Light Captivity

— Я не делал этого… Я не делал этого… Повторяет в который раз, судорожно сжимая руки в кулаки и едва сдерживаясь, чтобы не сорваться. Дрожащими руками скидывает одежду, убирает оружие и даже не поворачивается ко мне, когда говорит — все равно не последует ответа. Я не могу вымолвить ни слова. Меня будто огрели чем-то тяжелым или завязали рот, как в Зоне Мутантов. Я настолько пуст, что вымолвить хоть что-то — пытка. По этой причине я не сказал Лексу, что ему нет смысла что-то отрицать и оправдываться: я вселился в тело Тео и видел все собственными глазами. Меня хватило только на то, чтобы войти в покои и приказать ему собирать вещи и убираться. Я впервые за столько месяцев искренне не хочу его видеть. Не хочу слышать голоса, не хочу прикасаться, не хочу ничего выяснять. Он сделал так, как ему угодно. Как всегда. Я не знаю, что именно произошло ночью. Я не хочу больше вселяться в тело Тео, чтобы слушать их разговор, если он, конечно, был — с меня хватит. Я уверен лишь в том, что Лекс в очередной раз взбесился, обезопасил себя, убрал неугодного и даже не почувствовал вины. Для него это было таким рутинным делом, что он умудрился вернуться ко мне в постель и на утро пытался переспать со мной после убийства моего друга. Тошнит от самого себя. От того, что Тео был прав — я позволил Лексу слишком много. Я посчитал, что действительно дорог для него, что он изменился, что он не способен причинить мне вред. Я дал ему много свободы, я возвел его над остальными магами, я боготворил его, я восхищался и гордился им, я был уверен в его преданности после ситуации с Кассией. И, вероятно, это моя вина. Моя вина в том, что я забыл: Лекс — это все еще тот красный маг, который сжег лагерь искупления, несмотря на мой приказ, который раскромсал семью Дэнниса, а сейчас может смеяться над этим ему в глаза. Глупый, Кайл, какой же глупый. Посчитал, что со мной все будет по-другому. Что меня он будет слушаться, даже если не стану контролировать его. Но нет. Видимо, все это время я ошибся и упорно не замечал очевидного. Того, о чем говорил Джейкоб. Лекс чувствует в замке безнаказанность, вторили мне слуги и революционеры. Лекс ведет себя высокомерно. Лекс не сдерживается в выражениях. Лекс вальяжно приходит на чужие тренировки и вызывает белых магов на бои, заставляя позорно проиграть. Лекс провоцирует графов и императорскую свиту. Я столько раз говорил об этом с ним… Мне казалось, он поймет, если я просто попрошу его, но теперь это перешло все границы. Теперь он сделал то, на что не пошли бы ни Кассия, ни Джейми. И я надеюсь лишь на то, что Лекс настолько забрался мне под кожу, одурманил, все эти недели был так нежен и внимателен не для того, чтобы пользоваться положением в замке. Надеюсь хотя бы на то, что убийство Тео — это его порыв безумия, возникший от безнаказанности, а не логичный итог. Надеюсь, что все это время не пользовался мной и сейчас сожалеет. Раскаяние — это, оказывается, порой такое необходимое чувство. Вспоминаю, как ночью мы не переспали перед сном, представляю, как после этого он поднялся с постели, натянул одежду и пошел… Закрываю лицо руками. Лекс мучительно медленно собирается и даже не смотрит на меня. Может, и правда стыдно? Или продолжает отрицать свою вину? Лгать мне в глаза даже сейчас? Он совсем не изменился. Когда я встретил его, он лгал мне о том, что красный король начнет с нами войну, что в его государстве достаточно сил, чтобы победить нас. И