Light Captivity

Дрожащей рукой прикладываю намоченную ткань к разбитой губе, отвожу взгляд, стараясь не смотреть в зеркало. Меня раздражает в себе абсолютно все. И покрытые синяками руки, и длинные косы, которые мне запрещают отрезать, и пустые белые глаза. Ничего, как только выйду из опеки семьи, так сразу отрежу волосы, чтоб не мешали и противно не лежали на груди. Из опеки семьи… Не то чтобы у меня есть семья. Отец болеет уже несколько месяцев, все предвещают ему скорую смерть, и тогда на престоле окажется брат. Он уже всему обучен. Все лекции и тренировки им пройдены. Но это совсем не означает, что он что-то умеет. У него нет призвания для того, чтобы править. Нет стремления править, да и власть — это отнюдь не главная цель в его жизни. Он слишком мягок. Слишком кроток и миловиден. Но все убеждены, что он — единственный наследник. Он же все-таки единственный мальчик в семье. Ненавижу. Ах да… Отец болеет несколько месяцев, а мать, которая меня унижала всю мою жизнь, умерла позавчера при родах. Родила еще одного наследника, но и тот оказался не менее слабым. В день посвящения, когда детей заставляют выпить смесь, сделанную из чужих глаз, чтобы те видели всю жизнь, ребенок умер. Его скрутили судороги, а няньки не заметили этого. Или сделали так специально. Чтобы не оставалось вопросов о том, кто должен наследовать престол. Чтобы это был мой брат. Вчера, когда я сказала, что не каждый мальчик, в котором течет кровь предводителя, способен руководить мутантами, приближенные брата меня избили и изнасиловали. Не то чтобы это первый раз. Да и не то чтобы я не привыкла. Но привыкнуть — это одно, перестать ненавидеть — совсем другое. Я смотрю на свое отражение. Смотрю на косы, за которые они вчера тянули меня, чтобы я не могла сражаться, смотрю на распухшие губы, синяки по всему телу и разорванную одежду и хочу разбить это гребаное зеркало. Не хочу видеть себя такой. Слабой девочкой, над которой можно издеваться, которую можно брать, когда придется, которую можно избивать ногами и не ответить ни за один свой поступок. Я хочу быть сильнее каждого мутанта моего города. Я хочу не кричать, когда на мне позорно рвут одежду, а сражаться. Убить каждого, кто прикоснется ко мне. Не могу ни закричать, ни постоять за себя — приближенных брата в тот вечер было больше десятка. Но это не оправдание. Я должна научиться справляться и с сотней. Мне уже тринадцать, я хочу уметь отстаивать свои границы. Не только словами. Они не понимают, когда я говорю «нет». Я столько раз пыталась сказать это «нет». Но они не слышат. Они думают, что у меня нет ни шанса отказаться. А другие женщины в нашем городе лишь кивают, когда я говорю об этом, пожимают плечами и отводят взгляды. Они подневольны. Они слабы и не желают бороться за право перестать быть рабынями. Поэтому у меня нет поддержки ни с одной стороны. У меня есть парочка мутантов, которые на моей стороне и которые всегда защищают меня, но это ничто по сравнению с количеством приближенных брата. Но ничего. Я справлюсь даже с этим. Один из моих мутантов Боб особенно предан мне. Если он смог поверить в мою силу, значит, поверит и еще сотня. Поднимаю стул и разбираю чертово зеркало. Кричу, не в силах совладать с эмоциями, и мне хочется сорвать с себя кожу. Я ненавижу себя за слабость, за то, что пала так низко, ненавижу приближенных брата и его самого. При этом он ни в чем не виноват. Вчера он приходил ко мне. Приносил какие-то эликсиры, лекарства, рыдал, как девчонка, стоял на коленях, умоляя простить его. Он сказал, что его приближенные понесут наказание, но знаю я, как он наказывает мутантов. Каким-нибудь даже не тяжелым избиением. Я хочу наказать их совсем иначе. Брат целовал мои руки, повторял это тошнотворное «прости, пожалуйста, ради бога» и все говорил о том, как он любит меня. А я думала о том, как терпеть не могу этого бога, который был придуман мутантами из-за их слабости, и о том, как ненавижу своего брата. Знаю, что это не он, и приближенные