Light Captivity

— Тебе идет. Усмехаюсь, поправляю куртку на плечах. Одежда революционеров мне нравится даже больше, чем костюмы, сшитые для принца на заказ. На темных брюках петли для ножей, ворот куртки достаточно высок, чтобы скрыть ошейник. Выправляю еще немного влажные после ванны волосы, улыбаюсь отражению, но получается совсем не так, как раньше. Сейчас улыбаюсь только губами — взгляд остается каменным, как и был. — Кассия. — Приветственно киваю, пока входит в комнату, которую Дэннис отдал мне на какое-то время, и садится на кровать. Я живу у революционеров уже двое суток, пока составляем планы и просто пытаемся привыкнуть друг к другу. На удивление, переговоры проходят более или менее спокойно: возможно, потому что Дэннис берет с собой на встречи лишь пару адекватных воинов, не принимающих меня за врага, а я не пускаю никого, кроме Джейкоба и Кассии. — Как Боб? — Все с ним в порядке, — отмахивается Кассия, кладет ногу на ногу, откидывая длинные косы на спину. Она уже готова: надела костюм, похожий на мой, приготовила оружие. Дэннис дал арбалеты только нескольким мутантам, и, видимо, у Кассии хватило аргументов, чтобы убедить его в своей силе. В поселке она привлекает внимание — девушки-воины чужды для красных магов. Впрочем, для белых и черных тоже. — Он постоянно преувеличивает. Я не знаю, зачем он вообще сбежал. Я специально сдалась революционерам, потому что Лекс рассказывал про них. Я думала, они станут нашим войском. — Потому что я был «мертв», — усмехаюсь, убираю ножи за пояс, получше затянув ремень, и вешаю на бедра. У революционеров также нашлась для меня кожаная перчатка без пальцев, закрывающая ранение в последнем городе, и хоть мне не очень-то приятно, когда что-то немного сковывает движения, приходится надевать на другую, здоровую руку тоже. Сначала, упрямо не обращая внимания на то, что я в комнате не один, натягиваю ее зубами, но Кассия выпрямляется и помогает. — Как ты относишься к Дэннису? Кассия пожимает плечами, поправляя обе перчатки на моих руках. Сейчас она выглядит такой же, какой я ее встретил в первый раз, как Воительницу Зоны Мутантов. Во время их с Лексом прощания Кассия казалась мне невероятно уставшей, но с аккуратно заплетенными косами, в черной воинской одежде и с бордовыми губами она вновь предстает собой. — Он расчетлив и вполне разумен, поэтому стоит держать его на коротком поводке. Особенно по отношению к Лексу. После всего, что произошло между ними. — Постукивает пальцами по комоду, рядом с которым висит зеркало, встает, но не смотрит на свое отражение. Ее взгляд обращен на меня. — А вообще, тебе лучше спросить у Неты. Насколько я знаю, они переспали. Вскидываю брови, сажусь на комод, подтянувшись на руках. Хоть я никогда не был сплетником, а в дезилийском королевстве порой это принимали за плохой тон, интересно послушать, что я пропустил на переговорах с Дэннисом и тренировках с Лексом. — Она прыгает из одной койки в другую, и никого это не смущает. Я уже жду, когда переспит со всеми революционерами. И я серьезно. За двое суток у нее было столько любовников, сколько у тебя не было за всю жизнь, — Кассия лишь отшучивается, но не представляет, насколько права. Да у всех любовников больше, чем у меня. Абсолютно у всех. Прикусываю губу, стараясь не показывать свое смущение, но Кассия никогда не обращала на это внимания. Иногда кажется, что ей вообще плевать на любое выражение чувств, а иногда лишь по одному взгляду она понимает, о чем я думаю и что хочу сделать. Кассия всегда хотела выглядеть холодной Воительницей, но я помню ее выражение лица, когда умерла Эвелин. Помню, как она в одиночку выхаживала Лекса, чтобы вернуться за нами. В последний город, где ей не место. — Тебе она не нравится, да? — А какая разница, нравится ли она мне? — усмехается Кассия. — Да, на твоем месте я бы убила ее еще в черном королевстве, но она мне не мешает. Однако за ней следует наблюдать еще тщательнее, чем за Дэннисом. Нета недолюбливает тебя. — Она ненавидит меня. — Может, и так, — кивает, выглядывает