сейчас… Будто и не прошло этих долгих месяцев. Будто и не было этого: «Ты не представляешь, сколько у тебя власти надо мной». Или это не играло такой большой роли, как я надумал. Может, Лекс уже намекал мне на это утром. Мы защищаем друг друга и трахаемся. Этого он хотел? — Я не убивал его. — Голос увереннее, чем до этого. Отбрасывает вещи, поворачивается, и понимаю, что движется ко мне. Нет. Только не это. Только не сейчас. Не выдержу, если вновь попытается манипулировать мной. Он уже манипулирует. Потому что мы оба знаем, что я ничего ему не сделаю. За предательство я жестоко убил Джейми, раскромсал мутанта последнего города на огромной площади, посадил Кассию за решетку и приказал перебить ее народ. Но Лексу я не могу причинить столько боли. Я прогоняю его для того, чтобы не вспоминать все собственные страдания раз за разом, прогоняю, потому что вижу в нем собственную слабость. Никто не узнает правду. Я найду какого-нибудь союзника отца и повешу его на площади, признав его убийцей. На этом все закончится. Если о Лексе станут ходить слухи, они ими же и останутся. Что бы он мне ни сделал, я никогда не смогу погубить его. И как говорили Джейкоб и Тео, это безумно несправедливо. И я не хочу каждый раз видеть в Лексе собственную неспособность поставить Империю выше одного мага, который предал меня. Как я сказал ему еще в Зоне Мутантов, он важнее всего войска, всего народа. И уже тогда я подозревал, что моя одержимость им не приведет ни к чему хорошему. — Кайл, — говорит уже мягче, а я хочу закричать, чтобы он заткнулся. Чтобы не делал этого. Не причинял мне боль снова! Не выбивал из меня чувства. Для него сейчас это обычная игра. Сейчас он лишь ласково зовет меня после всего, что сделал, и наблюдает за моей реакцией. А я чувствую себя уязвимым, как никогда. Я чувствую себя вывернутым наизнанку. Я чувствую себя так, много мной попользовались, вынули все, что было внутри, и сделали пустышкой. — Кайл, почему ты не веришь мне? — спрашивает совершенно искренне, и я не знаю, чего хочу больше: ударить его или убежать и спрятаться. — Мы же вместе провели ночь, помнишь? Я никуда не уходил. Почему я не верю тебе, Лекс? Может, потому что ты лжешь, лжешь, лжешь мне прямо сейчас?! Делаешь из меня идиота и считаешь, что это нормально — столько времени упорно отрицать свою вину и провоцировать меня. — Я хочу, чтобы ты убрался. — С губ сами срываются слова, и я думаю о том, что нахожусь с ним слишком долго. Надеюсь, Дэннис немного навел порядок в замке без меня. И кто сейчас с Эриком? Я послал гонца к Нете, но вряд ли она уже приехала. Мальчишке хуже всех. Тео был для него семьей. Перед моим появлением они были вдвоем. У меня до сих пор стоит перед глазами ситуация, когда в лагере искупления Тео бросился защищать Эрика при малейшей опасности. Мальчик в свои одиннадцать и так потерял слишком много. Зачем ты так с ним? Зачем, Лекс? — А если я не уйду? — Пожалуйста, Лекс… — Пожалуйста, не заставляй меня вызывать стражников. Пожалуйста, не причиняй мне еще больше боли. Пожалуйста, хотя бы признай свою вину. Мне не хватило безграничной любви и нескольких попыток раскаяться от Джейми, но от тебя мне хватит обычного «Прости». «Прости, принцесса, я не хотел. Он начал провоцировать меня, и я сорвался. Конечно, я не пользовался тобой». Давай, Лекс, сделай хоть что-то не ради себя в этот момент. — С чего тебе вообще в голову пришло, что я мог сделать это, Кайл?! — кричит, а я опускаю голову, чтобы волосы