home for a bunny

— Вот и все, придете через неделю, хорошо? Юнги благодарит врача и вместе с Чонгуком выходит из кабинета. На лавочке напротив обнаруживается тот мудила, что его сбил. У Мина нет сил на выяснение отношений, а бить кого-то левой рукой, при том, что вторая сломана, — так себе идея. Потому он старается не смотреть на мистера я-убью-тебя-на-катке и тянет мальчика в сторону выхода. — Подожди! Конечно же им не дают уйти просто так. — Что? Хочешь мне вторую руку сломать? Давай по-быстрому, мне еще с ребенком корейский делать, — в обычной ситуации Юнги был бы более спокоен, но этот парень в синей шапке, из-под которой торчат красные уши, испортил Чонгуку выходные. К тому же, Мин понятия не имеет, как будет выполнять заказы одной рукой. Юнги знает, что произошедшее — случайность, но от этого не легче. — Мне очень жаль. Я не хотел, чтобы все так вышло! Пожалуйста, пойми, я случайно и готов заплатить за причиненные неудобства, — парень сгибается пополам, от чего с него спадает та синяя шапка. — Вольно, белоснежка, — Юнги незаметно для себя гладит большим пальцем потную ладошку Гука, подсознательно успокаивая и ребенка, и себя, — оплатишь больничный счет, и у меня к тебе никаких претензий. Блондин явно рад такому исходу, потому пару раз кивает и натягивает обратно на свои серебристые волосы многострадальную шапку. Высокий он, Юнги отмечает это только сейчас, высокий и очень хорошо сложенный. Мин всегда мечтал о подобной фигуре, но получил то, что есть. — Меня зовут Намджун, а тебя? — парень протягивает руку и лишь тогда осознает, что пожать ее Юнги не сможет. Уши продолжают очаровательно пылать. Вдруг эту сцену из романтической комедии прерывает Чонгук, который встает перед хеном, расставляя руки в стороны, кроличьи уши воинственно стоят торчком, правая нога топочет на месте. — А зачем Вам его имя, дядь? Вы уже сделали хену больно, уходите! Хен не будет с вами дружить, — Чонгук говорит уверенно, но Юнги видит как его мальчик трясется от страха, хвост просто сходит с ума, еще чуть-чуть и начнет производить электричество своим мельтешением. Юнги умирает внутри от нежности к своему ребенку. — Не буду, Чонгук-и, не переживай. Но это невежливо, Намджун представился мне, я должен назвать свое имя в ответ, — Юнги кладет здоровую руку на детское плечо, показывая, что он рядом, — меня зовут Юнги, а теперь мы отправляемся домой. — Погодите, а можно мне Ваш номер? — Намджун не сдается и следует за ними к выходу из больницы, теребя пуговицы на своем черном пальто. — Зачем тебе? — подозрительно спрашивает Юнги. — Я хочу позвонить Вам через неделю и спросить о Вашем самочувствии. Юнги отмечает, что парень хотя бы порядочный. А еще с чего-то перешел на официальный стиль общения. Странная молодежь пошла. — Записывай и лучше напиши, я не люблю звонки, — Юнги наблюдает, как Намджун достает побитый временем телефон и записывает под диктовку. У парня явно есть деньги судя по его одежде, так чего телефон не сменит? — Понял. — Прощай, белоснежка, — говорит Юнги, усаживая уставшего Чонгука в такси и забираясь следом. — Но у Белоснежки были темные волосы… Фраза повисает в воздухе, отвечать на нее некому. Намджун остается стоять у автоматических дверей больницы, наблюдая за отъезжающей машиной. Он действительно сожалеет, что его поход на каток закончился для другого человека травмой. Одновременно с этим он немного взволнован, ведь его новый знакомый чертовски милый и добрый. Парень сохранят номер и подписывает контакт «Юнги-щи, сломал руку». С того неудачного дня проходит две недели, перелом заращивают в конце первой. Рождество их маленькое семейство решает отметить дома. Конечно же заявляется Чимин, но без своей девушки, что странно. Панда мимоходом говорит, что они окончательно расстались, и он съехал. Сообщает он это с вымученной улыбкой, а у самого голова грязная, хвост висит грустной пушистой колбасой и глаза печальные-печальные. Юнги с Чонгуком решают, что гном-хен поживет с ними во время рождественских каникул и это не обсуждается. Приходится отбиваться от благодарного Чимина, решившего задушить их своей любовью. А как иначе объяснить, что такой маленький на вид Чимин утягивает их на пол и сжимает в удивительно сильных объятиях? Чимин где-то достает небольшую елку, не настоящую, конечно же. Пока гибриды наряжают увеличенную версию ершика, Юнги готовит праздничный ужин. Он мухлюет и заказывает часть блюд в ресторанчике напротив. Никто и слова против не говорит. Чимин вырубается на диване, сытый и согретый половиной бутылки красного полусладкого, он все еще выглядит подавленным, но теплый вечер с лучшими друзьями помог отвлечься от разрыва таких долгих отношений. Кто бы что ни думал, он любил ее, когда-то давно, но любил. Любовь часто переходит в привычку; приятную сердцу, но привычку. Чимин тихонько вздыхает и под бормотание телевизора проваливается в глубокий сон. Юнги с Чонгуком убирают со стола, накрывают красную панду одеялом, выключая телевизор. Ребенок напоследок целует младшего хена в нахмуренный лоб и грустно пыхтит. Они привычно укладываются на свои стороны кровати, когда мальчик вдруг набрасывается на взрослого с объятиями. — Что такое, Гугу-я? — Юнги мягко гладит основания кроличьих ушей, ощущая теплое дыхание на своей шее. — Грустно, хен, — шепчет мальчик, — а когда я тебя обнимаю, мне легче. — А почему грустно? — спрашивает Юнги, накрывая их одеялом и заключая ребенка в объятия. — Не знаю, грустно и все. — Завтра станет легче, Чонгук-и. Завтра ты проснешься и забудешь о своей грусти. Завтра все будет лучше. Веришь мне? Юнги ощущает кивок и нежно целует ребенка в висок. Чонгук засыпает у него на груди, вдыхая родной запах и слушая лучший звук на свете — биение сердца хена. Юнги неподвижно лежит около часа, а потом все же аккуратно перекладывает мальчика на свою подушку и идет на кухню, прикрывая за собой дверь и включая вытяжку. С весны у него припрятана последняя пачка сигарет, которую он не трогает уже долгое время. Юнги щелкает зажигалкой и затягивается, выдыхая дым в зимний воздух сеульских улиц. Телефон, что лежит рядом, мигает новым сообщением. От кого: Намджун С Рождеством, Юнги-хен! Надеюсь, что рука больше не болит. Я знаю, что ты говорил мне перестать извиняться, но… Позволь угостить тебя кофе в качестве последнего извинения? Юнги один уже больше года. Последние отношения закончились не слишком хорошо. Он не вспоминает о том человеке, не желает помнить даты, места и события. У Мина теперь есть Чонгук, но иногда становится по-человечески тоскливо. Сложно быть сильным семь дней в неделю, не имея поддержки кого-то близкого. Да, сложно, но ради ребенка он должен постараться. Тем более, что отношения точно не для него, не создан он для них. В последнее время он хранит в глубине души очень важную мысль. Возможно он был рожден, чтобы встретить Чонгука, усыновить его и подарить ему целый мир. Возможно, что это конечная цель его жизни. «Завтра станет легче», — скороговоркой повторяет он про себя, выкидывает сигарету и отправляется мыть руки, оставляя телефон на кухне.