в окно, наблюдая, как войско революционеров уже начинает собираться на улице. Джейкоб должен был подготовить свой народ, а Лекс — собрать остальных мутантов. — Лекс рассказал, что случилось с ее сестрой и отцом. Но не думаю, что это причина ее странного поведения. Она помешана на религии и оправдывает ею все свои действия. — А ты что-то знаешь о религии? — О, намного больше, чем ты думаешь. Жители первого города решили пойти по стопам черных магов. Не то чтобы мы знали, что они выжили и основали королевство, но ходили легенды об «исцеляющей» вере. Так как мутанты тоже были изгнаны, мой народ попытался внедрить это. Не на таком уровне, как в черном королевстве, конечно. Скорее, единственное, что они делали — молились и придумывали глупые запреты. Особенно по отношению к женщинам. Впрочем, поэтому я заставила свой народ забыть слово «религия» и уничтожила единственный храм. Точнее, подобие храма. Ничего роскошного, как у черных магов, разумеется, у нас не было. — И ты считаешь, все это неправильно? — спрашиваю, вспоминая слова Шая. Он говорил, что в религии нет ничего плохого, но черные маги трактуют доброту и щедрость как насилие и коварство. Думаю, он прав. Вряд ли в самой идее «верить в чудо» есть что-то ужасное. — Кайл, я не буду внушать тебе свою точку зрения. Я понимаю, ты раньше не сталкивался с этим, и тебе интересно. Но у каждого свое мнение. Я уничтожила религию точно не из-за большой любви, сам догадываешься. Но это не означает, что ты должен сделать то же самое. — А к тому, что я делаю, как ты относишься? Ты не сопротивляешься, но… — А ты у каждого своего воина спрашиваешь мнение? — улыбается Кассия, но я вижу, что она понимает, почему разговариваю так именно с ней. Понимает, но упрямо задает глупые ненужные вопросы. Скорее для самоудовлетворения, чем для реального желания знать мой ответ. — Мы прошли Леса Смерти вместе. Например, если Лекса что-то не устраивает, он либо бьет меня, либо просто игнорирует. — Кайл, ты нашел для всех нас, мутантов, настоящую цель. Теперь мы не просто правим в забытом для всех лесу. Мы сражаемся. И не только за себя. За справедливость, за расу магов, которая к нам ближе всех. Что бы ты ни придумал, это того стоит. Ты чувствуешь свою вину за смерти моего народа, я знаю. Но просто помни: они счастливы, что умирают именно так. Отдавая жизни за армию и тебя, а не просто погибая на рингах. Может, ты — это действительно то, что нам было нужно. Расплываюсь в улыбке, опускаюсь на пол и чувствую себя намного увереннее. Возможно, Кассия права — наша армия отнюдь не обычное войско, как у моего отца или Натана. Однажды я сказал мутантам, что мы — единственные, кто сражается рука об руку, наплевав на дискриминацию и запреты. Я сделал так, чтобы расположить их к себе, но сейчас понимаю, что это правда. В нашей армии мутанты, лайбаунсец-наемник, революционеры и черный маг. Мне хочется надеяться, что мое войско — путь к изменениям. Доказательство того, что можно быть равными и едиными, несмотря на расу. — Пускай это будет нашей верой, — киваю. — В равенство. — Если бы мне несколько месяцев назад кто-то сказал, что принц господствующего королевства будет толкать подобные речи, я бы не поверила, — говорит Кассия. Пожимаю плечами, поправляю куртку и, выглянув в окно, подмечаю, что пора спускаться. Джейкоб, революционеры и большинство мутантов уже готовы. Не видно только Лекса, но он всегда приходит последним. У меня складывается ощущение, что ему просто нравится, когда его все ждут. Ощущает некое превосходство и нужность. Не успеваю подойти к двери, как стук прерывает поток моих мыслей. Вздрагиваю и, по привычке положив ладонь на пояс, разрешаю войти. Кассия с прищуром прослеживает за моей рукой, в немом вопросе вскидывает брови, но что мне объяснять? Обычная предосторожность никогда не помешает — однажды, когда я обращал на это недостаточно внимания, позволил мутантам последнего города напасть на нас. Однажды из-за подобной неосторожности умерла моя сестра. — Все готово. — В комнату заходит