Light Captivity

Я потерян в собственном сознании. Я не могу прийти в себя, не могу покинуть въедливые воспоминания, которые так пытался забыть, не могу вырваться из оков своей же магии и очнуться ото сна. Я не помню, что произошло, как я потерял сознание и почему так трудно просто раскрыть глаза и прийти в себя. Сначала, первые несколько часов, — хотя я совершенно не понимаю, как здесь идет время и идет ли вообще — я прикладывал огромные усилия, чтобы вырваться, но это походило лишь на нелепые попытки вылететь на свободу и биться об стеклянные стенки стакана. Я потерял контроль на собой, я не могу не то что проснуться — даже направить мысли в это русло. Я брожу по воспоминаниям, потому что это единственное, что у меня сейчас есть. И потому, что, возможно, в них разгадка. Возможно, подсознание дает мне шанс вырваться, но я сопротивляюсь этому, упорно не замечаю то, что прямо перед носом. Возможно. Мне становится страшно, когда я начинаю думать о том, что происходит в реальности. Последнее, что я помню, — моя ненависть к черным магам и сожжение того, кто пытался убить Лекса. Жив ли он сейчас? Притронулись ли к нему остальные? Кто победил в сражении? Может, меня просто убили, а я не почувствовал этого? Может, мы уже все мертвы, а Натан ищет Кристалл и разрушает дезилийское королевство? А может, погиб Лекс, и моя магия отреагировала на это? Может, я умираю прямо сейчас? Меня сжигает чувство вины, как пламя испепелило того черного мага. Сжигает изнутри, заставляет задыхаться, парализует легкие. Я не могу прийти в себя, а мое войско страдает без моей помощи. Я брожу в воспоминаниях, а Лекс мучительно умирает. Лекс, которому я не сказал ни слова перед битвой. Не сказал, что мне тоже, как и ему, жаль, что все так получилось. Не сказал, что мне было хорошо с ним. Настолько, что, несмотря на все трудности, дни, проведенные с ним, стали лучшими в моей жизни. Трагедия заключается лишь в том, что «было». После убийства Тео у нас осталось только прошлое. Сейчас особенно хочется сдаться, прекратить. У меня нет сил, они будто испаряются с каждой секундой. И я совершенно не знаю, как это взбрело мне в голову, что сейчас лежу на сырой, промерзлой земле и смотрю на него, гладящего мне волосы. На него, который то ли призрак, то ли иллюзия моего сознания, то ли образ воспоминаний. Почему-то отчаянно надеюсь на первое. Хочется думать, что он пусть и мертвый, но настоящий. Смутно узнаю это место, дорогу, которая ведет к какому-то городу Зоны Мутантов и на этот раз не представляет для меня никакой опасности. Напротив, здесь ощущаю какое-то спокойствие. Здесь намного лучше, чем в реальности, где нужно руководить Империей, сражаться с Натаном и отправлять магов на верную смерть. Здесь просто мирный шум деревьев, легкий ветер, сдувающий мои волосы с плеч, и он. Наверное, этого мне так не хватало. — Ты знаешь, что мне сделать, чтобы вернуться? — Разворачиваюсь, чтобы посмотреть на его лицо, касаюсь длинных мягких волос, и он неловко улыбается, проведя взглядом по моим ладоням. Подтягиваюсь, чтобы быть ближе, а он продолжает улыбаться, кладет ладонь на спину и сам привлекает к себе. — Нет единой инструкции, Кайл. — Пожимает плечами, убирает мои волосы с лица, и это кажется настолько странным — то, что я почти ничего не испытываю к нему. Ни симпатии, как первое время, ни страсти, ни ненависти. Его прикосновения не смущают, не вызывают отвращения, а лишь заставляют почувствовать тепло, растекающееся по груди. Щемящую сердце нежность. — Да и если бы знал, я бы не сказал тебе, да-да. Усмехаюсь, задумчиво смотрю на него, и почему-то тоска так душит, так терзает сейчас. Я бы искренне хотел, чтобы он