просто перешли к нему от отца, но не могла отделаться от мысли, что это все из-за него. Из-за того, что он не может справиться с собственным народом. А это всего тридцать мутантов приближенных. Как он после получения престола собирается справляться с тысячами? Достаю из-под кровати оружие, за хранение которого мать всегда била меня по пальцам, убираю за одежду и заставляю себя улыбнуться от мысли, что она наконец умерла, но не могу. Не из-за того, что сожалею. Из-за того, что после избиения болят губы. Она всегда ненавидела меня. Принижала перед братом, запрещала учиться вместе с ним править городом, и лишь после его долгих уговоров отпускала меня. Не давала сражаться, утверждая, что я должна заниматься совсем не этим, и выгоняла несколько раз из крепости на улицу, если видела меня в зале или с оружием. Конечно. Меня избивают, а я даже не могу взять нож в руки. Прекрасно. Надеваю капюшон, когда выхожу из крепости, иду мимо домов приближенных брата, напрягаясь всем телом и нащупывая рукояти ножей, если вдруг мне будет угрожать опасность. Захожу в таверну и поднимаюсь на второй этаж. Там меня ждут Боб и еще несколько мутантов, которые тоже недовольны тем, что брат спустя пару месяцев получит престол. Заговорщики во главе со мной рассаживаются, первые несколько минут молчат то ли потому, что ожидают чего-то от меня, то ли потому, что им необходима эта тишина. Медленно поднимаюсь с места и говорю давно уже заученную речь про наш город, замечая, что появилось несколько новых мутантов на моей стороне. Их прибавляется все больше. Должно быть, они все понимают, что мой брат — никудышный вариант, и он станет ужасным предводителем. Когда заканчиваю, смотрю в глаза мутантов, и, несмотря на пустоту, нахожу в их выражениях лица нечто, напоминающее озарение. Восхищение. Они загораются идеей сменой власти так же, как и я. И сейчас, наблюдая за тем, как они переговариваются, я как никогда понимаю, что это грядет. Перемены скоро настанут. *** Тело Джейкоба было погребено вчера на закате. Это немного сбивает меня. Сбивает весь настрой. Когда Дэннис только пришел за мной в тюрьму, я отказалась помогать им в войне против Натана потому, что мой народ истреблен, и я совсем не обязана защищать чей-то другой. Тем более, его. Того самого истребителя. В тюрьме со мной ничего не случилось внешне, и множество изменений произошли внутри. Что-то перевернулось. Я почему-то потеряла надежду выйти. Всегда казалась себе пнепобедимой и была убеждена, что найду выход даже из ада, но после смерти моего народа свыклась с такой участью. Возможно, просто не видела смысла воевать. Мутанты первого города — это те, для кого я делала все это. Пусть я была с ними жестока, они были центром моей жизни. А Кайл лишил меня этого. Он перебил всех, но некоторые даже не знали о моем восстании против него. А некоторые отказались, сказав, что до последнего будут верны Кайлу, и я не заставляла их враждовать с ним. Но он не разбирался. Он сказал расстрелять даже тех, кто всегда подчинялся ему. Да и мутанты подчинялись даже на казни. Никто, никто не попытался сбежать или уйти от своей участи. А белые маги расправились с моими мутантами, как с животными. Со страшными монстрами, которые отнюдь не защищали их Императора несколько месяцев. А Он открыл огонь первым. Он выстрелил в тех, с кем был так близок, наплевав и на меня, и на войско ради одного только Кайла. По этой причине я даже не выходила к Дэннису, который тоже обманул и предал меня, до того момента, как его фраза повергла меня в шок. Кайл мертв. Кайл, которому я сначала подчинялась и чье главенство почти признала. Кайл, которого хотела убить. Первые дни в тюрьме я действительно жила ненавистью к нему за то, что он сделал с моим народом, я жаждала подходящего момента, чтобы сбежать и перерезать ему горло. А теперь его нет. И это странно. Почему-то после коронации мне показалось, что теперь он непобедим. На его стороне революционеры, остальные красные маги, его