Light Captivity

Белые маги обстреливают нашу деревню. Выбирают тех, кто пригоден, и отсеивают тех, кто не может работать. Одних — берут в лагерь искупления, других — убивают на месте. Я знал, что это начнется. Мама говорила мне о войне, а наша деревня — отнюдь не первая, где происходит нечто подобное. Наверное, мне должно быть не страшно. Наверное, я должен быть готов… Тогда почему?.. Почему дрожу, прячусь в доме, боясь выйти и увидеть нашу деревню, превратившуюся в кладбище?.. Почему даже не выпрямляюсь, чтобы меня не заметили в окне, и, зная, что все равно найдут, надеюсь на что-то неосуществимое?.. Мама плачет, а я не пытаюсь успокоить ее. Не хочу. Больше нет сил. Она плачет, плачет и плачет уже которые сутки. После того, как Кена забрали в лагерь искупления, она плакала хотя бы раз в неделю. Каждый день успокаивать ее слишком сложно. Тем более, сейчас. Когда я бы сам хотел, чтобы она обняла меня, а не сидела в углу и обнимала колени. Испытываю обиду за то, что она не способна поддержать меня. Не способна защитить меня, как брат и отец, а я не способен ни на что тоже. Я бы хотел быть сильным. Я бы мог предложить ей сбежать, но я не умею биться, не знаю, куда бежать, понятия не имею, где сейчас находится полк революционеров — прибиться можно только к ним. Да и мама не любит революционеров. Она считает их варварами. Я считаю их в какой-то степени героями. Кен тоже раньше восхищался ими, даже в какой-то момент хотел присоединиться к их отряду, рассказывал про одного из них с таким азартом, что я тоже невольно проникся к им любовью и уважением. Только не помню имени. Помню только, что он был молод так же, как и Кен, и что у него были не удивление светлые волосы, как у дезилийца. Хотя, возможно, и тот кумир Кена, и остальные революционеры уже подверглись пыткам и убиты. Или отправлены по лагерям искупления. Надеюсь, что это не так. Надеюсь, что революционеры оказали сопротивление, и их не схватили. Или они смогли сбежать. В любом случае, это нам не поможет… Белые маги уже близко. Уже у дома, который находится совсем недалеко от нашего. Слышу голоса соседей, их крики, мольбы. Зажимаю уши руками, зажмуриваюсь, стараюсь дышать. Мне не должно быть страшно… Я же родился с кровью короля. Я должен быть сильнее, чем все остальные красные маги. Почему мама ничему не научила меня? Почему я не умею сражаться и совсем не могу постоять за семью? Даже дворовые мальчишки сопротивлялись, хотя их и зарезали, как собак. А что сделаю я? Закричу? Спрячусь? Кусаю губы, сдерживаю рыдания, закрывая рот руками, вспоминаю Кена, думаю, что бы сделал он. Нет, драться с дезилийцами — это самоубийство. Это не… как там? Нерационально, вот. Нужно выполнять все, что они скажут. Только тогда я могу остаться в живых. И мама тоже. Некоторые красные маги при общем собрании сказали, что специально кинутся на врагов, чтобы их убили. Они говорили, что не хотят подчиняться белым магам. Лучше уж смерть, чем рабство. Я так не считаю. Воскреснуть после смерти нельзя, а вырваться из рабства очень даже можно. И я выбираю хотя какой-то мизерный шанс, чем никакого. Я хочу жить! Я хочу, чтобы моя мама выжила! Минуты ожидания, приближение белых магов, топот лошадей… Это все хуже, чем сама расправа. Сердце бешено стучит в груди, и мне кажется, что его может услышать каждый еще живой житель деревни. Подтягиваю к себе колени, зажмуриваюсь, упираюсь в них лбом, сдерживая слезы. Нужно побороть страх, Эрик… Нужно