вернулся, чтобы воскрес, чтобы был со мной. Я понимаю, насколько это эгоистично, потому что весь этот жестокий мир не для него, но в обществе, в котором от меня только требуют, я бы хотел видеть того, кто видел бы во мне нечто хорошее, кто любил бы просто так, без причины. Отдаваясь без остатка. Раскрывая передо мной грудную клетку. — Джейми… — Это непривычно — спустя столько времени вновь произносить его имя. Даже вспыхивают щеки, и это веселит меня. С ним я какой-то другой. С ним будто действительно раскрываются невинные, нравственные части моей души. — Ты знаешь, что сейчас происходит в реальности? Джейми кивает, немного мрачнеет, но потом, видимо, заметив мою досаду от этого, вновь расплывается в улыбке. Интересно, если он обо всем знает, продолжает ли любить меня? После моего предательства семьи, после истребления красных заключенных революционерами, после взрыва в черном королевстве, после расстрела мутантов… Считает ли он меня все еще добрым? Видит ли хотя бы проблеск прошлой доброты? — Вижу, — вдруг говорит, и я вздрагиваю, вскидываю брови. Серьезно, черт возьми? Он слышит все, о чем я думаю? — Не все, а только то, что связано со мной, — усмехается, и мне снова становится неудобно. — Кайл, я всегда видел и буду видеть в тебе доброту. Всегда, слышишь? Только зачем тебе это? Ты действительно хочешь быть добрым? Или ты хочешь, чтобы я замечал это в тебе и восхищался тобой? Всего двумя предложениями будто ударяет под дых. Причиняет болью гребаной правдой. Я ведь действительно все это время не задумывался об этом. Лишь сейчас начинаю размышлять о чертовой человечности, но на самом деле это не то, к чему я стремился все время. Это как раз то, что я старался не замечать. Нет смысла притворяться перед ним сейчас. Нет смысла казаться лучше только для того, чтобы он продолжал любить меня. — Я все еще люблю тебя. И ты прав, нет смысла казаться лучше. Знаешь, сейчас я знаю намного больше. Вижу тебя лучше, чем при жизни. И, возможно, тогда, перед смертью, я требовал от тебя слишком много. Я сам создал образ, которым ты не являлся, и ожидал чего-то от тебя. Так, может, ты влюбился в этот образ, Джейми? Потому что не думаю, что ты бы сделал это, если бы уже тогда знал, на что я способен. — Как ты любишь даже после того, как я убил тебя? — Ну, так я же предал тебя, разве нет? — усмехается и, должно быть, не понимает, что бьет в больное место. Потому что да, он предал меня, и я убил его. А вот Лекс сделал точно так же и не получил никакого наказания. И не получит, потому что я попросту не смогу причинить ему вред. Бой с черными магами в очередной раз подтвердил это. — Ты не прав. Потерять тебя — для него самое большое наказание. — Ты же сказал, что слышишь мысли только о себе? — Так ты и думал… о нас. Хмыкаю, шуточно пихаю Джейми в бок, но он перехватывает мою руку и переплетает наши пальцы. Выдыхаю, откидываю голову на его плечо, наблюдая за лениво плывущими по небу облаками, вдыхаю его запах чего-то сладкого, родного, напоминающего дезилийское королевство в детстве. Почему-то сейчас ловлю себя на мысли, что он какой-то другой. Не маг и не мутант. Нечто совершенно отличающееся от нас. Какое-то неземное и будто не принадлежащее ни к одной расе, ни к одним условностям. Будто он вне любых рамок. — Он же понимал, что я не прощу ему этого, — вдруг говорю и лишь через несколько мгновений осознаю, что Джейми, вероятно, неприятно слушать про Лекса. Поворачиваюсь, однако, не заметив на чужом лице ничего, кроме небольшого беспокойства за меня, продолжаю. — Он не мог понимать, что мне станет все известно. Он же знал, что потеряет меня. Почему все равно не сдержался? Почему поступил так со