Дракон и Тень

      Переговоры закончились далеко за полночь.       Выйдя из шатра, Визерис жадно вдохнул холодный ночной воздух. Щёки пылали, а голову будто сдавили в тисках — хвала всем богам, что наконец получилось до чего-то договориться, иначе ещё пара минут, и он бы упал в обморок. И как только сестра ещё жива в этом проклятом шатре?       Вокруг царила непроглядная темень. Кхаласар давно спал, все костры потухли, а привычные запахи дыма, похлёбки и выделанной кожи уже успели развеяться. На смену им пришли ароматы ночной степи: влажная земля и разнотравье под первой росой. Свежий ветерок прояснил мысли, охладил разгорячённое лицо, унёс прочь тяжёлый дух пота и сальных свечей. Хорошо бы ещё и тревога могла просто улететь по ветру — но она когтями вцепилась в сердце, сковала всё тело дрожью и никак не желала отпускать.       Завтра. Уже завтра! Он невидяще уставился в темноту и попытался представить, как будет говорить с дотракийцами. Они соберутся утром. Все сорок тысяч? Или не все, ведь ему не нужны все, десяти тысяч вполне достаточно. Хорошо, пусть будет десять. Итак, они соберутся утром, выстроятся — да хоть бы и прямо тут, перед шатром. Он встанет перед ними, не спеша обведёт взглядом ровные ряды, давая понять, что все они у него как на ладони, что он видит каждого и говорит с каждым. Потом он произнесёт речь, да, нужно подумать о речи, обязательно нужно, но позже… И когда всё будет сказано, дикари вскричат «Да здравствует король!», потрясая аракхами. И пусть тогда попробует Дрого…       Он сбился — совсем некстати пришла на ум кривая ухмылка и насмешливое, будто нарочно исковерканное «Хорошо». На общем языке, на языке его королевства! Кулаки сами собой сжались до боли. Да как этот кусок конского дерьма только посмел!       Порыв ветра раздул дотлевающие угли в жаровне, и свет вдруг выхватил из темноты чьё-то суровое лицо. Визерис отскочил в сторону и вытащил меч…       — Тьфу ты! Мормонт, вы что тут делаете?       — Я ждал, пока закончится ваш совет. Должен был убедиться, что всё в порядке, — сир Джорах пожал плечами. — Извините, если напугал, ваша милость.       — Напугал? Пф, вот ещё, — Визерис не без труда убрал меч обратно в ножны. — Лучше скажите спасибо, что я вовремя вас разглядел, а то бы не сносить вам головы.       — Без сомнения, мне несказанно повезло.       Полог шатра тихо зашуршал, выпуская Шаали Соэрис. На миг она замерла у выхода и прищурилась, вглядываясь в ночь.       — Я и не думала, что уже так темно! Как же долго мы там просидели, король?       — Сам не знаю, — он закутался в новый плащ и сложил руки на груди, чтобы скрыть нервную дрожь. Тирошийка истолковала это по-своему.       — Вы озябли? Ночи в Дотракийском море порой удивительно холодные, — она легонько взяла его за локоть и подвела к жаровне. В носу тут же защипало от едкого дыма. — Вот, здесь будет потеплее. Ну как, вы довольны исходом переговоров?       — Вполне, — ответил Визерис, хотя и сам не знал, так ли это. — Я целых полгода ждал, пока Дрого исполнит обещание, и наконец дождался. Возможно, стоит благодарить Семерых за ваш приезд.       — Вы молитесь Семерым?       — Им молились мои предки, и я храню традицию.       В самом деле, подумал он, только традицией это и можно назвать. Молитвы перестали хоть что-то значить в ту ночь, когда мать умерла в родах. Тогда он проплакал до утра, прося богов откликнуться и спасти её, но боги ничего не сделали. Только Неведомый пришёл перед рассветом — и забрал королеву Рейлу с собой. В Браавосе, когда к сиру Уиллему Дарри приходил септон, Визерис вместе со всеми для вида повторял давно заученные молитвы, но с тем же успехом мог бы перечислять девизы благородных домов или читать стихи: даже если Семеро его слышали, он не желал больше с ними разговаривать.       — Вы не похожи на человека, который уповает на богов, — заметила Шаали. — Иначе уже просили бы их, чтобы кхал не убил вас после такого разговора. Это было смело… Может быть, даже слишком смело.       — Он кхал, но я — дракон. Дракон берёт, что хочет, ни у кого не спрашивая разрешения.       — Тогда почему же вы ждали полгода?       Визерис приподнял бровь и посмотрел на Шаали самым снисходительным взглядом, какой только мог изобразить.       — Неужели это непонятно? Из любви к моей милой сестрице, конечно же. Я хотел дать дикарям возможность исполнить их дикарские обычаи и отвезти её в Ваес Дотрак. Никто, правда, не сказал мне, что путь займёт так много времени — иначе бы я ещё подумал.       Мормонт выразительно вздохнул.       — Вы, как видно, не слишком высокого мнения о дотракийцах, — сказала Шаали. Она грела руки над жаровней, и лицо её было непроницаемо.       — Не самое приятное общество среди тех, в которых мне доводилось бывать, — Визерис презрительно усмехнулся. — Тёмные люди, как ни крути, им далеко до цивилизованных народов… Но они достаточно хороши в том, что мне от них нужно — в войне. Если б это было не так, я бы их ни дня не потерпел.       — Что ж, если вы всегда так безрассудно смелы, как были сегодня с Дрого, вы наверняка станете им достойным командиром. Хоть это и значит, что я вернусь к Тейнире ни с чем, но как могу я повлиять на выбор дракона?       — Мудро сказано. Я не забуду этих слов, когда верну себе королевство.       — Вы крайне великодушны, — Шаали почтительно склонила голову. — Однако время позднее, и я удаляюсь на покой. Будет очень печально, если вы откажете, но всё-таки желаю вам удачи в завтрашнем деле. А вы, господин, — она обернулась к сиру Джораху, — не будете ли любезны сказать, куда пошли мои охранники?       Мормонт коротко и хмуро объяснил, где находится нужная палатка, и Шаали растаяла в ночи, оставив в воздухе аромат цветов и ладана. Визерис посмотрел ей вслед и только тогда понял, что больше не дрожит: тепло жаровни согрело его, а учтивые речи тирошийки успокоили. Как же давно никто не разговаривал с ним так вежливо!       — Отправимся спать, ваша милость? Время и впрямь позднее, — сказал сир Джорах откуда-то из темноты.       — Идите, — рассеянно ответил Визерис. — Я ещё прогуляюсь.       Он пересёк площадку перед шатром, побродил меж чужих палаток и наконец очутился в поле.       Была пора новолуния, и степь утопала в темноте. Это было только к лучшему — так легче представить, что никакого кхаласара и в помине нет. Визерис лёг в траву и уставился в усыпанное звёздами небо. Нужно было о многом подумать — завтрашний разговор с дотракийцами, таинственная женщина из Асшая… Но мысли ускользали, растворялись, сбивали одна другую, и он постоянно отвлекался на всякие пустяки: то покажется, что одна из звёзд разгорается ярче, то цикады зазвенят неожиданно громко. Так бы и заснуть здесь, но что скажет тирошийка, если утром его найдут в зарослях хранны, помятого и покрытого росой? Она же не знает, как Рейгар спал под открытым небом в развалинах замка. Он дал себе ещё несколько минут, а потом всё-таки поднялся и пошёл обратно в лагерь, на мерцание догорающего фонаря.       Дени стояла у шатра — светлая тень в тусклых отблесках жаровни. Она встревоженно оглядывалась вокруг и, увидев Визериса, замахала рукой:       — Братец! Постой, послушай…       — Чего тебе?       Когда он подошёл ближе, сестра схватила его за руку:       — Ты ведь не собираешься в самом деле уехать с этой женщиной?       — А это зависит от твоего муженька, — отвечал Визерис. — Если он не сдержит обещания, что мне ещё останется?       — Визерис, ну пожалуйста, — в голосе Дени слышалось сожаление. — Я спрашивала на днях, далеко ли Ваес Дотрак. Дрого сказал, что ещё пара месяцев, и мы доберёмся! Помнишь, что Иллирио говорил? Меня представят старухам Дош Кхалин, как полагается, а потом ты получишь своих воинов. Дрого не может пойти против обычая, понимаешь?       — Ни о каких обычаях речи не было, когда мы договаривались, — Визерис отнял руку. — Пока я здесь теряю время, задница узурпатора того и гляди врастёт в Железный трон намертво! Ты что, не хочешь вернуться домой?       — А разве мы ещё можем?       — Ты смеешь мне не верить? — он рванулся к Дени, но застыл как вкопанный под её взглядом. На миг показалось, что он снова валяется в грязи у подножия холма, кнут затянулся вокруг шеи, а сестра смотрит сверху вниз, решая, убить его или пощадить.       — Останься, братец, — тихо заговорила Дени. — Останься и перестань быть таким гордым. У тебя великие планы, я знаю, но нельзя же думать, что кхаласар пойдёт за тобой после всего, что случилось! Нужно время, чтобы завоевать их уважение. Я поняла это тогда у холмов, и, надеюсь, ты тоже понял… Останься, мы всё исправим! Я прикажу сделать для тебя лучшую одежду, дать тебе лучшего коня, я научу тебя их языку и обычаям, и тебя станут уважать, вот увидишь…       Каждое слово ранило, как удар кнута. Хотелось наброситься на Дени, вцепиться ногтями в мягкую маленькую грудь — самое больное место, — ударить, встряхнуть, заткнуть ей рот, чтобы прекратила говорить то, что страшнее всего было услышать. Но он не смел. Только не здесь, не в сердце лагеря, не у шатра Дрого.       — И что тогда останется от меня? — закричал он. — Ты, я вижу, уже приноровилась быть кхалиси. Но я не какой-то навозный кхал, я — дракон, последний из Таргариенов! Моё королевство — земли Вестероса, а не травяные пустоши, загаженные лошадьми. Мне нет дела до чужих обычаев, сестрица, — я борюсь из последних сил, чтобы сохранить свои!       Сестра опустила взгляд в сырую утоптанную траву:       — Тебе решать, Визерис. Но я нипочём бы тебя не отпустила, даже после всего… Если ты хочешь уехать из-за меня, я готова извиниться. Прости меня, пожалуйста.       — Много на себя берёшь, — он деланно расхохотался. — До тебя мне дела нет. Я хочу вернуть себе трон, я должен вернуть его, и если твоё стадо откажется помочь, останется только Асшай. Вот и все мои расчёты — надеюсь, теперь ты видишь, что тебе в них нет места?       — Я буду молиться, чтобы завтра воины Дрого пошли за тобой, — бесцветно произнесла Дени и скрылась в шатре.       Мирное настроение было безвозвратно испорчено. Визерис ворвался в палатку, которую делил с Мормонтом, содрал с себя плащ и сапоги и бросился на тюфяк, пытаясь отдышаться и успокоиться. Проклятая девка! Да как у неё язык повернулся сказать, что он недостоин уважения! Никто не смеет оскорблять дракона!       «Кхал Рхаггат, — загалдели в голове сотни голосов, — Кхал Рхэй Мхар». Он застонал и что было сил ударил кулаком подушку.       — Ваша милость, — Мормонт зашевелился в темноте, брякнул чем-то железным. — Всё в порядке?       — В полнейшем, — соврал Визерис.       — Вы дышите так, будто за вами гнались.       — Просто очень быстро шёл.       Визерис перевернулся на спину, вытянулся, сделал несколько глубоких вдохов и попытался вспомнить то спокойствие, которое окутало его после разговора с Шаали. Да, успокоиться и поспать — вот что сейчас нужно. Завтра важный день, нельзя его испортить, а если вся ночь так пройдёт, к утру он будет падать от усталости.       — Ваша милость, я могу говорить откровенно? — спросил сир Джорах.       — Говорите.       — Я слышал ваш разговор, когда стоял у шатра. Только не гневайтесь, прошу вас.       — Я совершенно спокоен. Слышали, и что с того?       — Не советовал бы вам ехать с этой женщиной. Всё это пахнет каким-то подвохом. Неведомая асшайская покровительница, какой-то камень, который только вам под силу достать… Ведь это же звучит как детские сказки!       Неожиданно для себя самого Визерис рассмеялся.       — Кажется, все в этом кхаласаре внезапно меня полюбили. И вы, Мормонт, и моя сестра отступились от меня, унизили, а теперь оба уговариваете остаться. Боитесь, что не над кем будет насмехаться, если я уеду?       — Я не позволил бы себе насмехаться над вами, ваша милость. Но если угодно знать моё мнение, я советовал бы вам несколько сблизиться с дотракийцами, узнать их обычаи, чтобы…       — Чтобы они стали меня уважать и пошли за мной, да? — смех ещё разбирал его, но глаза вдруг защипало от выступивших слёз. — Мормонт, вы это сами придумали или вас научила Дейнерис?       — Не стану скрывать, мы с кхалиси это обсуждали…       — Ну так идите и обсудите ещё что-нибудь. Может быть, она оценит такую удивительную схожесть мыслей и прыгнет к вам в постель. — Приступ хохота утих так же внезапно, как начался, но слёзы всё текли по щекам и никак не хотели остановиться. — Вот что я вам скажу, мой добрый сир. Я собираюсь командовать дотракийцами по праву короля, и лучше бы им признать, что у меня есть такое право. Почему я для этого должен знать их обычаи, а? Когда Эйгон Завоеватель прилетел в Вестерос на своём драконе, разве он изучал чужие обычаи и рядился в чужую одежду?       — Эйгон знал общий язык и принял веру Семерых, — Мормонт зевнул. — Дать вам платок, ваша милость?       — Засуньте его себе в зад!       Визерис отвернулся и закрыл глаза. Сир Джорах захрапел в считанные минуты, а ему всё никак не спалось: поди засни, когда тебя так разозлили. Он ворочался на тюфяке, сминая в кулаках шерстяное покрывало, и разум его метался меж двух огней — то казалось, что ничего хорошего завтра не будет, то возникало чувство, что он всё сделает, как надо. За последнюю мысль он хватался всеми силами.       Нет, завтра этот безмозглый скот увидит, каким может быть дракон. Они увидят его истинное лицо, узнают, что он храбрее и достойнее любого кхала, будь у того коса хоть до земли. Он поведёт их за собой через Узкое море, они станут звать его Королём-Драконом и навсегда забудут про «тележного короля». И ничего не останется от тех позорных дней, когда постоянно приходилось выслушивать издевательскую брань и свист. Всё будет по-другому. Он вернётся домой. Он сядет на трон.       Гнев потихоньку остывал. Уткнувшись в подушку, Визерис представил себя в таких же доспехах, как были у Рейгара, с рубинами на кирасе. В руке меч из валирийской стали — неважно, где его взять, потом разберёмся, — на голове корона, точь-в-точь как была у матери, он её помнит до последнего завитка и сможет заказать такую же. Верхом на вороном коне, может быть, даже на этом самом, которого привела Шаали. За спиной орда крикунов и огромное войско со всего Вестероса, которое само собралось, узнав о возвращении истинного короля. Валирийская сталь блестит на солнце, он громко кричит «Пламя и кровь!» и пускает коня вперёд галопом, ветер развевает волосы, Узурпатор выходит навстречу со своим молотом, но в этот раз рубины не упадут в воду с доспеха, в этот раз придёт совсем… совсем не Рейгар…       Узурпатор, огромный и чёрный, увенчанный золотыми рогами в человеческий рост, поднял исполинский молот и встал сразу на оба берега, а река вилась меж его ногами и казалась не шире ручейка. За спиной великана из серых клубов пыли топорщились диковинные знамёна, и в эту пыль ринулись дотракийцы на конях, а за ними и вестеросские воины. Рейгар ехал рядом на таком же вороном скакуне, с таким же мечом, и смеялся, указывая на чёрного великана: «Гляди, он совсем не страшен, он просто облако!» И верно, Узурпатор весь вздулся, расплылся по воздуху грозовыми тучами, и братья пронеслись сквозь него, рассекая мечами клочья сизого тумана. Они остановились прямо у развалин Летнего Замка, уходящих высоко в небо, и Визерис соскочил с коня.       «Рейгар? Но ты ведь умер!»       «Нет, я стал драконом», — улыбнулся Рейгар. — «Смотри!» Рубины на его груди вспыхнули, загорелись волосы, пламя вырвалось изо рта — и, объятый огнём, брат взмахнул крыльями и взлетел. Чем выше он поднимался, тем больше становился, пока не обратился в гигантского дракона, сияющего ярче солнца.       «За мной, ваша милость!» — со смехом позвал Рейгар. Визерис потянулся к нему, простёр руки, надеясь, что они вот-вот станут крыльями. Но ничего не происходило, и он по-прежнему не мог оторваться от земли.       «Рейгар! Помоги мне! Я тоже хочу быть драконом!»       «Ваша милость», — звал Рейгар сверху, кружа в ослепительно синем небе, и оставалось только тянуться вверх и щуриться оттого, что сияние жжёт зрачки…       — Ваша милость, — сказал кто-то. — Проснитесь, уже светает.       Визерис встрепенулся и открыл глаза. Над ним нависал сир Джорах, тряся за плечо.       — Простите, что разбудил так рано, но дотракийцы уже начинают собираться.       — Какое мне дело до того, что эти обезья… Проклятье! Что, уже утро?..       Он сел на тюфяке, оглядываясь по сторонам. Вокруг ещё царил полумрак, но уже можно было различить очертания предметов, рассмотреть обеспокоенное лицо Мормонта.       — Светает, ваша милость, — повторил рыцарь таким голосом, будто лично устроил рассвет и теперь крайне сожалел об этом.       Визерис натянул сапоги, подобрал брошенный накануне плащ и завернулся в него. Мягкая шерсть согревала и успокаивала, и он посидел немного, просто наслаждаясь теплом и пробегая пальцами по линиям вышитой каймы. От плаща тонко, почти неуловимо повеяло цветами и ладаном, и Визерис, вдохнув этот аромат, вдруг понял, как же отвратительно пахнет сейчас он сам.       — Многие уже проснулись и поят коней из ручья, — сказал Мормонт, увидев, как он морщит нос. — Если хотите освежиться, идите выше по течению…       — Знаю. Не первый день в Дотракийском море, в конце концов.       Всё ещё кутаясь в плащ, Визерис выбрался из палатки и пошёл к ручью.       Кхаласар просыпался под розовеющим небом. Мужчины разбирали палатки, женщины вязали дорожные узлы, рабы сновали туда-сюда с сундуками и корзинами. Там, где стоял шатёр Дрого, сейчас лишь жерди торчали из земли — и те вскоре должны были вытащить и погрузить на телегу. Пара десятков дотракийцев на конях уже собрались у площадки, где вчера Шаали подносила ему свои дары. Он поёжился и поспешил дальше. Эти воины ждут — и ждут они слова, достаточно веского, чтобы увлечь их за собой. Как же выбрать правильные слова, когда проклятые табунщики не понимают никакой речи, кроме своего собачьего лая?       Вода в ручье была ледяная, но хотя бы чистая. Визерис ополоснул лицо, промыл сухие и воспалённые после ночных слёз глаза. Руки быстро заломило от холода, но всё же пришлось стянуть тунику и омыться хотя бы до пояса. Когда он закончил, дрожь колотила его не хуже, чем накануне ночью. Какая-то девка, набиравшая неподалёку воду в бурдюк, насмешливо оглядела его и спросила «Йер джешоэ, жей ифак?» [1] Он побрёл прочь, не удостоив её даже кивком. В правом сапоге хлюпала вода — и когда только успел прохудиться?       Воины всё собирались — теперь их было никак не менее пятидесяти. Нужно было как следует подумать, что им сказать, но мысли, как назло, всё возвращались к вчерашнему разговору с Дени. До палатки Визерис добрался в самом мрачном расположении духа. Мормонта там уже не было, но побыть в одиночестве не представлялось никакой возможности: его ждала Шаали Соэрис.       — Доброе утро, король!       — Не очень-то доброе. Как вы меня нашли? — он прошагал прямо в палатку, не приглашая тирошийку за собой. Та, впрочем, и не нуждалась в приглашении — вошла следом, как ни в чём не бывало, и уселась на тюфяк Мормонта. По воздуху тут же расплылся уже знакомый запах духов.       — Люди указали, куда идти. Я, правда, крайне удивилась, когда услышала, как вас тут называют. Вообще вся эта история с «Тележным королём» была, как бы это сказать… весьма неожиданной.       «Кхал Рхаггат. Кхал Рхэй Мхар». Кровь хлынула к щекам. Ну вот, теперь и эта всё знает! Наверняка сейчас сядет на коня, уедет прочь и расскажет своей асшайке, красной жрице и всему свету, как теперь зовут последнего Таргариена. Будто «короля-попрошайки» было мало. Провалились бы они все в седьмое пекло!       — Откуда мне было знать, что так выйдет! — выкрикнул Визерис и рванул ворот туники: дрожащие руки не справлялись с завязками. — Я понятия не имел, что проехаться в телеге тут смерти подобно! Грязные дикари насмехались надо мной, а теперь и вы туда же?!       