побороть страх… Сегодня мне снова снился тот белый маг… Хороший… Тот белый маг, который дал мне хлеб. Почему-то я всегда надеялся на его помощь. Я не знаю, что на меня нашло, из-за чего именно он стал так важен для меня, но я даже сейчас верю, что он может стать тем спасителем, в котором мы все нуждаемся. Он показался мне каким-то другим. Непохожим на тех белых магов, про которых говорит мой народ. Да и на тех, кто сейчас нас истребляет, как животных. Он бы не убил меня. Да и… почему он проявил ко мне милосердие? Разве сдавать таких, как я, в лагерь искупления — это не его долг? Значит, он пошел против королевства? Значит, он мог бы сделать это снова и помочь мне? Успокойся, Эрик. Это просто мечты. Где тогда этот белый маг сейчас? Он выглядел красиво, был одет так торжественно. Наверное, он значимый маг в королевстве. Вырос в очень обеспеченной семье. Но это совсем не залог того, что он может все, чего пожелает. Должно быть, если бы этот дезилиец хотел поддержать нас, он бы сейчас был здесь. Но что, если нет? Вдруг у него нет возможности спасти меня прямо в этот момент. В моем сне, который был так похож на реальность, он говорил, что мне надо подождать. Что он придет ко мне на помощь. Да, это просто сон. Просто фантазия. Моя мечта. Но вера — единственное, что у меня осталось. Моих соседей забрали в лагеря искупления, друзей убили, брат мертв, а мама не в себе. Я смотрю на нее, абсолютно разбитую и уничтоженную, и все-таки не сдерживаю слезы. Я не хочу обманывать себя. Я уже сейчас осознаю, что ей не пережить эту войну. Она слишком слаба и болезненна. Если даже ее возьмут в лагерь искупления, там она устроит истерику. Ее убьют. Белым магам не нужны те, кто слаб духом. А моя мама не выдержит рабства. Не после того, как то же самое случилось Кеном. Она знает это тоже. Даже жду, что она что-то скажет мне. Попрощается. Произнесет напутствие. Но она продолжает рыдать и выть. Мне даже не жаль ее. Я просто больше не могу это слушать. Я хочу, чтобы мама обняла меня в последний раз, а не каталась в истерике по полу! Неужели так трудно просто подняться на ноги и побыть со мной?.. Поцеловать, как раньше, и представить, что нас не убьют через минуту или две. — Вставай! — кричу на нее, но она начинает захлебываться то ли слезами, то ли слюной. Плачет еще сильнее, и у меня в груди появляется страх, что, увидев ее такой, белые маги убьют ее на месте. — Вставай, мама! Пожалуйста, поднимайся! Ты должна быть сильной! Качает головой, утыкается лицом в подол разорванного платья, трет глаза и даже не думает выпрямляться. А в дверь уже стучат. Доносится оглушающий стук, и у меня на секунду пропадает пульс. Не знаю, что делать. Теряюсь, хотя и готовился к этому. Резко вздергиваю маму на ноги, вытираю ей слезы, шиплю, когда она вновь хочет плакать, умоляю собраться. На удивление, понимает. Кивает, закусывает губу, расправляет платье. Бегу к двери, пока ее не выбили. Белые маги особенно кровожадны, если их что-то раздражает. Даже минутная задержка. Открываю, вижу перед собой троих мужчин в доспехах, длинных сапогах, гербом своего королевства на груди. На контрасте с нами они кажутся едва не королями. Один из них остается за дверью стеречь таких же ухоженных белых лошадей. Дезилийцы входят в дом, и я лишь сейчас замечаю изъян в их внешнем виде. Деталь, которая тут же сбивает настрой праздности. Кровь на штанах и сапогах. — Сколько тебе лет, мальчик? — Белый маг с усмешкой осматривает