***
Пауло заменяют только в середине второго тайма, и то после того, как здоровенный противник пихает его в бок, стараясь забрать мяч, — не так сильно, но достаточно для того, чтобы и без того ноющие от усталости ноги подломились. Пауло впервые не хотел, чтобы футболисту, сбившему его с ног, дали жёлтую, — в конце концов, это не совсем его вина, а Пауло морально был не в состоянии нарушить фейр-плей. Но ему дали, и тот, отходя, наградил его таким ненавидящим взглядом, что аргентинцу стало не по себе. Наверное, вся команда соперника сейчас думает о нём, как о грёбаном симулянте. Пауло старается не хромать, когда на светящемся табло видит горящее красным число десять и зелёным — тридцать три. Федерико выбегает на замену быстро, отбивает протянутые ладони и мимолётно обнимает, хлопая по спине, и Пауло устало садится на кресло, вытягивая перед собой зудящие ноги и пряча лицо в ладонях. Только сейчас он чувствует, насколько тяжело ему дышать. Каждый вздох обжигает грудную клетку огненной болью, и Пауло кажется, что ещё немного — и он задохнётся от этой стеклянной крошки, царапающей лёгкие. Спинаццола, сидящий рядом, озабоченно смотрит на него и опускает на подрагивающее плечо ладонь, и она кажется Пауло неподъёмной тяжестью, и он сильнее сутулит плечи, до боли зарываясь пальцами в мокрые волосы. — Всё в порядке? — спрашивает Лео, и Пауло молча кивает. Нет. — Ты плохо выглядишь, может, стоит сходить к врачу? — Пошёл ты со своим врачом, — мигом огрызается Пауло, чувствуя, как жгучая злость мигом вскипает в нём вперемешку с дикой болью от каждого вздоха. Леонардо отдёргивает руку, в его глазах проскальзывает непонимание и лёгкий испуг. Пауло смотрит на него ещё несколько мгновений, после чего виновато отводит взгляд. Он не хочет срываться на одноклубниках, честно. Он не хочет этого. Пауло отворачивается, вновь уходит в себя, отвлечённо следя за игрой, и незаметно пытается коснуться ладонью груди, надавить на неё, растереть, как он всегда делал, когда было тяжело дышать. Но Спинаццола всё ещё сидит рядом с ним, и Пауло взвинченно поднимается на ноги, нервно оглядываясь, и спускается в подтрибунку, отмахиваясь от непрерывно дежурящего около скамьи запасных доктора Теноре. В раздевалке он без сил прислоняется спиной к стене, сползая на пол, и только там даёт волю рвущемуся из груди хрипу. Он стягивает с себя футболку, после эту дурацкую кофту с длинными рукавами, обнажая бледные руки с разбросанными по ним синяками и взбухшими венами, больно ударяется затылком о стену и царапает короткими ногтями зудящую грудь, пытаясь хоть как-то облегчить себе попытку нормально дышать. Пауло отвлечённо думает о том, что осталось около двадцати минут перед тем, как в раздевалку спустятся остальные футболисты, и что ему надо успеть подняться до этого срока, но он не может. В голове пульсирует жаркой болью, щёки и лоб горят, дышать по-прежнему невозможно, и если так выглядит смерть — что же, тогда ему по-настоящему страшно умирать. Он не знает, сколько времени проходит перед тем, как впивающаяся в горло удавкой боль отступает, и в лёгкие вновь стремится кислород. Перед глазами чёрная пелена, и, когда она спадает, Пауло обнаруживает себя свернувшимся клубком на полу. Ему же должно было быть лучше, разве нет? Он с трудом поднимается на ноги, плетётся к своему шкафчику, роется в вещах, выуживая из них телефон. Дрожащими пальцами не сразу получается долистать до нужного диалога, но он всё же находит его, открывает и, сбиваясь и уповая только на Т9, пишет: Мне плохо Ответ от Энрике приходит практически сразу же. Пауло невольно думает о том, что у друга, видимо, был перерыв между многочисленными клиентами.Что чувствуешь?
Я не могу дышать На этот раз Энрике долго не отвечает, и Пауло, пока ждёт сообщение, успевает даже смотаться в душ и быстро ополоснуться — всё же вечером его опять ждёт у себя ненавистный онколог, — а после натянуть свитер, скрывающий изуродованные руки.Приезжай в Милан. Завтра к 19:00. Сможешь?
