Light Captivity

Эрик не шутил. Не забыл про мое согласие позаниматься с ним и не обратил внимания на отговорки и убеждения, что я сам почти ничего не умею. И если в первые дни все шло действительно туго, то сейчас уже не жалею, что он вспомнил и убедил меня — проводя время с ним, расслабляюсь и не думаю о трудностях, которые и без того постоянно одолевают сознание. С Эриком не нужно быть осторожным, как с Кассией и Дэннисом, не нужно подбирать слова, как с Тео и Лексом, не нужно казаться сильнее, чем я есть на самом деле, как с остальными мутантами и революционерами. Эрик, как ни странно, верит в мою силу, сколько бы слабостей я ему ни показывал. Эрик, как ни странно, отказывается от помощи и Дэнниса, и других революционеров, предпочитая заниматься только со мной. Поэтому, пользуясь его доверчивостью и привязанностью, не только учу драться, но и заставляю читать книги. Подолгу сидим вместе, пока я составляю планы, разговариваю с Дэннисом или Кассией, а он упрямо читает до нужной отметки на странице и даже не морщится, как в первые дни, когда прошу пересказать. Читает, на удивление, быстро и вдумчиво. Усваивает все почти с той же скоростью, как когда-то это делала Эвелин. В Эрике сочетаются недетское упорство и щемящая душу наивность, неожиданная серьезность и нежность. Дитя контрастов. Он — одно противоречие. Он — всего-то одиннадцатилетний ребенок, но разгадать его не так легко, как кажется. За две недели, пока провожу с ним свободное время, узнаю больше и о матери, которая лишь год назад рассказала ему историю семьи и обучила грамоте, и о брате, всю жизнь обеспечивавшим семью. До того, как его забрали в лагерь искупления, конечно. До того, как Лекс сжег его. Это Эрику не рассказываю, но, кажется, понимает и так. Не строит иллюзии по поводу семьи — на это требуется огромная сила воли. Сила воли нужна не для того, чтобы продолжать надеяться в безвыходной ситуации, а для того, чтобы отпустить надежду. Отпустить и продолжить жить без нее. Что Эрик и делает. За две недели все налаживается, все почти готово для моего отправления в дезилийское королевство. Я приказал Дэннису и Кассии не действовать без моего приказа. Пугает лишь, что я пойду туда один. Не то чтобы это не моя родина и я там совершенно ничего не знаю, но со времен Зоны Мутантов я ни разу не оказывался без войска и товарищей. Да что там! С рождения всегда кто-то был рядом. Сначала Эвелин и Тео, потом Кассия и Лекс. Сейчас же понимаю, что только на мне лежит ответственность. От того, получится у меня или нет, зависит судьба не одного народа магов. — Кайл, ты поддаешься! Очнувшись от мыслей, понимаю, что просто отхожу от ударов Эрика и не делаю выпадов. Он обиженно опускает деревянный меч на землю, складывает руки на груди и, подойдя чуть ближе, заглядывает мне в глаза. Знаю, он никогда не обижается на меня, даже если пытается сделать вид. Всегда хочет понять. Выяснить, что не так. Будто знает о моем обещании себе никогда не причинять ему вреда. — Я просто устал. — Развожу руки в стороны, взлохмачиваю Эрику волосы и даже не лгу. Сегодня утром, еще до рассвета, Лекс разбудил меня для тренировки, а потом почти все время я проводил с революционерами. Сейчас ночь уже. Солнце скрылось больше двух часов назад, деревня погружена в сон. Но Эрик был настолько воодушевлен и полон сил, когда скакал вокруг меня и умолял пойти с ним, что я не смог отказать. Не знал, что это еще и затянется. Да и что он совсем не захочет спать. — Тео сказал, что ты скоро уйдешь, — говорит Эрик, и я, кивнув, опускаюсь на колено. Он сразу садится рядом со мной и лезет обниматься. — Я не хочу, чтобы ты уходил. — Это же не навсегда, — улыбаюсь, поглаживаю его по волосам, чувствуя, как он немного расслабляется и все-таки опускает голову, явно ощутив сонливость. Неужели у кого-то закончился, казалось бы, бесконечный запас энергии? — Тем более, завтра я еще буду здесь. — И насколько ты уйдешь? Сглатываю — не знаю, что ему ответить. Если бы я только мог. Если бы только мог взять с собой Джейкоба, Лекса или Тео. Мне тоже дьявольски не нравится перспектива оставаться одному — все это время я пытался отделаться от этой мысли. Представить, что ее не существует и сосредоточиться на чем-то другом. Черт знает, сколько я там пробуду, когда найду Кристалл. Может, все пройдет по плану, а может, отец раскроет меня. Дэннис обладает силой менять облик магов, и он обещал сделать из меня совсем другого, не похожего на Кайла Вилсона дезилийца, но король слишком хорошо знает меня. Нужно быть незаметным, чтобы он ни о чем не догадался. — Трудно сказать, — признаю, и Эрик еще сильнее жмется ко мне, будто прямо сейчас собираюсь уходить. Кусаю губы, чувствуя давно забытую боль, и впервые вижу в нем отголоски того испуганного мальчишки, боящегося взять мой хлеб. Вижу, как сильно он нуждается в поддержке, пусть и из-за самоуверенности того не показывает, и даже страшусь, что он выбрал для этого именно меня. — Может, ты возьмешь меня с собой? — улыбнувшись, спрашивает, и я хмыкаю, представляя, как это будет. Мало того, что стану волноваться, чтобы не попасться отцу, так еще и вечно буду присматривать