меня, толкает в плечо, и я не успеваю увернуться — едва не падаю к стене. Другой дезилиец заходится хохотом. Прячу красное от стыда лицо, вжимаю голову в плечи и понимаю, что мамы нет. Она испугалась и не вышла. Испугалась и не вышла… Я никогда не думал, что буду испытывать такое отвращение к кому-то, но сейчас, смотря на этих белых магов, мне хочется плюнуть им в лицо. Ненавижу их с первого взгляда. Даже не потому, что они мои враги, не потому, что они могут убить меня. Из-за этой напускной самоуверенности. Из-за праздности, в которой совсем нет смысла. — Тринадцать, — лгу, прибавляя себе полтора года, чтобы остаться в живых. Потому что детей обычно не отправляют в лагеря искупления, а убивают на месте. Дезилийцы считают всех мальчиков и девочек меньше двенадцати непригодными. Женщина чаще всего тоже, но это не всегда работает. Один белый маг остается со мной, а другой уходит в мамину комнату. Я слышу их голоса, слышу мамин плач, зажмуриваюсь, ожидая удара, крика или хотя бы пощечину, но этого не происходит. Когда открываю глаза, белый маг уже, держа маму за волосы, тащит ее ко мне. Она ревет, хватается за меня. Но не в желании спастись, а в желании спрятаться. С ней нет Кена, и она ищет хотя бы иллюзию поддержки во мне. Но что я могу ей дать?.. Я же совершенно бесполезен, несмотря на королевскую кровь. Зачем она вообще мне нужна? Я не понимаю. Что она мне дает? Какие преимущества? Я же всегда жил так же, как и обычные красные маги в необеспеченных семьях. Я не умею сражаться, не могу защитить семью. Наверное, не так поступает наследник престола. Хотя какой я наследник?.. Королевская кровь ничего не значит. Наверное, мой все в замке забыли про меня. А король и не знает, что у него есть племянник. Да и, наверное, наша династия обязана закончиться. Теперь мы покорены белыми магами. Нам совсем не нужно кем-то управлять. Теперь управляют нами. — Эту можно будет взять, — говорит белый маг, указывая на маму, но я почему-то совсем не чувствую облегчения. Я заранее знаю, что ей не справиться в лагере искупления. Она не может быть чьей-то рабыней. Тем более, в таком состоянии. Она отчаянно смотрит на меня, и я понимаю, что вот оно — наше прощание. Всего лишь один отчаянный взгляд. На большее она не способна, а мне, наверное, и не надо. Так хотя бы менее больно. — А что сделаем с мальчишкой? Он не маленький, мог бы поработать. Но хилый совсем. Не выдерживает даже простого удара, — говорит второй, и я сжимаю челюсти, чувствуя, как ком появляется в горел от этой несправедливости. Нет… Я не хочу умирать. — Вы просто сделали это неожиданно, — вдруг говорю, сам не понимая, как вообще решился на это. Как хватило смелости перечить белым магам. Оба дезилийца удивленно смотрят на меня, а я пытаюсь сделать вид, что мне совсем не страшно. — Что? — Я говорю, что вы неожиданно ударили меня, поэтому я не успел защититься, — выдаю, и вдруг другой белый маг начинает смеяться. У меня мурашки пробегают вдоль позвоночника. Теперь за длинный язык меня точно прикончат… Почему всегда, когда я должен говорить, я молчу, от страха боясь открыть рот? А когда стоит помалкивать, просыпается неожиданная смелость? — А ты острый на язык, малец, — говорит тот, кто смеялся все время. И лишь сейчас понимаю, что сделал правильно. Этому дезилийцу понравился мой поступок. Им надоели те, кто кричит, плачет, умоляет и боится их. — Возьмем его тоже. *** Доедаю подстреленную птицу, тушу костер и накидываю сооруженной