Фрэнк, охранник, который провел меня в поселение революционеров. Он тоже одет в военную форму, но она мало отличается от той, что я увидел на нем в первый день. Фрэнк относится ко мне, наверное, лучше всех из революционеров. Несколько раз он просил меня рассказать про Зону Мутантов, а взамен без зазрения совести выдавал то, чем занимались революционеры. Пусть я и взглянул на все их действия с другой точки зрения, но убедился в правоте Лекса. Отдавать королевство взбалмошным, не соблюдающим никаких границ революционерам — чушь. Все их планы о светлом будущем красных магов красивы лишь на бумаге и на словах. Фрэнк, как и остальные, горел идеей построить новое государство, перед этим, конечно, снеся и разрушив все старое и «непригодное», вернуть мутантов и начать жизнь совсем иначе. Но сейчас он понимает, насколько глупы и наивны были эти мечты. К сожалению, революционеры всегда жили в несбыточных желаниях. Вероятно, поэтому сначала Лекс невзлюбил меня. Нашел между ними и мной что-то общее. Киваю, сжимая руку в кулак, и выдыхаю, осознавая, что были сражения и похуже. Сейчас у нас более или менее адекватный план и здоровая, большая армия. В Зоне Мутантов порой приходилось полагаться на обычное чутье и навыки выживания. Волноваться — вредить самому себе. Испортить из-за неуверенности можно все, что угодно. Вероятно, именно из-за этого безумные идеи становились беспроигрышными в нашем исполнении. Мы делали все так, будто ни секунды не сомневались в победе. Игнорировали дрожь в руках и сражались с одним лишь зажатым в руке плохо заточенным ножом. Я, как никто другой, ответственен за эту миссию. Разве после побега из черного королевства я могу допустить хоть одну оплошность? Разве у меня есть шанс на ошибку, когда на кону так много? — Удачи, — обращаюсь к Кассии, но она только кривится и отмахивается. Чуть приподнимает подбородок, выглядя еще более воинственной, и переводит взгляд с Фрэнка на меня. — К черту это. У нас все получится и без нее, — хмыкает, заставляя даже Фрэнка едва заметно улыбнуться уголком рта.

***

Я никогда не был в лайбаунском королевстве раньше, но готов поспорить, оно изменилось. Хоть я и накинул на голову капюшон, никто даже не смотрит в мою сторону. Красные маги, одетые в грязные лохмотья, таскают воду, камни, помогают друг другу подняться, небрежно перебрасывая руки через свои плечи. Поднять раненого не хватает сил даже у молодых. Даже у здоровых и явно в своем уме. Вокруг — дым. Дома разрушены, повсюду идет строительство, со всех сторон слышатся крики и возня. Трупы валяются прямо под ногами. Другие красные маги сгребают их и кладут в мешки, как мусор. Не определяют личность, не закрывают мертвым глаза и даже не разглядывают лица. Кое-как поднимают и волочат, как тушу мяса. Белых магов распознать не составляет труда. И вовсе не обязательно вглядываться в цвет кожи и волос — дезилийцы одеты в нашу военную форму, снабжены оружием. Они подгоняют лайбаунсцев, ходят группами и смеются над слепыми или упавшими. Пинают, шуточно наставляют кинжалы, а потом, когда лайбаунсцы начинают умолять, убирают оружие в ножны. Джейкоб сказал, что на краю королевства свободные поселения красных магов. Дальше — сплошные лагеря искупления и тюрьмы. Однако даже эти маги отнюдь не выглядят свободными. А дезилийцы… Дезилийцы ведут себя не как победили. Ведут себя как больные, бессердечные ублюдки. Стараясь подавить в себе стыд за свой народ и отвращение, смешиваюсь с толпой, тоже горблюсь, изображая раненого, проскальзываю мимо первых домов и базара, где торговля — просто красивое, ничего незначащее слово. Красные маги обмениваются товарами лишь в перерывах, пока дезилийцы просто берут то, что хотят. Проходят мимо и отнимают — даже не из-за нужды. Да в лагере искупления и деревнях можно столько еды набрать. Но красть им интереснее. Определенно. У меня есть несколько монет в карманах, которые дали революционеры, и я даже порываюсь подарить их, но вызову подозрение. Сейчас мне нельзя выделяться и проявлять к кому-то ненужное милосердие. Хотя