Light Captivity

Четверо суток будто в прострации. С ожиданием чего-то ужасного и полным отчаянием. С пониманием, что лучше уже не будет. И если у Империи в победе есть шанс, то у меня в пробуждении собственной души — уже нет. Все становится только хуже, и я не осознаю, к чему приду в итоге, и боюсь даже думать об этом. Помимо того, что первые лучи солнца, которые раньше наполняли меня энергией, теперь ассоциируется с потерей, когда просыпаюсь и тянусь рукой влево, но ощущаю только холодные простыни, с моей магией происходит нечто странное. Я то вселяюсь в чьи-то тела, не отдавая себе отчета, то, напротив, не могу использовать ее по назначению. Я думал, что раньше был одержимым, но нет… Нет, это приходит только сейчас. Мысли в голове не дают покоя, и теперь я не могу спокойно ходить по замку — везде вижу предателей. Кажется, что если даже Лекс предал меня, то кто-то другой, кто не так близок мне, тем более, на это способен. Кажется, без Лекса, который пусть и пытается несколько раз поговорить со мной, вообще нет поддержки. И даже Майк, в покоях которого провожу больше времени, чем в собственных, не способен поддержать меня. Наверное, никто не способен. Добиваю себя сам. Разрешаю Эрику ходить на тренировки с Лексом, а потом прихожу и слежу за ними. Наблюдаю, как Эрик беспрекословно подчиняется указаниям Лекса, даже улыбается, когда тот отшучивается, ведет себя, будто ничего не произошло. Мальчишка не понимает, что кинжал его учит метать тот, кто воткнул этот кинжал в Тео. Это причиняет изощренную боль, которая становится как наркотик за эти несколько дней. Почему-то кажется правильным, что я испытываю ее, что захлебываюсь в ней, что плавно, мучительно медленно иду на дно. Вероятно, я заслуживаю этого. Или этот конец слишком логичен, чтобы быть другим. Нета почти все время проводит в замке, видимо, осознавая, что я не справляюсь. Присутствует на переговорах, на которых собираются еще Дэннис и Лекс. Я ничего не говорил Нете, но она будто понимает все и так. Видит по моим неуверенным движениям и неумелым попытками Лекса остаться со мной наедине. Я уже помню, что он захотел сделать, когда мы после смерти Тео мы остались наедине. Чем сильнее я хочу выбросить его из головы, тем хуже у меня это получается. Точнее, не получается совсем. Думаю о нем только еще больше. Даже хочу вселиться в тело Тео, чтобы посмотреть, что случилось перед убийством, чтобы хоть как-то оправдать Лекса в собственных глазах, но у меня ничего не выходит. Магия будто играет со мной: то покидает тело, то возвращается с новой силой. Зато Майку больше не становится плохо. Он не кричит ночами, не зовет меня, не просит потратить на него энергию. И от этого факта, казалось бы, должен быть наоборот: магия должна, напротив, быть лишь сильнее в моем теле, но… С ней происходит нечто странное. И тут же появляется вопрос: кто на самом деле от кого зависит? Майк от меня или все-таки наоборот? Почему он чувствует себя отлично, не связываясь со мной магией, а я потерян в собственном теле? Этот вопрос задаю Нете, но она лишь пожимает плечами. И сейчас, за несколько часов до сражения, — мне еще вчера было донесено, что войско Натана приближается к границе — мы обсуждаем именно это. Меня уже тошнит от военных тем, от тактик, от планов и карт. Последние трое суток мы почти все время с Дэннисом занимались именно этим. — Ты же понимаешь, что я не могу сказать тебе, чего ожидать от Майка, — говорит Нета, растерянно перебивая пряди своих волос. Впервые я замечаю, что ей тоже не плевать, что будет с нами через несколько часов. Она понимает, что ближайшее сражение роковое. Оно решит, войдет ли войско Натана в мое королевство или останется за его пределами. Оно решит все. Оно решит, превратится ли самое красивое