мною рюкзак на плечи. Убираю оружие, которое взял у чертового Майка за пояс, застегиваю так же ворованный у кого-то из перебитых Кайлом белых магов полушубок негнущимися от холода пальцами, накидываю капюшон и продолжаю идти. Идти, хотя нет карты в руках. Идти вперед, к Грэндзе, как и говорил Кайл, по лесу, чтобы оставаться незамеченным. Срываюсь на бег, потому что только так могу быстрее достигнуть цели и не замерзнуть. Почти не выдыхаюсь, несмотря на то, что горло болит от холода. Лекс один раз заставлял меня бежать по льду. Это — пустяки. Зажмуриваюсь, стараясь не вспоминать про Лекса, Дэнниса, других революционеров… Я не уверен, что увижу их снова… Кайл сказал, что только в прибрежных городах, когда их покинет Натан, я могу спастись. Но я бы так хотел вернуться в столицу… Я уверен, что Лекс не сдаст этот город черным магам просто так. Они должны сразиться, и я бы хотел присутствовать там. Но я не могу подвести Кайла. Я обязан сделать все так, как он сказал. Смаргиваю слезы, вытираю влагу с щек, когда вспоминаю о том, как я покинул его. Его, истекающему кровью. Он умер еще неделю назад. Кажется, прошло не больше нескольких часов. Неделя… Наверное, я уже близок к Грэндзе. Учитывая, сколько мы передвигались с Дэннисом… Но мы были на лошадях, значит… Не знаю, что значит! Как Кайл вообще это считает? Считал. Снова появляется ком в горле, и я сглатываю, бегу дальше. Если бы мне не приходилось выживать в лесу, я не знаю, что бы со мной стало из-за смерти Кайла. Я надеялся, что этого никогда не произойдет. Был уверен, что он — теперь навсегда моя семья. Он стал для меня ближе, чем кто-либо. Он стал для меня тем же, кем когда-то был Кен или даже чуточку больше. Не думать, не думать, не думать… Спотыкаюсь обо что-то, падаю в сугроб, и вижу, как в дюйме от меня захлопывается капкан. Мне повезло, что я не наткнулся на него, а не наступил. Дьявольски повезло. Слышу чьи-то шаги, кладу ладонь на нож, вынимаю его, замираю, не показываясь какое-то время. Становится страшно. Я не умею, я же ничего… Умеешь, Эрик. Ты можешь за себя постоять. — Новая добыча! — говорит кто-то за моей спиной, и теперь я могу обернуться. Всматриваюсь в темные глаза, смуглую кожу и признаю в этом отшельнике красного мага. Теперь все становится понятно. Некоторые лайбаунсцы с началом войны с белым королевством убегали, прятались в лесах. Папа Кайла посылал войско отыскивать их, но этот, видимо, так и остался отшельником. Наверное, совсем не знает, что происходит в Империи и что белые маги — отнюдь не самая страшная угроза. Совсем не страшная. Белые маги хорошие. Возможно, в каком-то плане даже лучше, чем мы. Они воспитывались в более благоприятных условиях, чем мы. Тео и Кайл были добрыми. А этот… Этот лайбаунсец совсем одичал и сошел с ума. Видимо, ему совсем здесь нечего есть. Хотя даже я всегда находил что-то, чтобы не оставаться голодным. Что тогда? Просто обезумел от такого образа жизни? Замечаю у него за спиной топор, пытаюсь вскочить, но он вдруг резко заваливается на меня. Всем телом вжимает в землю, но я кое-как вытягиваю одно колено и бью его в живот. Красный маг ревет от боли, сжимает мое запястье, пытаясь пригвоздить к земле. Но его хвата даже в половину не такая сильная, как у Лекса. Выкручиваю руку, ей же бью в лицо, со всей силы отталкиваюсь, меняюсь с ним местами. Уже хочу встать и бежать, но осознаю, что этот одичавший маг тогда помчится со мной. Пытаясь не медлить, вытягиваю нож, и