Light Captivity

Эйфория после боя испарилась, оставив меня наедине с идиотскими мыслями. Восхищение им, которым я, казалось бы, был переполнен, почти смылось вместе с кровью в ведре и без того грязной воды. После боя, который вряд ли даже можно так назвать. Скорее, после расправы, и я, надо же, немного отвык. Не то чтобы вдруг проснулось благородство или заговорила совесть. Просто забыл, что такое — убивать своих. Забыл, как раньше получал удовольствие, когда вонзал нож между глаз таких же наемников, с которыми до этого боролся рука об руку. И если во время самого истребления, когда я, натягивая тетиву, смотрел в его безумные глаза, я действительно чувствовал окрыляющее ощущение победы, то сейчас это дьявольски проходит, сменяясь гребаной пустотой. Потому что как раз он стал народным героем. Конечно, белые маги встали на его сторону, он же спаситель дезилийского королевства. Только вот, сука, стрелял не он. Первую стрелу спустил именно я. Не революционер. Не белый маг. Все ждали моего призыва к истреблению мутантов, и я сделал это. Только после моего выстрела началась кровавая казнь. И, дьявол, если бы я отказался стрелять, они бы отступили? Если бы просто опустил гребаный лук? Прекрати, Лекс. С какого черта ты вообще думаешь о такой чепухе?! Забудь! Ты сделал то, что хотел в тот момент. Ты, а не он. Ты, ты, ты, а не он! Будто впервые убил тех, с кем сражался плечом к плечу несколько месяцев. Предательство — это точно не про меня, но я лишь выполнил обещание, которое дал самому себе. Отомстил чертовке, возомнившей из себя императрицу. И плевать, что мутанты исполняли приказ. Плевать, что я — я, а не он — в черном королевстве сблизился с ними. Я получил наслаждение, я проучил Кассию, я оправдал его ожидания. Это не должно меня волновать. Я на вторые сутки без сна и с таким спектром событий уже валюсь с ног, но он продолжает держаться, разговаривать на сцене, отдавать приказы, менять свиту и порядки. Он делает все так быстро и отточено, что упоение им не дает мне загонять себя в клетку собственной ярости. По потемневшим голубым глазам вижу, что он морально уничтожен за эти двое суток еще хуже, чем я, да и физически ему досталось, но не подает виду и не расслабляется. Мне его уже не хватает. В его гребаном императорстве один минус — занятость. Мы не виделись до черта времени, но у меня нет ни подходящего момента, ни возможности, чтобы прижать его к стене, спиной к груди, и, оттянув голову за волосы, медленно и с наслаждением вылизывать его рот. А потом толкнуть прямо на голые половицы, навалиться сверху и удовлетворением гладить острые колени. Чертов мерзавец залез ко мне в голову. Когда-то казавшийся мне наивным ублюдок — центр моего мира. Буквально поселился в легких. Дышу не воздухом — дышу им. Это даже сбивает с толку. Еще в Зоне Мутантов влюбившись в чокнутого принцика, я ненавидел его за это. Мысленно обвинял в собственной слабости и горел желанием сжать в кулаке волосы, поставить на колени и опустить топор на тонкую бледную шею. И это даже казалось нормальным. Но сейчас уже не хочется. Сейчас причиняю боль не потому, что желаю навредить ему. А потому, что это нравится. Нам обоим. И не то чтобы я не знал, что так будет. Да что там, я прекрасно осознавал, что все пошло по накатанной еще в последнем городе, понимал, что, если дам слабину и все-таки поцелую его, поедет крыша. Конечно, понимал, но все равно сделал это. Впрочем, я никогда не был разумен в принятии решений. Я никогда не был разумен в принципе. Медленно поднимаю взгляд на свое отражение, и меня мутит от будто растерявшегося красного мага в осколке зеркала. Вытираю окровавленные костяшки о валяющуюся откуда-то в замке тряпку, стискиваю челюсти и через силу улыбаюсь, как и раньше. Мне повезло с эмоциональностью: во мне пробудить злость — ерунда, секундное дело. Но иногда это играет злую