за Эриком, который вряд ли знает манеры дезилийца и будет выглядеть в замке, как дикарь. Нет уж. Это чересчур. — Так мы только все усложним. Чем легче мне будет, тем быстрее я вернусь, — обещаю, и Эрик часто кивает. — А ты без меня пока почитаешь книги, у революционеров еще есть несколько. И позанимаешься с Дэннисом. Можешь даже попробовать попросить Лекса. Конечно, он будет отказываться, но ты скажи, это я тебя подговорил. Эрик смеется, но его взгляд непроницаем, как и раньше. Конечно, он осознает, что без меня будет нелегко. Не только ему, но и всем остальным. Не то чтобы мне хотелось преувеличивать свою значимость, но опасаюсь, что мутанты и революционеры могут не поладить, или Дэннис и Лекс вспомнят прошлое. Если сейчас я могу контролировать это, то, когда буду в нескольких фарлонгах, они останутся одни. И, возможно, будут чувствовать вседозволенность. — Я боюсь, что без тебя начнется беспредел, — выдает Эрик, будто читая мои мысли, и я в очередной раз удивляюсь его сообразительности. Ошарашенно опускаю голову, чтобы посмотреть в его глаза, и только сейчас до меня доходит, что он не просто так взял эти доводы из неоткуда. Ребенок не способен так легко оценить ситуацию. Эрик, вероятно, что-то слышал. — Почему ты так думаешь, малыш? — стараюсь спрашивать непринужденно, но Эрик сразу напрягается, наверняка догадавшись, к чему я веду. И на секунду мне становится обидно, что, так сблизившись со мной, он не делится абсолютно всем, но стараюсь не показывать этого. В конце концов, мы знаем друг друга всего несколько месяцев, а общаемся две недели. — Мне просто показалось, что они поругались, — вдруг выдает Эрик, и все мои догадки рушатся. Непонимающе смотрю на него, безмолвно прошу объяснений. — Ну, революционеры и мутанты всегда ходили к тебе вместе. На эти… переговоры. А сейчас — нет. Сначала даже расслабленно выдыхаю, подумав, что он сказал чушь — просто я разрешил Эрику присутствовать на переговорах и читать книгу, вот и надумал себе. Сначала даже расслабленно выдыхаю и только потом осознаю, что он прав. Заметил то, чего не видел я. Ни разу после убийства заключенных Кассия и Дэннис не сталкивались в одной комнате. Обходили друг друга. Когда возвращаемся в деревню, проходим мимо стражников, приветливо встречающих меня, когда отвожу Эрика в его покои и интересуюсь, не хочет ли он поспать со мной, мальчишка отвечает, что придет ко мне завтра, когда возвращаюсь к себе и забираюсь на кровать — не перестаю думать о его словах. Беспокойно ворочаюсь, всю ночь меня бросает то в холод, то в жар, и, в конце концов, поняв, что вряд ли смогу заснуть, открываю глаза и зарываюсь пальцами в волосы. Пошел бы к мальчишке, но совсем не хочется его будить, потому несколько секунд не двигаюсь, натянув одеяло на плечи. Спускаю босые ноги на холодный пол, подхожу к окну, от которого веет холодом — если армия Натана нападет еще через две недели, война начнется накануне зимы. Уже сейчас без куртки не выйти, а ведь лайбаунское королевство находится южнее, чем мое. Должно быть, на родине уже холода. Там снег чаще всего выпадает еще в ноябре. Любимое время Эвелин и ненавистное для меня — я не вынес даже мороз в Зоне Мутантов. Не знаю, что со мной будет во время зимы. Не знаю, что будет, когда не останется, как раньше, возможности прятаться во дворце. Вдруг замечаю фигуру в окне, понимаю, что это кто-то из мутантов, но не могу разобрать — на лицо накинут черный капюшон, мантия превращает в темное пятно, и невозможно разглядеть, женщина это или мужчина. Когда огибает один из домов и идет странной дорогой, осознаю, что намеренно обходит стражников. Прячется. Реагирую мгновенно. Зажигаю свечу, нахожу вещи, быстро переодеваюсь и, даже не потрудившись надеть ножны, просто прячу оружие по карманам. Задуваю пламя, и, закрыв комнату, спускаюсь по лестнице. Уже на выходе с кем-то сталкиваюсь, вынимаю нож, но маг или мутант оказывается быстрее меня — резко вжимает в стену и приставляет к горлу кинжал. И именно узнав эту скорость и отточенность движений, расслабленно улыбаюсь. — Лекс, что ты здесь делаешь? Выдыхает где-то рядом с моим ухом, отпускает меня, чуть отстраняется, и теперь я могу разглядеть его. Он напряжен так же, как и я — хоть и делает привычно безразличное выражение лица, вижу, что его мышцы натянуты, как струна. — Я увидел в окне мутанта, — отвечает тихо, и лишь сейчас понимаю, что так и не убрал ладони с моих плеч. Замечаю, потому что проводит по ним и вдруг, сглотнув, прячет руки в карманы. — Ты не спал? — Бессонница. — У меня тоже, — усмехаюсь, и он отзеркаливает мою улыбку. На его плече лук и колчан со стрелами — надо же, успел подготовиться лучше, чем я. О, дьявол, да мне повезло, что я столкнулся с ним. Кивает и поворачивается в сторону, видимо, не зная, куда теперь идти. Только я догадываюсь из-за слов Эрика и, схватив Лекса за руку, веду к домам революционеров. Если тот мутант действительно опасен, то он мог пойти только туда. Ему незачем вредить кому-то другому. Если же неопасен… тогда потом стоит проверить покои Неты. Проходим мимо домов, и я мысленно благодарю Лекса за то, что не спрашивает, куда веду его, и