мной? — Порой те, кому мы доверяем, оказываются предателями. — Хочешь сказать, он изначально пользовался мной? Это было намеренно? Не вспышка гнева? — Кайл, я ничего не хочу сказать. Да и не могу, хотя и знаю. У меня нет возможности рассказывать тебе правду, это выше моих сил. Просто я надеюсь, что ты вскоре узнаешь ее сам. Узнаешь, что произошло в тот день. Значит, это не просто убийство из-за вспышки ярости Лекса? И что означают слова Джейми? Я смогу оправдать Лекса в своих глазах? Или, наоборот, окончательно стану убежден в том, что нельзя прощать его за это? Узнаю, что он не хотел делать этого? Или то, что он всегда пользовался мной? Не верю в это. Не могу поверить, что все, что было между нами, — притворство и ложь. Это невозможно. Я бы не ошибся. Я не просто верил словам — я видел все во взгляде. Я чувствовал, как магия тянулась к нему, когда он целовал меня. Я же помню, на что он шел ради меня. Из-за того, кем хочешь воспользоваться, не рискуют жизни. Нет. Это не может быть правдой. — А про то, что происходит с моей магией, ты тоже не можешь сказать? — Я ничего не могу сказать. — Джейми грустно улыбается. — Единственное, чего я могу тебе дать, — это наставление. Не теряй себя. Не давай другим управлять тобой. Смотрю на него, но его взгляд нечитаем. Я не понимаю, что меня ждет, но, если он видит еще и будущее, то, судя по всему, мне не предстоит ничего хорошего. Интересно, он может увидеть мою смерть? Живет ли с пониманием того, что знает, когда я умру? Мне еще страшнее возвращаться обратно. Я больше не боюсь о стекло стакана, как пойманная в капкан муха, я желаю пробыть как можно больше времени здесь, оттянуть момент и проснуться тогда, когда я буду готов. Увидеть. Увидеть, что произошло на самом деле, без меня. Хватаю Джейми за плечи, как последний островок надежды, как спасательный круг, притягиваю его к себе, прижимаюсь, чувствую, как его ладони ложатся на мои лопатки. Не отпускай меня так же, как это сделал я. Не отдавай меня реальности так же, как я отдал тебя в руки смерти. — Я не могу. Медленно отстраняюсь, чувствуя, как его кожа под моими ладонями грубеет. Его лицо вдруг меняется — на нем мгновенно расцветают синяки, ссадины, губа становится разбитой, глаз затекает. Я помню, когда видел его таким. Помню, что я сделал его таким. Он резко хватает меня за запястье, и я отпрыгиваю, падаю на спину, пытаюсь отползти от него, но конечности будто парализовало. Джейми меняется в лице, его взгляд из трепетного и нежного становится безумным. Руки, которыми он гладил меня по волосам, по локоть в крови. На теле, к которому я прижимался, ни одного живого места. По волосам, в которых я зарывался, течет кровь. Кровь, кровь, кровь… Повсюду… Так много… В тот момент я и не разглядел его. Я был слишком пьян собственным безумием, я сошел с ума, я не соображал ничего, пока избивал его. Его образ вылетел у меня из головы, как бывает при большом шоке. Однако теперь… Теперь он восстанавливается в памяти. Теперь в горле застревает ком, а во рту становится до мерзости сухо. Теперь я не могу оторвать взгляд и вижу не того мутанта, с которым только что разговаривал, а настоящую жертву жесточайшей расправы. В груди у него вдруг появляется ножевое ранение. Он медленно опускает голову, зажимает кровоточащую дыру в теле рукой, садится на колени и мучительно медленно, смотря мне в глаза, ползет ко мне. Из последних сил. Будто хочет раскромсать и убить точно так же, как я сделал это с ним. Крик застревает в моем горле, слезы так и остаются застывшими в глазах. Наблюдаю лишь, как он приближается, и даже не хватает сил, чтобы отползти. Губы дрожат, тяну ладони к лицу, хочу закрыть глаза, но