шутку. Плохо получается притворяться безразличным. Иногда даже завидую полному равнодушию Дэнниса. Хотя раньше он таким не был. Раньше он кричал, как истеричная беззащитная сука, хватался за дверные ручки и умолял меня остановиться. Прелестные были времена. Не приходилось ни думать, ни хотя бы немного дорожить своей жизнью, ни сомневаться в том, что меня все боятся, ни сдерживать порывы страсти — шлюхи в борделях менее привередливые, чем маленький королевский отпрыск. И вот в чем ирония всего моего, черт подери, существования — на шлюх после этого самого королевского отпрыска не стоит даже. Замечательно. Просто превосходно. Однако лишь сейчас мне кажется это приятным — вспоминать, казалось бы, беззаботную жизнь и чуждую мне сегодняшнему бесчувственность. Тогда ведь надолго меня не хватило. Надоело жить одними убийствами. Из крайности в крайность, сука. Либо не люблю никого, либо влюбляюсь до помутнения рассудка. Хотя вроде бы с Дэннисом было весело. Когда он стал революционером и быстро вырос в навыках воина, моя жизнь приобрела чуточку больше красок. Уничтожение бунтующих стало вопреки моему новому врагу. Возможно, сейчас до сих пор вздрагивающий от моего присутствия Дэннис не понимает, насколько мы близки. Я помню его тупой дурочкой, орущей над смертью безмозглой матери, неуверенным революционером, который тщетно пытался насолить мне, после неплохим стрелком, все еще желавшим убить меня, а далее моим главным соперником и безумно талантливым воином. Он, черт бы его побрал, обязан мне за такое быстрое развитие. Если бы я не расправился с его тупой семейкой, так бы и сидел в своей никому не нужной деревне и не мечтал бы о командовании отрядом революционеров. Да я же чертов герой! Смеюсь. Забавно. Выйдя из комнаты, встречаюсь взглядом с дезилийцами — мне все еще дьявольски непривычно находиться в замке. И все, кроме гребаного малыша-императора, по-прежнему раздражают. После официальной коронации Кайла его слабоумный дружок вообще возомнил себя черти чем, будто его сделали правителем, и за эти двое суток, пока мы выживали среди кучи дел, этот идиот уже заработал уважение в замке. Особенно среди дам, естественно. Но, вообще-то, ему повезло, у него просто нет соперников — я-то занят. Если бы меня возбуждал кто-то, кроме него, Тео бы точно не был самым популярным магом в замке. Определенно. Бросаю взгляд на руки и, несмотря на то, что они чисты, все равно чувствую на них кровь. Нервно чешу, и выводит из себя то, что вообще обращаю на это внимание. Раздражает, что не могу отпустить ситуацию и выбросить чертовых никому не нужных мутантов из головы. Это и есть наше различие с Кайлом: он далек от обычных воинов. Я же — среди них. Он не знал ни одного имени мутантов первого города, кроме Боба и Кассии. Я знал почти каждого. Он распорядился уничтожением части своего уже ненужного войска, я — убил своих. Дьявол, заткнись, Лекс! Прекрати думать об этом! Ты же прекратил, прекратил, прекратил! Сжимаю виски ладонями, выхожу на улицу, накинув полушубок, заворачиваю к другому корпусу, где Кайл наверняка сейчас решает какую-нибудь сложную чушь, в которой я ни черта не понимаю. Все уже, второй день без сна движется к ночи. Даже мальчикам, которых резко повысили в звании, пора в кроватку. Спать — причем безо всякой двусмысленности. Он настолько слаб после стольких недель избиений, что сейчас уже наверняка едва держится на ногах. Впрочем, я готов его понести. Лишь бы оторвать от этих гребаных бесконечных дел. Слышу свое имя раньше, чем успеваю додумать, что я хочу с ним сделать. Из уст той, которую меньше всех, дьявол, хочу видеть. И, оборачиваясь, я даже не знаю, чего желаю больше: разодрать глаза себе, чтобы не смотреть на ее лицо, или ей, чтобы причинить еще больше боли. Чувства вины как не бывало. Теперь перед глазами появляется картина, как эта жалкая сука держала нож