падали на лицо, и чувствую, как из закрытых глаз по щекам катятся слезы. — Неужели все, что было между нами, для тебя чепуха?! А, принцесска?! Может, еще вызовешь стражников, чтобы меня вывели?! Я ведь для тебя… — Лекс, прошу, не… — Что?! Ты и правда считаешь, что я после, сука, стольких месяцев, пока я делал все, чтобы ты был в порядке, пока я спасал тебя из всего, чего угодно, пока я изводил себя сутками из-за того, что ты арестован, думал лишь о том, как бы тебе насолить?! — Ты мог совершить ошибку, Лекс, — смягчаюсь, почти начинаю умолять и не понимаю, почему это делаю я. Почему, дьявол, он убил моего лучшего друга, а я едва не падаю на колени и прошу его успокоиться?! — Просто расскажи, как все произо… — Ты оглох совсем?! — За пару шагов подходит ко мне, быстро поднимает с кровати, а я упираюсь ладонями ему в грудь, рыдаю уже в голос, умоляя отпустить, и он, не выдержав моей истерики, резко поворачивается меня к себе спиной и прижимает к стене. Напирает всей грудью, вдавливает, что едва не начинаю задыхаться, перехватывает за волосы и, должно быть, сдерживается, чтобы не разбить мне череп об эту стену. — Я не убивал его! Я не делал этого! Рассказать тебе, как было?! Мы занялись сексом, я обнял тебя, ты отключился, я заснул после тебя. Я проснулся на рассвете, смотрел на то, как ты спишь, и ждал твоего пробуждения. — А одежда?! — Ты сумасшедший?! Ты же сам достал ее ночью. Ты не помнишь? Кайл, ты не помнишь?! Я не помню только потому, что этого не было, Лекс. Ты решил совсем довести меня и сделать из меня безумца? Решил притвориться, что это не ты предал меня, а я просто сошел с ума? Может, скажешь, что я убил Тео, но тоже забыл про это? Даже хочу рассмеяться, но слезы продолжают душить. Пытаюсь вырваться, кричу, но зажимает мне рот, вдавливает в стену сильнее, и меня тошнит от того, что его тело прижато к моему. Я не чувствую ничего, кроме отвращения сейчас. — А теперь расскажи, как было на самом деле. Одна моя фраза — и Лекс не выдерживает. Хватает меня за волосы и несильно, но ощутимо бьет головой об стену. Я срываюсь на рыдания снова. Не из-за боли, это ерунда. Из-за собственной ничтожности. Из-за того, что он, убив моего друга, позволяет себе тесно жаться ко мне, пихать пальцы, на которых еще недавно была чужая кровь, в мой рот, бить ни за что, а я не могу ничего сделать. Я физически слабее его, и он прекрасно пользуется этим. — Ты неблагодарный ублюдок, Кайл. После всего, что я сделал для тебя, ты продолжаешь упорно обвинять меня. Ты не доверяешь мне. Но после убийства мутантов, после захвата престола, я был едва не единственным, кто во всем поддерживал тебя. И продолжаю. Я столько раз говорил тебе, что вокруг тебя крутится весь мой мир. А сейчас… Сейчас ты обвиняешь меня в убийстве, Тео? Серьезно? Можно подумать, я не знал, как он дорог для тебя. Можно подумать, я специально причинил боль тому, по кому схожу с ума. Теряюсь, но вовремя понимаю, что он вновь словами о любви пытается вывести меня на эмоции. Чтобы я расчувствовался, проникся им, вспомнил про наше общее прошлое и, как полный идиот, поверил в его чушь. — Я не верю тебе, потому что вселился в тело Тео и видел то, что произошло. — Как ты умудрился увидеть того, чего не было, малыш?.. А вот теперь попадает. Вот теперь побеждает меня в тот момент, когда от этого ласкового «малыш» у меня подламываются колени. Теперь не прижимает к стене, не держит. Теперь перехватывает, помогает стоять на ногах, целует в