Light Captivity

Разглядываю отражение в зеркале достаточно долго, чтобы проанализировать и привыкнуть. Голубые глаза, светлые волосы… Светлые волосы, голубые глаза… Срезаю цветные кончики, рассматриваю шрамы по ставшей моей коже и думаю, красив ли я по меркам смертным. У них же есть критерии этой красоты. Красоты, которая для меня не осознаваема. Я вижу лишь черты лица, цвет одежды, полосы на коже, но не придаю им значения. Они не красивы и не ужасны. Они просто существуют. По-настоящему красива только смерть. Провожу пальцами по шраму на шее. Из-за этой царапины Кайл Вилсон умер. Я помню каждое событие из его жизни. И из жизни Калеба тоже. Теперь это моя жизнь. Мое имя. К этому тоже нужно привыкнуть. Снимаю перчатку с левой руки и думаю, что, возможно, без пальцев будет неудобно. По этой причине заставляю их появиться вновь. Вырастают, зарождаются из облака моей магии, и, шевеля имя, я чувствую больший комфорт. Все-таки мне нравится. Нравится быть магом. Тем более, предводителем. Смертные называли меня Императором. Улыбаюсь отражению, и это выглядит тоже неплохо. Только пока мало напоминает настоящие чувства смертных — скорее, у меня просто изгибаются губы. Взгляд не меняется. Остальные мышцы лица тоже не двигаются. Просто уголки губ поднимаются вверх. Интересно… Провожу ладонью по лезвию ножа, убираю его за пояс, надеваю черный полушубок, который мне дали солдаты. Понимаю, что на меня кто-то смотрит, хотя даже не оборачиваюсь. Подумав, даже угадываю кто. — И как тебе? — Делает шаг вперед, и только тогда оборачиваюсь к нему. От него исходит много силы и энергии, он определенно будет мне полезен. Не знаю, можно ли встретить еще магов, которые обладали бы такой внутренним стержнем и властью над своими чувствами. И окружающие видят в нем только это. Нерушимую силу. Улыбаюсь. Думаю, у меня получается уже лучше. Я-то вижу его насквозь. Я вижу, как глубоко внутри себя прячет то, что способно уничтожить его. Сильные мне нравятся гораздо больше. Ломать их увлекательнее. А с тобой точно не будет скучно, Натан Бергман. — Каково быть магом? — спрашивает, и я продолжаю улыбаться. Обхожу его, слабо касаюсь плеча, а Натан внезапно напрягается. Глупые смертные. Никакой я не маг. Несмотря на оболочку, я могу растоптать тебя прямо сейчас. Ты совершенно ничего не понимаешь, Натан, Натан… Не понимаешь, кого перевел на свою сторону. Глупые, глупые смертные. — Интересно, — лгу, не говорю вслух все, о чем думаю, чтобы быть к нему поближе. Я не умею выражать эмоции, но изумительно считываю чужие. Вижу то, что не замечают эти глупые. И подозрение в каждом движении, и неуверенность, на мгновение мелькнувшую во взгляде. Не уверен, можно ли мне доверять. Но ты уже сделал все, чтобы пробудить меня. Все, что я был на твоей стороне. Ты уже будешь доверять мне, Натан… Тебе никуда не деться от меня… Я заберусь тебе под кожу и сожгу изнутри. Заставлю задыхаться от страданий. — И как мне называть тебя? — спрашивает, улыбается, и у него это получается почти так же плохо, как у меня. Будто выполняет что-то вынужденное. Не меняется в лице. Остается таким же холодным. Ну ничего, черный маг, со мной ты научишься чувствовать. Чувствовать то, от чего бежал всю жизнь. — Орел? Чушь какая. Это вы, ничтожные черные маги, придумали мне это название в своем предсказании. Сделали из меня какую-то ни на что не способную птицу, питающую падалью. У меня нет имени. Я — сама смерть. — Кайл Вилсон, — говорю, и взгляд Натана становится удивленным. А что? Я хочу так. Пускай буду магом, внутри которого жил столько времени. В конце концов, Кайл Вилсон пусть и слаб для меня, но достаточно умен и силен среди остальных магов. Единственный, у кого энергетика была сильнее, чем у Натана. — Я не против. — Пожимает плечами, завороженно наблюдает за мной, и в нем столько восхищения духом, который оказался на его стороне, что я вновь хочу обвинить его в несусветной глупости. Еще бы ты был против, смертный. У тебя нет ни малейшей возможности. — И я бы хотел узнать, — начинает, и в его голосе сквозит уже нескрываемая неуверенность. Мне нравится, что он так воодушевлен мной. Так будет еще больше азарта