перед его лицом. И мне мгновенно не жалко всех этих мутантов — хотя бы в их смертях есть смысл. Пусть и отомстить Кассии. Пусть так. Двое стражников-белых магов, стоящих по обе стороны от Кассии, замирают, когда делаю несколько шагов навстречу. Сжимаю руку в кулак, чтобы не сжать рукоять кинжала. Зубы скрипят — я ненавижу ее. Предатели — это вообще не те, кого мне приходилось уважать, но предатели Кайла — изощренная пытка для моего самоконтроля. Смотрит в глаза, хотя на щеках из-за мороза застыли дорожки слез — о, я помню, как она орала, когда мы убивали мутантов первого города. Это одна из причин, почему я не остановился. Как же мне нравилось слушать отчаянные, полные боли крики предательницы. Хотела получить все, а он отнял у нее то, что было. Он чудовищен. Он великолепен. Он мой. — Тебе совсем не жаль? — спрашивает осипшим, тихим голосом, ее красные волосы налипают на лицо. Если бы у Кайла была заниженная самооценка, как у красного короля, и он бы просил трофеи с убийств, я бы за эти гребаные волосы отодрал ее голову. Принес бы ему и сделал бы чашу из черепа. А труп бы повесил перед входом во дворец, чтобы напоминать о том, что случается с теми, кто предпринимает хотя бы малейшую попытку забрать его у меня. — Кого, Кассия? — Пожимаю плечами, наслаждаюсь, когда лицо этой суки искажается гримасой боли. — Мутантов первого города? Возможно. Даже несмотря на их недалекость, из-за которой они послушали такую дуру, как ты. Тебя? Нет. Если бы Кайл не приказал посадить тебя в темницу, я бы с радостью убил тебя. И намного, намного болезненнее, чем ты хотела сделать это с ним. Кусает и без того красные, обветренные губы, качает головой, будто не верит ни единому слову. И с чего бы? Разве у меня есть хоть одна причина ей лгать? Разве в моих глазах нет столько ненависти, сколько чувствую? — После всего, что мы прошли? Вместе? Вдвоем? О, вдвоем, дьявол, разумеется. Это же, сука, принципиально важно. Я ведь действительно и сам поражаюсь, как легко отпустил то, что пусть и не мог назвать дружбой, но считал чем-то близким. Она и правда была единственной, кому я мог довериться долгое время в последнем городе Зоны Мутантов. Но сейчас этого будто нет. Сейчас перед глазами только гребаный нож и его пустой взгляд. Ощущение, что он может умереть в любую секунду из-за ее чертовой прихоти. И когда меня трясло в гребаной телеге, когда я просил, дьявол, перестать, что же ты не заговорила о нашей «дружбе»? Почему же даже не взглянула тогда? Почему действовала так, как внезапно захотелось, так, как сказала какая-то татуированная сука, хотя знала, что я люблю его? Где же ты была тогда, Кассия? Почему передо мной был не друг, с которым я прошел Зону Мутантов, а безумный убийца, ненавидящий Кайла? Во мне ни капли жалости и раскаяния. Пусть причитает, сколько хочет, но она не вызывает ни толики сожаления. Нет, черт подери, мне ее не жаль. Мне плевать на все, что она делала ради меня. Между нам больше нет ничего — и только она виновата в этом. И если раньше я боялся, что она умрет, то сейчас я сам готов убить ее. Сейчас я бы с радостью постоял у ее могилы и создал впечатление жалости. — Нет никаких «вдвоем», тебе неясно? — Вижу, как начинают дрожать ее губы, и хочу уколоть еще больше. Теперь, чувствуя внезапную усталость из-за гребаного давящего на меня дезилийского королевства, двухнедельной разлуки с Кайлом, страхом за него и невозможности расслабиться даже на минуту, желаю причинить как можно больше боли. Чтобы насытиться ей. Чтобы увидеть, как такая, как Кассия, снова дает слабину по моей вине. — Ты — всего лишь инструмент для меня и всегда им была. Помогла пройти Зону Мутантов. В последнем городе приходилось проводить время с тобой, чтобы ты меня не бросила и выходила. Чтобы не кинулась в первый город, а вытащила Кайла. Ты надумала нашу дружбу, Кассия. — Я ненавижу тебя, Лекс, — вдруг