затылок и забирается ладонями по рубаху. Я застываю, пораженный тому, что он и правда делает это, и даже не могу сопротивляться. Нет сил. Губы дрожат, по щекам стекают слезы. Нежно целует в шею, а я ощущаю, как отвращение и наслаждение сливаются друг с другом. Наслаждение лишь от тактильного контакта и моих чувств к нему, а отвращение от всего остального. Например, от того, что он вместо извинений просто добивается моей слабости через поцелуи и прикосновения. Например, от того, что на его руках, которыми он гладит мои живот и бедра, кровь Тео. Что ты творишь, Лекс?.. Что ты делаешь?.. — Ты чувствуешь? Чувствуешь, что я бы никогда не причинил тебе вред? — томно шепчет на ухо, аккуратно расстегивает одежду и поднимает мою ногу. Но ты уже причиняешь, Лекс. Прямо сейчас. Причиняешь, когда готов меня взять не потому, что я хочу этого, а потому, что позволяю. Попросту не могу сопротивляться. Не знаю, могу ли винить его в этой глупости. Возможно, он просто не осознает, как по-другому. Не знает, что иногда от ласк бывает еще хуже и больнее, чем от ударов. Не может и представить, что, несмотря на мои чувства, я могу не хотеть, даже если отчаянно пытается расслабить меня. Сознание медленно начинает ускользать, и я уже не совсем понимаю, зачем медленно раздевает меня, гладит по телу, целует в нагие плечи. Чтобы окончательно вывести меня из равновесия? Чтобы подарить хоть немного тепла и заботы в последний раз перед расставанием? Чтобы убедить меня в том, что маг, который так ласков ко мне, не мог убить моего друга? Зачем все это? — Я знаю, как тебе больно, — тихо говорит, ставит мою ногу на стул, и когда я чувствую, как разгоряченно дышит мне в плечо, наконец будто просыпаюсь. Пихаю его в плечо, бью локтем в солнечное сплетение, не жалея силы, отталкиваю, вновь срываюсь на рыдания. Он выглядит таким растерянным, будто действительно думал, что делает все правильно. Даже не знаю, смеяться мне или плакать. Винить его в такой бесцеремонности или себя в том, что не научил его проявлять свои чувства иначе. — Я испытываю эту боль по твоей вине. — Вдруг мой голос мгновенно перестает дрожать. Срабатывает защитный механизм, и я закрываюсь от Лекса, чтобы вновь не показать ему свою слабость, не позволить вновь одурманить меня. Закрываюсь настолько, что, посмотрев в зеркало, вижу на разбитого мага, у которого умер лучший друг, как несколько минут назад, а бесчувственную пустышку. Мгновение — и переключаюсь. — Нет смысла ничего отрицать, Лекс, тебе это не поможет. Или ты просто хочешь меня? — Нет. Это не… — Тогда убирайся. Если у тебя есть еще хотя бы капля уважения или чего-то еще ко мне, ты сейчас же соберешь свои вещи и покинешь мои покои. — Кайл… Кайл, я говорил правду. Все мои слова — правда! Кайл! — Хватает меня за руки, когда я собираю с пола одежду, дрожащими руками натягиваю ее на себя, смотрю в пол, чтобы не разрыдаться снова. — Не делай этого. Прошу, принцесса, поверь мне. Поверь мне, Кайл! Закрываю глаза, стараясь медленно дышать через нос, и, хотя все в груди рвется к тому, чтобы попробовать дать ему шанс, попробовать довериться ему, я отгоняю эти мысли. Нельзя прощать того, кто даже не просит об этом. Того, кто продолжает лгать. Нельзя, Кайл. — Знаешь, Лекс, всех, кто предал меня, ждала жестокая расправа. Ты и сам помнишь. Я же не трогаю тебя. Не трогаю, потому что… потому что мне не плевать. К сожалению. Я не прошу тебя выйти на площадь и публично признаться в убийстве, не прошу упасть