на этот раз вообще ничего не говорит. Даже не узнаю его. Последнюю пару недель он стал более закрытым, чем обычно. Нет, он не прекратил шутить про все подряд, высмеивать меня, перебивать и постоянно лезть не в свои дела. Не прекратил, но что-то изменилось во взгляде. В мимолетных прикосновениях и даже резких движениях. Когда подходим к домам революционеров, оттуда доносится не крик — рев. Меня пробирает до костей. На секунду даже застываю — воздух от страха будто выбивают из легких. Но когда Лекс подрывается с места, я, будто очнувшись ото сна, двигаюсь за ним. Быстро подбегаем к дому, вокруг которого уже выстроилось несколько удивленных лагерников, и, хотя я не разбираю в темноте номер, уже догадываюсь, чьи это покои. Догадываюсь, и оттого тошнота подходит к горлу. Потому что послезавтра я уже отправляюсь в дезилийское королевство. Потому что без революционеров нам не справится, а Дэннис — единственный, кто готов сотрудничать со мной и направлять свой народ. Лекс ногой выбивает хлипкую деревянную дверь, быстро снимает с пояса кинжал. Расталкивая зевак, захожу за ним, в нос сразу ударяет запах крови. Первый, кого вижу — Боб, судорожно зажимающий ладонями дыру в груди. Привалившись к стене, едва дышит, у его ног валяется окровавленная стрела, и я понимаю, что кричал он. И по темной форме осознаю, что видел его. Останавливаюсь и порываюсь протянуть руку или открыть рот, чтобы позвать на помощь, как сбоку раздается сдавленный хрип. — Дьявол! — Лекс бросается к сидящему на кровати Дэннису и даже без света вижу, что белье потемнело. Белье окрасилось в темно-красный. Дэннис с легким удивлением и привычным холодом в глазах наблюдает за Бобом, в дрожащих руках держит арбалет, из которого, вероятно, и ранил мутанта, и даже не сопротивляется, когда Лекс отбрасывает окровавленное одеяло. Лекс быстро снимает куртку и зажимает рану в боку, чуть ниже живота. Кто-то из лагерников зажигает керосиновые лампы, и теперь могу разглядеть, что Дэннис, мокрый от пота, дрожит и морщится от боли. — Что произошло? — Подхожу к кровати Дэнниса, помогаю ему лечь, подкладываю под голову подушку, убираю мокрые волосы со лба и кричу лагерникам, чтобы те привели революционеров. Быстро поднимаю графин с водой и приставляю к его губам. Рана глубокая — куртка Лекса уже вся пропиталась кровью. Рана глубокая, но нанесена будто вскользь. Вряд ли задела органы. — Этот. — Дэннис кивает на Боба, испуганно смотрящего на меня. — Напал на меня, пока я спал. Черт знает, как я не услышал шагов. Может, он пролез в окно. Целился мне в грудь, но я не настолько идиот, чтобы, пусть и с закрытыми глазами, не увидеть, как какой-то ублюдок нависает надо мной. — И ты успел увернуться? — Лекс уже пытался убить меня во сне, — усмехается Дэннис, но тут же морщится от боли и, кусая губы, чтобы не закричать, хватается за запястье Лекса. — У меня… теперь неплохая реакция. — Значит ли это, что я спас тебе жизнь? — Ничего подобного. — Дэннис метает на него испепеляющий взгляд, хотя и продолжает судорожно сжимать руку, и тут же не сдерживает стон, дыша через раз. Вдруг в дюйме от головы Лекса пролетает стрела, и он едва успевает отклониться, а я будто умираю на доли секунды. Он поднимает жесткий взгляд и смотрит за мою спину. — Это не я, идиоты! — кричит с такой злостью, что даже Дэннис прикусывает губу, пряча усмешку. — Лучше помогите ему. Поворачиваюсь — несколько революционеров, которые, видимо, даже не заметили Боба, подбегают к кровати Дэнниса, кричат друг другу о лекаре, и даже просят извинения у Лекса, когда Дэннис подтверждает его слова. Просят извинения, хотя смотрят на меня. Разумеется, им не жаль. Если бы даже убили Лекса, есть за что. Проблема отнюдь не в нем, а во мне. Да я перебил бы их всех, если бы стрела попала Лексу в голову. Постепенно к революционерам подтягиваются мутанты, а позже среди них замечаю Тео и Нету. Обращаю внимание на то, что оба растрепанные и мокрые от пота. Отворачиваюсь и даже не удивляюсь. Выгоняю всех, кроме нескольких революционеров, которые действительно собираются помочь, и лекаря. Обернувшись через плечо, вижу, как Дэннис, что-то шепнув Лексу, убирает его куртку в сторону. Лекс кивает, поднимается с пола, уступает место лекарю и жестом показывает мне, что нам тоже следует уходить. За время, пока мы разбирались с Дэннисом, Боб уже успел смыться. И, судя по ярости в глазах Лекса, он не рад этому так же, как и я. Он разозлен так же, как и я. И зачем сбегать? Зачем нарываться еще больше, если все равно по разводам крови находим Боба за несколько минут? Он ведь и убежать далеко не смог. Просто привалился к одному из домов и, должно быть, посчитал, что действительно оставим в покое. Что это сойдет ему с рук. Опередив Лекса, дергаю Боба за шиворот мантии, заставляю подняться на ноги, хотя и ревет от боли, и вжимаю в стену дома, надеясь, что спиной прочувствует жесткость досок. Надеясь, что взвоет еще и из-за этого. — Как ты посмел ослушаться моего приказа?! — Не узнаю собственный голос и, не в силах сдерживаться, замахнувшись, разбиваю Бобу нос. Но этого дьявольски мало. Мало для того, чтобы хотя бы чуть-чуть перебороть