отвечает совершенно холодно и отстраненно. А мне мало! Хочу, чтобы орала и молила остановиться! Хочу, чтобы почувствовала свою ничтожность рядом со мной и с ним! — Ты попал в собственную ловушку. Сам привязался к нему. — В этом я разберусь без твоей помощи. — Меня даже не хватает на сарказм и насмешки. Сегодня, кажется, меня не хватает вообще ни на что. Я вымотался. Я, сука, не герой и не могу больше строить из себя черти что. Сначала, дьявол, я должен был сбегать с этим камнем, чтобы спасти цивилизацию, хотя я плевал на всех магов, кроме Кайла, потом собирать разругавшееся на момент нашего отсутствия войско, спасать Кайла и стоять рядом с ним перед белыми магами, изображая благородство и желание спасти их. Надо мне, дьявол, это все? Переступать через себя ради остальных? Кайл привык забывать про собственные интересы ради какой-то глупой цели, я — нет. Я не какой-то гребаный император и даже не граф. Я — убийца. Больше никто. Не спаситель. Не создатель нового государства. Убийца и наемник. — Ты не нужна мне. Никому не нужна больше. — А ты, думаешь, нужен такому, как… — Уведите ее, — приказываю белым магам, чтобы не потерять контроль. Если заговорит про него, не уверен, что сдержусь. Не уверен, что кинжал на ножнах останется нетронутым. — И если будет сильно раздражать, разрешаю отрезать ей язык. Не смог не ляпнуть, а белые маги вылупляются так, будто я сделал что-то незаконное. Нет, к этому невозможно привыкнуть. Все еще не понимаю, как умудрился оказаться среди белых магов, бороться за них, прописаться в чертовой столице дезилийского королевства — я слишком далек от их идиотской идеологии про величие нации и странного притворного поведения. Кайл тоже, но он за столько лет хотя бы научился подстраиваться. Мне же приходится делать вид, что все в порядке. Что совсем не понимаю, насколько они глупы. Даже сочувствую Кайлу: жить в обществе, где все с годами не развиваются, а только тупеют, верят каждому слову и поддаются пропаганде, как безмозглый скот, должно быть, паршиво. Зато теперь большинство дезилийцев, привыкших безропотно и неосознанно подчиняться власти, легко направлять в нужную сторону — и, дьявол, разумеется, он осознает это. Осознал гораздо раньше, чем я. Иногда кажется, что вообще не успеваю за ходом его мыслей. Как идиот, столько времени не мог догадаться, зачем ему Нета, отправляясь с ним в дезилийское королевство, не понимал, что он захочет отдать мне Кристалл. Хотя даже сейчас не знаю, входило ли это в его планы. Что именно рассчитывает, а что придумывает по ходу? Ох, принцесса, не представлял даже, что вляпаюсь в это, когда согласился отправляться в Зону Мутантов. Считал его тупым и оказался в проигрыше. Оказался давным-давно побежденным. Наверное, в этом моя слабость — слишком большое самомнение. Ощущение, будто все понимаю лучше остальных. Расстегиваю полушубок, прохожу по ступеням в центральной части замка и, заметив, что ни революционеров, которым Кайл позволил на время остаться здесь, ни разукрашенных, но даже на толику не таких красивых, как он, графов не видно. Возможно, уже разбрелись по покоям. Кайл выделил мне какую-то комнату, но я даже не обратил внимание. Не дурак же я — если есть шанс пожить в императорских покоях, я не упущу его. Да и спать раздельно я не планировал. Проскальзываю мимо парочки неизвестных комнат, по памяти нахожу императорские покои и бесстыдно толкаю дверь. Уже хочу самодовольно улыбнуться, отшутиться или толкнуть его на постель, но замираю, и даже звука не успевает сорваться с языка — удивительно. Он явно не настроен ни на секс, ни на неуместные шутки. Он, каким бы бодрым, спокойным ни казался все время, дрожит и медленно стягивает через плечи гребаную рубаху. Теперь могу увидеть тело во всей красе. И ссадины, и царапины, и синяки, и незажившие раны. Мгновенно кажется таким хрупким и слабым, что