на колени и раскаиваться, не прошу даже уйти с должности, на которую я тебя поставил. Я прошу просто покинуть мои покои. И мою жизнь. — Кайл… — Ты добился своего, Лекс. В замке ты стремился получить высшее положение? Ты получил. Хотел убрать недругов? Хотел выйти чистым из воды? Вышел. Своим поступком ты потерял только меня. Но ты ведь справишься с этим, правда? Он нечитающимся взглядом смотрит на меня, и в его глазах столько неприкрытой боли, что мгновенно мне хочется возразить, отвернуться, закричать на него. Не ты должен так смотреть сейчас! Не ты должен страдать! Это твоя вина! Это только твоя вина! Не могу больше терпеть. Это не мое дело — в какую комнату он переедет, как будет справляться с этим. Я верно подметил, мы с Лексом так и остаемся союзниками, он все еще моя правая рука и лучший воин, но нас больше не существует. Я мог бы простить ему все, что угодно. Но только не это. Только не убийство. Только не предательство. Выхожу из комнаты, больше не собираясь ждать, когда он заберет вещи и стараюсь делать вид, что не слышу этого «но мне нужен только ты». Стараюсь не обращать внимания, чтобы не впасть в отчаяние снова и не пожалеть о своем решении. Закрываю дверь, делаю всего два шага и слышу, как в моих покоях он с криком разбивает зеркало. Жмурюсь, смаргиваю слезы, прохожу по коридору и оставляю его одного. В голове назойливо продолжают крутиться его слова. *** — Ты знаешь, кто это сделал? Глажу Эрика по голове, прикусываю губу, осознавая, что в первый раз намереваюсь солгать ему. Он поднимает меня взгляд и смотрит так искренне и с такой тоской, что я сразу перестаю сомневаться в своем решении бросить Лекса. Хотя бы потому, что он причинил боль Эрику и даже не подумал об этом. Сначала Эрик потерял отца, потом брата, потом мать, потом Тео… Кто будет следующим? Кто еще причинит боль этому ребенку? — Нет. Но постараюсь выяснить это как можно скорее. Кивает, а я кусаю губы, чтобы не сорваться и не сказать ему правду. Нет, нельзя. Эта тайна разъест меня изнутри, но умрет вместе со мной. Только так. Никак иначе. В конце концов, в произошедшем есть и моя вина. Я не поставил Лекса на место, не поговорил с Тео, не решил их конфликт. Я пустил это на самотек, слишком много думал о Натане и войне с черными магами, и это привело к трагедии. — Это несправедливо, — задумчиво, но без намека на плаксивость говорит Эрик, и я поворачиваюсь к нему. Он смотрит в одну точку, почти не шевелится, и я ужасаюсь, когда вижу, что его глаза настолько же стеклянны, как и мои. С каждой смертью характер Эрика ожесточается, и я в нем уже трудно разглядеть невинного ребенка. Он ведет себя намного взрослее своего возраста. В нем скрыта какая-то странная, едва ощутимая внутренняя сила. — Мы восстановим справедливость, правда? — Эрик… — Мы обязаны отомстить, — говорит так же спокойно, и у меня застревает в горле ком. Завтра утром он пойдет тренироваться с Лексом и даже не узнает, что тот, кого он по-настоящему ненавидит, усмехается вместе с ним, подает оружие, учит делать броски. И я надеюсь, что никогда не узнает. — Наша месть справедлива. Не знаю, Эрик… Не знаю, бывает ли месть справедливой. Один маг, с которым я отчего-то тесно знаком, с такого же возраста сражается за справедливость. Однако в борьбе за ней, в погоне за благородной целью он стал монстром похуже мутантов Лесов Смерти. Он стал тем, кому хочется поклоняться и кого хочется убить. И, Эрик, это не твоя судьба. Не твоя дорога. Я знаю, ты