народ, Джейкоб, Лекс. Я посчитала, что проиграла, и, вероятно, у меня никогда и не было шанса против него. Но нет. Он мертв. У кого-то все-таки получилось сделать это. Первая моя реакция — недоумение, быстро сменившееся радостью. Кайл обязан был заплатить за все свои поступки, за жестокость, с которой он вернул себе престол, обернутую в гуманизм, за расстрел войска, которое ему всегда подчинялось. Я готова была отблагодарить убийцу Кайла и даже расстроилась, когда узнала, что Лекс расправился с ним. Но все изменилось, когда я увидела, на что этот Пророк обрек Кайла. Увидела монстра, в которого он превратился. Лучше бы он не умирал. Так он бы был хотя бы магом, а не непонятным сгустком энергии, к которому невозможно даже подойти. Как бы сильно я ни скорбела по Джейкобу, у меня не получается винить Лекса. Не только из-за того, что он восхищает меня своей внутренней силой даже после смерти Кайла, буквально крушения его мира, но и из-за всего, что было с нами раньше. Я прекрасно помню его слова и знаю, что он забыл обо всем этом. Наши отношения и взаимопомощь в Зоне Мутантов исчезли для него тогда, когда я наставила лезвие на Кайла. Если бы не эта слабость Лекса… Если бы не его абсолютно иррациональная, самоуничтожающая тяга к Кайлу, он был бы непобедим. Но нет. Он сам обрек себя на это. Мог бы хотя бы попытаться ничего не чувствовать, но взял и отдался Кайлу целиком. Как можно не ненавидеть его за это? За такую слабость, сочетающуюся со внутреннем стержнем? Мы уже все, кроме Лекса, собрались в покоях Дэнниса. Никто не хочет возвращаться обратно в комнату переговоров, то, что произошло вчера, оставила огромный отпечаток на каждом из нас. Сейчас, без Джейкоба, я осознаю, что мне абсолютно не с кем поговорить. Лекс, который опаздывает уже на минут двадцать, едва сдерживается, чтобы не зарезать меня, Дэннис не любит предателей и считает, что я подвела Кайла, которого он позже едва не боготворил, а Нета… С Нетой у нас давняя неприязнь, хотя однажды нас и объединила одна цель. Только вот ей Кайл ничего не сделал за предательство, а мою жизнь превратил в ад. Эта чертовка почему-то для него была важнее. Да и Дэннис был важнее. И Тео. Кайл вообще перестал считаться со мной. — Что она тут делает? — Первые слова Лекса, когда он заходит в комнату. Кивком указывает в мою сторону, хотя это совсем необязательно. Мы все понимаем, кого он ненавидит больше всех в этой комнате. Не Нету, которая столько раз оскорбляла Кайла, пыталась специально поддеть его и сама предложила мне восстать. Нет, не ее. — Она нам нужна, — выдержанно отвечает Дэннис, и я заставляю себя улыбнуться вошедшему Лексу. Пусть и пытаюсь сделать вид, что мне плевать на все это, от его презрительно взгляда появляется ком в горле. Я не могу презирать и ненавидеть его. Я восхищаюсь им, хотя он перестрелял моих воинов, а он продолжает добивать меня. — Мне она не нужна, — говорит все еще в третьем лице, будто меня совсем нет рядом. Стоит в дверях, видимо, ожидая, что я прямо сейчас послушаюсь и выйду. Ага. Разумеется. — Я не спрашивала твоего мнения, когда шла сюда. — Пожимаю плечами. — И я смотрю, раз вы вывели меня из тюрьмы, вам здесь паршиво. Кайла больше нет. Тео и Джейкоба тоже. Может, ты просто признаешь, что вы не справитесь без меня? — Может, ты просто заткнешься и перестанешь умничать? — Вскидывает брови, наконец закрывает треклятую дверь и встает в центр комнаты. — Зачем ты притащил ее, Дэннис? Она уже предала Кайла однажды. Ты думаешь, она не способна сделать это снова? — Как Кассии это сделать, Лекс? — выдыхает Дэннис, и я даже не перебиваю, хотя открываю рот, чтобы ответить самой. Дэннис мыслит более адекватно, чем любой в этом замке. Не считая меня, конечно. — У нее нет ни поддержки, ни мутантов, ничего. Да и против кого ей восставать? Она была недовольна политикой Кайла. А Кайл… — Да, конечно! И как раз после его смерти мы будем сражаться плечом к плечу с той, что едва не убила его! — Лекс уже срывается на крик и