в его уничтожении. — Ты знаешь о моем прошлом? То, что знал Кайл. — Я и есть Кайл, — говорю уже с раздражением, сдерживаю порыв схватить глупца за горло и посмотреть, как он будет задыхаться и из последних сил будет выдавать это «ты — Кайл». Еще рано. Необходимо прощупать почву. — И я знаю о тебе все. Меняется в лице, прищуривается, хочет что-то спросить, даже открывает рот… Но я поднимаю руку, и моя магия приказывает ему замолчать. Из его рта не вырывается ни звука. Злится, пытается схватить меня за плечо, но я легко перехватываю его хрупкое запястье, которое можно так легко переломать — стоит лишь повернуть руку. Он явно не ожидал этого. Он же хотел, чтобы перед ним появился защитник его никчемного народа. — Запомни раз и навсегда, Натан, — говорю абсолютно бесцветно, и в его безумных глазах — он и правда отчасти сумасшедший — играют огоньки ярости. О, как же прелестно он злиться! Его энергия такая сильная! — Мы будем разговаривать только тогда, когда я этого захочу. Вытягиваю вперед еще одну руку, немного душу его для того, чтобы дошло наверняка, а потом отпускаю всю магию. Закашливается, вздрагивает, и я прохожу мимо него. Слышу, как крутятся мысли в его голове. Должно быть, пытается придумать, как усмирить меня. Подчинить. Что же, мне даже интересно, что взбредет ему в голову. Даже несмотря на то, что каждый смертный до скуки предсказуем. Когда выхожу из дома какого-то красного мага прибрежного города, еще раз метаю взгляд на отражение в зеркале. Наверное, я, Кайл Вилсон, все-таки красив. Не зря же тот красный маг влюбился в меня. *** Черные маги, кажется, заскучали. Раненые еще не восстановились, и Натан приказывает подождать еще пару суток перед наступлением. И, наверное, смертные могли бы радоваться тому, что остаются в теплых домах красных магов еще ненадолго, но… Но им нужно жить в действии. Они уже хотят перейти границу. Натану абсолютно плевать на их интересы. Натан проводит время со мной, и я даже больше не посягаю на его власть, а он не пытается отомстить за то, что произошло в первый день. У нас, так сказать, временная гармония. Он делится многим, о чем думает, и я даже начинаю сомневаться, осознает ли то, что делает. Осознает ли, что разговаривает именно со мной, а не с настоящим Кайлом Вилсоном. Осознает ли, что, чем больше говорит про себя, тем больше козырей появляется в моих руках. Или понял мою фразу про то, что мне все про него известно, буквально? А все-таки… Продолжает видеть во мне того Кайла Вилсона или?.. Узнаю это довольно быстро, когда произношу крутящееся на языке «Император» и ожидаю его реакции. А он улыбается… Бахвалится тем, что его прошлый соперник оказался на его стороне. Так ты хотел заполучить меня или Кайла Вилсона, глупец? Или настолько стал уверен в себе, что заполучил обоих? Меня и его тело. Снова думаю о нас как о разных существах и осекаю себя за это. Я — Кайл Вилсон. Я — Кайл Вилсон. Кайл Вилсон, Кайл Вилсон… Натан не может перестать говорить о Кристалле, рассказывает мне, будто я не видел, как он создавался и не спал с Пророком. Я несколько раз чувствовал, как старикашка хотел связаться со мной, но игнорировал его попытки. Он действительно считает, что я буду подчиняться ему? Только из-за того, что он создал меня? Я не чье-то оружие. Я не маг вовсе. Я не признателен Пророку за то, что он создал меня, хотя бы потому, что он не наделил меня чувствами. Я уверяю Натана, что мы найдем Кристалл. А мы и правда найдем. Я найду. Только вот Натану он не достанется. Я найду Кристалл для себя. Мне не нужна господствующая раса. Я хочу быть единственным повелителем. Я хочу стать для них настоящим Богом. Настоящим, а не тем иллюзорным, которого они придумали только для того, чтобы не потерять надежду на лучшее будущее. Все-таки смертные такие слабые. Им обязательно нужен идол, чтобы после поражения сражаться вновь. Им не хватает собственных возможностей. Отвлекаюсь от мыслей, когда слышу шаги, приближающиеся к моим покоям. Сначала кажется, что это Натан, но по тяжелым движениям понимаю, что это кто-то из черных магов. Оказываюсь прав. Если память меня не подводит, это Джосеф. Один из близких советников