так хочется. Я могу убивать и безэмоционально смотреть, как Лекс кромсает тела врагов. Я порой люблю причинять боль и наслаждаться властью, но не так. Не просто нести насилие и хаос ради разрушения. Без цели. Дезилийцы становятся похожими на войско Натана, и я не могу допустить, чтобы мой народ стал тиранами и убийцами. Я верю, что те, кого вижу на улице, — лишь часть белых магов. Да, дезилийцы лживы и расчетливы, но они не способны на это. По крайней мере, не все. Остается только слепо верить. Верить, что моя мама и Эвелин были не единственными. Что после их смертей еще осталось доброта, которой мне так не хватает. Дохожу до лагеря быстро. «Свободных» поселений отец оставил ничтожно мало. Сжимаю ладонь в кулак и вспоминаю, как потерял контроль, когда похищал Лекса. Тогда я наивно полагал, что освобожу несчастных, когда прибуду обратно. Тогда я боялся насилия и не мог на это смотреть. Прошло несколько месяцев, а за спиной годы будто. Десятилетия. Лагерь искупления изменился только размером. Только стал в несколько раз больше, а на защите стоит не пара стражей, а целая армия белых магов. Несколько десятков. Пусть они и не обращают внимания, не оглядываются вокруг, дезилийцы вооружены не хуже нас. Если все идет по плану, революционеры и мутанты уже прошли деревню и наверняка устроят резню на базаре — там больше дезилийцев. И мысль, что погибнет столько моего народа, не гложет совсем. Жизни мутантов заботят гораздо больше. Они — мое войско. К чертовым захватчикам я не имею никакого отношения. Стремительно движусь к стражникам, и они уже наставляют на меня оружие. Спрашивают, кто я, и от напряжения начинают подрагивать руки. Безусловно, ощущаю возбуждение, как перед революционерами, но страх будто врезается в грудную клетку. Под ребрами начинает тянуть. Закусываю губу, развеивая панику. И расстегиваю мантию. Отбрасываю ее в сторону. Чувствую себя уязвимым и подставленным не только под взгляды, но и под острые лезвия ножей. Если кто-то метнет в меня кинжал, не успею защититься, потому что белые маги обступили со всех сторон. Я просто не смогу отреагировать. Остается полагаться лишь на интуицию, магию и, может, на Лекса или других воинов моей армии. Армии, которая уже не кажется лишь остатком войска. Революционеры немного вселяют в меня уверенность. Если они так долго уходили от Лекса и короля, наверное, действительно чего-то стоят. Пустая, ничем неподтвержденная надежда спасала меня в Зоне Мутантов, у Натана. У меня нет креста, как у Неты, я до недавнего времени вообще не знал, что существует религия. Мне хватало веры в себя. Хватит и сейчас. И я думаю, нужно хотя бы ненадолго забыть Кайла, боящегося сделать неверный шаг, и наслаждаться всеобщим вниманием. Наслаждаться вернувшейся властью. — Здравствуй, Джейсон, — говорю первому попавшемуся магу и удивляюсь, что до сих пор помню его имя. Когда революционеры увидели меня, без труда узнали, и на их лицах появилось ничем не прикрытое удивление. Дезилийцы же смотрят нечитающимися взглядами. Для них я не просто исчезнувший принц. Для них я тот, кому они подчинялись столько лет. Помню, каково мне было, когда я узнал о том, что Лекс жив. Меня же похоронили несколько месяцев назад. Для них я не просто вернулся. Я, дьявол, восстал из мертвых. — Вы проглотили языки или за несколько месяцев разучились манерам? — спрашиваю, и улыбка появляется на лице. Выходит без напряжения и притворности. Почти искренне. И от этого еще более безумно. Не таким они меня запомнили. Если на глазах Лекса или Кассии я менялся постепенно, то для них я резко стал другим. Должно быть, на их месте я бы тоже не мог вымолвить ни слова. И дело не только в удивлении. За то время, пока меня не было, отец, наверное, еще больше промыл народу мозги. И указания, что делать с его блудным сынком, не поступало. Белые маги потеряны — без приказа они совершенно не знают, что им можно. Нета была права. Мой народ — чертовы марионетки. Именно поэтому отец так легко превратил их в монстров. Они верят каждому его слову, повторяют