место, которое я когда-либо видел и в котором вырос, в руины. — Ты сам видишь, он появился слишком резко. Раз — и твоя магия отреагировала на него. И теперь он живет в замке и даже пытается помогать. Я не знаю, как он может быть связан с тобой хотя бы потому, что я никогда не сталкивалась с чем-то подобным. Да что там, никто не сталкивался. Только тебе удалось только с помощью своих сил превратить мутанта обратно в мага. — Я думаю, черные маги способны на это. Они ведь сделали наоборот. А так как во мне черная энергия… — В тебе магия Пророка, Кайл, — хмыкает Нета. — Это совсем другое. И это кажется великолепным только на первый взгляд. Я могу честно признаться, что опасаюсь тебя. И все должны бояться. Боялись бы, если бы хотя бы на секунду представили, на что ты способен. — Сам бы я знал, на что способен. Ну, то есть порой складывается ощущение, что я полностью контролирую свои силы, а потом вдруг появляется нечто, о котором ранее я не подозревал. — К сожалению, никто не сможет просто взять и перечислить твои способности, Кайл. Тебе только кажется, что я знаю о тебе все. Господи, я же рассказала тебе почти все, что мне известно. Ты доверил мне Кристалл, но я не способна ничего с ним сделать. Ты постоянно обращаешься ко мне, но… — И ты действительно помогаешь, — улыбаюсь, осознавая, к чему она ведет. Однако это скорее волнение, чем неуверенность. Просто волнение перед боем. — Мне тут приснился сон, Кайл, — она усмехается, но в ее улыбке просвечивает что-то, напоминающее боль. В Нете таится всего слишком много. В ней сотни жизней других магов, в ней тысячи секретов и чувства, будто замороженные ее собственной магией. Иногда кажется, что она — сама смерть. Лицо смерти. Иначе почему на ее долю выпала столь ужасная магия? Разговаривать с душами умерших великолепно только на первый взгляд, верно, Ведьма? — И я подумала, что мы во многом похожи. Вот это ирония, да? Я предала отца так же, как ты своего. Мы оба выбрали долг вместо семьи. — А сейчас? Если бы ты знала, к чему все это приведет, ты бы сделала точно так же? Я уже понял, что представляет Пророк, но ты бы предала Геулу, если бы знала, что все равно не убьешь меня? — Напрямую Геулу я не предавала. Я выполняла их условие, поэтому отправилась вместе с тобой и сбежала из королевства черных магов. Рассказать тебе, каков был их план? Отец и Геула хотели привести тебя к победе и сделать это подвигом. Они желали помочь тебе покинуть наше королевство, а потом привести тебя к завоеванию престола в Империи. Впрочем, ты справился без чьей-то помощи. Но вот потом… Потом, когда свершилось предсказание, Пророк бы исполнил волю Калеба, передал Кристалл Натану и избавился бы от тебя. Так как Геула и отец этого сделать не могут, эта задача легла на мои плечи, но, как ты уже понял, я хотела убить тебя до предсказания, поэтому мне плевать на их планы. — Это чудовищно. — Мотаю головой, осознавая, что, если бы Пророк выжил, мы бы были лишь пешками в его игре. Его планы самые ужасные из всех, которые я когда-либо слышал. Он придерживался определенной цели, он спятил и пытался довести дело до конца. Пытался искупить вину перед уже мертвым Калебом за счет других магов. Действительно, Натан, по сравнению с ним, благороден. Он хотя бы добивается признания своего народа, могущества, а не хаоса и неоправданного насилия. — Как же Геула? Почему она пошла на это? Твой отец подчинил ее себя? — Господи, Кайл, я умоляю тебя. Моя сестра была сукой. — Нета улыбается как-то хищно, и в ее глазах столько ненависти к своей семье, столько отвращения уже к мертвой сестре, что у меня по спине пробегает холодок. — За мнимым порядком, послушанием и напускной невинностью она скрывала свою истинную сущность. Видимо, ей, как старшей сестре, передались все гены