Натана. — Не занят? — спрашивает, и я вскидываю брови, улыбаюсь, — теперь у меня получается просто восхитительно — осторожно подхожу к нему, скрывая свою внутреннюю силу и желая побыть с ним на равных. Посмотрим, что он хочет. Немного поглядев ему в глаза, вспоминаю его. Он когда-то избивал Кайла и издевался над ним, таская за цепь. Неприятный тип. Все-таки он вредил прошлому мне. — А что ты хотел? — Надеюсь, что мой голос звучит достаточно вкрадчиво, чтобы он не заподозрил опасности. Да уж, не заподозрил. Глупец. Джосеф смотрит на меня так, будто верит, что может быть выше меня. По силе и по сообразительности. Смотрит надменно, делает шаг вперед, и меня уже начинает раздражать это. Что он возомнил из себя? Считает, что готов потягаться со мной? — Я один из немногих, кто сомневается в словах Предводителя, — говорит, и я складываю руки на груди, непонимающе мотаю головой, хотя знаю, к чему он ведет. Надо же, Натан, не все подчиненные так преданы тебе, как кажется на первый взгляд. — И я не собираюсь верить в его байки о какой-то непобедимой силе. Ты — трус, который отчаялся спасти Империю и перешел на нашу сторону. А вот об этих словах ты скоро пожалеешь, черный маг. Ты будешь молиться, чтобы забрать их обратно. — Признайся в том, что ты Кайл Вилсон. Император. — Хватает меня за плечо, и я даже опускаю взгляд, притворяюсь, что боюсь его напора. От него несет перегаром. Что, без этого смелости подойти не хватило бы? — Я — Кайл Вилсон. — Улыбаюсь, и он разводит руки в стороны, будучи уверенным в своей правоте. Опять кладет правую на мое плечо и даже не додумывается посмотреть на ладонь, на обрубки пальцев которой он раньше наступал. Не умеет включать голову. Умеет только кромсать магов. К успеху это его определенно не приведет. Так и будет всю жизнь прятаться в тени у кого-то более сильного. Так и умрет безмозглым рабом, у которого даже нет личности. Только звание. Дергает меня к себе, почти вжимает в свое тело, и, кладя вторую ладонь на шею — там, где красуется самый яркий шрам, — выдыхает прямо в ухо. — Я знал об этом с самого начала. — Его слюна остается на моей коже, и я из последних сил сдерживаю порыв открутить ему голову. Мерзкий. Какой же он тупой и мерзкий. Специально притворяюсь испугавшейся овечкой, чтобы дать ему немного силы, поиграть и самому разозлиться еще больше. Своими грязными руками проводит по моей спине и одну кладет на бедро. Продолжает судорожно дышать мне в ухо, прикусывает кожу, издает какие-то утробные звуки, и меня едва не вырывает, когда чувствую его возбуждение. Безмозглое животное. Теперь-то я понимаю, почему он совсем не умеет думать. Им управляют только инстинкты. Умеет только трахать и убивать. Поднимает мое лицо за подбородок, и вот целоваться с этим животным я не готов. Хватит уже. Наигрались. Поднимаю руку, заставляю его замереть. Вот… Вот оно! В его глазах плещется паника. Смотрит на меня испуганно. Зверя загнали в клетку? Так таким животным, как этот, там и место, разве нет? Вытягиваю руку вперед, и его отбрасывает к стене. Все еще не разрешаю двигаться, и он, не в силах спрятаться от удара, разбивает себе череп. Какой неаккуратный. Подхожу к нему, не могу перестать улыбаться, сжимаю руку, контролирующую его, в кулак, и кость в руке, которой он сжимал мое бедро, начинает крошиться. Прекрасный звук. Он рвет глотку криком, рвется вперед, между криками слышу это «пожалуйста», и это музыка для моих ушей. Пожалуйста, Кайл, не убивай меня! Не трогай меня, я забираю свои слова обратно! Давай, животное, ори сильнее. Захлебывается рыданиями, умоляет вернуть ему руки, и, если бы не сдерживающая его движения магия, наверняка упал бы на колени. Ничтожество. Ничтожество, которое так легко сломать. Как спичку. Это мне не Натан. С этим ничуть не интересно. — Все еще думаешь, что я обычный смертный? — усмехаюсь, подхожу ближе, теперь сам вжимаюсь в его тело, специально нажимаю на его лишенную кости руку. — Все еще хочешь меня? — Нет… Нет! Пожалуйста! Я виноват! Не надо! Не надо! Ты не Кайл Вилсон… Ты не… Он сжимается, как испуганный зверь, должно быть, замечая, как меняется мой взгляд. А я уже хотел отпустить