руки, будто мгновенно обессилев, падают обратно на землю. Его взгляд будто говорит: «Смотри внимательно, Кайл. Смотри, что ты сделал со мной». Все внутри сжимается в комок, я задыхаюсь, когда его искалеченное лицо оказывается в нескольких дюймах от моего. Окровавленные руки ложатся на мои колени и медленно поднимаются по телу, пачкая одежду. Наконец они ложатся на плечи, потом ближе к груди, а после на горло. Сжимает его, и в этот момент я будто оживаю — хватаюсь за его запястья, пытаюсь оттолкнуть, кричу, тщетно зову о помощи. Он весит будто несколько тонн. Падает меня, придавливает всем телом к земле, смеется, в улыбке рвет окровавленные губы еще больше, и я отвожу взгляд в сторону, повторяя себе, что это не Джейми. Это не может быть он. Настоящий Джейми — этот тот, с которым я разговаривал. Тот, который продолжает любить меня. Это лишь игра моего подсознания, иллюзия. Он душит меня, горло вспыхивает болью. Инстинктивно вздрагиваю, вырываюсь, от нехватки воздуха хриплю, судорожно распахивая глаза от шока. Однако в один момент, когда он почти убивает меня, его руки вдруг застывают, он сам становится будто вылитым из серебра. Не пропадай! Даже такой, не пропадай! Трясу его за плечи, но не вызываю ни толики реакции. Он видит меня словно через пелену. Если вообще еще видит и распознает мой голос. Пытаюсь обнять его, вернуть его, но, когда прижимаюсь, внезапно отталкивает и бьет кулаком в лицо. На секунду теряю сознание, а когда прихожу в себя и резко поднимаюсь, ловя его руками, оказываюсь в другом месте. *** — Тише, Кайл! Тише! Верчу головой из стороны в сторону, пытаясь понять, кто разговаривает со мной, но уже через мгновение догадываюсь по голосу. Легонько толкает меня в плечи, возвращая на кровать, и я кладу голову на теплую подушку. Требуется несколько долгих секунд, чтобы сфокусировать взгляд на черных волосах, сером платье и татуировках по всему телу. Нета осторожно рассматривает мое лицо, ее губы сжаты в тонкую линию, а дыхание сбито. И я надеюсь, это из-за меня, а не из-за того, что случилось на поле битвы. Не прощу себе того, что моих воинов перебили, пока я спал и разговаривал с несуществующим Джейми. Не прощу того, что с ними что-то случилось, а я остался жив. — Все в порядке… — шепчет Нета, медленно садясь на небольшой стул около моей кровати. — Все в порядке… Уже хочу успокоиться и закрыть глаза, как чувствую чей-то взгляд сбоку. Поворачиваюсь, и у меня мгновенно ком застревает в горле. Только недавно говорил о нем, переживал, что с ним что-то случилось, винил себя за холодность перед боем, а вот он… Передо мной. Немного разбитый и уставший, с синяками под глазами, ссадиной на щеке, перевязанным бедром и обеими руками. С взлохмаченными волосами и разбитой губой. Но живой. И даже без сильных повреждений. Я спас его или… — Как ты? — Его голос непривычно хриплый и надламывающийся. Такой, что у меня сжимается что-то в груди. Видеть его таким — настоящая пытка. Понимать, что это, скорее всего, из-за меня, и того хуже. Он кажется сломленным, каким не был никогда. Даже в последнем городе Зоны Мутантов, даже в черном королевстве. Огонь, который всегда горит в его глазах, почти незаметен за пеленой боли и напускного равнодушия. Губы, привычно искаженные в ухмылке, плотно сжаты. Ему настолько плевать на собственное состояние, что он даже не старается скрыть это. — А ты? Кривится, пытается засмеяться, как обычно, но сейчас это похоже лишь на невнятное, безумное хрипение. — Ты спас меня. Опускается на кровать, вдруг улыбается, и в нем появляется тот проблеск внутренней силы, когда он смотрит на меня. В нем появляется тот Лекс Картер, которого я знаю, когда мы смотрим