лучше нас всех. Лучше меня. Лучше Натана. Лучше Лекса, Джейкоба, Неты и Дэнниса. Только, пожалуйста, не повторяй моих ошибок и… — Не поддавайся слепой мести, малыш. Она сожрет тебя раньше, чем ты сможешь причинить кому-то боль. — Но разве это не правильно? Отомстить за того, кто тебе был дорог? Причинить боль плохому магу? — Насилие не бывает правильным, — слабо улыбаюсь, глажу Эрика по щеке, наблюдая за тем, как он внимательно слушает меня. — И, Тео, кстати, почти единственный, кто всегда это понимал и никогда не отступался от этого закона. — Почему единственный? Усмехаюсь, удивляясь тому, как Эрик легко ловит контекст и хватается за слова. Он так повзрослел. Почему я не обращал на это должного внимания? Почему стал уделять ему меньше времени? — Еще был один маг. — Прикусываю губу, сжимаю ладонь Эрика в своей. — Ее звали Эвелин Вилсон. Это моя сестра. Эрик расширяет глаза, но ему уже хватает мудрости, чтобы сдержать любопытство и лишь задумчиво кивнуть. Я благодарен ему за это. Если бы он попросил меня рассказать про Эвелин, это бы окончательно добило меня сегодня. Слышу чьи-то шаги, оборачиваюсь, замечая Майка, который слабо улыбается мне, машет встрепенувшемуся Эрику. Сегодня я рад, что Майк со мной, как никогда. Дэннис сказал, что тот во время моего отсутствия помог унять панику, нашел общий язык с дезилийцами и приказал отмыть тело Тео от крови. Забавно то, что я всегда считал Майка обузой, а он стал один из немногих, кто оказался на моей стороне и поддержал, когда было необходимо. На мое «спасибо» он лишь отмахивается, разговаривает о чем-то с Эриком и, судя по улыбке мальчика, пытается немного отвлечь его от горя. Я благодарен и за это. Потому что как я могу сам отвлечь кого-то от страданий, если не могу освободить от них даже себя? Как я могу подбодрить Эрика, если не способен даже сказать ему правду? Что-то меня подсказывает, что эта тайна доведет меня до отчаяния. Не знаю, сколько я смогу таить ее в себе, да и решусь ли когда-нибудь кому-то поведать ее. Майк улыбается, немного стеснительно оборачивается через плечо, и я киваю, поймав его взгляд. Почему-то мне стыдно перед ним тоже. Он даже не представляет, что Тео, с которым он вроде бы сблизился, убил тот, кто носит его кровь. Тот, кто ненавидит его еще больше, чем самого Тео. Майк говорит Эрику идти в кровать и обещает, что придет чуть позже, а сам садится рядом со мной. Я не знаю, как начать разговор и не сболтнуть лишнего, поэтому молча отворачиваюсь и разглядываю руки в тонких черных перчатках. Майк кладет мне ладонь на плечо, и я расслабляюсь. Черт знает, почему его присутствие успокаивает меня. Может, в нем есть нечто человечное, что давно потухло и во мне, и в Лексе. Может, он вырос в мирное время, был воспитан совсем иначе, не пережил тяжелых событий до рокового Дня Мира, и в нем есть отголосок этой счастливой жизни, безоблачного периода в нашей истории. А может, магия тянется к нему из-за крови Лекса, текущей по его венам. Надо же, а ведь именно поэтому я его спас. Именно из-за чертовой крови Лекса. Даже досадно почему-то. Несправедливо, как сказал Эрик. Майк точно заслуживает того, чтобы его спасали из-за желания, а не из-за того, что он чей-то дальний родственник. — Тебе нужно отдохнуть не меньше, чем Эрику, — с улыбкой говорит он, и я киваю, даже не зная, можно ли вообще на это что-то возразить. А потом вспоминаю, что творилось в моей комнате утром, и с ужасом лишь надеюсь на то, что Лекс попросил