отца. — Нета смеется. — Если отец был по-настоящему одержим Калебом, то Геула — Натаном. Она не придерживалась с ним своих целей, как отец, она любила и ненавидела его. Если я в междоусобных воинах помогала отцу, разведывала информацию, потому что он приказывал, то Геула обезумела. Она по указу отца спустила на тринадцатилетнего Натана собак, в то время как все уже смирились с его правлением и никто не ожидал этого для того, чтобы сделать его сильнее. Она серьезно думала, что они с отцом придерживаются благородной цели и снимают с него обузу, когда Праведники изнасиловали и убили его мать. — Она была чокнутой, — признаю, и Нета смеется снова. Почему-то у меня складывается ощущение, что ей даже становится легче — она столько времени таила ненависть к семье, наверняка боясь в этом кому-то признаться. Все-таки большинство магов считают семью центром мира, а черном королевстве, где преобладают традиции и религия, идея чистой фамилии вознесена в культ. Нете нужно было увидеть того, кто так же согрешил. Так же отказался от семьи, так же выбрал престол вместе честной жизни, так же не стесняется говорить об этом. Должно быть, Нета видит во мне того грешника, который из-за собственных ошибок не способен никого осуждать. И, возможно, это правда. *** Чем ближе к полю боя мы подъезжаем, тем четче я понимаю, что со мной что-то не так. Вроде бы догадываюсь, а потом забываю собственные мысли. Вроде бы здесь, а продолжаю витать в облаках, даже не осознавая этого. Боюсь? Или магия охватила и тело? Магия, которой почти не чувствую, несмотря на приближение Натана и то, что уже вижу его войско вдалеке. Оборачиваюсь и замечаю взгляд Лекса на себе. Он едет рядом, даже пытается снова заговорить со мной, но я и так полностью разрушен и без его слов. Я и так не знаю, как буду руководить боем, пока теряюсь даже в своей армии. Надо бы позвать Дэнниса и сказать, чтобы он многое взял на себя… Надо бы… Лекс зовет меня, и я вцепляюсь в лошадь, будто боюсь упасть с нее. Не оборачивайся, Кайл! Успокойся! Дыши! А мы медленно подходим к нужному месту… Мы упрямо приближаемся, несмотря ни на что, как нечто неизбежное, как настоящая катастрофа. А я думаю лишь о том, что эти маги вокруг меня могут быть мертвы через несколько минут, и их напряжение на лицах — последнее чувство, которое они испытывают. Я что-то хотел… Кого-то хотел позвать… Неважно. Сейчас надо думать о бое, сконцентрироваться на нем… Кажется, что могу почувствовать энергию Натана, его внутреннюю силу через всех этих солдат. Кажется, что вижу его насквозь, когда лишь встречаемся глазами. Я впереди войска, как и он. У него по двум сторонам маги, которых я смутно помню, у меня — Лекс и Дэннис. На одного я не могу смотреть, а другой едва его выдерживает. Осознав это, почему-то я думаю о том, что мы слишком слабы. Что у нас нет ни малейшего шанса против огромной армии, что мы умрем точно так же, как войско белых магов, а потом с нас сорвут одежду и оставят тела сгнивать. Трупы трудно будет найти, трупы занесет снегом. А снег, будто в подтверждение моих мыслей, начинает валить все больше и больше. Хлопьями опускаться на ровную поляну и запутываться в наших и одеждах врагов. Ничего… Снег скроет наши потери, позаботится об окровавленных, потерянных телах… Холод пробирает до кончиков пальцев. Сегодня особенно морозно. Лошади непослушны, им трудно бежать по сугробам и, тем более, будет трудно сражаться с врагами. Перед отправлением я приказал своим воинам не отступаться даже от позорных нападений. Плевать, как вы убьете врага. Главное — не умрите сами. Если понадобится, стреляйте в лошадь, если не хватает оружия, прямо на поле боя сдергивайте его с трупов. К черту эту честь дезилийцев. На войне нет чести. И черные маги это понимают, как никто