друг другу в глаза. Но, как сказал Джейми, порой предают те, кому веришь. Веришь больше всего. И сейчас прощению слишком большая цена, которую я не могу заплатить. Лекс кладет свою ладонь на мою, а у меня дрожат губы. Даже через плотные бинты я чувствую тепло его рук, такое привычное и родное, что это кружит мне голову. Я так долго боялся за него, но теперь он передо мной — можно прикоснуться, если протянуть руку. Но я не протягиваю. Он тянется ко мне для поцелуя, но я отворачиваю голову. — Это ничего не значит. Застывает, видимо, совсем не ожидая, что я скажу ему это. Но он действительно считал, что из-за моего спасения я могу забыть про Тео? Почему ему взбрело в голову, что из-за произошедшего на поле боя ничего другое не имеет смысла? — Это значит, что тебе все еще не плевать на меня, — говорит, и я хмыкаю, качая головой. Нета отводит взгляд, когда я смотрю на ее реакцию. Будто у меня хотя бы когда-то появлялись сомнения в этом, Лекс. Я ведь ни разу и не говорил, что разлюбил тебя. Невозможно разлюбить из-за обстоятельств. Невозможно разлюбить из-за одного лишь желания. — Это правда. Но это ничего не значит, Лекс. Я не могу простить тебя. Этой фразой будто попадаю в его больное место — он падает на колени, хватает меня за руки, тянет к себе, не верит в мои слова, судорожно шепчет «нет, нет, нет», трясет меня, дрожит сам, не соображая, что творит. — Что мне сделать, чтобы ты поверил мне? Просто скажи, что мне сделать. Скажи, и я сделаю все, что ты попросишь. Я весь твой, бери без остатка. Только мне не нужно уже больше. Ни слов обещания, ни мольбы простить. Я бы действительно простил его, если бы он признался сразу. Если бы пришел утром и сказал, что сорвался. Уверил бы меня, что сожалеет. — Хорошо. Ты должен оставить меня. — После моих слов меняется в лице, сжимает челюсти, сильнее тянет меня к себе, но я не отталкиваю и не стремлюсь быть к нему ближе тоже. И сейчас, видимо, одного повиновения, как в день убийства, ему недостаточно. — Ты не понимаешь… — шепчет, дрожит, и я впервые вижу, чтобы он так сходил с ума из-за чего-то. Такое чувство, что вот-вот сорвется. Либо разразится в истерике, либо вспорет глотки нам обоим. Мне — чтобы заполучить меня, а себе — чтобы не чувствовать душащей боли. — Мне не за что сражаться, слышишь? Я не вижу смысла во всем этом. Без тебя. — Лекс, пожалуйста, не… — Помнишь, ты сказал, что я не поджег себя в гребаном лагере искупления благодаря тебе? Это правда! Ты — центр всего! Я сражаюсь не ради мира, не ради Империи, даже не для того, чтобы отомстить конченому ублюдку. Да если бы ты был на стороне Натана, я бы перешел тоже! Потому что я… Кайл, я сражаюсь из-за тебя. Ради тебя. Если я потеряю тебя, ничто больше не будет иметь смысл. Качаю головой, кусаю губы, чувствуя подступающие слезы. Неужели Джейми был прав, и для Лекса самое большое наказание — потеря меня? Неужели я играю такую важную роль в его жизни? Такую же, как и он в моей? — Тогда тебе придется найти другой смысл, — говорю, и его лицо тут же искажается гримасой боли. Резко встает на ноги, мотает головой, не веря в мои слова. — Не после всего это! Не после того, что мы прошли! Кайл, ты не можешь… — Ты убил моего лучшего друга. — Да я не делал этого! Я не делал, ты слышишь?.. Черт возьми… Кайл, я не понимаю… Это ошибка! Это ошибка… Я не трогал его… Ты не можешь обвинить меня в том, к чему я не причастен! — срывается на крик, опрокидывает полку, на которой лежали чьи-то вещи, хватается за спинку кровати, заставляя меня зажмуриться. — Когда-нибудь ты все поймешь… Когда-нибудь ты увидишь… — Лекс! — Нета впервые за время нашего разговора что-то произносит. Спокойно, почти без