеллини бегло осматривает Пауло, прослеживает взглядом тонкую струйку крови, прочерчивающую кожу под носом и плавный изгиб верхней губы, переводит глаза на Криштиану. Тот уверенно кивает ему. — Пошли. Пауло нехотя поворачивается и плетётся вслед за Криштиану, впрочем, скоро догоняет его и пристраивается рядом, стараясь не отставать. Он подставляет ладонь к носу, стирая кровь, рассматривает её на собственных костяшках и чувствует, как от её вида начинает мутить. Криштиану кажется спокойным, и Пауло, искоса глядя на него, начинает завидовать. Он тоже хочет быть спокойным сейчас, но не получается. Он ощущает себя преступником под конвоем, когда Криштиану подводит его к двери кабинета и останавливается. — Я буду ждать тебя здесь. — Зачем? — Пауло действительно не понимает и не видит в этом смысла. Что Криштиану вообще хочет? Они друзья, в этом клубе Пауло ближе к нему, чем все остальные, он был первым, кто подошёл к нему, когда тот только появился среди них, а сейчас он чувствует только, как эта дружба медленно утекает сквозь пальцы — и всё из-за того, что он никак не может найти связь между странным поведением Криштиану и его не менее странными поступками. Роналду мягко улыбается, и Пауло теряется окончательно. — Мне не сложно, — заверяет он, — иди. И Пауло — в который раз — слушается.***
— Что сказали тебе в Милане? Пауло хмуро косится на него из-под ресниц, прижимая к носу окровавленную ватку — вообще-то тот самый врач отправил его домой, но кто будет его слушать? Явно не он. Криштиану стоит, прислонившись спиной к стене, мокрая от пота футболка облегает его, словно вторая кожа, и Пауло невольно скользит взглядом по плавным изгибам мышц, прежде чем твёрдо поднять его выше. Тёмные глаза Криштиану по-прежнему спокойные, непроницаемые. В голосе вроде бы сквозит волнение и искренняя заинтересованность, но Пауло, зная Криштиану лично лишь несколько месяцев, уже давно заметил, что тот отлично справляется с маскировкой своих настоящих эмоций, умело выдавая людям то, что им нужно. Так что что он чувствует сейчас по-настоящему — неизвестно. Пауло нужна поддержка — Криштиану предоставляет её ему и, хоть Дибала не совсем понимает ту ситуацию в душевых, показывает, что готов помочь в любом случае. Только вот он не поможет, и это осознание обухом бьёт по затылку, заставляя болезненно скривить губы и ответить выпадом, нелепо защищаясь: — Тебе не пора вернуться на поле? Криштиану красиво вскидывает бровь. — Куда я пойду без своего бриллианта, — мурлыкнув, заявляет он, и Пауло бросает в уже привычный холод. Он не понимает его. Он не понимает его. — Пошли, — буркает он, и Криштиану отлепляется от стены, направляясь к выходу на поле. Пауло вновь приходится догонять его и пристраиваться к размашистому шагу. — Так что тебе сказали в Милане? — напоминает Роналду, и Пауло поводит плечом: — Отравился. — Ориана твоя даже приготовить нормально ничего не может, — довольно фыркает португалец, не показывая, как на самом деле его встревожили чужие слова. Это не отравление, не простуда и не то, что подхватывают многие. Из-за обычного отравления Пауло не стал бы за месяц похож на живой труп, и Криштиану чувствует слабое волнение за своенравного напарника, ещё не зная, во что это перерастёт в скором будущем. — Будто Джо твоя может, — фыркает Пауло, автоматически вступаясь за кулинарные способности своей девушки, и Криштиану весело улыбается, за весельем скрывая что-то тёмное, мрачное, что-то, что замечать ещё никто не научился. — Она может, — подтверждает он, — ещё как может. Я люблю всё, что она делает. Пауло молчит в ответ, не показывая, насколько задели его эти слова. Утром лез, а сейчас при нём же говорит о любви к Джо? Пауло понимает, что не имеет ни на что права и что Джорджина для Криштиану всегда будет на первом месте, но неприятное липкое чувство использованности, кажется, остаётся на коже налётом, и места, которых касался Криштиану, болезненно зудят. Думать об этом он больше не может. Глядя, как после выхода на поле Криштиану сразу же направляется к Марио, и ощущая на себе цепкий взволнованный взгляд Федерико, Пауло нестерпимо хочется обнять себя за плечи и спрятаться от одноклубников, один вид которых пробуждает в нём вполне оправданный страх: что, если узнают? Как тогда будут к нему относиться? Выгонят сразу или оставят сидеть на банке и смотреть, как «Ювентус» каждый миг буквально выгрызает себе звание лучшего клуба мира без него? Или вообще отдадут журналистам, те выдумают такие вещи, которых на самом деле нет, после которых Пауло невольно поверит в них сам? Он зябко передёргивает плечами, смотрит в затянутое тучами серое небо — к вечеру должно распогодиться, — опускает голову, выискивая в толпе болотно-серых футболок единственную нужную сейчас, и находит Миралема рядом с Канселу и Ругани. Пауло подкрадывается к Пьяничу сзади, делает страшные глаза давящим улыбки Жоау и Дани и напрыгивает на покачнувшегося боснийца, сдавливая его бёдра коленями и упираясь острыми локтями в напряжённые плечи. Он чувствует, как от такого прыжка плывёт перед глазами и начинает кружиться голова, но с раздражением не придаёт этому никакого значения. — Угадай, кто, — по-звериному рычит он в ухо Пьянича, зажимая ладонью его глаза, и Миралем слепо наклоняется, подхватывая его под колени, и высовывает язык, касаясь им чужого запястья. — Фу, ты лизнул меня! — взвизгивает Пауло и отдёргивает руку, а Миралем играет бровями. — Какой ты мерзкий. — От мерзкого и слышу, — лаконично откликается Пьянич, а Канселу и Ругани уже не сдерживают смех от обиженно-ошарашенного выражения лица аргентинца. Тот нарочито брезгливо вытирает руку о футболку Пьянича. — Кошак, — бросает он, запуская пальцы во взъерошенные волосы, и Миралем, по-прежнему крепко держа его под коленками, совершенно по-кошачьи ластится к его ладони, оправдывая только что данную ему кличку, и жмурится. Глядя на счастливых, ничем не озабоченных одноклубников, Пауло совершенно иррационально успокаивается и слабо улыбается. Авиабилеты в Рим на сегодня уже заказаны. Осталось только переговорить с тренером и извиниться за то, что периодически будут случаться небольшие опоздания — Пауло не уверен, что физически сможет перенести тренировку после проведённой в самолёте бессонной ночи. Рак лечится. И о его болезни никто даже не узнает.