другой. Натан никогда не заботится о том, как его воины убьют врага, скольких именно солдат они перебьют. Для него имеет вес только результат, остальное — ненужные детали. Для меня тоже. Касается моей спины, и я прикрываю глаза, стараясь не сбить дыхание. Отойди от меня, Лекс! Уходи, уходи! — Если со мной что-то случится, знай, что мне жаль о том, что произошло с нами. Нет, Лекс, ты не прав. Нет никаких «нас». И если бы тебе было хотя бы немного жаль, ты бы признал свою вину. Если бы ты по-настоящему дорожил мной, ты бы не убил Тео. В этом вся проблема, Лекс. Нельзя разговаривать о том, чего не существует. О том, что ты сам разрушил. Он еще долгим взглядом смотрит на меня, но я не отвечаю. Он выступает немного вперед, и я знаю, что побежит одним из первых, примет на себя удар, как мы и планировали. Примет и справится. Разве может быть иначе? Разве с ним может что-то произойти? Это же Лекс, который выживал даже тогда, когда это считалось невозможным. Лекс, который ради своей цели пошел по головам и ведь добился своего — стал одним и самых уважаемых магов в Империи. Он ужасный маг и возлюбленный, но великолепный воин. Если мы победим, он будет одним из тех, кто принесет победу, я уверен. Оборачивается через плечо, видимо, все еще ожидая от меня ответа, и мне действительно хочется сказать обыкновенное «удачи», но не поворачивается язык. И он, почему-то покачав головой, больше не смотрит в мою сторону. Мне настолько больно, что я не чувствую этого. Настолько, что это затупилось, спряталось за маской безразличия, и почти неотличимо. И меня это устраивает. Удобно — отключать себя от переживаний хотя бы на момент боя. Черные маги переходят реку, покрытую льдом, разделяющую нас, и ступают на землю дезилийского королевства. И вот сейчас терять нечего — я отдаю приказ первым и едва узнаю свой голос. Я поднимаю руку и через торжественный крик призываю свой народ идти на самоубийство. Первым выступает простой люд, который не имел раньше отношения к боям. Вместе с Лексом, разумеется. Позже к ним присоединяются остатки белой армии, красные маги, революционеры, мутанты Джейкоба. Не остается никого, и лишь я наблюдаю за битвой и немного отхожу назад, в отличие от Натана, который так же, как и его солдаты, бросается в бой. Я видел уже десяток сражений, но, наверное, никогда не смогу привыкнуть к ним. Они — нечто противоестественное, нелогичное, неправильное. Столкновение двух враждующих сил подобно кровавой бане, в которой люди отдают свои жизни бесцельно, даже не зная, зачем они это делают. Сталкиваются, как волны в море, разбиваются друг об друга, уничтожают себя, а потом сходятся с новой силой. Мнимое спокойствие, дремота зимы прерывается в один миг. В миг, когда отовсюду слышатся звуки сражения, крики, ржание лошадей. В миг, когда снег окрашивается в темно-красный, а запах свежести перебивает вонь крови, пота и трупов. Я один не принимаю участия и наблюдаю за этим хаосом, и почему-то это выглядит чудовищно. Будто я придумал эту гребаную войну, обрел всех этих магов на смерть. Я… Только я… Губы дрожат. Земля дрожит. Какими бы воины обученными ни были, большинство из них испуганные, ничего не осознающие, борющиеся с желанием сбежать и все время оборачивающиеся на меня. Они как беззащитные животные, которые внезапно должны стать хищниками. Которым внезапно кинули один кусок мяса и закрыли клетку. Однако среди воинов есть и те, кто чувствует себя уверенно на поле боя. Те, кому, казалось бы, нечего терять. Они настолько очерствели, их душа настолько прогнила, что они не видят в убийствах ничего противоестественного — они, пронзая грудь противников, выполняют рутинную работу. И они сражаются так, будто им совсем нечего терять, будто отчаялись настолько, что это сражение — центр