и рука не поднялась бы, если захотел бы ударить. Мгновенно злость на Кассию и восхищение им усиливаются. Все тело расчерчено ударами, но даже не морщится, а лишь кусает губы, будто сейчас, сука, так важно сдерживать слезы. Если бы устроил истерику или попытался сбежать, как раньше, я хотя бы знал, что делать. Но я, дьявол, не силен в успокоениях и разговорах. Я понятия не имею, как найти к нему, слабому и, оказывается, без масок, совершенно уставшему и разбитому, подход. Он не всегда был таким сильным, как в последнее время, но я уже успел привыкнуть к этому. Первый порыв — успокоить так, как умею. Нежно приласкать, раздеть и доставить удовольствие. Но проблема в том, что ему это не нужно — а я знаю, что сейчас не станет противиться и кусаться. Когда тихий и неконфликтный, черт поймешь, что ему надо. Делаю шаг навстречу и слабо касаюсь обнаженного плеча. Вздрагивает, хотя наверняка заметил, как я зашел, неосознанно льнет ко мне, отклоняясь назад. Опускаюсь на край кровати, позволяю слабо опереться на меня спиной, аккуратно, чтобы не причинить еще больше боли, приподнимаю его руку и своей касаюсь груди, выпирающих ключиц, живота. Слышу, как шумно выдыхает, плавится, как воск, отзывается на каждое, даже едва заметное прикосновение. Мы редко почти невинно нежны друг с другом, но по ответной реакции понимаю, что сейчас большего ему не нужно. Нравится так. Нравится позволять вести и без слов — только шумно дышать. Мне тоже нравится. Раньше, когда еще влюблялся в него, ненавидел его нытье или попытки вызвать жалость. Сейчас же нравится любой. Лишь бы он. Лишь бы только он. Откидывает голову на мое плечо, его отросшие, светлые волосы щекочут мне шею. Зарываюсь в них, разглядываю переливающиеся голубые кончики, пропускаю между пальцев. Несмотря на месяцы в Зоне Мутантов, они не жесткие — напротив, мягкие, как шелк. Вдыхаю его запах и наконец успокаиваюсь. Впервые за последние две недели мы наедине — это буквально кружит мне голову. Поворачивается, садится на мои колени, открывает рот, позволяя себя целовать. Не обращая внимания на звон в ушах, поражаюсь, каким разным он может быть. Такой жестокий, кровожадный и безжалостный обычно и такой мягкий и хрупкий сейчас, со мной. Податливый. Почти невинный. Забывшись, сжимаю бока, но он вдруг стискивает мои плечи и замирает, боясь пошевелиться. Дьявол. Избитый, что даже не прикоснуться нормально. Надо будет спросить у него, кто это сделал. Кому мне нужно медленно отрезать пальцы, кисти, а потом и руки до плеч. Надо будет, но только не сейчас. — Больно? Кратко кивает мне в изгиб плеча, прижимается сам, обхватывает руками за шею, ловит мой взгляд и долго рассматривает мое лицо. А у меня, как всегда, рядом с ним все отходит на второй план. Забываю о гребаных мутантах, дезилийцах, Дэннисе, Кассии. Просто смотрю в его глаза и думаю о том, какой же, черт подери, красивый. — Останешься у меня? — кивает на кровать, а я едва сдерживаю смешок. Останусь? Серьезно, принцесса? Нет, я собираюсь не остаться, а перетащить сюда свои вещи и жить с тобой в одной комнате, чтобы касаться столько, сколько хочу. Ощущаю себя либо безумно глупым, либо безумно влюбленным. Хотя одно, наверное, не исключает другое. Чувствую, как ловкие пальцы одной руки расстегивают пуговицы на моем отвратительном жилете, как у белого мага. Медленно, чтобы дать все почувствовать, чтобы самому вспомнить каждый изгиб его тела, целую и прижимаю к себе. Дьявол, чертовски хочу его. Такого податливого я его еще не брал. Не настаиваю, не делаю поцелуи более глубокими, осознавая, что он устал намного больше, чем я. — Соскучился, принцесса? — шепчу, глажу по волосам — и откуда же во мне взялось столько искреннего трепета, как у повернутого героя мерзких романтических книг? Когда стал таким тошнотворно нежным? — Конечно, — улыбается, а у самого уже слипаются глаза. Пытается