он вздрагивает всем телом, пытается скинуть меня. Я действительно сползаю, но прежде, чем он рванет сбежать, вставляю нож ему в бедро. Он ревет от боли. Я впервые кого-то раню. Впервые вставляю нож кому-то в тело. Ежусь, быстро поднимаюсь и бегу еще быстрее, чем до этого. Не оглядываюсь, стараюсь не слушать крики этого отшельника и убеждаю себя, что сделал все правильно. Лекс говорил, что, если нет нужды убивать, необходимо убедиться, что враг больше не предоставляет опасности. Я не сделал красному магу ничего плохого, он выживет. Выживет же? Я же всего лишь ранил его в ногу, просто сделал так, чтобы он не смог погнаться за мной. Не может не выжить. Останавливаюсь у дуба, скатываюсь по нему вниз, дыша полной грудью. Замечаю неподалеку замерший пруд, вытягиваю флягу из заднего кармана полушубка убитого Кайлом дезилийца. Нюхаю — все равно несет алкоголем, хотя я и вылил его еще давно. Хотя уже раз десять наполнял водой. Когда озер и прудов не было совсем долго, просто ставил на землю и ждал, пока снег в фляге растает. Разбиваю лед каблуком сапога, наклоняюсь, наполняю флягу водой. Пью, пью, пью как можно больше, чтобы долго не хотеть. Пью, чтобы наконец не першило в горле. Когда в меня больше не лезет воды, наполняю флягу до конца, закрываю ее, убираю обратно в задний карман и бегу дальше. Дышу на замерзшие без перчаток ладони, разминаю пальцы и не сбавляю темпа. Теперь, когда я выпил воды, бежать еще легче. Спотыкаюсь обо что-то, вздрагиваю, думая, что снова едва не попал в капкан, но это оказывается лишь выпирающий корень дерева. Хмыкаю, выдыхаю, немного сбавляю темп и перехожу на шаг, чтобы я не выдохся и не спал ночью больше шести часов. Трудно, конечно, контролировать свой сон, но в дороге с Кайлом, мутантами и революционерами я немного приучил себя просыпаться со всеми ними. Вижу вдалеке чей-то костер, осознаю, что это снова какие-то отшельники или вообще одичавшие маги, которые давно стали жить в лесах, и от страха вновь срываюсь на бег. Не хочу больше никому попадаться на глаза. С тем красным медлительным магам было легко справиться, но не факт, что повториться то же самое. Тем более, я не хочу больше никого ранить. Все чаще думаю о том, чтобы все-таки вернуться в столицу. Вернуться в Империю и как-то помочь магам. Почему-то судьба наших с Кайлом народов меня волнует больше, чем что-либо. Я знаю, что сейчас должен думать совсем не об этом, но почему-то стыжусь того, что так позорно сбежал. Даже несмотря на то, что это приказ Кайла. Не знаю, как себя чувствует Лекс после всего, что произошло. Я подозревал его в убийстве Тео, и мне так стыдно за это, что не хочу даже вспоминать. Я бы хотел сейчас побыть с ним. Кайл однажды сказал, что Лекс ему не нравился только в начале. Сейчас я понимаю. Понимаю, потому что, если на то была моя воля, я вернулся бы к Лексу, невзирая на то, что раньше по-настоящему боялся его. Поворачивать уже нельзя. Я почти дошел до нужного места, я знаю, что осталось совсем немного. Я и представить не могу, что меня ожидает после того, как я дойду до Грэндзы и увижу, какие города черные маги уже прошли. Пойду за ними? А что, если и правда последовать за ними? Я буду помогать всем, кого они уже разорили или чьи родственников убили. Так и дойду до столицы. Но Кайл, конечно, сказал бы, что это небезопасно. Сказал бы, что желал мне совсем не этого. Сказал бы, если бы был жив. Почему-то осознаю, что не один, резко падаю, скрываясь в сугробе, поджимаю