дрожащего голоса и трясущихся ладоней, поворачивается к Лексу, и он застывает, медленно расплывается в безумной улыбке, и я напрягаюсь, чтобы схватить его, если он решит наброситься на Нету. Сейчас, на грани сумасшествия, он способен на все, что угодно. — Уходи. Способен на все, что угодно, но не делает ничего. Молча разворачивает и так же спешно, как приблизился ко мне, покидает комнату, громко хлопая дверью. И только сейчас, когда он уходит, я прикрываю глаза, и по щеке стекает одинокая слеза, соленым привкусом оставаясь на губах. — Он двое суток сидел здесь, — в пустоту говорит Нета, не понимая или пытаясь не понимать, что причиняет еще большую боль. Я хочу вселиться в тело Тео, чтобы увидеть, как все произошло, а не просто Лекса с кинжалом в руках, но снова ничего не получается — магия будто отторгает меня. — С твоей силой произошло нечто странное. — Я почти ничего не помню. Последнее, что осталось в памяти, — это смерть мага, который пытался навредить Лексу. — И все? — Нета вскидывает брови, удивленно смотря на меня, будто я обезумел — хотя, учитывая последние события, это может быть правдой. — Ты спас не только Лекса, Кайл. Господи, ты знаешь, как я не люблю хвалить тебя, поэтому представляешь, как мне тяжело дается этот разговор, но ты спас свое войско. Ты поджег черных магов. Некоторых. Конечно, никто не понял, как это получилось и что вообще произошло, но Натан отступил. Вряд ли надолго, но отступил. — Как ты думаешь, когда он вернется? — Ему нужно восстановить силы. Ты-то можешь взять еще магов из Империи, а у него ограниченное число воинов, пусть их и много. И… наших потерь почти в два раза больше. Должна была тебе это сказать. Киваю, понимая, что этим безумием все не закончилось. Конечно, нет. Нам предстоит бой еще тяжелее. У нас примерно равные силы, и мы будем медленно истощать друг друга, пока кто-то один не падет. Не сдастся. Не выдержит стольких потерь. Или не умрет сам. Во что же мы превратим Империю?.. — Кайл… Твоя магия взяла контроль над тобой. Я с самого начала подозревала это, когда Дэннис рассказал, что произошло, но теперь, когда ты говоришь, что ничего не помнишь, мои догадки подтвердились. На несколько секунд или минут ты потерял контроль над телом. — Но как это возможно? Ты же говорила, что на это умудрился бы воздействовать только твой отец. — Значит, воздействует кто-то еще. Вот ответ на вопрос, который ты мне задавал. Кто-то пытается управлять твой магией. Как? Я даже представить не могу. Но все сводится именно к этому. Сначала ты не можешь вселиться в чужие тела или вселяешься без желания, потом начинаешь чувствовать себя странно, забывать обо всем и теряться. А после вовсе теряешь контроль над телом. Ты не видишь иллюзий? — Видел, пока спал… Или не спал, не знаю, — говорю, и Нета кивает, будто подтверждая свою мысль. Если это так, что происходит? Я почти уверен, что это Натан, или он как-то причастен к этому, потому что сначала он заключает со мной странный договор про Феникса, а потом мы чувствуем друг друга, будто связаны магией. Он сказал, что хочет заполучить Феникса? А что, если это я? И Орел, и Феникс в одном маге? Такое возможно? Что, если, заключая с ним договор, я отдавал ему себя?.. Сглатываю, не веря в то, что так сильно ошибся… Хотя мог. Тогда я мало думал о себе. Тогда меня волновал только Лекс. Нете пока об этом говорить я не решаюсь. После небольшого стука дверь медленно открывается, и я замечаю Майка. Еще один Картер. Кто следующий? Хмыкаю из-за своих мыслей, киваю, когда Майк спрашивает разрешения, чтобы войти. Несмотря на то, что мы уже общаемся довольно близко, Майк все равно всегда говорит свое фамильярное: «Не