Шаали неспешно поднялась с тюфяка:       — Прошу прощения, король, это всё мой длинный язык. Насмехаться и в мыслях не было, просто я ничего не знала о вашем положении. Боюсь, это не слишком хорошие новости… Давайте я помогу.       Ловкие длинные пальцы в два счёта завязали ему воротник, прошлись по груди и рукавам, поправляя складки. Почему она это делает, почему она вообще ещё здесь, что ей взять с «тележного короля»? Оставалось только стоять и следить за этими движениями — и он стоял и следил, как зачарованный.       — Вот так, — Шаали отступила на шаг и оглядела его с ног до головы. — Красивая туника, но несколько истрепалась. Смотрите, все рукава оборваны, да и выцвела она изрядно… Я привезла вчера новую, не хотите надеть её?       — Но на этой герб моего дома…       — Дотракийцам плевать на гербы, а вот красивой одежды они не чураются. В степи, конечно, не пощеголяешь, зато в Вольных городах они наряжаются не хуже наших тирошийских купцов. Почему бы не предстать перед ними в лучшем виде?       Визерис беспомощно огляделся, пытаясь вспомнить, куда он вчера подевал подарок, — но тёмно-красная ткань будто сама поманила его. Аккуратная Дореа сложила тунику в изголовье тюфяка, а поверх оставила новый пояс, свёрнутый тугим кольцом. Он поднял и то и другое и снова замер, прижимая одежду к груди.       — Если позволите, я помогу вам собраться, — сказала Шаали, забирая у него вещи. Визерис покорно кивнул.       Алый шёлк скользнул по телу лёгким холодком. Тирошийка завязала тесьму на его груди и у шеи изящными узелками, разгладила рукава, затянула пояс и накинула ему на плечи плащ — таким же лёгким, заботливым движением, как вчера.       — Ну вот, совсем другое дело, — улыбнулась она, закалывая драконью брошь на плаще. — Король в королевском наряде. Ещё бы сапоги сменить, но что уж поделаешь…       Визерис попытался причесаться, но руки всё ещё дрожали, и гребешок только запутался в волосах. Он сконфуженно посмотрел на Шаали:       — Поможете мне убрать волосы? Что-то ничего не получается.       — С удовольствием, — она приняла у него гребешок и заколку, которую он обычно носил в волосах. — Садитесь вот сюда, мне так будет удобнее. Какая красивая заколка, что это, чернёное серебро?       — Драконья кость. Единственное, что у меня осталось из всего наследия Таргариенов, так что аккуратнее с ней.       — Не беспокойтесь, если это и впрямь драконья кость, мне не под силу будет её сломать, — Шаали полюбовалась заколкой и осторожно отложила её в сторону. — Волосы у вас не очень чистые, поэтому я зачешу их назад, чтобы лежали гладко. Идёт?       — Идёт, — по шее побежали мурашки от прикосновения гребешка. Уже давно никто не расчёсывал ему волос — он и забыл, как это приятно. — Вы сказали об этих глупых прозвищах, что это не очень хорошие новости. Почему? Лично я сомневаюсь, что дикарская брань может мне как-то повредить.       — Стоит ли расстраивать вас сейчас такими вещами?       — Я хочу знать, — сказал он как можно твёрже.       — Ну, что же… У дотракийцев потеря коня считается позором, а вы не просто его потеряли — у вас его отняла женщина, хоть и кхалиси. Вся эта история с телегой только усугубляет положение. Да и потом, как я понимаю, вы не очень жалуете их обычаи, не знаете языка, а стало быть, для них вы чужак. «Ифак», как они говорят — на их языке это значит «пеший». Словом, король, сегодня вам придётся как следует выбирать слова, чтобы вас действительно послушали.       Визерис резко обернулся. Гребешок больно дёрнул волосы, но ему было всё равно.       — Да что же это такое, почему все твердят одно и то же? Мне обещали войско, и оно должно пойти за мной, уважают меня эти навозные обезьяны или нет! Не держать своего слова — бесчестно!       — У дотракийцев свои понятия о чести. Слово, данное чужеземцу, для них немногого стоит.       — Я выдал свою сестру за этого пропахшего навозом кхала! — Визерис вскочил на ноги. — Неужели этого недостаточно? Не было уговора, что мне придётся рядиться в дикарские тряпки, болтать по-дотракийски и ждать годами, покуда у него наконец зачешется задница поехать на запад!       Шаали даже не шелохнулась, пока он кричал ей прямо в лицо, но её карие глаза чуть заметно потемнели:       — Мой отец, когда был моложе, водил караваны из Тироша в Ваес Дотрак. Он брал с собой моего брата, а потом и меня, и обоих нас учил одному: торгуешь с дотракийцами — торгуй по их правилам и прежде всего помни, что они не продают, а дарят. Я надеюсь, Дрого хорошо обращается с вашей сестрой?       — О, её всё более чем устраивает! Сами видели — нарядилась в конскую шкуру, мажет голову маслом и лопочет на их языке, будто она от крови лошади, а не дракона. Да ещё и меня пытается склонить к тому же!       Тирошийка ничего не ответила, и в палатке воцарилась неловкая тишина. Визерис сжал кулаки и прикусил губу, пытаясь отдышаться. Отзвуки собственного крика ещё звенели у него в ушах.       — Что мне делать? — еле слышно спросил он, не глядя в глаза Шаали Соэрис. — Чем больше я думаю, тем больше сомневаюсь…       — Если хотите моего совета, он таков: собирайте вещи и поезжайте со мной прямо сейчас. Да, вас проводят хохотом в спину, но что с того? В Асшае вы получите столько денег, что целую армию можно будет купить с кораблями в придачу, и вам не придётся делать ничего унизительного.       — Если я убегу после того, как сам потребовал у кхала свою часть уговора, что я тогда за дракон? — Визерис устало опустился обратно на тюфяк и закрыл лицо руками. — Нет уж, хватит им надо мной смеяться, я должен показать, чего я стою.       — Будь по-вашему, — вздохнула Шаали, снова принимаясь за его волосы. — Вы уже решили, что будете им говорить сегодня?       — Ничего не идёт в голову, — признался Визерис. — Я думал об этом, но всё без толку. Чем можно их подкупить? Пообещать коней, овец и золота?       — Мыслите шире. Коней с овцами и здесь можно достать, а золотом они чаще украшают себя, чем платят. Вы знаете, что значат для этих воинов их косы? Знаете, почему у Дрого коса такая длинная?       — Ну уж это-то мне известно. Они срезают косы тем, кто проиграл в поединке. Дрого, насколько я знаю, ещё никто не побеждал.       Шаали закрепила заколку в волосах Визериса и отряхнула с его плеч невидимые соринки.       — Верно. Вот что нужно дотракийцу больше коней и золота — найти славу в бою, показать всем, что он самый сильный, самый храбрый. И вы можете дать им шанс сделать то, чего боится храбрейший из кхалов.       — И что же это?       — Переход через море. Кочевники боятся его — конь не пьёт морской воды, человек гибнет в пучине, без корабля на другой берег не переправишься. Те, кто уйдёт за море и вернётся с добычей из Закатных земель, как они называют ваш край, добудут себе невиданную славу и почёт. Думаю, это вам и стоит им сказать.       Выйдя из палатки, тирошийка посмотрела туда, где собирались воины, и поманила Визериса к себе. Он шагнул следом и невольно прищурился — солнце, уже оторвавшееся от горизонта, заливало степь ярким розовым светом. Отсюда можно было разглядеть только часть толпы, и он вздрогнул, представив себе войско, заполнившее степь до самого горизонта.       — Кажется, время пришло, король, — Шаали, заслоняясь ладонью от солнечных лучей, кинула на него последний оценивающий взгляд. — Соберитесь с мыслями и ступайте к ним, а я найду своих ребят и присоединюсь. Только не забудьте — вы должны быть верхом. Пешего они слушать не станут.       Она развернулась было, чтобы уйти, но Визерис схватил её за руку.       — Я ведь не поеду в Асшай, если у меня сейчас всё получится. Так почему вы мне помогаете?       — Никогда не могла пройти мимо тех, кто нуждается в помощи.       Мягко высвободив руку, Шаали поклонилась и зашагала прочь.