Пауло и не задумывается даже, когда отвечает: Да В коридоре слышится весёлый гомон и топот. Пауло успевает сунуть телефон обратно в сумку и вовремя обернуться. В раздевалку вваливаются потные, взъерошенные и весёлые одноклубники, которые, завидев Пауло, разражаются победным криком: — Ноль три! Представляешь? Пауло слабо улыбается, тут же утыкаясь носом в шею подлетевшего к нему Миралема. Тот крепко обнимает его, хлопает по спине и отстраняется, весело крича: — Никто даже не посмеет сдвинуть «Ювентус» с пьедестала! Никто! Весь мир у ног Старой синьоры! Пауло уже не обращает внимания на друга. Он смотрит только перед собой, на Криштиану — тот широко улыбается ему, и Пауло чувствует, как губы вновь дрожат в ответной улыбке. Это ведь всё тот же Криштиану. Быстро воспламеняющийся, готовый прийти на помощь к любому, кому она требуется, самый сильный и самый великий футболист из всех, кого он знает. Из всех, которые вообще когда-либо были. Аргентинец продолжает улыбаться ему, не чувствуя, насколько надломленной со стороны выглядит эта улыбка, не видя, как в глазах Криштиану на мгновение мелькает тревога. Пауло садится на скамью, опуская голову и впиваясь в её край пальцами, потому что сил на то, чтобы стоять, уже нет. Хочется домой. Вот только уйти отсюда не так-то просто. Натянуто попрощавшись со всеми, Пауло подхватывает сумку, вешая её на плечо, протискивается мимо всех и останавливается только у выхода, через плечо бросая на раздевающегося Криштиану взгляд. Тот весело переговаривается с Кьеллини, и Пауло внезапно остро начинает чувствовать потребность в ответном взгляде. Посмотри на меня. Посмотри. Разгляди то, что другие не видят, помоги мне. Но Криштиану на него не смотрит, и Пауло отворачивается, стискивая зубы так, что практически слышит их скрип, толкает дверь, выходя из раздевалки в коридор, и тут же плетётся к выходу. Аллегри знает, что сегодня он опять не полетит со всеми. Он это не одобряет, конечно, но своему бриллианту может спустить с рук многое, хоть сам и не признаётся в этом. В самолёте он устало прислоняется лбом к холодному стеклу, глядя вниз, на огни городов и освещённые шоссе, по которым ползут крошечные машины. Пауло всегда думал о том, почему его не видно с земли тем, кто летит в самолёте, — и сейчас, отогнав от себя все разумные доводы, он понимает, что слишком маленький. О таком в двадцать пять лет не думают, но сколько ему сейчас? Он вытягивает руку, дёргает за рукав, обнажая бледную кожу и россыпь сине-лиловых пятен на ней, смотрит на них, не отрываясь, после чего давит на одно из них двумя пальцами. Больно так, точно эти синяки — настоящие, оставшиеся после ударов, а не после обычных уколов. Обычных. Обычных. Смешно. Сидящая рядом с ним женщина неодобрительно косится на его руку и серьёзно, с толикой пренебрежения, спрашивает: — Вы наркоман? В её низком голосе безошибочно угадывается резкий испанский акцент. Пауло криво, неестественно улыбается, поднимая на эту женщину глаза: — Уже сожалею, что нет.***
Дома темно. В коридоре Пауло спотыкается обо что-то и хватается рукой за стену, чтобы удержать себя от падения, так же, на ощупь, продвигается дальше и без сил заваливается на кровать, когда доходит до спальни. Он устал. Он устал и больше не хочет так. Завтра вставать рано на тренировку, а всё тело ломит от боли и состояния полной беспомощности. Сегодня Амадео намекнул на то, что ему действительно будет лучше оставаться в той клинике, но Пауло, вспомнив ту девочку (Рахель?), категорично отказал в этом. Ему хочется верить, что до такого состояния доводит только больница. Он готов доказать всему миру, что он здоров, как никогда, что ему не нужна никакая больница, — но сегодня он впервые споткнулся, когда выходил из кабинета, не в силах переступить даже тот невысокий порог. Амадео и подхватившая его под руку медсестра ничего не сказали, но по их обеспокоенным взглядам Пауло понял всё, о чём они думали. — Со мной