продолжает разговор не с Дэннисом, а со мной. Поворачивается, смотрит с такой же ненавистью, даже не пытаясь скрыть ее, и я невольно обжигаюсь об этот взгляд. Стискиваю челюсти, чтобы не показывать, как он задевает меня, и так же гляжу в упор. Уже в который раз благодарю все на свете, что мои глаза пусты. Что через них невозможно прочитать эмоции. — Ты, мразь, все равно ответишь за свой поступок, поняла меня?! То, что ты здесь, не моя идея. Я пойду на поводу у Дэнниса и оставлю тебя, но одно неправильное движение — ты сдохнешь. Я убью тебя так же, как убил всех твоих зверюшек, которыми ты управляла. — Убьешь меня — и мы все узнаем, на что вы способны без моей помощи, — отвечаю. — Или, может, не будем так рисковать? Уже один раз без меня у вас ничего не вышло. Вот, например, Кайл мертв. — Ты бы никак не повлияла на это. — Кривится, когда говорю про смерть Кайла и, несмотря на злость, немного успокаивается. То ли от того, что это все еще причиняет ему боль, то ли из-за того, что само имя Кайла имеет на него такое воздействие. Это еще одна причина, почему Кайл тогда должен был умереть. В его руках было слишком много контроля над Лексом. — Может, вы уже перестанете лаять друг друга? Я уже заскучала, — наконец говорит Нета, про присутствие которой я уже успела забыть. Устраивается на кровати Дэнниса удобнее, подкладывает под спину подушку и выглядит настолько спокойной, что я даже завидую этой беспечности. Я, конечно, холодная, и меня мало трогает чужая смерть, — даже несмотря на близкое общение с Джейкобом, я быстро отошла от отчаяния — но меня хотя бы немного заботит то, что скоро произойдет с Империей. Вот-вот нагрянет Натан с его помощником в виде магии Кайла, а мы совсем не знаем, что делать. — Да, нужно прекратить, — киваю и говорю прежде, чем Лекс откроет рот, чтобы перевести тему. — Вороны Джейкоб доложили, что Натан уже перешел Грэндзу и сейчас находился в одном из прибрежных городов. Они сказали, что он обращается с магами, которых не успели или не смогли перевести революционеры, с несдерживаемой жестокостью. — Некоторые лайбаунсцы, верившие покойному Майку, сами изъявили инициативу остаться в домах, — говорит Дэннис. — Революционеры некоторых вытаскивали насильно, а некоторых не тратили время. Эти красные маги хотели присоединиться к армии Натана, а сейчас становятся его рабами. Уже хочу проявить хотя бы немного соболезнования, хотя бы на словах, замечая, что Дэнниса волнует это, но Лекс опережает меня. — Вот и правильно, — равнодушно заключает он. Я смотрю на него и не понимаю, как можно так относиться к собственному народу. Почему он променял всех их на одного Кайла? — Они восстали против Империи, не послушали никого, кроме этого долбаного Майка и ожидали чего-то другого? Если бы не Натан, я бы их всех перебил. На секунду в комнате воцаряется тишина, но Нета прерывает ее. — Как бы безбожно это ни звучало, Лекс прав в том, что такая жестокая казнь сыграет нам на руку. Мы должны показать красным магам, что Натан — это, упаси Боже, не их спаситель от злых завоевателей, а настоящая угроза. И ты, Лекс, должен им тоже об этом напомнить. — Основная мотивация белых и красных магов должна быть ненависть, — продолжает Дэннис. — Раз ни у нас, ни у Кайла не получилось сделать их союзниками за счет идеи объединения и мира, значит, необходим противоположный путь. Они увидят безжалостность врага и поймут, что, чтобы победить его, нужно сражаться вместе. — Не то чтобы Кайл объединял их идеей мира, — хмыкаю, вспоминая, как этот гуманист приказал избавиться от всех мутантов первого города. — Он же тоже говорил о Натане. Но да, Дэннис прав, одно дело — говорить, другое — видеть. — И я должен буду это все сказать на площади? — вдруг спрашивает Лекс, и я, наверное, впервые слышу неуверенность в его голосе. Плюхается на кровать, рядом с Дэннисом, закрывает лицо руками. — Дьявол, ты же понимаешь, как это будет звучать из моих уст? Ты же помнишь, что я делал. Я же расправлялся с красными