Light Captivity

Лекса колотит уже третьи сутки. Магия шпарит его кожу, как кипяток. Лишь мои мази помогают не оставить ожогов. Лишь мои мази, потому что я знала, что так будет. Даже намекала ему, предупреждала, но Лекс слишком упрям. Лекс не кричит — воет. И я сама трясусь, когда не сплю возле его кровати третьи сутки. Без меня бы давно умер, но к черту благодарности. Не нужны они мне. Я единственная, кто обо всем знал. И единственная, кто мог это предотвратить. Все запястья горят от того, что каждый раз хватается за них, когда я хочу помочь ему. И я понимаю. Я бы на его месте тоже хотела сдохнуть. И из-за боли сильнейшей магии, и из-за всеобъемлющей скорби. Впрочем, в этом я тоже его предупреждала. Одно дело — вытерпеть смерть мага, с которым связан энергией, а другое — смерть возлюбленного. Но, Господи, Лекс умудрился попробовать и то, и другое. Когда или если это все закончится, я уйду отсюда сумасшедшей. Я, Дэннис и еще парочка революционеров. Лексу едва становится лучше — он раздирает кожу. Едва зелье действуют — орет на меня, чтобы я убиралась и оставила его умирать. Он не хочет выжить. Он хочет сдохнуть от этих ран или раздирающей боли внутри. И он видит в нас врагов, которые обрекают его на страдания. Вдыхают тот воздух, которым захлебывается. Из-за которого идет на дно. Качаюсь из стороны в сторону, давлюсь водой, чтобы не заснуть, сглатываю ком в горле и не могу сорваться на чувства. Не могу ничего и почему-то чувствую это своей обязанностью — спасти Лексу жизнь. Не знаю, когда я стала ответственной за что-то. Когда только встретилась с ними, когда Лекс определенно понравился мне или когда я видела Кайла на той самой лестнице. Стискиваю челюсти, сжимаю волосы, тихо шепчу молитву, стараясь успокоиться, пока Лекс ненадолго заснул, а мысли, как рой ос, крутятся в голове. О том, что я все знала с самого начала. О том, что я могла это предотвратить. О том, что, если Кайл действительно просто умер, нам несказанно повезло. Но, Господи, если его нашел отец… Повторяю себе, чтобы это невозможно, закрываю рот руками, когда чувствую, как призраки тянутся ко мне, когда теряю контроль, хватают за руки, кричат прямо в уши, разрывают грудную клетку, забираются в нее… Дыши, Господи… Дыши, Нета, просто дыши… Лекс снова просыпается с криком. Рвется вперед, но у него ничего не выходит — революционеры привязали его к кровати, а руки — к спинке. Один раз он уже ногтями чуть не разодрал себе лицо. Вижу, как на его коже снова появляются волдыри и ожоги, дрожащими руками открываю зелье и, пока он подозрительно затих, вливаю ему в рот. Дрожит, что-то шепчет себе под нос, захлебывается болью, сглатывает слезы, расфокусированным взглядом водит по своей же комнате. Точнее, по их комнате. Безумно, срываясь и натягивая веревки до предела, начинает смеяться, переходит то ли на крик, то ли на рыдания и смеется снова. Я стискиваю челюсти, сдерживая порыв закрыть уши. Сижу на расстоянии, боясь даже прикоснуться ко мне. Я уже пыталась его успокоить, но он едва не откусил мне пальцы. Лекс абсолютно не в себе, насколько это вообще возможно. Не осознает, что делать, не чувствует ничего, кроме боли: физической и морали, не думает ни о чем, кроме потери. Интересно, он может почувствовать, как Кайла убили? Как и каким способом? Никто не понимает, но это принципиально важно. Я молюсь Господу, чтобы убийцей оказался Майк. И я знала… Знала, что моего отца не берут ни стрелы, ни обычная магия. Но я не могла сказать Кайлу. Не могла сказать, что отец жив и что он ищет все возможные способы добраться до него. Не могла… А все они продолжают думать, что Пророка убили. Если последнее, что понял Кайл перед смертью, — это то, как я лгала ему все время, я не знаю, как справлюсь с этим. Я не хотела иметь ни с одним из них ничего общего. Не хотела сближаться, тихо ненавидела из-за того, что отец так помешался на Кайле, не желала исполнять ни просьбу