всё в порядке, — грубо отрезал он тогда, когда девушка предложила помочь дойти до такси, потому что это предложение испугало его — неужели он настолько слаб, что даже сам не сможет спуститься на грёбаном лифте? Да как он тогда ноги вообще передвигает? «Я сегодня гол забил», — хотелось крикнуть ему в их кажущиеся пустыми лица, но он промолчал, отвернулся и ушёл. Всё в порядке, правда. Не запирайте меня. Телефон в кармане вибрирует. Первые секунды Пауло не хочет брать трубку, но звонящий оказывается настойчивым и не прерывает связь. Аргентинец сверлит взглядом потолок. Глаза, привыкшие к темноте, различают мелкие пятна ламп по периметру комнаты. Телефон продолжает звонить. Перед тем, как ответить, Пауло мельком смотрит на время. Половина третьего. — Доброе утро, Криштиану, — здоровается он, прикрывая глаза и потирая пальцами переносицу. — Не спится? Криштиану ухмыляется в трубку: — Видно, всё же не мне одному. Ты свободен? — Я сплю, — сонно отвечает Пауло, не находя в себе силы даже на то, чтобы съязвить, — половина третьего, Криш. — Не ври, ты не спишь, — тут же откликается Криштиану, и его голос на мгновение становится ниже и холоднее, — я видел, что ты только что вернулся. Пауло нужно полминуты, чтобы осознать то, что португалец только что сказал ему. Он видел. Что, чёрт побери, он там видел? — Ты следишь за мной? — выдавливает он немного осипшим голосом, и, чёрт, это звучит, как клише из одноразовых фильмов. Пауло всё ещё не может понять, что Криштиану имел в виду только что, и тот сразу же утоляет его любопытство. — Я жду тебя, — поправляет он, — уже три часа. Пауло молчит. Ладони отчего-то холодеют, и он не может понять, от страха это или от предвкушения чего-то грядущего. Чего-то, что шаг за шагом подталкивает его к бездне. Чего-то по имени Криштиану Роналду. — Я… Я сейчас выйду, — растерянно бормочет он, и Криштиану отключается, не ответив и не попрощавшись. Просто. Будто и звонка никакого не было. Он стягивает свитер, переодевается в кофту, берёт телефон и ключи, выходит из дома, закрывая за собой дверь. Криштиану знает код от его ворот, Пауло не раз говорил ему, но его почему-то нет около двери, и это напрягает. Ёжась от ночной прохлады, аргентинец проходит по узкой дорожке к забору, чуть медлит перед тем, как выйти, и, собравшись с мыслями, всё же толкает калитку. Свет мгновенно вспыхнувших фар ослепляет его, и Пауло морщится, закрывая глаза ладонью, и отворачивается. Хлопает дверца машины. Плеча касается чья-то рука. — Испугался? — мягко спрашивает Криштиану. — Ослеп, — буркает Пауло, протирая глаза. Криштиану смеётся, и его смех словно что-то переворачивает внутри. — Почему ты не спишь? — У меня к тебе такой же вопрос, — Криштиану подходит к машине, приглашающе открывает дверцу. Пауло насмешливо приседает в реверансе, садясь на переднее сиденье, а Криштиану отвешивает ему поклон. — Почему не спит наш бриллиант? — Не хочется, — Пауло мельком оглядывается, когда Криштиану садится рядом и заводит машину. — Куда мы едем? — Увидишь, — так же мягко отвечает португалец, и Пауло осторожно улыбается.***
— Ты привёз меня сюда в три часа ночи, чтобы показать город? Пауло кажется, что ещё чуть-чуть — и он взорвётся. Зачарованное оцепенение, овладевшее им в салоне автомобиля, мигом сошло на нет, и сейчас он лишь смотрит на горящий огнями город, который оставался бодрствующим даже в это время. Смотрит с какого-то холма или даже небольшой горы — серьёзно, где они вообще находятся? Криштиану молчит, опускается на капот и упирается ладонями в гладкое покрытие. Пауло медлит перед тем, как подойти к нему и осторожно присесть рядом. — Что-то случилось? — понижает он голос, разглядывая размытый в темноте профиль с плохо скрытым волнением. — Я могу помочь? — Ты случился, — внезапно отстранённо отвечает Криштиану, беспечно рассматривая Турин. Пауло непонимающе моргает, по-птичьи склоняет голову набок. — Что? — переспрашивает он, не признаваясь, как