магами да и, дьявол, чуть не расправился с тобой с той же жестокостью, что и Натан. «Ты же понимаешь». Эта фраза режет. Потому что Лекс обращается только к Дэннису. Нета плевала на этот факт, она все так же смотрит в потолок, пьет вино и, кажется, ни на что не обращает внимания. Однако меня мысль о том, что Лекс меня абсолютно ни во что не ставит, даже не спрашивает обычного совета, хотя я, а не Дэннис, так же стояла на площади и говорила заученные фразы, отравляет изнутри. — Ты что, истреблял целые расы магов? Или заполучил Кристалл, чтобы обладать всей энергией черных и белых? А может, возглавил армию и идешь сражаться в союзе с настоящим безумцем? — Дэннис хмыкает, поворачивается к Лексу, трясет его за плечо, заставляя смотреть в глаза. — Лекс, ты конченый ублюдок, ты считаешь, я не помню? Но пока… на время войны ты герой. Переворачивай каждый факт собственной биографии в свою пользу. — Как ты это представляешь? Что я скажу красным магам в ответ на обвинение о том, что я убил их мать, сестру или брата? — Во-первых, скажи, что сейчас приносишь соболезнования. Во-вторых, вы были на разных сторонах в лайбаунском королевстве, и так сложилась судьба, а сейчас вы должны сплотиться. В-третьих, так на тебя влиял красный король. В-четвертых, ты можешь привести в пример меня. Знаешь, за всякие поджоги и пожары я довольно известен в королевстве. — Дэннис усмехается, и Лекс вдруг отзеркаливает его улыбку. — Так вот, ты можешь сказать обо мне. Что, несмотря на убийство, я на твоей стороне. Потому что понимаю, какую угрозу нам несет Натан, и простил тебя. — Ты серьезно придумал для меня четыре отговорки? — смеется Лекс, а я сжимаю руки в кулаки из-за того, что даже после смерти Кайла он так спокоен с Дэннисом и так ненавидит меня. — И… получается… То есть ты и правда простил меня? Понимаю, что мы с Нетой уже лишние в этом разговоре, но было бы глупо просто подняться и уйти. Поэтому наблюдаю за тем, как улыбка сползает с лица Дэнниса. Взгляд сразу становится неживым и каким-то ненастоящим. Скрывающим вспыхнувшую боль. Ох, не отпустил еще все это Дэннис. Не отпустил. — Ты же даже не извинялся, — хмыкает Дэннис. — Нет, я просто… смирился. — Но я мог бы… — Нет, Лекс. — Дэннис поднимается с места, сразу выглядит напряженным, и я, наблюдая за ним, подумываю над тем, сколько стоит это его внешнее спокойствие. Какую цену он отдал за свое почти такое же, как у меня, равнодушие? Почти. Потому что мое равнодушие искреннее. Его — искусственное. — Не надо. Я же говорю, смирился. Лекс молча кивает, внезапно поворачивается ко мне, и я ожидаю, что все-таки задаст вопрос. Я же Воительница. Я же руководила четырьмя городами Зоны Мутантов. Ожидаю, но Лекс отворачивается и выходит из комнаты. Наше сотрудничество с ним обещает быть очень трудным. *** После смерти Кайла красные и белые маги впервые собрались на площади. Стою рядом с Дэннисом, потому гляжу на всех свысока и могу увидеть, насколько разбит простой народ. Маги, которые способны передать информацию, уже показали им, что происходит с прибрежными городами. Дезилийцы в шоке от смерти Кайла, а лайбаунсцы ощущают свою вину из-за всего, что произошло. Даже если они и не были причастны к восстанию Майка. Несмотря на то, что мы и не хотели произвести такое впечатление, Дэннис все равно публично рассказал правду о смерти Кайла. Опустил подробности про пророчество, осознавая, что простой люд все равно не сможет впитать столько знаний сразу, показал голову убийцы Кайла, как и приказал Лекс. Почти все белые маги зареванные и уставшие. И я внезапно чувствую какой-то укол, странное ощущение из-за того, что я могла бы стать причиной этих слез. Я хотела убить Кайла, но почему-то они так преданы ему. Он ведь правил так недолго. Почему они сами свергли его отца, а теперь так переживают из-за смерти Кайла? Может, он и правда какой-то другой? Особенный? Тяжело об этом думать сейчас. Не хочу даже признавать свою вину. Это сделает мне только хуже. Если бы