не заснуть прямо у меня на руках. Забавный. Это точно ты еще несколько минут отдавал приказы, малыш? — Думал только о тебе. — А я о том, как бы не потонуть в сугробах по пути в дезилийское королевство, — отшучиваюсь только потому, что его слова колют и сбивают с толку. Хотя я давно и признался самому себе в том, что чувствую к нему, это довольно странно — так просто излагать свои мысли. До чего мы докатились, Лекс. Ты с вечным синдромом неспособности заткнуться теряешься, как мелкая сучка, при разговоре о любви. Поднимаю его лицо за подбородок, чтобы поцеловать, но вздрагиваю, услышав шаги за дверью. А в следующую секунду, когда раздается стук и она сразу же открывается, нежность проходит. Теперь хочу убивать. Медленно и мучительно. Кайл дергается и желает отстраниться, но резко дергаю на себя, уже наплевав на его боль — не получится сбежать от меня. Пускай этот несчастный, которому, похоже, завтра придется сдохнуть, видит, что император занят. Занят мной. — Кайл… Небеса, простите… Сначала не доходит, что за чертовы небеса и почему этот идиот уже, видимо, не один раз стукнулся головой об стену, но потом осознаю, что этот тот красный маг-бывший мутант, которого воскресил Кайл. И в этот момент я жалею, что он его воскресил. Сдох бы монстром, но не беспокоил нас. Этот конченый все не выходит и пялится на моего — моего, сука — Кайла, открывая и закрывая рот. Что, нравится? Не видел симпатичных мальчиков до превращения в мутанта? Лучше бы не видел. Хотя… выколоть глаза всегда смогу. Если слишком не понравится взгляд. Я бы, наверное, даже с Тео это сделал, если бы не был уверен, что тот только по девушкам. — Мне приснился сон, о котором я подумал, что должен рассказать Кайлу, — оправдывается, будто мы, дьявол, все еще не сидим, обнимая друг друга, и даже не думает уходить. Меня надолго не хватит, серьезно! Недавно я уже чуть не перерезал Кассии глотку! Тупой красный маг из прошлого — грань терпения. — Я не знал… — Теперь узнал, давай, вали! Или ты, сука, превратился в монстра раньше, чем узнал, что в кроватке можно не только спать?! — Мама с детства говорила мне: «О, Майк, ты такой неловкий!». И сейчас я понимаю, что она имела в виду. Хочу уже прогнать его, услышав его не особо впечатляющую историю про мать, но замираю, и Кайл вздрагивает рядом со мной. О, черт возьми, нет… Нет… Судьба не может быть такой сукой, нет! Не может быть, чтобы я едва не трахался с Кайлом на глазах того, кого всю жизнь мечтал увидеть! Того, кто мне, дьявол, сломал эту жизнь! — Как, говоришь, тебя зовут? — спрашивает Кайл, и я дьявольски не хочу слушать ответ. Потому что я только смирился! Только забыл и отпустил родителей, доверился Кайлу после стольких сомнений! Не может, сука, явиться в этот мир какой-то идиот и разрушить все, что я строил так долго! Не может стать живым воспоминанием моего рода, о котором лишь недавно умудрился забыть! Ну почему?! Почему, дьявол, все так?! В самый неподходящий момент! Когда у меня впервые все в порядке! Когда внутри нет гребаной пустоты, заполняемой сексом, убийствами и алкоголем! Когда, пусть тяжело, но хотя бы нет тяги к самоубийству! Когда его достаточно, чтобы чувствовать себя полноценным! Сука, сука, сука! Ну нет! За что?! Молчи, ублюдок! Ты должен был сдохнуть на той гребаной площади! Ты должен был остаться в теле монстра! И плевал я, насколько это аморально! Почему, дьявол, я вообще должен беспокоиться о тех, с кем нас связывает только одна кровь? Я хотел забыть о родителях… Я хотел сконцентрироваться только на Кайле… Кайл, Кайл, Кайл… Ничего не изменится, Лекс, успокойся… Чтобы он ни сказал, все в прошлом… Только он — твое настоящее. Только он, он, он! — О, простите, я не представился! — Сукин сын улыбается, а мне хочется перерезать ему глотку и смотреть, как станет захлебываться нашей общей кровью. — Мое имя — Майк. Майк Картер.