***
Дорога, ведущая к столице, тянулась между зелёных полей и маленьких деревушек. В полях работали крестьяне, паслись коровы, бегали босые чумазые дети. Всё это едва ли напоминало место, где сидят в засаде разбойники-похитители. Шу всё больше утверждался в мысли, что Нэр попросту обманул его, и никакой свадьбы не будет. Отказываться от идеи найти обманщика он не собирался, и мрачно размышлял, как действовать: всё же заставить его выполнить обещание или просто застыдить? Эрик тоже был погружён в свои мысли, и шли они молча. Едва заслышав топот копыт и человеческие голоса, оба набрасывали на головы капюшоны и отходили на обочину, стараясь не привлекать внимания. И если Шу скрывался по вполне понятным причинам, то почему прячется его спутник, он мог только гадать. А спрашивать было бы бестактно — особенно учитывая, что сам Эрик даже про рога не поинтересовался. Шли они целый день, сделав только пару привалов, чтобы немного отдохнуть и перекусить. Под вечер испортилась погода: поднялся сильный ветер, который гнал волну по густой траве полей и взметал пыль на опустевшей дороге. Заходящее солнце увязло в брюхатой тёмно-фиолетовой туче с чёрными рваными краями, которая сожрала остатки небесной синевы и вечернего света. Вдали глухо зарокотало, словно великаны ворочали огромные жернова. На горизонте блеснула молния. — Сейчас как хлынет! — сказал гуль тревожно, поглядывая на тучу. Путешественники из книг обычно ночевали в гостиницах или просили убежища у местных жителей, но книжные герои обычно и не пугали людей одним своим видом. Перспектива ночевать под дождём его не радовала. — Смотри, — Эрик тронул его за плечо и указал вперёд. В поле виднелся большой сарай, расположенный поодаль от крайнего дома очередной деревни. Едва они свернули с дороги и пошли через поле, как молния осветила полнеба, и грянул такой мощный раскат грома, что гуль вскрикнул и закрыл уши руками . Упали первые капли дождя, крупные и холодные. — Давай скорее, иначе вымокнем! — Эрик взял его за руку, и они побежали, но поздно: дождь хлынул ливнем, и когда они добежали до сарая, на их счастье открытого, оба были такими мокрыми, будто только что вынырнули из реки. Сарай оказался здоровенным сеновалом, наполовину заполненным сухим душистым сеном. Эрик закрыл за ними рассохшуюся деревянную дверь, подпёр её валявшимися тут же граблями и немедленно принялся раздеваться. Шу, который уже весь заледенел в мокрой одежде и стучал от холода зубами, последовал его примеру. Пока он негнущимися пальцами расстёгивал пуговицы, Эрик нашёл в углу несколько мешков, застлал ими сено, устроив импровизированное ложе, и с удобством на них улёгся. — Иди сюда, — позвал он. — Один солдат под одним одеялом может замёрзнуть, а вот два солдата под одним одеялом не замёрзнут никогда. Шу немного поколебался, переминаясь с одной босой ноги на другую и дрожа от холода. Идея лечь рядом с практически голым Эриком казалась пугающей. Но страх лежать одному и трястись до утра перевесил, поэтому Шу забрался по сену к Эрику. Тот накрыл его мешковиной и повернулся спиной, словно показывая, что бояться нечего. Шу тоже лёг к нему спиной и свернулся клубком, прижав замёрзшие руки к груди. Дождь барабанил по дощатой крыше сарая, ворчал гром, и после каждого раската где-то вдалеке лаяла собака. В сене что-то потрескивало и шуршало. Шу не мог заснуть, хоть и очень устал после целого дня ходьбы. Вначале он весь дрожал от холода, но постепенно согрелся и теперь смирно лежал, чувствуя исходящее от Эрика тепло. Они не касались друг друга, но лежали очень близко, и когда Эрик слегка пошевелился, устраиваясь поудобнее, Шу окатило волной жара, поднявшейся откуда-то снизу. Он лежал в сладкой истоме, чувствуя, как по всему его телу растекается тепло. Даже пальцам ног стало жарко. Шу осторожно перевернулся на другой бок. Ему очень хотелось коснуться