отца, ни указания Кайла. Хотела оставаться между двух огней. Сама по себе. И все, разумеется, пошло не так, как я планировала. Лекс немного успокаивается, смотрит в одну точку, и я, пользуясь этим моментом, поднимаю тряпку, вытираю его окровавленные ладони, вспоротые ногтями, он даже не жмурится и не щурится. Его лицо становится каким-то застывшим, бесчувственным. Будто магия не кромсает на части. Будто Кайл все еще в замке. Прикусываю губу, боясь даже выглядывать в окно. В дезилийском королевстве сплошной хаос. Без Кайла весь союз белых и красных магов медленно стал разрываться. Джейкоб выступил перед дезилийцами, рассказав про Кайла, и они едва не толпами приходят к замку, чтобы проститься с ним. Для них его смерть — настоящая потеря. Они настолько ошарашены и разбиты, что не смогли бы принять удар Натана у Грэнзды, даже если бы Кайл распорядился иначе. Вороны Джейкоба доложили, что черное войско уже подходит к границе. Натан не ждет боя, наверняка почувствовав смерть Кайла, если, конечно, к этому не был причастен отец и Орел вовсе не вступил в ряды врага, и сразу атакует прибрежные города. Дэннис распорядился, чтобы магов перевозили оттуда, но мы все понимаем, что отправлять туда нужных воинов опасно — Натан не должен добраться до ценных белых магов и революционеров. Поэтому повезет, если нам удастся спасти треть населения. Остальные будут обязаны либо бежать сами, либо пасть под гневом Натана. Как создать войско, которое смогло бы хотя бы защитить столицу, мы тоже не знаем. Белые и красные маги не собираются объединяться, а тот клей, что соединял их, убит трое суток назад. Все находится в дисгармонии, все белые маги и революционеры в отчаянии, а Дэннис до последнего не верил, что это действительно произошло. Не верил, пока не увидел Лекса, сообщившего это всем нам, собственными глазами. — Нета… — Лекс пытается посмотреть на меня, но моргает, не может сфокусироваться. У меня внутри будто все сжимается: мое имя — это первое, что он сказал спокойно. — Оставь меня… — Глотает слезы, закашливается, отпускает веревки, смотрит куда-то в потолок невидящим взглядом, вновь ногтями вцепляется в собственные ладони и зажмуривается, словно ожидая, что это все закончится. Ожидая, что вот-вот проснется от кошмара. Для меня это тоже как-то нереально. Несмотря на то, что я предполагала, что это случиться, я не ожидала так скоро. И в тот момент, когда королевству он так нужен. — Я не хочу, чтобы ты меня лечила. Слышишь?! Не хочу! Не отвечаю, лишь стискиваю челюсти, наблюдая, как его лицо искажается гримасой отвращения ко мне, но тут же вновь зажмуривается, видимо, почувствовав боль. Мне всегда казалось, что я знаю любые оттенки боли. В черном королевстве меня и избивали, и насиловали, и душили собственной магией… Но сейчас я и правда не понимаю, что он испытывает. Не знаю, каково это — потерять кого-то и физически, и духовно. Да и не знаю, любила ли я когда-нибудь кого-то вот так. Любила ли вообще. Не припомнить даже. — Нета, убирайся! Убирайся, грязная сука! Ты не нужна мне! Мне не нужно твое сострадание! — Его спокойствие испаряется в одно мгновение. Рвется вперед, тянется, чтобы укусить себя за запястье, как уже делал не один раз, но его руки завязаны слишком высоко. Из-за этого психует еще больше, рвется, натягивая веревки так, что на коже обязательно останутся слезы, захлебывается криком. — Пошла вон! Уходи, уходи, уходи! Я ненавижу тебя! Ты не нужна мне! Твое лечение не нужно мне! Никто мне не нужен! Убирайтесь! Давайте! Оставьте меня наконец… Я не могу! Не могу больше… Нета… Нета! Я не могу терпеть! Нета! — Я знаю, знаю. — Прикрываю глаза, чувствуя, как по щеке стекает единственная слеза, опускаюсь на колени рядом с его кроватью. Он замирает, глубоко дышит, видимо, все-таки пытаясь успокоиться. Но есть определенный прогресс — его речь хотя бы стала связной. И он хотя бы немного контролирует себя. Слабо