их жизни. В основном это революционеры и, конечно же, Лекс. Не знаю, почему эта мысль не пришла в мою голову раньше, но Лекс бы прекрасно вписался в войско черных магов — он не жалеет никого. Бежит в самое пекло, должно быть, ощущая себя неуязвимым и режет магов с особенной жестокостью. Так, чтобы не просто свалить с лошади — так, чтобы не оставить ни единого шанса выжить. И черные маги — те, которые служат Натану, те, которые избивали меня, — начинают бояться его. Не все, но некоторые, более неуверенные, отбегают в сторону, когда видят его приближение. Некоторые, напротив, бегут на него, но наша ссора точно дает ему силы, наполняет еще большей злостью и жестокостью — он попросту не оставляет противникам шанса. Даже если бы я не знал его, я бы обратил на него внимание. Лекс — слишком яркая фигура даже на поле боя. И в этот момент мне приходит в голову ужасная мысль, которая заставляет поежиться. Что, если он знал, что так будет? Что, если специально хотел раззадорить себя или убил Тео? Так, Кайл, это вздор! Это невозможно, невозможно! Натан тоже замечает Лекса, и я даже напрягаюсь, но они расходятся на поле боя. Отвлекаюсь от Лекса, когда Натан что-то кричит, и, проследив за его взглядом вижу, как копье попадает в грудь его полковника. Тот падает с лошади, захлебывается снегом, трясется, как в истоме, и хрипит. Взгляд Натана на секунду становится стеклянным, и он несколько мгновений смотрит на труп полковника, смотрит по сторонам в поиске убийцы, но потом, будто очнувшись от сна, бросается в бой. Не замечает, что убийца в нескольких метрах от него. Дэннис сталкивается со мной взглядом, и я улыбаюсь ему. Да, Лекс, в лайбаунском королевстве тебе не повезло с противником. Дэннис же, однако, не бросается в бой так отчаянно, как многие революционеры и Лекс, не рискует жизнью зря, не убивает с наслаждением и не бежит в самое пекло. Дэннис, как всегда, расчетлив и чудовищно холоден, и они с Лексом составляют отличный контраст в моем войске. Белые маги, на которых я мало рассчитывал, оказываются способнее, чем я думал. Многие погибли, но некоторые продолжают бороться, убивать соперников, хотя раньше никогда не участвовали в боях. Но, наверное, на войне дело не только в умениях. Дело в основном в желании убивать и мстить за свой народ. Это движет белыми магами. Это — ключ их успеха. Наши силы примерно равны. Несмотря на то, что у Натана больше обученных воинов, революционеры и Лекс намного сильнее большинства черных магов и выполняют работу чуть ли не пятерых. Численность тоже совпадает. Даже не угадать, к чему приведет бой. Да и приведет ли к чему-то. Может, мы все, уставшие, сдадимся? Или будем сражаться до последнего, пока не падет последний воин? В тот момент, когда я действительно начинаю верить в силу своего войска, Лекс будто чувствует мой настрой. Несколько революционеров выстраиваются вокруг него, закрывая щитами, и Лекс достает совсем другие, огненные стрелы. Мы их припасли на потом. Сделать нечто неожиданное, когда у Натана рассеется внимание. И, видимо, у нас это действительно получается. Раскаленные стрелы пусть и несильно влияют на исход битвы, поднимают панику у черных магов. Лекс почти не целится, даже попадание в руку вызывает у противника такую нестерпимую боль, что он едва может сражаться дальше. Смотрю на Лекса и не понимаю, почему вообще надеялся, что он изменится ради меня, почему был уверен, что не тронет Тео. В глазах Лекса — настоящая бездна. Бездна ненависти и безумия. Наверное, я изначально ожидал от него того, на что он был не способен. Лексу нравится видеть, как черные маги взвывают от боли. Лексу нравится не понимание, что победа может быть за нами, а ощущение власти и контроля в руках. Несмотря на все разногласия и конфликты, я невольно