Кайл был жив, все казалось бы другим. Я бы все так же ненавидела его, он бы все так же держал все под контролем. Странно… Но его смерть принесла дисгармонию даже в мою жизнь. Он был тем, кто превосходил меня по силе. Тем, кто всегда мог остановить меня, и тем, кого я всегда ненавидела за это. Когда выходит Лекс, даже у меня невольно захватывает дыхание. Не знаю, переживает ли он, но я беспокоюсь, что все пойдет не по плану. Хотя они с Нетой и немного с моей помощью придумали речь для него, это же гребаный Лекс. С ним в любой момент что-то может пойти не так. Кажется, с ним по-другому и не бывает. С ним не может быть слаженно. Разговоры, крики и плач затихают. Красные маги с особенным вниманием наблюдают за Лексом, и Дэннис, видимо, тоже заметив это, медленно кладет ладонь на рукоять меча. Вот ирония. Еще несколько месяцев назад он бы возглавил восстание против Лекса, а сейчас готов перебить всех мятежников, которые пойдут против него. Лекс сейчас завораживает. Несмотря на то, в какой семье он, в отличие меня и Кайла, родился, несмотря на то, как вырос, он выглядит лидером. В его глазах горит тот огонь, который будто и не пропадал с момента смерти Кайла. А одежда предводителя — мы специально не говорили ему надевать то, что носил Кайл, чтобы не причинить боль — не кажется на нем абсурдом. Напротив, кажется, будто он родился для этого. Вот так стоять на площади перед скоплением магов-врагов и магов-жертв. — Я не буду начинать свою речь с торжественных фраз. — Лекс усмехается и даже в этой одежде, даже в этой роли выглядит собой. Я не помню, когда в последний раз так завороженно следила за кем-то. — Потому что я не Император. Не ваш лидер. И не маг, который способен отдавать вам приказы. Вы вообще… Вы не обязаны подчиняться мне, как королю. И, наверное, это может показаться вам неправильным. Перед вами может стоять только тот, кто имеет королевскую кровь, правда? Отовсюду слышатся одобрительные крики, но при этом в голосе магов нет осуждения. Они не говорят о том, что не желают видеть перед собой Лекса. Я выдыхаю и замечаю, как Дэннис делает то же самое. — Ладно. Но у нас нет… Императора. — Голос Лекса вдруг надламывается, и я сжимаю челюсти. У меня почему-то бешено колотится сердце. — Эрик — тот мальчик, которого вы все знаете за тесную связь с Императором, наследник красного престола! Да, и он был с Кайлом Вилсоном. Они были на одной стороне. Это оставалось в секрете лишь из-за того, что Натан, предводитель черного королевства, грезил убийством мальчика. Кайл Вилсон спас его. Отовсюду слышатся вздохи и всхлипы. Красные маги, которые восстали против Кайла, меняюься в лице. Теперь они осознают, что восстали не просто против белого Императора. Они восстали против собственного будущего короля. — Но Эрик пропал, — продолжает Лекс. — И нам остается надеяться только на то, что ему удалось скрыться и что он в безопасности. Так вот, наследник престола… моего королевства пропал, а Император убит по приказу предводителя черных магов. У нас нет короля. — Лекс переводит дыхание, и я не представляю, каково публично говорить о том, что Кайл убит. Говорить о том, во что все еще сам не хочет верить. — Я осознаю, что вы можете возмутиться тому, что я беру командование Империей на время войны на себя. Но это не мое самолюбие или единоличное решение. Я был близок с Императором и могу… Лекс недоговаривает, потому что происходит то, чего мы так боялись. Кто-то выкрикивает «убийца», и среди лайбанусцев поднимается гул. Белые маги в основном молчат и лишь ждут продолжения. Но Лекс замирает. Пусть бунтуют всего десяток из сотен, на площади, Лекса будто парализует. — Дэннис… — Касаюсь руки Дэнниса, но он так же немного испуганно, но с надеждой смотрит на Лекса и ловит его взгляд. А потом шепотом произносит то, что повергает меня в шок. «Забудь все, что мы придумали». Забудь?! Что это значит?! Лекс не сможет импровизировать! Он же делает такое только в первый раз! — Хорошо, — вдруг произносит