приказы, как мантру, не оспаривают и буквально боготворят его. И я бы пожалел их, но если у белых магов есть голова на плечах и возможность изменить хоть что-то, то у красных — нет. — Принц, — наконец говорит Джейсон и склоняет голову. — Как вы… Мы думали… Простите, ох, простите меня… Хлопаю его по плечу, поднимаю голову за подбородок, легко провожу по коже и делаю шаг назад. Джейсон пошатывается на пятках, удивленно моргает, но я смотрю на него так, будто хочу уничтожить. Ни капли жалости и сострадания. Нет, Джейсон, ты ошибся. Никакой я не принц. — А король знает?.. — вдруг спрашивает другой дезилиец, имя которого я не помню. — Вам… можно здесь быть? Не сдерживаю смех. Облизываю пересохшие губы, сгибаюсь, захлебываясь непрекращающимся хохотом. Однако вокруг тишина. Никто не повторяет за мной. Никому, как ни странно, это не кажется забавным. Поворачиваю голову к этому умнику, и он с ужасом смотрит на меня. Интересно, хоть кто-то из них узнает, что на мне одежда революционеров? Или белые маги были настолько поглощены насилием, что даже не изучили потенциальных врагов? Разумно, отец, очень разумно. Легко, наверное, считать себя непобедимыми и даже не подозревать о надвигающейся сильнейшей армии больного на голову садиста. — Мне не нужно ничье разрешение, — отсмеявшись, наконец отвечаю. — Мне восемнадцать лет. У меня есть магия. Я наследник Империи, а не какого-то королевства. — Но вас не было, когда мы отвоевывали территорию врагов, — уже гораздо тише говорит дезилиец. Отступает на шаг, когда метаю в него взгляд, и одной рукой медленно вынимает нож. Наверное, полагает, что делает это незаметно. Наивный. — Отвоевывали? — хмыкаю. Ох, точно! Пока я прохлаждался, проходя все города Зоны Мутантов, пока выбирался из сильнейшего королевства, мой народ доблестно защищал честь моей фамилии! Я несказанно благодарен, черт возьми. — И как? Показали себя в бою? Конечно, белым магам нечего ответить. Они молчат, сконфуженно наблюдая за тем, как прохожу мимо каждого и ожидаю хоть одного всплеска эмоций на все мои провокации. Неужели отец слепил из них таких пугливых щенков? Где те дезилийцы, которые только что избивали беззащитных захваченных магов? Или они горазды причинять вред только слабым и уже морально уничтоженным? Дымом выкуренным из собственных домов и молящим о пощаде? Да, чем-то они отличаются от черных магов. Натан хотя бы не трус. — Дайте мне пройти в лагерь искупления. — Хочу выйти из центра этого выстроенного наверняка специально круга, но трое дезилийцев преграждают мне путь. Значит, замечают во мне что-то, напоминающее уже точно не того принца, которого они знали. Только радоваться ли мне этому?.. — Нет приказа сегодня пропускать кого-то, — говорит один из них, и мне хочется разбить ему губы лишь из-за этого «нет приказа». Это плохо — в последний раз, когда я хотел, чтобы кто-то заткнулся, я пронзил ножом ему горло. Пропихнул лезвие прямо в этот никак не замолкающий рот. — Мне плевать, — пожимаю плечами, пробую протиснуться между воинами, но один наставляет на меня шпагу. Длинная, пронзит меня насквозь, если этот идиот сделает все правильно. Останавливаюсь, сжимаю руку в кулак, чувствуя, как натягивается кожа перчаток. Мысли бешено крутятся в голове, и, кажется, я стою без движения целую вечность прежде, чем из лагеря искупления раздается крик. Ну наконец-то. Я уж думал, стоит ждать вечность. Белые маги почти синхронно поворачиваются к лагерю, и оттуда выбегает дезилиец с распахнутыми от ужаса глазами. Когда обращает взгляд на меня, едва не падает в обморок и только шевелит губами, силясь произнести хоть что-то. Издать какой-то звук. Пользуюсь этим и оборачиваюсь через плечо. В толпе, собравшейся рядом с нами, замечаю несколько силуэтов с такими же мантиями, как у меня, и прикусываю губу, сдерживая улыбку. — Там… Какие-то маги… Напали… — испуганно говорит дезилиец, бешено глотая ртом воздух. Смотрит на меня и не может оторвать взгляд. И он — он единственный — осознает, что это я. Что дело во мне. Однако ему элементарно