помешаю своим присутствием?». Вряд ли так говорили в его обычной семье лайбауского королевства да еще и век назад, когда почти не было образования. Наверное, нахватался фраз у дезилийцев и считает, что только так можно разговаривать в нашем обществе. Забавный. — Кайл, извини, пожалуйста, что так сразу, но мы сейчас разговаривали с Дэннисом и поняли, что, когда вернется Натан, с нынешнем положением дел мы вряд ли сможем отразить атаку. Слишком много воинов полегло. Раненым и того больше. Тем более, мы выиграли за счет тебя, а рисковать Лексом же не всегда получится. Нета хмыкает, и я поражаюсь тому, как легко Майк говорит такую жестокую, чудовищную истину. И правда, если бы на месте Лекса был бы кто-то другой, у меня бы ничего не получилось. Если бы Лекса не ранили, мы бы проиграли. Дьявол, мне это и не приходило в голову. — И что ты предлагаешь? — Нам нужны красные маги. Ты видишь, добровольцев слишком мало. Красные маги все еще обижены, хотя поработил их не ты. По этой причине они идут работать куда угодно, только не в армию, в то время как среди них есть множество талантливых воинов. Это правда. Последние десять лет лайбаунское королевство было похоже на сплошное поле боя, и держать оружие в руках приходилось чуть ли не каждому второму. Лекс говорил, что, если даже лайбаунсец не выбирал сторону и был мирным жителем, он все равно хранил оружие, чтобы защищать семью. Пример Дэнниса доказал, что арестовывали не только преступников. Расправлялись не только с теми, кто клевещет на короля. — Ты намекаешь на насильственный призыв, Майк? — Нет, нет, что ты?! Ой, нет, нет… Напротив! Их нужно вдохновить идеей объединения, как и белых магов! Знаешь, почему одни тебя послушали, а другие почти нет? Потому что ты белый маг. В этом вся разница. — Значит, должен выступить красный… — Да! — Майк расплывается в улыбке, его глаза загораются. Он так радуется, что придумал это, что, кажется, вот-вот захлопает в ладони, как маленький ребенок. — Это мог бы быть Дэннис или Лекс. — Нет, Дэннис, это не вариант, — качает головой Нета. — Он же революционер. Обычные жители недолюбливали их. Они же разрушали их мирную жизнь или типа того. — Можно подумать, что Лекса все любили, — хмыкаю. — Да и… Вряд ли его удастся уговорить сейчас. — Майк сразу горбится, опускает взгляд, заметно расстраиваясь из-за того, что все идет не так, как он запланировал. Но зря. Он действительно прав. Его идея прекрасна. Я не знаю, почему сам не додумался до этого. Почему взял все на себя и даже не попросил ни одного красного мага об услуге раньше. — Нет, подожди! Но как насчет тебя? Майк, ты же идеально подходишь. Ты жертва нашего террора. И ты, несмотря на обстоятельства в прошлом, все равно на нашей стороне. Тем более, для большинства магов ты буквально восстал из мертвых. Возродившиеся не могут лгать. — Не знаю… Я никогда ведь… Вдруг я скажу что-то не так? — Ты скажешь все отлично, — улыбаюсь, и Майк краснеет, но часто кивает, соглашаясь. Когда окончательно прихожу в себя и выхожу из покоев, вижу, как все радуются победе. Дезилийское королевство буквально расцвело на глазах. Идея того, что в сражении победила не белая армия, а обычные жители, еще больше наполняет магов верой. Даже лайбауснцы участвуют во всеобщем веселье. Это как раз тот момент, когда можно сплочить их, сделать из них единое войско. Меня почти боготворят. Маги даже падают на колени на улицах, когда я выхожу из замка, улыбаются, и графы относятся с такой почтительностью, как раньше относились к моему отцу. Все они не знают, какой ценой нам досталось эта победа. Но главное — досталась. Главное — я теперь народный герой. Моя власть укрепилась окончательно.