широкой спины Эрика или прижаться к нему всем телом, но он не мог на это решиться. — Ты спишь? — еле слышным шёпотом спросил он. — Нет. — А что ты делаешь? — Думаю. — О чём? Эрик тяжело вздохнул и немного помолчал. Шу уж было подумал, что раздражает его своими вопросами, и собирался извиниться, когда тот заговорил: — О том, что могу никогда больше не увидеть свою мать. — Ой, — сказал Шу. Истома немного отступила перед лицом мрачной темы. — А что случилось? — Она очень больна. Я не знаю, будет ли она жива, когда я дойду до столицы. А если будет, то… захочет ли меня увидеть. — Почему же не захочет? — Шу хотел было сказать, что все были бы рады его увидеть, ведь он такой сильный и красивый, но сдержался. Эрик снова вздохнул и замолчал. Шу тоже лежал молча, глядя на его спину, плечи и затылок. — Меня обвинили в преступлении, — сказал, наконец, Эрик. — Мать поверила, что я виноват, и меня изгнали из страны. — Ну тогда надо к ней прийти, — взволнованно заговорил Шу, — и сказать, что ты не виноват! Ты ведь не виноват? Эрик усмехнулся: — Нет, не виноват. Но мне заказан ход в столицу. Я даже не знаю пока, как туда попасть, и не представляю, как мне с ней поговорить. — Перелезть через стену? Там есть стена? Мы можем перелезть через стену, и залезть к ней в окно, и поговорить с ней… Эрик тихо засмеялся и повернулся к Шу лицом. — Ты забавный, — сказал он, укладываясь очень близко к нему. Шу снова окатило жаром, и он даже не обиделся на то, что человек опять над ним смеётся. Эрик протянул руку и погладил его по всё ещё влажным волосам, потом коснулся рога и спросил: — Они чувствительные? — Не-а, — севшим голосом ответил Шу. «А вот я — да», — мог бы он продолжить, если бы был способен связно изъясняться в тот момент. — А тут? — Эрик почесал ему голову у основания рога. Шу в ответ только издал жалобный стон. — И уши у тебя забавные… — Эрик провёл пальцем по его острому уху, а потом накрыл его ладонью. Шу смотрел на него широко открытыми глазами, сердце у него билось где-то в горле, а щёки горели. — Я, — сказал Эрик шёпотом, поглаживая его по лицу, — поцеловал бы тебя… не будь у тебя жениха. Чужих женихов я не целую. И не успел Шу сообразить, что это такое ему только что сказали, как Эрик убрал руку и отвернулся от него. — Спокойной ночи, — сказал он как ни в чём не бывало. Шу ещё какое-то время лежал, возбуждённый и растерянный, неверяще глядя ему в спину. Потом злобно отвернулся, свернулся клубком и обиделся изо всех сил. Правда, обижался он недолго, потому что уже через несколько минут заснул, убаюканный теплом и мерным стуком дождя.***
Утром Шу разбудило солнце, проникавшее через многочисленные щели в дощатых стенах сарая. Он сморщился, прикрыл глаза рукой, надеясь поспать ещё немного, но сон безвозвратно ушёл. Шу открыл глаза и понял, что лежит головой на плече у Эрика, свернувшись и уткнувшись коленями ему в бок, а Эрик обнимает его обеими руками. Тут же он вспомнил, что было предыдущей ночью, и почувствовал, как кровь приливает к щекам. Он попытался осторожно выпутаться из-под обнимающих его рук, но Эрик вдруг открыл глаза, в которых не было ни капли сонливости, и сказал: — Сплю я себе спокойно, и тут мне рогом в бок как дадут… — Ну извини, — буркнул Шу и, отбросив осторожность, встал и принялся одеваться. Щёки у него всё ещё горели. К тому же он чувствовал на себе запах Эрика, а это не способствовало гармонии в душе. — Ты на меня дуешься? — поинтересовался Эрик. Шу призадумался. Дуется ли он? Наверное, да. Почему дуется? Потому что вчера ночью Эрик его не поцеловал. Но вообще-то Эрик поступил правильно, чужих женихов и впрямь не нужно целовать. Так что обижаться на него нечестно. Шу подумал о том, что Нэр целовать его вовсе не хотел, и тяжко вздохнул. Кажется, он поторопился с поиском жениха, но кто мог предвидеть, как всё обернётся? Книги его к такому не