не хватает воздуха, чтобы сказать это вслух. Жаль его, мне определенно импонирует его сообразительность. — Не может быть! Мы же на входе! — кричит Джейсон, и я готов похлопать за эту гениальность. — Они… птицы… а потом превратились… — Птицы?! — Они… перебили почти всех, кто внутри. — Дезилиец прищуривается, делает шаг ко мне и тычет большим пальцем в грудь. Открывает рот, и я предполагаю, что он скажет. Теперь, когда успокоился, признать мою вину не составит труда. И я не знаю, почему противлюсь этому. Через несколько секунд все равно станет известно. Может, принципиально не хочу, чтобы это звучало из его поганого рта. Потому, как только открывает его, притягиваю за воротник, срываю с бедра нож и перерезаю ему горло. Безумно хватается за шею, оседает, становясь передо мной на колени, и я с иронией замечаю, что он первый дезилиец, которого я убил. Однажды я позволил сделать это Лексу, когда, отправляясь в Зону Мутантов, поддался нелепому желанию отомстить, но сейчас кровь белого мага стекает именно по моим рукам. Ей окрасилась именно моя одежда. И застывшими, стеклянными глазами он смотрит именно на меня. На того, кто должен его защищать. К горлу подступает тошнота, но заставляю себя забыть о чувстве вины. Потому что если этот дезилиец — моя первая жертва собственного народа, то уж точно не последняя. Потому что следующий нож метаю в грудь тому, кто стоял ближе всех ко мне. Теперь тянуть время мне одному нет смысла. Если в лагерь искупления пробрался Джейкоб и его народ, то настала очередь революционеров. Возможно, им перелезать будет сложнее и займет какое-то время, но теперь наша миссия — не просто взять внимание стражей на себя, а не дать им проникнуть в лагерь искупления. С этим один я не справлюсь. Когда революционеры истребят тех дезилийцев, кто умудрился остаться внутри и не был убит Джейкобом, отвяжут всех лагерников и соберут их, вход уже должен быть «расчищен». Теперь мутантам следует действовать как можно быстрее. Будто читая мои мысли, они накидываются со всех сторон. Ох, уж элемент неожиданности у них всегда отличный. Мне ли не знать. Белые маги готовятся к атаке, и лязг металла мгновенно превращается в повторяющийся непрерывный звук. Немного теряюсь и вдруг чувствую движение сбоку. Чудом уклоняюсь от брошенного в меня ножа, набрасываюсь на дезилийца, сбиваю с ног и уже замахиваюсь, как он переворачивается и прижимает меня к земле. Воздух будто выбивает из легких — доли секунды просто смотрю на небо, пытаясь унять головокружение и возникшую боль в спине. Потом коленом бью в живот, кулаком разбиваю нос и, тем самым дав себе время завести руки немного назад, раскрытыми ладонями бью по ушам, оглушая и лишая концентрации. Однако дезилиец инстинктивно мажет ножом, и я ловлю его за запястье в нескольких дюймах от своей груди. Заламываю руку, сжимаю ладонь, в которой держит оружие, и лишь поворачиваю в другую сторону. А потом надавливаю. Ревет от боли, когда его собственный нож входит ему в живот. Сбрасываю дезилийца с себя, уже своим кинжалом для верности перерезаю ему глотку и встаю на ноги. Следующего удара в спину не ожидаю. Не ожидаю и потому едва не заваливаюсь на колени, невольно вскрикнув от боли. Быстро поворачиваюсь, задев противника плечом, и выставляю руки перед собой. Когда замахивается ножом, отступаю на шаг, но недостаточно далеко, и лезвие чертит по предплечью. Рана неглубокая, но щиплет до дрожи. Однако такую вполне можно стерпеть, сжав челюсти, а потом, воспользовавшись заминкой врага, броситься, сняв с пояса два ножа. Ему остается только пятиться, когда иду прямо на него, ища место, куда можно ударить, и хаотично махая ножами. Знаю, что отобьет столь слабую атаку. Мне просто нужно, чтобы он устал. И это работает — белый маг действительно выдыхается, начинает двигаться медленнее. У меня же еще полно сил: то ли из-за энергии, пламенем обжигающей грудь, то ли Лекс, который учил меня несколько дней, был гораздо более выносливым соперником. Вспоминаю, как он атаковал меня, и решаю воспользоваться его