свой гнев. Я не собираюсь потом разбивать костяшки пальцев и убиваться от чувства вины. Я хочу выместить злость на нем, потому что именно он — ее виновник. И плевать я хотел, что он едва стоит на ногах. Плевать на дыру в груди — заслужил. Если бы Дэннис не держал арбалет рядом с кроватью и не успел выстрелить, умер бы сам. И я бы остался без половины войска. Бью еще раз, наслаждаясь тем, как болят костяшки, и чувствую себя так, будто возвращаю старый должок. Тогда, на ринге в первом городе, он избил меня. Только теперь я сильнее его. И даже без этой раны. — Я не… — хрипит, закашливается кровью и съезжает на землю. Лекс быстро поднимает его на ноги и спиной разворачивает к себе. — Бей его. — Выдыхает с таким наслаждением в голосе, что я невольно перевожу на него взгляд. Улыбается. Его глаза горят. — Я подержу. Я подержу, а ты пока убей этого ублюдка. Я подержу, чтобы посмотреть, как ты сделаешь это. Губы растягиваются в ответной улыбке. Я мог бы просто перерезать глотку и отпустить, но у меня есть две весомые причины не убивать его быстро. Во-первых, я хочу знать, как он осмелился перечить мне, во-вторых, обычная смерть мне не принесет настоящего удовлетворения. О, дьявол, я лишь сейчас понимаю, что злюсь не потому, что Дэннис едва не умер. Потому, что этот сукин сын ослушался меня. Бью ногой прямо по кровоточащей ране, и Боб кричит от боли. Разбиваю губу, следующим ударом рассекаю бровь. Я все это время думал, что он предан мне! Считал, что побоится даже пошевелиться без указания! — Я просто… — Снова закашливается, и я, схватив его за волосы, снова бью по лицу. Сначала даже думаю, что он дрожит, но потом понимаю, что это Лекс сзади едва не сгибается от смеха. — Я просто выполнял приказ. — Приказ ты выполнял? — Хватаю за скулы, но, смотря в его глаза, не нахожу притворства. И в этот момент становится все понятно. Прозрачно настолько, что я не знаю, как не догадался раньше. Боб ведь никогда бы и правда не стал действовать так, как хочет. Хотя бы из-за того, что он трус. Хотя бы из-за того, что не готов принимать решения самостоятельно. Даже отстраняюсь, и от понимания становится немного легче. Улыбаюсь Бобу, сочувствующе киваю и, услышав шаги сзади, сразу узнаю ее. Надо же, пришла как раз вовремя. Конечно, королевы не толпятся в душных домах, чтобы кому-то помочь. Королевы приходят под конец и делают вид, что все в порядке. Делают вид, что случайно. Что совсем не выжидала подходящего момента. — Кассия! — Боб тянется к ней, но Лекс сильнее сжимает его руки за спиной. — Помоги мне! Это ведь ты! Ты! — Что за чушь?! — кричит Лекс, и, прижав Боба к стене, бьет его сам. Я же складываю руки на груди и наблюдаю за ними. Хочу стереть улыбку с лица, но никак не выходит. Хочу перестать смотреть на самоуверенный вид Кассии, но это не получается. Она ловит мой взгляд и усмехается в ответ. Мы осознаем, что происходит. Только мы. — Я не понимаю, о чем ты говоришь, Боб, — буднично выдает она, непринужденно пожимает плечами и обходит Лекса с другой стороны. — Мне стыдно за то, что ты наделал. — Не делай вид ничего не… — Затыкается, когда его бьет и Кассия тоже. Затыкается, а я едва сдерживаю смех от абсурда всей это ситуации. Не сказать, что мне жаль его — нужно иногда включать голову. Но немного сочувствую тому, что остается обманутым и проведенным вокруг пальца. Я узнал, что это за ощущение, еще в черном королевстве. Из-за Натана. И это довольно неприятно — чувствовать себя полным идиотом. — Это ты виновата! Ты! — орет, брызжет слюной и закашливается кровью. Лекс закатывает глаза — видимо, это наскучило ему так же, как и мне. Приближаюсь к Бобу, и Кассия с Лексом почти синхронно поворачиваются в мою сторону. — Не смей клеветать на Кассию, — говорю, и Боб, мотая головой, пытается вжаться в стену и быть от меня как можно дальше. Взвешиваю нож в руках, оглядываю уставшего не меньше нас Боба и сочувствующе качаю головой. Я бы и правда не хотел этого делать — раньше Боб никогда не подводил меня. Но что я скажу революционерам и, тем более, Дэннису, когда они увидят его на свободе? Да и что хорошего, если перед моим уходом мутанты ощутят безнаказанность? Именно поэтому, больше не желая медлить, перерезаю Бобу горло. Он хрипит, хватается за него дрожащими руками, медленно сползает по стене. Лекс отпускает его, глаза Боба закатываются, и спустя несколько секунд он затихает. Отдаю нож Лексу — окровавленный, мне некуда его положить. Лекс убирает его за пояс и немного дольше, чем на обычных убитых, смотрит на Боба, но отворачивается, даже не порываясь закрыть ему глаза. Это делает Кассия. Присаживается на корточки рядом, и я кивком показываю Лексу, что нужно возвращаться в свои покои. Пусть сейчас уже рассвет, мы можем позволить себе поспать еще пару часов — завтра нет важных дел. Завтра я последний день с революционерами и мутантами. Лекс уходит первым, а я выжидаю немного времени, пока Кассия выпрямится и обернется ко мне. Тогда подхожу к ней и, проверив, что Лекс ушел, а поблизости никакого нет, с пониманием кладу руку на ее плечо. А потом резко дергаю за косу и наклоняю к себе. Потом шепчу на ухо так, чтобы слышала только