он. — Я… со… — пытается выговорить это «сожалею», как учил Дэннис, но у него ничего не выходит. В этом «сожалею» нет никакой искренности. — Я осознаю, что когда-то многим из вас причинял вред. Мы были на разных сторонах, а сейчас объединены общей идеей, но дело даже не в этом! Тот, кто помнит меня другим, знает, что я делал раньше, помнит и то, что меня… никто не смог победить. Замирает даже Дэннис. На площади воцаряется тишина. Но скорее не из-за того, что все вдруг захотели продолжить слушать Лекса, а из-за того, что все удивлены. — Революционеры. — Лекс указывает на стоящего неподалеку Дэнниса, — горели идеей убить меня. Но, как вы видите, они на моей стороне. Не только из-за того, что к нам направляется Натан. Из-за того, что меня не победить. И это причина, почему я тут стою перед вами! Я не руководитель, я не король и, конечно, не Император. Я не… Кайл Вилсон и… никогда… никогда… не смогу заменить его. Я понимаю это. Я — воин! И каждый, кто хотя раз видел меня, не может не согласиться с этим! Я — воин, а кто еще нужен в сражении?! Кто еще нужен сейчас, когда мы обязаны отразить атаку Натана?! Я здесь не для того, что, черт… в общем, не для того, чтобы захватить престол! Я здесь для того, чтобы выиграть эту войну и отразить атаку ублюдка, который прямо сейчас убивает наш с вами народ! Белые маги что-то кричат, красные все ее стоят в недоумении. Все еще не верят. Я же не могу перестать улыбаться. Я смотрю на Лекса и невольно задерживаю дыхание. — И вы знаете, что я не благороден. Я признаю это. Но разве благородные выигрывают войну! Повторюсь, я не отдаю вам приказы, я направляю вас. Я не отправляю вас на месиво, а веду к победе! И я бы стал лукавить, если бы сказал, что принял это решение только из-за того, что хочу перебить черных магов, — вдруг говорит Лекс, и я ужасаюсь тому, что одной фразой может все испортить. Слишком уж искренне все выдает. — Нет, это не так. Я иду на эту войну, я готов отдать на ней жизнь из-за Кайла Вилсона. Я, дьявол, жажду отомстить за Кайла Вилсона, потому что он был для меня… не только Императором. И вы тоже! Вы тоже идете на эту чертову войну, чтобы отомстить за всех близких, которые умерли в сражениях, за народ в прибрежных городах! — Толпа вдруг начинает кричать, и я впервые вижу, чтобы весь народ был настолько вдохновлен идеей войны. — Вы идете туда, чтобы восстановить правосудие и отплатить за всю ту боль, которую нам причинили враги! Толпа повторяет слова Лекса, кричит что-то. Его речь была перенесена на все королевство, и я представляю, как такая огромная территория охвачена столь огромной силой, которая благодаря Лексу проснулась в красных и белых магах. И я знаю, что Натан, находящийся на нашей территории, тоже все слышит. Я смотрю на поднятые вверх руки Лекса, на то, как народ повторяет его движение, и не верю в то, что передо мной именно тот безумный маг, которого я встретила в Зоне Мутантов. Прямо сейчас, после смерти Кайла мы видим совсем другого Лекса. Ни любовника императора, ни его вторую половину. Лекс один. Лекс полноценен. Лекса ничто не сдерживает. И, как бы ужасно то ни было, настоящая натура Лекса должна была зародиться резко, страшно, через страдания. Такой, как он, не может плавно зажигаться, как свеча, что происходило с любым правителем. Он может только вспыхнуть и разразиться, как пламя. Как молния в полной тишине всеобщего горя и его личной трагедии. Смерть Кайла — это то, что было необходимо Лексу, чтобы по-настоящему гореть. — И мы сделаем это! Без всякой армии, без чересчур сильной магии, как у того существа, в которого превратился Император, разобьем гребаных захватчиков! Мы — сила! Нас больше! Мы не красные и белые маги! Не дезилийское и лайбаунское королевство! Мы — Империя! Толпа повторяет фразу Лекса, и она волной разносится по всей площади. И кажется… Да и не кажется, я уверена, по всему королевству. Даже революционеры, стоящие за спиной Лекса, начинают кричать. Мы — Империя! Мы — Империя! Мы — Империя!