способом. Белый маг заглядывается на мои руки, отбивая удары, и не замечает, как ставлю подножку. Не падает, умудрившись согнуть ногу, но его поза неудобная для того, чтобы продолжить обороняться. Но достаточно удобная для меня, чтобы схватить за волосы и вонзить нож в шею. Хрипит и трясется, как в припадке, совсем недолго. Выдерживает лишь пару секунд, а потом его глаза закатываются, и дезилиец падает к моим ногам. Не успев выдохнуть, замечаю, как кто-то замахивается ножом, пытаясь то ли распороть глотку, то ли вонзить лезвие в лицо. Вздрагиваю от неожиданности, даже теряюсь на миг, но отбиваю удар углом ладони скорее инстинктивно, будто просто подчинившись телу. Оружие врага падает на землю. Быстро поворачиваюсь и уже отвожу руку с кинжалом, выставляя вперед одну ногу, чтобы убить одним ударом и наверняка. Останавливаюсь в последний момент, натыкаясь на насмешливый взгляд фиолетовых глаз. — Ты с ума сошел?! — отталкиваю за плечи, перевожу дыхание. Убираю оружие за пояс, стараясь унять бешеное сердцебиение. Даже прикрываю глаза, кладя руку на грудь. От неожиданности дрожит все тело. — Ты быстро учишься, принцесса. — Подмигивает, игриво улыбаясь. — Хотел проверить тебя. — Ты чертов идиот! Замахиваюсь, чтобы ударить Лекса, но натыкаюсь на революционеров. Замираю и осознаю, что они уже выводят освобожденных лагерников. Белых магов осталось мало, и мутанты справятся с этим, поэтому ловлю Лекса за запястье и указываю ему на революционеров. На мое безмолвное «пойдем» реагирует быстрым кивком. Подходим к Дэннису, и я хочу уже спросить, все ли в порядке, но замечаю слабую возню. Кажется, некоторые лагерники сопротивляются и не хотят идти. Что ж, я могу их понять. Их освобождают принц ненавистного королевства, революционеры, разрушавшие их дома во время восстаний, и монстры, которых они так боялись. Замечаю красного мага, противящегося идти, но к нему подходит мальчик, маленький мальчик лет десяти и что-то успокаивающе говорит, тянет за рукав рабской рубахи. Лайбаунсец нехотя кивает, и я уже хочу похвалить столь храброго ребенка, как ловлю его взгляд. От осознания начинают дрожать руки, и безжалостный Кайл, равнодушно убивавший дезилийцев, будто рассыпается на кусочки. Застываю и не могу даже сглотнуть, хотя в горле пересохло. Не могу двигаться и говорить, а хаос за спиной становится лишь ненужным, бессмысленным фоном. Во рту горько, а на душе становится так гадко, что я давлю из себя слезы, чтобы перестать чувствовать эту будто натянутую в груди струну. Однако даже это остается для меня недоступным. Глотать воздух, чтобы не сдохнуть, — это единственное, что могу, сжимая рукоять окровавленного кинжала в натертой ладони. Ребенок передо мной — это тот мальчик с ягодным соком в уголках губ, которому я дал хлеб в день, когда впервые увидел Лекса на площади. Тот, который так часто просил о помощи, являясь ко мне во сне. Тот, кого я спас, уберег от лагеря искупления, а он… он все равно в него попал. Гребаная ирония судьбы. Мальчик, безусловно, тоже узнает меня. Неловко, скромно улыбается, медленно подходит, смотрит так по-детски наивно и искренне, что сжимается сердце. Я вижу, что он стал сильнее, чем в последний и единственный день нашей встречи, но его взгляд остался таким же. Таким, как у Эвелин. Таким, будто готов растопить лед моей холодной магии. Война не сломила его. — Привет, — говорит уже намного увереннее, чем раньше, и я не могу не улыбнуться. Протягиваю ему руку, и мальчик медленно кладет свою ладонь на мою. Дыхание становится прерывистым и нервным. — Привет, я… я очень рад тебя видеть. — Слова плохо поддаются даже мне. Даже мне, хотя с детства я учился правильно разговаривать и предоставлять любым сторонам нужные условия. Даже мне, хотя с Лексом, мутантами и революционерами мне удалось найти общий язык. Перед маленьким мальчиком я словно забываю буквы. — Я знал, что ты придешь, — говорит, и я улыбаюсь, часто киваю, протягиваю руку к его лицу. При нашей первой встрече мальчик отшатывался от меня, даже боялся принять хлеб, но