она. Так, чтобы впредь запомнила. — Еще раз ты ослушаешься моего приказа, Кассия, — выдыхаю со злостью, наматываю косу на кулак, но она, улыбнувшись, даже не думает отталкивать меня, — и окажешься на его месте. Мне будет плевать, сколько времени мы провели вдвоем, что связывало нас раньше. Это единственное предупреждение. — Я услышала тебя, Кайл. — И если ты попробуешь сделать из меня идиота, мутанты окажутся в лагерях искупления моего отца. Пара недель — и вы мне будете не нужны. Но если раньше я не собирался поступать, как конченый ублюдок, то сейчас имею полное право. — Не нужно. — Тогда впредь не давай мне повода. Улыбаюсь, отпускаю ее косу, и Кассия, усмехнувшись, спокойно смотрит на меня. Этого она и хотела видеть еще у крепости. Хотела, чтобы я показал революционерам, что значит ослушаться меня. Теперь понимаю ее. Понимаю, что недовольна мной, но после угрозы вряд ли попытается что-то предпринять. Она смела, но не безумна. В этом есть колоссальная разница. Еще раз метаю взгляд на труп и двигаюсь следом за Лексом. Кассия остается одна.

***

В лесу дезилийского королевства тихо — до самого государства еще несколько миль, мы только перешли Грэндзу. Дэннисом было принято решение о том, что войску необходимо отправиться на территорию белых магов со мной, и, конечно, я одобрил это. Во-первых, из-за того, что армия должна быть ближе ко мне, чтобы после того, как я закончу миссию, войти в дезилийское королевство, а во-вторых, уже небезопасно оставаться в деревне революционеров. Наверняка после разгрома тюрьмы отец устроил за нами погоню, так что разрушение прежнего места жительства — дело времени. Прошло чуть больше недели после смерти Боба. На следующий день Дэннис приказал выдвигаться, и, хоть я предлагал ему помощь его собственных воинов, ехал на лошади он сам. Лишь когда начинались болота, ему приходилось слезать и опираться на палку при ходьбе, но, в целом, после пары дней я перестал следить за ним. Вчера мы наедине поговорили о том, что произошло, но Дэннис знал все с самого начала. Догадался и о Кассии, и о моей непричастности к покушению на него. Пообещал, что забудет о мести, но я, дьявол, совсем не уверен в этом. Остается лишь надеяться, что Дэннис не станет без меня разрушать войско в силу своей рассудительности. Эрик прыгал от радости из-за того, что мы сможем провести вместе еще несколько дней. Не сказать, конечно, что я уделял ему много времени, — все-таки мы почти постоянно были в дороге — но находиться со мной ему довольно приятно. Сегодня я согласился взять его к себе на ночь, чтобы разбудить и попрощаться на рассвете, но не уверен, что сделаю именно так. Боюсь, что расплачется и будет снова просить взять его с собой. Боюсь, что из-за этого раскину тоже. Тео относится с таким же скептицизмом к нашей разлуке, как и Лекс. Вообще, не знаю, можно ли назвать это миром, но они ругаются теперь гораздо реже. Иногда даже сходятся во мнениях. Чаще всего, конечно, это происходит, когда оба начинают обсуждать, насколько глупо я поступаю, но это не имеет значения. Кассия делает вид, что ничего не произошло. Игнорирует Дэнниса, но хотя бы встречается с ним на переговорах и, как обычно, разговаривает со мной. О смерти Боба мутанты грустили недолго. Кассия подала это так, что он предал меня, и те поняли, что он получил по заслугам. Это не совсем правда, но по-другому нельзя. Нельзя ставить мутантов перед выбором. Хотя бы потому, что и я, и Кассия боимся, что можем проиграть. Мы не знаем, кого они выберут. Не знаем, кому верны больше. За эту неделю у меня налаживаются отношения со всеми, кроме Неты. Не то чтобы я ожидал чего-то другого, но, когда решаю с ней поговорить, она либо замыкается в себе, либо просто просит оставить ее в покое. Я уже и не знаю, на что конкретно сердится сейчас. Зарываюсь руками во влажный песок — сегодня на территории дезилийцев неожиданно тепло, хотя уже заходит солнце. Смотрю на то, как река под вечер становится более беспокойной, волны все больше приближаются ко мне. Понимаю, что пора возвращаться в лагерь к армии, но не хочу уходить. Когда раздаются шаги сзади, даже не удивляюсь. Удивляюсь скорее, что не пришел раньше. Не возникает вопроса, как он нашел меня — кажется, он бы сделал это где угодно. Да и не имеет значения. Опускается рядом, и я осознаю, что за эту неделю мы с ним даже не оставались наедине. А этого мне так не хватало. Не хватало его. Просто его одного. — Ты что, решил перед уходом напиться и погрустить, но забыл бутылку? Хмыкаю, киваю и даже не поворачиваю взгляда. Смотрю на волны, на песок, который когда-то забирался под мои ногти, и по спине пробегают мурашки. Ушел бы, но что-то заставляет меня здесь остаться. Волны тянут к себе. — Ты хочешь побыть один? — спрашивает гораздо более неуверенно, чем обычно. Спрашивает, и я не понимаю, зачем? Разве это важно? Разве если я отвечу «да», он уйдет? Но, не буду лукавить, и я не отвечу «да». Не стану испытывать и рисковать. Не стану лгать. — Нет. С тобой. Лекс аккуратно разворачивает меня к себе за плечо, и я поднимаю на него взгляд. Хочет убрать руку, но я отчего-то кладу на нее свою ладонь. Останавливаюсь