к себе колени, чтобы оставаться незамеченным. Слышу чьи-то шаги поблизости, и вынимаю нож из-за пояса. Весь сжимаюсь, ожидая нападения, кусаю губы, но внезапно шаги пропадают. Что за чертовщина? Они же были так близко. Оглядываюсь — никого. Осторожно привстаю на локтях, когда становится страшно, в моих ушах звучит голос Лекса. Лекса, который всегда заставлял меня подниматься. Который говорил, что, если я не встану на ноги, признаю свою слабость. Какое-то время я ненавидел его за это. Сейчас чертовски благодарен. Сажусь на колени, медленно выпрямляюсь, как слышу голос. Голос, из-за которого у меня подкашиваются колени. — Эрик? Резко поворачиваюсь и не верю своим глазам. Не может быть! Как… Как он сделал это?! Как он выжил?! Смотрю в голубые глаза напротив, хочу броситься ему на шею и расплакаться, но нахожусь в таком шоке, что не могу даже пошевелиться. Кайл! Кайл живой! Он смотрит на меня, улыбается. На нем какая-то другая одежда, я не видел такой раньше, и выглядит так бодро, что я поражаюсь ему. — Как ты выжил?.. — спрашиваю, бросаюсь к нему, прижимаюсь, но почему-то он непривычно холодный. Гладит меня по спине, и я жмусь к нему еще ближе, вдыхаю его запах. Все кажется таким странным, но я не могу нарадоваться тому, что он жив. А я уже похоронил его! Я был уже уверен… Как я мог?.. Я мог… Я же мог… Я же видел все своими глазами. Напрягаюсь, наблюдая за тем, как легко он стоит на ногах, и совсем прекращаю что-либо понимать. Может, Кайл так быстро восстановился с помощью магии? — И как ты нашел меня?.. — Во рту появляется горечь от того, что все выглядит как-то слишком прекрасно. Даже кусаю губу, чтобы почувствовать боль и проснуться. Но это не сон. — Я три дня ищу тебя, — улыбается Кайл, и я начинаю успокаиваться. Конечно. Это же Кайл. Он мог все рассчитать и понять, с какой скоростью я двигаюсь. — Что у тебя тут? — Указываю на шрам на шее, но Кайл даже не меняется в лице. Продолжает улыбаться. Но ему не перерезали горло. Майк ударил его в грудь, я же помню это. Значит, после этого ему добавил кто-то еще? И он до сих пор жив? До сих пор так хорошо держится на ногах? Выглядит настолько здоровым? Еще и когда-то нашел время отрезать голубые кончики волос. Что вообще происходит?! Он собирается мне объяснять? — Кайл? Что с тобой?.. — Это такая долгая история, Эрик, — говорит он. — Почему ты такой хмурый? Не рад, что я вернулся? Ощущаю даже некую вину за то, что действительно так скептически отношусь ко всему этому, и прижимаюсь к Кайлу снова. Обхватываю его за шею, но, когда он снова кладет ладони мне на спину, я вздрагиваю. Я не могу дышать. Пальцы. Его пальцы, которые отрезал мутант последнего города. — Ты не Кайл… — Хочу отстраниться, но резко мое тело будто прекращает подчиняться разуму. Что происходит?! Кайл вдруг улыбается более искренне, и я вижу в его глазах столько ненависти и холода ко мне, что понимаю — он притворялся все это время. Достает веревку, поднимает мои несопротивляющиеся почему-то руки и связывает мне запястья. Мне хочется рыдать. — Что ты сделал с Кайлом?! — Я — Кайл Вилсон, малыш, — говорит он, и я могу двигаться снова. Но как мне это поможет?! Мне уже не сбежать от него?! Он связал меня! — Новый Кайл Вилсон. Новый… Слышу чьи-то шаги рядом, оборачиваюсь и взглядом натыкаюсь на холодный взгляд серых, пустых глаз. Сглатываю и, хотя я никогда не видел его раньше, понимаю, кто он. Понимаю, что стою рядом с тем, от кого бежал все это время.