улыбаюсь. Почувствовав свободу и силу, Лекс бежит дальше, вглубь сражения, к черным магам, и сначала я не понимаю, зачем он делает это, но потом осознание накатывает волной — он движется напрямую к Натану. Нет… Нет, он с ума сошел! Он совсем обезумел! Мокрыми от пота ладонями сжимаю поводья и верчу головой, думая, что его может остановить. Как сделать так, чтобы выбить из его глупой башки идею нападать на Натана? Натан — это слишком серьезно. Лекс и не представляет, какой он. Лекс не сможет противостоять ему даже с чертовыми огненными стрелами. Меня берет дрожь. Даже хочу двигаться к битве, но осознаю, что не успею доехать до Лекса и остановить его. Поднимаю взгляд в небо, отыскивая воронов Джейкоба, но все они превратились в магов и борются на поле битвы. И… тогда, когда от отчаяния хочется кричать, Лекса уже не приходится останавливать… У меня падает сердце. Его лошадь наступает на шипы, которые, видимо, оставили в снегу черные маги, и с отчаянным ржанием встает на дыбы. Лекс хватает ее за гриву, пытается удержаться, но у него ничего не получается. Буквально в паре метров от очага сражения, от Натана и его воинов лошадь скидывает Лекса, и он падает в снег. Мне кажется, я перестаю дышать. Лекс ревет от боли, пытается встать, поднимается на одно колено, но у него подламывается руки. Захлебывается снегом, его локти скользят по чьей-то крови, руки, из последних сил сжимающие лук, предательски дрожат. Я перестаю осознавать, что происходит. Я перестаю существовать в этой реальности, перестаю смотреть по сторонам и считать, сколько умерло моих магов, мой мир сужается до раненого Лекса, который убил столько противников и которому хочет отомстить каждый черный маг. Уже дергаю лошадь, хочу бежать к нему, но в этот миг один из воинов Натана кидает что-то, и это взрывается прямо там, где находится насколько революционеров. Они не успевают даже спрыгнуть с лошадей — их отбрасывает в разные стороны. Что это?! Что это за чертовщина?! Все сливается в один гул, от взрывов закладывает уши, и я не выдерживаю больше находиться в стороне. Не могу наблюдать. Врываюсь в бой, вынимаю меч, убиваю черного мага, в руке которого замечаю эту чертовщину и быстро, чтобы она не взорвалась в моей руке, если это вообще возможно, кидаю ее к врагам. Спрыгиваю с лошади, когда вижу, как кто-то из подчиненных Натана бросает эту дрянь в меня, приказываю всем магам рядом со мной ложиться на землю, падаю, закрываю голову руками и слышу, как совсем рядом раздается глухой взрыв. Уши закладывает, дышать из-за дыма невозможно, глаза предательски щиплет. Теряюсь, кое-как поднимаюсь на ноги, несколько минут стою, пытаясь прийти в себя и закрываясь щитом. Выпрямляюсь, смотрю вперед и не верю своим глазам — этими дрянями черные маги подбили почти пятую часть моего войска. Судя по тому, как дезилийцы и революционеры задыхаются, на них влияет не столько удар, сколько удушающий дым, и мне хватает ума, чтобы догадаться, что придумал Натан. Они использовали черную магию. Магию, которая не действует на них и на меня, но прекрасно действует на другие расы. Изобретательно. Мы здесь умрем… Дьявол, мы здесь все умрем… Пошатываясь, запрыгиваю на чужую лошадь, рядом с которой валяется труп черного мага, поднимаю руку, чтобы призвать мутанта Джейкоба и приказать отступать, но никто не реагирует. Мое войско борется из последних сил и будто не замечает ничего вокруг. Когда вижу, что все-таки один мутантов превращается в воронов и летит ко мне, уже хочу выдохнуть с облегчением, как грудь пронзает вспышка боли. Магия пульсирует в голове, и я не понимаю, что происходит, пока мой взгляд не падает на Лекса. Его все-таки ранили. Он судорожно зажимает дыру в бедре, отползает от черного мага, который с мечом движется к