и, смотря на место, где несколько лет назад я умирал от душевной боли, едва сдерживаю слезы. — Как войско? — непринужденно перевожу тему и делаю вид, что совершенно случайно сжал его руку. Делаю вид, что совершенно случайно не могу убрать ладонь. Лекс заметно теряется, но спустя секунду снова кажется расслабленным и безразличным. И, дьявол, как же я завидую тому, что у него это получается — так мастерски скрывать эмоции. — Будто ты не знаешь, принцесса, — усмехается. — Ты считаешь, что за час могло что-то произойти? — Почему бы и нет? Хмыкает и мотает головой. Опускает взгляд на мою руку и мягко снимает ее со своей. А потом, резко перехватив за запястье, дергает к себе. От неожиданности подаюсь вперед, сталкиваюсь с Лексом плечом, и застываю, не знаю, что сказать дальше. Каждое слово — мучение. Каждое слово — шаг в неизвестность. — Когда ты вселился в тело Дэнниса, — вдруг начинает Лекс, и я удивленно смотрю на него, — ты спросил его о том, как он справился. Ты хотел узнать, что он чувствовал. Почему ты не спросил, что чувствовал я? Когда убивал? — Потому что я знаю, — улыбаюсь, и Лекс большим пальцем очерчивает мое запястье. Не знаю, чувствует ли пульс. Не знаю, представляет ли, что мое сердце стучит в бешеном ритме. — Я ведь сам чувствовал то же. Моя магия тянется к нему. Искрами срывается с пальцев и пропадает на коже. Заметив это, Лекс опускает взгляд, и я неловко улыбаюсь, пожимая плечами. Сейчас я не контролирую магию. Я не в силах сдерживать это — грудь и так распирает энергия, жаждущая быть ближе к Лексу. Хотя куда уж — между нами и так считанные дюймы. Между нами не пульс, рвущийся из моего запястья — искры магии. — Когда убивал Боба? — И когда убивал Боба тоже, — улыбаюсь, вспоминаю, как Лекс размазывал кровь короля по моему лицу. Вспоминаю ее металлический вкус и ощущение на коже. Тянусь и добавляю уже шепотом. Добавляю то, о чем не мог говорить. Добавляю то, чего не ожидал услышать: — Особенно когда убивал Джейми. Лекс склоняет голову набок, тянет ленту, связывающую мои волосы. Они рассыпаются по плечам, и я думаю, что пора отстричь. Пора попросить его об этом. Попросить, хотя давно справляюсь и сам. Попросить не из-за необходимости, а из-за обычного «хочу». С ним этого «хочу» не просто слишком много. Через край. — Расскажи-ка мне, принцесса, зачем тебе это ощущение власти, если она у тебя и так есть? Пожимаю плечами, и правда не зная, как ответить на вопрос. Я сам не понимаю, почему так сильно похож на Лекса, выросшего совершенно в других условиях. Почему во мне еще до получения магии просыпалась жажда убивать. И почему до встречи с Лексом я так умело не обращал на это внимания. — Над тобой у меня нет власти. Вскидывает брови, но вмиг его удивление отчего-то меняется на гнев. Хватает меня за волосы, тянет голову назад, нависает надо мной и, усмехнувшись и пробежавшись взглядом по лицу, наклоняется ниже. Его дыхание почти у уха. Его дыхание такое же, как тогда, в тюрьме дезилийцев. Спокойное, но в то же время тяжелое. Закрываю глаза, сжимаю его плечо, чувствуя, как тело становится ватным. Весь мир сужается лишь до его рук, сжимающих мои волосы и запястье, и до дыхания на коже. — Ты не представляешь, сколько у тебя власти надо мной, — шепчет, почти касаясь уха губами. — И ты не представляешь, как я ненавижу тебя за это. Каждое слово — удар под дых. Каждый выдох — дрожь по телу. Не верю, когда говорит это, но не могу оттолкнуть, чтобы заглянуть в его глаза. Медленно толкает в грудь, и я опускаюсь на спину. Песок влажный, но дрожь бьет совсем не от мороза. Холодеет, но я едва чувствую это. Нависает сверху и не двигается. Но я чувствую, как сбивается его дыхание. Чувствую, что он медленно и мучительно сходит с ума тоже. Ослабляет хватку и больше не сжимает волосы, но так и оставляет в них руку. Освобождает мое запястье и вторую ставит по левую сторону от моей головы. Все еще дышит в изгиб моей шеи. Отрывает мою руку от своего плеча, и она падает на песок — не двигаюсь и не касаюсь его, едва не забывая дышать. Мы близко настолько, насколько он позволяет. И мне нравится это. — Почему ты ушел? Сюда? — спрашивает так же шепотом, и я за плечи отстраняю его, чтобы посмотреть в глаза и перевести дыхание. Прикусываю губу и не знаю, говорить или нет. Отвожу взгляд, поглаживаю его по плечам и смотрю на реку, волны которой настолько сильны, что вода почти доходит до моих разметавшихся волос. — Здесь утонула моя мама, — отвечаю, тяжело сглатываю, вспомнив, как здесь, задыхаясь в чертовом песке, не мог поверить, что моя жизнь за несколько считанных секунд превратилась в ад. — С момента ее смерти я ни разу не приходил сюда. Я считал, что должно стать легче, и, в конце концов, я отважусь на этот шаг, но потом умерла Эвелин, а я так и… — Кайл. — Обрывает. Мое имя, сорвавшееся с его уст, сейчас звучит совсем иначе. Не так, как в обычном разговоре. На надрыве. Как в пятом городе. Слабо касается моих волос и плавно ведет кончиками пальцев по щеке, заставив вернуть ему свой взгляд. Лекс даже не представляет, что гораздо большее удовлетворение получаю, когда бьет или сжимает кожу. Не представляет, что эта