касаюсь его ладони, но он будто не чувствует этого. Смотрит в пустоту, и я лишь сейчас даю себе мысленную пощечину за то, что мы не перенесли его из этой комнаты. Привязали прямо здесь, когда у него началась истерика, и даже не подумали, что они здесь жили вдвоем. Господи…. — Что мне делать?.. — спрашивает в пустоту, прикрывает глаза, и его разбитость ломает меня тоже. Я вспоминаю, каким увидела его впервые, какую внутреннюю силу почувствовала, каким видела его всегда, и это убивает — наблюдать за тем, как не справляется. Теряет себя. — Я не представляю, что дальше. — Мы все не представляем… — шепчу, чтобы ему стало легче. Чтобы он знал, что все мы скорбим по Кайлу. — Вы?! Вы были связаны с ним магией?! Вы, сука, знали его так близко?! Вы жили только… — Прости. — Стискиваю его руку. — Я не это имела в виду. Прости. Мы действительно не знаем твоей боли. Немного успокаивается, когда ощущает себя непонятым, и я вижу, как ожоги на коже начинают заживать. Значит, магия постепенно испаряется из его тела. Наверное, сутки — и она больше не будет влиять на его состояние. Он больше не станет испытывать хотя бы физической боли. Это радует только отчасти. Потому что когда ему будет лучше, я точно не понадоблюсь, у меня не появится причины, чтобы вот так сидеть с ним, и он может наложить на себя руки. Дэннис уже рассказывал мне, что Лекс хотел покончить с собой, поджечь лагерь искупления, находясь в нем, когда его жизнь потеряла смысл. Но тогда появился Кайл. И стал смыслом. Лекс не такой бесчувственный, как я или революционеры, ему нужен тот, кто способен вытащить его. Пусть и кажется таким независимым и свободным, он нуждается в глубоких чувствах. Его годы, пока он служил красному королю, показали, настолько для него губительно сражаться бесцельно. — Почему ты не можешь просто оставить меня?.. — прикрывает глаза, почти повисает на веревках, его голос надламывается, откидывает голову на подушку, и я вижу, как напрягается всем телом, чтобы держать себя в руках. — Ты нужен нам… — Моя речь звучит настолько ничтожна, насколько могла бы. И в этот момент я понимаю, почему всегда тянулась к Лексу, как источнику внутреннего пламени, которого мне не хватало. Почему после стольких обстоятельств и ссор прониклась Кайлом и перешла на его сторону. Они — настоящие. Они живые. Они чувствуют. Я так разучилась. Из-за черных магов, которые одержимы одной лишь идеей на протяжении полутора века, из-за Натана, ставшего машиной осуществления цели, из-за отца и Геулы, после смерти матери забывших об эмоциях. Белые и красные маги не такие. Они ранены не меньше, их судьба не менее тяжелая, но что-то в их менталитете не дало им сдаться. Перестать чувствовать. Что-то всегда наполняло надеждой, и даже в полной тьме собственных грехов Лекс нашел то светлое чувство, которое не давало ему пасть. Лекс, казалось бы, потерял родителей и стал такой же машиной для убийств, что и Натан, но он не потерялся из-за своих демонов. Он взял и полюбил — и свет этого чувства не позволил ему стать пустышкой, как мы. Как каждый второй черный маг. И, возможно, я еще не настолько потеряна, раз выбрала именно их. Обе стороны виноваты. И Кайл, и Натан достаточно деспотичны в своей политике. И Кайл, и Натан убили множество магов, шли по головам к своей цели, и я никогда не понимала, что же их так разительно отличается. И теперь, после смерти Кайла, поняла. Белые и красные маги сражаются не просто за идею. Они сражаются ради друг друга, они сражаются ради мира, они сражаются, чтобы спасти жизнь. Они горят этой жизнью. И поэтому Лекс не умрет. Я не позволю. Этот внутренний огонь не погаснет так легко. Кай пробудил в нем эту тягу к жизни, но она не должна испариться с его смертью. — Ты силен, — говорю, ожидаю от Лекса хотя бы какой-то реакции: привычной насмешки или взгляда, но он даже не шевелится. — Ты сможешь пережить даже это. — Какой смысл? — Смысл — это… — Смысл — это он. Я не знаю, что возразить, да и имею ли я на это право. Лишь киваю, чуть сжимаю его несопротивляющуюся ладонь, поднимаюсь с коленей, вытягиваю еще одно зелье, и он, заметив это, без лишних слов запрокидывает голову и открывает рот. *** — Ему лучше? Поднимаю взгляд на вошедшего Дэнниса, не знаю, что ему ответить. Джейкоб согласился на пару часов подменить меня, и я впервые за трое суток одна, но это не помогает. Все равно продолжаю думать о Лексе, о том, что теперь будет в королевстве, и это так ново для меня — переживать о ком-то, кроме себя. — Не знаю. — Пожимаю плечами, стискиваю подол платья, и наблюдаю за тем, как Дэннис медленно проходит мимо шкафа с оружием и садится напротив меня. — Физически — да, намного. А вот морально… Не думаю. Морально только хуже. Потому что в своем безумии он плохо осознавал, что происходит. Он кричал, рвался, ненавидел всех вокруг, и это помогало ему выплеснуть эмоции. А сейчас это все копится у него внутри. Сейчас, когда его разум не затуманен, он может думать о Кайле без перерыва. — А ты как? — Дэннис слабо касается моей ладони, и по его уставшему, вымотанному виду, синим кругам под глазами я понимаю, что он не спал столько же, сколько и я. Ему пришлось делать даже больше. Он успокаивал Лекса, разбирался с королевством, бунтующими красными магами и дезилийцами, которые не верили и едва не сходили с ума перед замком, умоляя Императора появиться перед ними. Господи, хорошо, что Лекс не слышал этого. От всех этих толп остался бы только пепел. — Хуже, чем обычно, но лучше, чем Лекс, — натянуто улыбаюсь, стискиваю колени ладонями, но Дэннис плавно ведет по ним, заставляя разжать пальцы. Ловлю его взгляд, полный боли и чего-то еще, напоминающего сожаление, и позволяю ему сжать мою руку сильнее. Пускай, если сейчас ему что-то нужно. Пускай, но это совсем не значит, что я внезапно почувствовала к нему что-то. Совсем не значит. — Мне тоже его не хватает, — вдруг говорит Дэннис, и я сдерживаю порыв, чтобы не выгнать его. Боже, как же я не хочу слушать про это. Не хочу думать о том, что мне… мне тоже нужна поддержка. Что Лекс, хотя и любил Кайла больше жизни, был не единственным, кто сблизился с ним. Все-таки не выдерживаю. Смаргиваю слезы, стискиваю челюсти, хочу отвернуться, чтобы Дэннис не увидел этого, но он кладет ладонь на мой подбородок, смахивает их, смотрит на губы, но не двигается ближе. Не целует даже. Мы не спим вместе с того момента, как он признался в своих чувствах. Я продолжаю заниматься сексом с революционерами, чтобы немного отвлекаться от постоянного потока мыслей, от голосов в голове, но Дэннис против того, чтобы лишь получать плотское удовольствие. И мне действительно нравится проводить с ним время. Но я не могу полюбить его. Я не Лекс и не Кайл. Я слишком очерствела, чтобы отдавать кому-то не только тело, но и душу. — Но… знаешь, хуже всего то, что происходит в Империи. Я не уверен, что без Кайла мы сможем противостоять Натану. — Но мы должны, — говорю, не понимая, как такому, как Дэннис, вообще пришло в голову опускать руки. Эй, очнись! Не ты ли присоединился к революционерам после того, как твою семью раскромсали?! Не ты ли поставил свой комфорт на второе место и простил Лекса, когда того требовала ситуация?! Не ты ли, несмотря на свои чувства ко мне, провел и меня, и Кассию, чтобы быть преданным Кайлу?! — Ты понимаешь, что мы подведем Кайла, если сдадимся. Он всю жизнь делал все ради двух народов, ради объединения, а мы после его смерти просто смиримся с ситуацией? Что за чушь, Дэннис?! Бог позволит увидеть Кайлу все, что происходит с нами, и что он увидит? Воинственных магов, превратившихся в рабов? Ни на что не способных без него? Дэннис слабо улыбается, кивает, переплетает наши пальцы. Ему не нужно ответа от меня, и это так странно. Черные маги всегда ждали пользы, всегда делали что-то ради меня и думали, когда же я отплачу им тем же. Но Дэннис