сейчас и не думает отстраняться. Присаживаюсь на корточки и нежно глажу его по щеке, ощущая, как по груди разливается тепло. Я и не думал, что он мог выжить. Это кажется таким нереальным, что чувствовать его небольшую ладонь — необходимость. Необходимость, чтобы знать, что этот ребенок не очередной мираж. — Эй, ты, отойди от него! — Без труда понимаю, что обращаются ко мне, и сначала даже убираю руку, а потом распознаю голос. Потом застываю, чувствуя, будто окаменели мышцы. Не могу поверить, я не могу поверить. Кладу руку на грудь, только чтобы чувствовать пульс. Бешеное биение сердца. Закрываю глаза, но даже концентрация на дыхании не дает успокоиться. — Нет! — говорит мальчик. — Это друг. Помнишь, я тебе про него рассказывал, Тео? Тео. Не замечаю, как мир перед глазами немного размывается, а потом на щеке остается влажный след. Слеза падает на губы. Выпрямляюсь медленно, не открываю глаз и даже не могу улыбнуться. Не могу ничего. Пару минут назад безжалостно убивал свой народ, а сейчас нет сил вытереть щеки. Я хочу повернуться, схватить Тео за шею и кричать о том, как скучал. Хочу рассказать про все, что произошло с Эвелин, Лорен и Мартиной. Хочу, чтобы он узнал о черных магах и угрозе. Хочу познакомить с Джейкобом и Кассией. Хочу рассказать про все, что случилось с Лексом. Хочу обрадовать, что видел его огненный сигнал в небе, но не мог вернуться назад, не пройдя Зону Мутантов. Хочу пожаловаться на шрамы, боль, последний город и Натана. Хочу признаться в том, как умерла моя лошадь, и в том, что я сделал с Джейми. Но я только поворачиваюсь, боясь сделать лишний шаг. Открыть рот или подойти ближе. Сталкиваюсь с его взглядом, и Тео выглядит, наверное, так же растерянно, как и я. Тоже смаргивает слезы и улыбается. Улыбается так, что у меня поджимаются колени. Так, что я хочу кричать Лексу, Кассии и Джейкобу. Вот он, мой лучший друг! Он спасся! Он дождался меня! Он выжил! Я верил в это! Тео не стал таким, как большинство белых магов. Конечно, не стал. Сейчас пусть он немного взъерошенный и похудевший, выглядит так, как раньше. Со светящимися от радости глазами. Почти не изменился. Чего, наверное, нельзя сказать про меня. И я не хочу, чтобы его горящее сердце разбилось об лед моей магии, но это определенно не то, о чем вообще могу сейчас думать. — Кайл! — одного звука моего имени хватает, чтобы не сдержаться и броситься к нему. Обнимаю, прижимаю к себе, и он обхватывает меня так сильно, как, должно быть, вообще может. Не знаю даже, откуда в исхудавшем уставшем теле столько сил. — Я знал… Я знал, твою мать! Искренне смеюсь, чуть отстраняюсь, чтобы посмотреть ему в глаза. В дезилийском королевстве он был для меня всем. Если об Эвелин я заботился, то с Тео проводил время без сложностей и чувства вины. Тогда он часто раздражал меня, но сейчас я осознаю, что он — самый прекрасный друг, который вообще мог у меня быть. — Нужно уходить. — Лекс подходит ко мне и искренне удивляется, посмотрев на Тео. Отстраняюсь от друга, беру его за руку, чтобы вывести отсюда, но, когда их взгляды сталкиваются, ошарашенно замирают. Оба. Усмехаюсь. Наверное, каждый из них думал, что другой мертв. И от того, что я рядом с ними, что со мной они оба, я чувствую такое счастье, какое не чувствовал после смерти Эвелин. — Почему… — Тео указывает пальцем сначала на меня, а потом на Лекса. — Почему вы в одинаковой одежде?! — Это лучший вопрос, который вообще можно было задать в этой ситуации, — усмехается Лекс. — Пойдем, потом успеете обняться, поцеловаться… — Пойду, если только ты обнимешь, расцелуешь и сделаешь вид, что рад меня видеть, — невозмутимо отвечает Тео. — Все белые маги такие неблагодарные? — спрашивает Лекс, и я хмыкаю, воздерживаясь от ответа. Смотрю вперед и вижу, что мальчика, который разговаривал со мной, Джейкоб уже увел к остальным. — Это тот маг-ворон? — Тео вскидывает брови. — Может, ты заткнешься и пойдешь с нами, пока дезилийцы не очухались и не прислали подкрепление? — раздраженно выдыхает Лекс. — Ненавижу, когда так много болтают.