нежность обжигает хуже, чем боль. Доводит до дрожи и тяжести в груди. — Пойдем. Поднимается, и я чувствую пустоту, когда прекращает касаться меня. Когда протягивает ладонь, хватаюсь за нее не для того, чтобы встать, а чтобы снова почувствовать. Переплетаю пальцы, и он не сопротивляется. Лишь когда подводит ближе к воде, я понимаю, что он задумал. Откидываюсь назад, порываюсь сбежать, но он хватает меня за плечи, удерживает, хотя и пытаюсь оттолкнуть. Нет, я не пойду туда! Ни за что! — Смотри на меня! — Лекс хватает меня за скулы, но после вдруг, опустив взгляд, медленно заключает лицо в ладони. Я же не могу дышать. Не могу не выполнить его просьбу, потому что фиолетовые глаза, как и в первую встречу, притягивают. И хотя он не обладает магией, я словно загипнотизирован его взглядом. Сделать одно движение — пытка. — Что нужно предпринять, чтобы враг не заметил твоих слабостей? Закатываю глаза, и Лекс усмехается. Конечно, я понимаю, что бояться гребаной реки — глупость. Но я не представляю, как можно взять и войти в могилу моей матери. Как можно коснуться того, что убило ее. — Избавиться от них. Кивает, отпускает меня, снимает сапоги со своих и моих ног, заходит по колено в воду и за руку тянет меня за собой. Но слезы подходят к горлу — смотрю на то, как вода слабо касается кончиков пальцев, и не могу побороть дрожь. — Твоей матери здесь нет, Кайл, — выдыхает, резко притягивает меня к себе, и я, почувствовав, как вода бьет по коленям, прижимаюсь к нему сильнее. — Здесь есть только я. Чем дальше движемся, тем стремительнее проходит страх. Когда захожу уже по пояс, почти расслабляюсь, но Лекс тянет дальше. Закат отражается в воде, оставляя на ней будто кровавые разводы. Когда заходим по грудь, поднимаю взгляд в небо, где уже едва виднеются звезды и, прикрыв глаза, вдыхаю прохладный воздух. Магия искрами рассыпается вокруг нас, тишина — умиротворение, а не напряжение. Впитываю каждый запах, звук, не чувствую холода, сжимаю ладонь Лекса и понимаю, что он неотрывно смотрит на меня. Наверное, войско потеряло нас. Может, даже начало поиски. Но мне плевать. Когда Лекс смотрит на меня, улыбается уголком рта и кладет ладонь на плечо, становится плевать на все. Хочу податься к нему, но вдруг перемещает вторую руку на другое плечо. И я не успеваю даже набрать в легкие воздуха, когда надавливает на них и окунает в воду. Я задыхаюсь. Вода охватывает меня всего, мгновенно, без остатка. Звуки становятся глухими, протяжными, а движения медленными, слабыми, ничтожными. Смотрю вперед — мои ладони размытые, бледные, красноватые в свете заката. Река словно погружает меня в другой, совершенно отличающийся от моего мир, мягко, как пелена, окутывает, щекочет кожу, будто щадит — очищает от боли, грехов, убийств. И я не понимаю, что она такое? Спаситель, воскреситель или безжалостный убийца моей мамы? Да и действительно ли эта река убивает или лишь стыдливо забирает самоубийц? Нежно окутывает их тела и становится проводником к другому состоянию тела. Прикосновения воды нежные, и я, забывшись, открываю рот, но легкие тут же будто вспыхивают огнем. Брыкаюсь, и теперь осторожные, ласковые касания воды тянут меня вниз. Не касаюсь коленями дна, но и не могу всплыть — нахожусь где-то между. Между жестким дном и безграничным небом. Эта река пропитана моей болью, маминой смертью, она — могила для ее тела и моей детской души. Она — жестокость и обман, но в то же время правда, обнажающая страхи. Растворяюсь в ней, и вода, забивающаяся в рот и нос, уже не причиняет боли. Она поддается моим движениям, как шелк, и не мешает. Возможно, потому, что больше не двигаюсь. В этот момент Лекс вытягивает меня. Судорожно хватаюсь за его плечи, часто дышу, откашливаюсь и не могу прекратить улыбаться. Теперь действительно не чувствую смерти под толщей воды, не чувствую маминого присутствия, не слышу своего детского крика и не вижу ее отчаянного взгляда. Теперь — только фиолетовые глаза напротив. Только прохладная вода и пробирающий насквозь ветер. Прыгаю на Лекса, обхватываю его шею руками, и он, поймав меня за бока, не удерживает равновесия. Уходим под воду вместе. Уходим, держась друг за друга. Прижимаясь как можно ближе и вместе с этим топя. Становясь и поддержкой, и уничтожением. Как всегда. Открываю глаза и понимаю, что он смотрит на меня. Улыбаюсь, слабо касаюсь его волос, и под водой они намного мягче, чем обычно. Света мало, но мне и не нужно — кажется, наизусть знаю его черты лица. Вспоминаю, что Эвелин умерла в том же холоде, что мама говорила мне на прощание, но, дьявол, это совсем неважно сейчас. Мертвые не имеют смысла. Мертвые давно растворились, остались лишь призраками воспоминаний и образами в голове. Но Лекс живой. Лекс касается моей ладони, и мы под водой переплетаем пальцы. Тянет меня вверх, и я, схватившись за его плечи, позволяю ему поднять нас. Вдыхаю воздух, поднимаю взгляд — по нашей коже стекают капли, волосы мокрые, а его одежда прилипает к моей. Магии уже нет между нами — между нами нет ни дюйма. Его тело прижато к моему. Грудью к груди. Ближе некуда. Лишь сейчас понимаю, что продолжаю обнимать его за шею, что моя нога до сих