просто сжимает мою ладонь, и ему не нужно никаких ответных чувств. Что с ним не так, Боже? — Ты права. Мы обязаны довести все до конца. — В глазах Дэнниса вновь загорается надежда, и мы с ним вдвоем сейчас будто сидим на краю пропасти. Мы абсолютно не знаем, что делать, не представляем, во что превратится королевство, не разбираемся в политике и не умеем находить подход к магам, как Кайл. Мы понятия не имеем, как противостоять Натану, мы испуганы от того, что из-за наших близких отношений с Кайлом столько ответственности упало на наши плечи. Но мы знаем, что нужно бороться. Найти, казалось бы, уже несуществующие силы в себе и бороться. Мы оба будто оказались тут случайно. Он никогда не воевал за кого-то. Он всегда был против системы, бунтовал, критиковал. Я же… Я же обязана сражаться против собственного народа. Народа, который дал мне силы и который сломал меня. Нас обоих не должно быть здесь. — И я не позволю Майку продолжать ходить по земле, — продолжает Дэннис. — Либо его убьет Лек. Опускаю взгляд, задумываясь над тем, стоит ли Дэннису говорить о моих предположениях. Уже отметаю от себя мысль с очередным «не время», но отчаяние выбивает воздух из легких. Я не хочу мучиться с этим знанием одна. Я и так скрывала это слишком долго. Да и Дэннис заслуживает того, чтобы знать. — Я не уверена, что это сделал Майк, — говорю, и выражение лица Дэнниса меняется на удивленное. Он сбит с толку, он уцепился хотя бы за что-то, хотя бы за желание отомстить, чтобы вырваться из скорби, но я отняла у него даже это. — Точнее, если это сделал Майк, нам… повезло. — Повезло?! Да о чем ты говоришь?! — выдыхает, непонимающе качает головой, и я стараюсь не видеть в его глазах разочарование. Разочарование во мне. Неужели он думает, что я причастна к этому? Что я могла что-то изменить? А ведь действительно причастна. И действительно могла что-то изменить. В конце концов, это мой отец. Я отвечаю за него. — Мой отец жив, — говорю, и Дэннис напрягается, но в его глазах нет ни толики удивления. Он догадался? Как? Не задаю этот вопрос вслух только потому, что это не имеет смысла. Если догадался, мне даже легче. — И ему нужен был Кайл. Когда он узнал о том, что магия Калеба живет в ком-то, он совсем сошел с ума. Он помешался на Кайле и хотел, чтобы сила овладела его телом. Он создал зелье, которое еще больше усиливает магию, делает ее неконтролируемой. А сила Кайла и так… Ты знаешь. И в таком случае магия Кайла убила его. Или, если Кайлу все-таки удалось ее контролировать, это сделал отец. — То есть твой отец убил Кайла… но не магию? Как это, черт возьми, вообще возможно? — И тогда Кайл стал тем Орлом из предсказания. И тогда… мы обречены. Помнишь, что было на поле битвы в последний раз? — спрашиваю, и Дэннис кивает. — А вот Кайл не помнил. Ты понимаешь? — Так… и какой этот Орел? Он несет для нас угрозу? — Я не знаю, какой он, Дэннис. — Качаю головой, вспоминаю сумасшедшие бредни отца про могущества Орла, которого он сам создал. — Но это не маг. Это существо. И если отец не преувеличивал, самое сильное существо. Сгусток сильнейшей магии, облаченный в плоть. Не знающий ничего о чувствах и чести. Несущей лишь хаос и разрушение. — И его основная миссия — помочь черным магам? Восстановить справедливость? И… ты по этой причине пыталась убить Кайла? — Да, Дэннис. Да, из-за этого я пыталась убить его. — Прикрываю глаза, делаю глубокий вздох, не зная, как продолжить. Как сказать то, что боюсь даже произносить у себя в голове: — Но… я же говорю, Орел не знает слово «честь». Да, конечно, он на стороне Натана, потому что должен исполнить предсказание, и Натан сильнее нас, а Орел выбирает именно так. По силе. Но на самом деле… Его главная цель — убийства и уничтожение. С такой бесчувственной машиной истребления мы не сталкивались еще ни разу. Никто не сталкивался. И именно поэтому я молюсь о том, чтобы Кайла действительно убили. Конец 4 части