нему, рукой щупает землю, пытаясь найти в снегу оружие, но сталкивается еще с двумя противниками по обе стороны. Замирает, понимая, что даже сейчас его, раненного и лежащего на земле, умудрились окружить, и зажмуривается, зная, что ему больше никуда не деться. Не уйти. Его, такого непобедимого и властного, поймали. Ему прямо сейчас отрежут голову и будут носить как трофей. Эти черные маги вот-вот прикончат его, а потом Натан наградит их за победу над монстром, который безжалостно убивал их товарищей. Все как в тумане. Кто-то что-то говорит рядом со мной, но я не слышу. У меня перед глазами лишь Лекс, который отчаянно шепчет мое имя, зажимая рану в груди, и Джейми, равнодушным взглядом наблюдающий, как тот опускается на колени. Перед моими глазами лишь стеклянный, застывший взгляд и падающий на землю лук. Перед моими глазами лишь дрожащая рука в крови и приближающиеся маги последнего города. Перед моими глазами то, как я оставил его там. Умирать. В одиночестве. И если бы не Кассия, он бы действительно умер. Потому что я тогда не поверил ему. Потому что я тогда доверился гребаному Джейми. Потому что я оставил его. И сейчас, когда он умирает в этом чертовом снегу, я не сказал ему ни слова. Не пожелал даже гребаной удачи. Не обернулся и не встретился взглядом. Зато встречаюсь взглядом с другим. С тем, кто стоит дальше и закрывается щитом от ударов. Нет, Натан, ты не победишь так легко. Нет, это тебе не черное королевство. И если мне понадобится опуститься на самое дно, чтобы отрезать тебе голову, я сделаю это. Если понадобится приказать изнасиловать и убить твою мать еще раз, я не пренебрегу этим, ублюдок. Действительно, жаль, что мы на разных сторонах. Ты бы добился гораздо большего, если бы был за меня. Магия, которая мучила мне несколько суток, вырывается наружу, стоит мне только поднять руку. И Нета была права: невозможно предугадать, на что она способна. Одежда под доспехами черного мага, который поднимает меч, замахиваясь на Лекса, вспыхивает. Не проходит и секунды — то же происходит и с другими двумя. Загораются, кричат, привлекая внимание, падают на снег, но этот огонь не затушить. Это не просто пламя. Я сжигаю их изнутри. Лекс отползает от них, оглядывается, но вовремя понимает, в чем дело. А я хочу успокоиться, хочу унять магию внутри, но не могу ее сдерживать больше. Огонь охватывает черных магов друг за другом. Буквально через пять секунд на белом, пусть и грязном снегу треть солдат войска Натана вспыхивают огнем. Умирают красиво. Как искры. Резко вспыхивают и медленно, корчась от боли, потухают. Попадают в свой собственный персональный ад за все, что они сделали с моим войском. Моя магия всеобъемлюща. Несмотря на то, что многие пытаются бежать, она охватывает все больше и больше, и никто даже не понимает, что это за чертовщина. Глупые. Поняли бы, если бы увидели, как от пламя отходят светло-голубые искры. Хотя, наверное, трудно рассматривать что-то, когда горишь. Улыбаюсь, наслаждаясь чужими криками и моим огнем, который, возникая в груди, вспыхивает и в черных магах. Знаю, что сжигаю и их, и себя. Знаю, что это стоит того. Мысли о том, что это надо прекратить, больше не появляется. Вижу, как кто-то, кого я вроде бы спас, пытается встать на снегу, чтобы взглянуть на меня, но мне нет до этого дела. Какая завораживающая красота — чужое сожжение. Маги, оказывается, невероятно притягательны, когда горят. Я полностью беру контроль над телом. Предводитель черных магов кричит, поднимает флаг, и я понимаю, что они отступают. Войско Империи кричит торжественный клич, и я качаю головой, не выдерживая их глупости. Смертные не понимают, что победили не они. Радуются, не подозревая, что я хотел бы сделать с ними то же самое. Не понимают, что… На самом деле победил я.