от этих слов гулко ухнуло сердце. — Разумеется, ты можешь мне помочь, — внезапно ядовито продолжает Криштиану, даже не глядя в его сторону. — Например, дать мне трахнуть тебя прямо сейчас, в салоне. Он большой, я проверял. Пауло оторопело смотрит, как тонкие губы Криштиану растягиваются в ухмылке, и не может понять, серьёзно ли он говорит об этом сейчас. Почему он до сих пор слушает это? Вмазать по роже, чтобы оставил это при себе, спуститься в город и дойти до дома одному — сложно? Но он продолжает слушать, от напряжения впившись в капот пальцами, а возникшее после этого заявления возбуждение теплом прокатывается по всему телу, оставляя после себя приятную дрожь. — Но ты не дашь, — заканчивает Криштиану, по-прежнему не глядя на Пауло и будто разговаривая сам с собой. — Не разрешишь, la joya mia, потому что тебя ждёт твоя Ориана вместе с принципами. — Нет у меня принципов, — внезапно резко отрезает Пауло, и Криштиану впервые переводит на него взгляд. А что тут такого? Трахнуться с самим Криштиану Роналду — кто этого не хочет? Аргентинец облизывает вмиг пересохшие губы, встречается с Кришем глазами. В темноте не видно, но тот, кажется, удивлён. Сердце гулко стучит, в ушах шум, Пауло резко поднимается с капота машины и оказывается напротив Криштиану, опираясь одной рукой о его колено. Криштиану внимательно смотрит на него, и Пауло внезапно чувствует, как вся решимость сходит на нет. Почему вообще Криштиану заговорил об этом? Хочет посмеяться? Проверить что-то? Изменить Джорджине, а потом выставить виноватым именно его? Пауло медлит, и Криштиану насмешливо хмыкает. Пауло кажется, что тот сейчас рассмеётся («Что? Всё же есть принципы?»), поэтому поспешно подаётся вперёд, но вместо того, чтобы поцеловать, скользит губами по чужой щеке. Криштиану уклоняется. Пауло растерянно моргает, не понимая, что произошло и что он сделал не так, прикусывает внутреннюю сторону щеки и только тогда замечает, как губы Криштиану дрожат от усмешки. В голову тут же бьёт отрезвляюший гнев и горечь, и Пауло ясно понимает, что повёлся опять, что Криштиану теперь обо всём знает, что вот так глупо он выдал сам себя только что. Роналду ведь и добивался именно этого всё это время, и Пауло — полнейший идиот, раз посчитал когда-то, что тот действительно может что-то испытывать по отношению к нему, кроме чувства значительного превосходства. Он отстраняется и смотрит в сторону города. Турин мерцает ночными огнями, и Пауло чувствует, как в горле влажным комом встаёт обида и разочарование. Он не дойдёт сам. Вообще никак. Криштиану привёз его куда-то, где он сам никогда не был, и это должно было быть романтичным — в другой ситуации. — Я отвезу тебя, — внезапно говорит Криштиану, видимо, поняв, о чём Пауло думает. — Не волнуйся об этом. Пауло стискивает зубы, но от бессилия и ощущения собственной беспомощности его прорывает. — А о чём я должен волноваться, Криш? — злобно цедит он. — Чтобы тебе весело было всегда? Или чтобы что? Я для тебя клоун? Если да, то скажи сразу. Потому что я так не смогу. Что-то случилось? Ты случился. Криштиану молча смотрит на него, не отвечая и не переставая улыбаться, но Пауло не видит в темноте, насколько улыбка эта выходит напряжённой. Гнев уходит точно так же, как и пришёл, и на его месте возникает апатия. Пауло понимает, что ответа так и не дождётся, но с Криштиану это… привычно. В какой-то степени. Да и что он может сделать? Не имеет права ничего требовать. Он ему не жена и не сын. Никто. Он садится на своё место и смотрит через лобовое стекло на прямую широкую спину Криштиану, оставшегося сидеть на капоте и лениво разглядывать город. Хочется поторопить, потому что долго он здесь не выдержит. Больше нет. Хлопает дверь, и Роналду садится рядом. Машина урчит, плавно подаваясь назад и съезжая на дорогу. Они молчат весь путь, и только около дома Криштиану, остановившись, позволяет сказать уже в спину уходящему Пауло: — Спокойной ночи.