готовили. — Нет, — сказал он, — не дуюсь. — Вот и славно, — подытожил Эрик. Они позавтракали остатками сыра и лепёшек, доели яблоки и снова отправились в путь. Ночной дождь прибил пыль и освежил зелень. Умытые поля грелись под солнцем, прохладный утренний воздух был чист и прозрачен. Шу и Эрик перешли поле и бодро зашагали по дороге. Мимо них то и дело проезжали крестьянские телеги, гружёные то снопами сена, то курами в клетках, то бочками или мешками. А около полудня их нагнала диковинная расписная повозка, крытая яркой тканью и запряжённая чахлой лошадёнкой жёлтой масти. Правил толстый лысый мужчина в огромных красных штанах, пёстрой рубахе, пурпурном жилете и сапогах с невероятными загнутыми носами. А в повозке сидели три юные девицы в зелёных платьях, с золочёными рогами на головах и с раскрашенными лицами. Девицы хором распевали песню и грызли семечки, сплёвывая шелуху на дорогу, мужчина пыхтел и то и дело вытирал лысину, лошадёнка покорно тащила повозку, и вся процессия двигалась едва ли быстрее, чем они шли бы пешком. Эрика тоже заинтересовала эта компания. Прикрыв лицо шарфом и надвинув капюшон на лоб, он подошёл к вознице и поздоровался. — Куда это вы едете, друг мой? — поинтересовался он. — В столицу, — ответил тот, отдуваясь и шлёпая лошадку вожжами. — Представление давать. Девочки пляшут в костюмах, а я на гитаре им подыгрываю. — Что за представление? Я слышал, что в столице траур… — Так на коронацию же отбирают актёров. Вот и мы хотим счастья попытать. — Какую коронацию?! Королева ещё жива! — рявкнул вдруг Эрик так грозно, что жёлтая лошадка споткнулась, девушки в повозке прервали песню на полуслове, а возница испуганно отшатнулся. — Жива, мил-человек, жива, не серчай так, — поспешно сказал толстяк, опасливо косясь на меч у пояса Эрика. — Ну так недолго-то осталось ей, говорят. Вот Его Высочество заранее и готовится… — он оглянулся по сторонам и прошептал: — Нехорошее это дело, конечно. Она-то, жива, как вот ты сейчас правильно сказал. А он уже готовится… ну да не нам судить, мы-то простые люди, нам о своём хлебе насущном надо заботиться! Пока Эрик беседовал с главой странной компании, Шу тоже не терял времени даром. Он отстал от своего спутника и восторженно уставился на девиц в повозке. — У вас тоже рога! — сказал он и снял капюшон. — О! — сказала одна из девиц. — Ну я же говорила, что не только мы это придумали. Смотрите, вот ещё один. — Если он перед нами пойдёт, то все скажут, что мы идею украли, — сказала другая, и все три помрачнели. — А номер-то у тебя какой? — спросила третья? — Номер? — рассеянно переспросил Шу. Он был занят тем, что любовался на золочёные рога и великолепные узоры на лицах. — Номер, дурик, — сказала первая девица. — С чем ты выступать будешь? — Выступать? — Да он кретин, — сделали вывод девицы. — Не конкурент. — А как вы их золотыми сделали? — восторженно поинтересовался Шу. Девицы переглянулись и сжалились. — Иди сюда, глупышка, — сказала одна из них. — Будут и у тебя золотые рога. Через некоторое время Шу вылез из повозки с позолоченными рогами, шёлковым красным платком на шее, бумажной розой в кудрявых волосах и леденцом на палочке. Девиц в ответ на щедроты он одарил золотыми перстнями, которых у него было в изобилии, и был этим обменом чрезвычайно доволен. Правда, когда он подошёл к Эрику, слегка отставшему от повозки, его хорошее настроение слегка улетучилось, потому что Эрик был мрачнее тучи. — Что случилось? — поинтересовался Шу, заглядывая ему в лицо. Он решил, что если дело плохо, то он отдаст Эрику леденец, а если совсем плохо, то пожертвует бумажной розой. Морщина, залёгшая между бровей Эрика, слегка разгладилась, он улыбнулся, обнял Шу за плечи и сказал: — Не забивай себе голову. У меня хорошие новости: нам можно больше не скрываться и спокойно ночевать в гостиницах. Я знаю, как нам попасть в столицу.