***

— И Тэхен упал! А девочки смеялись! Я не понимаю, хен, они же хорошо относятся ко мне, а Тэхена почему-то не любят, — Чонгук возмущенно тянет себя за черное ухо, сидя в своей любимой вмятине дивана. В открытом окне во всю царствует вновь пришедшая осень. Юнги лежит на том же диване, голова его упирается в худые ноги ребенка, он лениво слушает причитания и поддакивает время от времени. — Понимаешь, Тэхен у тебя гордый, хорошо учится, немного задиристый, еще и красивый. Девочки просто не могут обделить его своим вниманием, да и мальчики тоже. Правда внимание у них своеобразное. Как могут, так и проявляют симпатию, — Юнги сонно подтягивает колени к груди, и свернувшись клубком, становится в два раза меньше своего и так маленького роста. — А я красивый, хен? — Чонгук взволнованно слушает, как его взрослый нахваливает его же лучшего друга! — Ммм? Чонгук берет лицо взрослого и легко сжимает, пытаясь разбудить так не во время засыпающего хена, но получается лишь сделать из Юнги рыбку. — Хен! — звонким голосом зовет кролик. — Что? Чего кричишь? — Юнги ворчливо шлепает сплющенными губами. Он все еще похож на рыбку. — Ты сказал, что Тэхен красивый, а я? Я красивый? — Самый красивый, Гугу-я, самый умный, самый красивый, самый заботливый, самый любимый. Юнги отстраняет детские ладошки от своего лица и утягивает мальчика к себе, обнимая его со спины. — А теперь спать, хен всю ночь работал. — Ну хен, сейчас же еще даже пяти нет. — Ничего не знаю, ты мой ребенок, а значит, можешь уснуть в любое время. За прошедший год Чонгук еще больше подружился с Тэхеном, они иногда даже ночевали друг у друга. Юнги из-за этого пришлось сблизиться с госпожой Ким. Чимин оправился от разрыва лишь к июню, вновь радуя их нескончаемой энергией и громким милым смехом. Сам Юнги потихоньку приучал Чонгука спать отдельно, они купили новый диван и теперь каждую ночь Мин сидел с ребенком, пока тот не уснет, а уже потом уходил к себе. В зале всегда горел ночник. Отдельной проблемой стал мистер я-убью-тебя-на-катке-а-потом-и-вне-его. Намджун не переставал ему писать и спустя какое-то время Юнги обнаружил, что из парня вышел неплохой собеседник. Они встречались в одной кофейне пару-тройку раз — ладно, пару десятков раз — пили кофе, разговаривали на отвлеченные темы, иногда делились как прошел день. Чонгуку Юнги об этом не говорил, зная, что для ребенка Намджун так и остался тем мужчиной, что причинил боль его любимому хену. Намджун был харизматичным, умел расположить к себе человека, всегда внимательно слушал, создавая впечатление, что нет никого важнее Юнги, а еще он был просто очарователен в смущении — сверкал ямочками на щеках, прикрывал яркую улыбку своими аккуратными руками и в целом был похож на белого медвежонка. Все проблемы кажутся незначительными, когда в один из осенних дней раздается звук дверного звонка. Юнги направляется к двери, испытывая чувство дикого дежавю. На пороге стоит человек, которого он хотел бы видеть меньше всего. — Что, даже не пригласишь войти? «Если бы у меня было больше храбрости и меньше любви к тебе, то я бы так и сделал», — думает Юнги и отходит в сторону, впуская незваного гостя в дом.