пор висит на его бедре, а он так и держит меня за спину. Дрожащими отчего-то, горячими ладонями проводит по лопаткам и позвоночнику. Зарывается одной рукой в волосы, и я втягиваю запах костра и леса, носом уткнувшись в его плечо. Осторожно перехватывает мое лицо за подбородок и сильнее сжимает волосы, болью уравновешивая сводящую с ума нежность. — Это будет самой большой глупостью в нашей жизни. — Его голос хриплый. В его взгляде сливаются невероятная трепетность и вместе с этим почти животная похоть. Его руки резко сползают на поясницу и еще сильнее вжимают в его тело. — Я знаю. — Выдыхаю уже в его губы. А потом Лекс наклоняется и, зарывшись рукой в волосах, целует меня. Целует до звезд перед глазами и, не желая тянуть, сразу с языком. Целует так, что забываю обо всем на свете — хочется лишь ощущать все как можно ярче, подставлять под его губы свои. Целует так, будто не существует ничего важнее нашего дыхания на двоих. Это совсем не похоже на то, что было с Джейми, не похоже на то, что описывают другие. Это не хочется сравнивать. Не хочется даже допускать мысли. Отвечаю, веду по его нижней губе языком, ладонью — по щеке. Отрываемся лишь на несколько мгновений, чтобы посмотреть друг другу в глаза, и целуемся снова. Он кусает мои губы, водит ладонями по бедрам и спине, оттягивает пряди и забирается под тонкую рубаху. Моя магия буквально разрывает тело. Кажется, это то, что должно было произойти еще давно, с самого начала. Это так… правильно. Лекс касается моей шеи, и ошейник Натана рассыпается, как песок, под его горячими ладонями. Магия, насытившись им, позволяет смыть страшные напоминания о прошлом. Дрожу, и он на секунду отрывается, ловит мой выдох губами. За колено, обхватившее его бедро, притягивает сильнее и дергает вторую ногу, поднимая на руки. Так, чтобы вжимался в его тело без остатка. Так, чтобы одно сердцебиение на двоих. Запутываюсь рукой в его темных волосах, обвиваю ногами бедра, наклоняюсь сам, чтобы поймать его влажные от воды и моей слюны губы своими, и он царапает мою спину, специально оставляя на бледной коже следы. Целует шею, прикусывает кожу, тянет полы рубахи в разные стороны, а я думаю над тем, что пуговицы потом будет не найти в воде. Думаю лишь мгновение, пока Лекс не прикипает губами к ключицам, лаская бока и живот. Провожу рукой по его груди, глажу по щеке, вновь ловлю его губы, в отместку за царапины до крови прикусываю нижнюю, и он, почувствовав металлический привкус во рту, целует уже не нежно — целует до боли и тяжести внизу живота. И я не понимаю, как все это время дышал без него. Как терпел все эти несколько месяцев, сдерживался и почему не поцеловал его раньше. Не представляю, как чувствовал что-то без ощущения его ладоней на теле. Моя магия сливается с его энергией, и я чувствую себя полноценным. Краем глаза вижу, как садится солнце, вспоминаю про революционеров и мутантов, про обещание Эрику, но он снова притягивает меня к себе. И все снова сводится до него одного. Лекс, Лекс, Лекс… Его жесткие ладони, его сбитое дыхание, его нежные губы, его мокрые волосы. Он, он, он… Мой, мой, мой… Он шепчет мое имя, целует лицо, и я думаю о том, что, если это самая большая глупость, я не буду об этом жалеть. К черту это — снова подаюсь вперед. Снова кусаю губы, снова обнимаю за шею, снова прогибаюсь в спине, подставляясь под прикосновения. В нем больше жизни, чем во всем вокруг. В нем больше меня, чем в моем собственном теле. В нем все мои мысли и ощущения. В нем сочетание моей почти невинной влюбленности и переполняющей страсти. В нем — слишком много. В нем — все. Уже не прижаться ближе — если только забраться под кожу. Уже не хватает на нежность — хочется больше. Хочется сильнее. Хочется больнее. До крика кусает кожу, сжимает мои волосы, не трогает больше — бесстыдно лапает, забравшись под одежду. Меня разрывает от ощущений. Это необычно, но будто так, как должно быть. Именно в этот день. Именно с ним. Лекс разрывает поцелуй, но не отпускает меня. Наше дыхание смешивается через приоткрытые рты, и я улыбаюсь, перебирая его мокрые запутанные волосы. Солнце давно зашло, но магия освещает нас — я могу разглядеть, как прикусывает губу, сдерживая ответную улыбку, и осторожно опускает меня на ноги. Вновь прижимаюсь к нему, обнимая за шею, и только сейчас понимаю, что дрожу от холода. — Я не хочу прощаться с тобой, — говорю и уже не скрываю горечь в голосе. Какой смысл, если мы наконец честны перед друг другом? Какой смысл, если он и так понимает, что я не могу без него? Наверняка понял не сейчас, а еще в Зоне Мутантов. Наверняка понял намного раньше, как Эвелин, перед смертью говорившая мне про Лекса, или Тео, когда только увидел нас вместе. Я один не хотел признаваться в этом самому себе. А он осознавал, какую ответственность берет на себя, вновь проявляя к кому-то чувства. Но все равно сделал это. И обратного пути нет. Мне открыты друг перед другом. Лекс хмыкает и опускает голову, чтобы поцеловать меня. А потом, оторвавшись, ладонями запутывается в моих волосах и выдыхает на ухо: — Ты серьезно считаешь, что я вот так возьму, пойду у всех на поводу и отпущу тебя одного, Кайл?