слуг убрать разбитое стекло, или они догадались сами. Даже это гребаное зеркало будет напоминать мне об его уходе. Да что там. Все будет. — И тебе. Ты прекрасно помог мне. Спасибо, Майк. Я был бы рад, если бы ты помог мне с поиском… — Я знаю, кто убийца, Кайл, — говорит вдруг так неожиданно, что я сглатываю, неуверенно смотрю на него и не хочу, чтобы он называл имя. Одно дело — называть Лекса предателем в своих мыслях, другое — слышать из чьих-то уст. — И ты тоже. — Как ты догадался? — Нож. И накануне Тео признался мне, что чувствует, будто… он затевает нечто нехорошее. Почувствовал он… Почувствовал. И почему же ты не сказал об этом мне, Тео? Почему? Знал, что я не отреагирую? Боялся, что я скажу, что это вздор? Возможно, и правда сказал бы. Что бы ни произошло, я уже поплатился за свою глупость и нездоровую одержимость Лексом. — Пожалуйста, Майк… — Запинаюсь. Почему-то кажется унизительным о чем-то умолять его. Умолять ради того, кто предал меня. Того, кто, должно быть, сейчас страдает не меньше моего. Но страдает хотя бы заслуженно, а не потому, что мне это внезапно взбрело в голову. — Пожалуйста, никому не говори об этом. Я понимаю, как это безнравственно и эгоистично, но… — Я спрятал нож, как только его увидел, Кайл. Я это сделал для того, чтобы, помимо меня и тебя, никто ничего не понял. Я не собирался прочить на Лекса. То есть выдавать его. Несмотря на наши… разногласия, он моей крови, он в моем роду появился на свет, и я не могу предать его. Более того, извини меня, но я знаю о вашем… союзе. Я сразу догадался, что ты никому не расскажешь, и посчитал, что я, значит, тоже не должен. — Спасибо, Майк. Правда, спасибо, — говорю, и он будто расцветает. Ему так лестны мои благодарности, что даже краснеет, часто кивает, видимо, не зная, что еще нужно сделать. — И у нас… с Лексом больше ничего не может быть. Я не прощу ему этого. — Мне очень жаль, Кайл, — выдыхает Майк, искренне и смущенно улыбается, но в его улыбке столько щемящей сердце грусти, что мне не хочется на нее смотреть. — Знай, что в любом случае я на твоей стороне. После всего, что ты для меня сделал, и не может быть иного пути. И что же я сделал для тебя, Майк? Знал бы ты, из-за чего я воскресил тебя. Знал бы, как долго я жалел об этом. Добрые поступки, совершенные без цели, совершенные случайно, продолжают ли считаться добрыми? Не знаю. Но героем я себя точно не ощущаю. С кем угодно, но только не с Майком. Сейчас даже кажется я обязан ему гораздо больше, чем он мне. — И как тебе? Оказаться в этом мире? Снова магом? Майк усмехается. — Не скажу, что здесь радостно душе, — признает он, и я невольно отзеркаливаю его улыбку. — Я никогда не думал, что меня будет кто-то ненавидеть, поэтому к этому трудно привыкнуть. А еще я очень боюсь войны. Хотя и не принимаю в этом никакого участия, мне страшно. Но, знаешь, Кайл, это все равно лучше, чем жизнь мутанта. Здесь я хотя бы могу быть полезен, а не проживаю жизнь зря, просто вредя. И здесь есть ты. — Это… неожиданно. — Немного не понимаю, что он имел в виду, и даже боюсь, что у него возникнут чувства ко мне из-за благодарности за спасение жизни, а я не смогу дать ему ничего взамен. Хотя нужно ли ему? Нужно ли, если впервые за столетие чувствует себя живым и считает, что я — виновник этого безумия? — Но я счастлив, что все получилось именно так. Майк слабо улыбается, кладет ладонь мне на плечо, и магия, которая весь день была на пределе, как и я, медленно успокаивается.