его… Без руки, конечно. Но это не такая уж страшная потеря, правда? А теперь, когда он говорит, что я не Кайл Вилсон… Нет уж, теперь никаких «отпустить». Ты очень задел мое самолюбие, животное. Обидел меня. Я же такой ранимый. Достаю нож, вставляю в его живот и прокручиваю. Он опять орет… Это уже начинает надоедать. Давай что-нибудь новенькое, что ли. Не даю подобраться к нему ни смерти, ни желанной потери сознания. Нет, все не будет так легко. Ты же не надеялся на это, верно? Прокручиваю еще, заставляю его чувствовать это, упиваться этим, глотать боль, как воздух, сам даже прекращаю слышать крики. Они становятся фоном. Наблюдаю за кровью, стекающей по его одежде, и в очередной раз поражаюсь тому, насколько прекрасной бывает смерть магов. Наверное, самое красивое, что они могут делать, — умирать. Тогда каждый становится уязвимым. Становится самим собой. Без масок. Без преувеличений. Тогда видно их настоящую сторону, и они перестают казаться сильнее, чем есть на самом деле. Они такие одинаковые, когда умирают… Как куклы. И именно в такие моменты особенно видно, что в них нет ни толики индивидуальности. В слабых личностях, не таких, как Натан или Кайл, точно. Их смерть — просто выстрел в пустоту. Бесполезное исчезновение, не влияющее на ход истории. Не влияющее абсолютно ни на что. Улыбаюсь, когда открывается дверь, и, даже не поворачиваясь, могу предугадать его взгляд. Натан замирает, походит к животному, несильно отталкивает меня, садится на колени. Я, так и быть, снимаю свою магию, и безмозглый маг начинает двигаться, рыдать, пытаться пошевелить бескостной рукой. Натан касается ее и замирает. Не верит даже, нажимает еще раз, и животное ревет от боли. — Что ты сделал?.. — определенно обращается ко мне, и я улыбаюсь, даже сначала желая проигнорировать, но потом… А с чего я должен сразу становиться таким ужасным? Ну, убил животное. Что теперь меня обвинять за это? — Он хотел изнасиловать меня, — улыбаюсь еще шире, и я только теперь животное понимает, какую яму себе раскопал, когда только потянул свои грязные ручонки ко мне. В его глазах столько раскаяния, что Натану даже не нужно уточнять, лгу я или нет. Сам все видит. — И усомнился в твоих словах. — Предводитель… — выдыхает животное, и взгляд Натана грубеет. А я опускаюсь рядом с Натаном на корточки и кладу руку на его плече. Натан, удивительно, даже не сбрасывает мою руку. — Он виноват перед тобой, — шепчу ему на ухо, глажу по плечу, чтобы снять немного напряжения от того, что я так близок к нему. Украдкой использую магию, заставляющую животное замолчать. Он только наблюдает. Не может возразить. — Он подвел тебя. И хотел причинить боль мне. А ты так долго добивался того, чтобы я оказался на свободе. Чтобы я помогал тебе… Был на твоей стороне. Представляешь, как бы пострадал, если бы этот ублюдок изнасиловал меня?.. — Ты мог не убивать его. Он один из лучших воинов. — Я — твой лучший воин, Натан. И я верен тебе не из-за того, что боюсь. Я так же силен, как и ты, но все равно остаюсь на твоей стороне, — говорю, прижимаюсь к его спине чуть сильнее, окутываю его магией, расслабляя мышцы, и его ведет. Отравляю его ей, как опиумом, принуждая поддаться мне, вслушиваться в каждое мое слово. — И как же я мог не убивать его?.. Ты хочешь, чтобы в твоей армии были те, кто не может подвести тебя? — Нет, — говорит как под гипнозом, и его разум настолько затуманен магией, что я даже даю себе мысленную пощечину за то, что не сдержался. Я не хотел брать контроль над Натаном так способом. Хотел втереться к нему в доверие без участия магии. Хотя вряд ли он почувствует, что что-то управляло им, когда придет в себя. Подумает, что все это были его решения. И что мне, заступившегося за него, точно можно рассказывать абсолютно все. — Тогда нельзя было оставлять его в живых. Тебе не нужны предатели, верно? — Осторожно убираю магию, и Натан заторможенно кивает. Пару раз моргает, вновь переводит уже адекватный взгляд на животное и не сомневается в том, что он должен был умереть. Единственное — ему все-таки немного жаль такого умелого воина. Поэтому он облегчает ему страдания. Вынимает нож и перерезает ему горло.