***
Когда я проснулся, Солей рядом не было, хотя смятые простыни ещё излучали её тепло. У некоторых людей нормальная температура тела в спокойном состоянии выше 37 градусов, и лейтенант Шатопер являлась одной из таких людей. За ней повсюду тянулся жаркий шлейф. Я решил, что после ночи, проведённой в моей постели, мы были достаточно близки, чтобы я мог посоветовать ей проверить щитовидку. Ведь повышенная температура в сочетании с нервозностью могли указывать на гипертиреоз. Теперь была моя очередь пить аспирин. Голова у меня болела так, будто я на самом деле бесчисленное количество раз ударился ей о землю. Слегка пошатываясь, я выполз на залитую солнцем кухню. Солей успела постирать свою служебную форму и вывесить её на балкон. Это наверняка позабавило соседей, спешивших на работу в то утро. Могу представить, какие мысли приходили в голову при виде мокрых тёмно-синих штанов, болтавшихся на ветру. За неимением сменной одежды, моя гостья извлекла из моего шкафа самую длинную и узкую рубашку, закатала рукава и перевязала её поясом, превратив её таким образом в короткое платье. Находчивая девушка! Видать, не в первый раз ей доводилось выкручиваться с помощью мужского гардероба. А мы даже не были любовниками. Бедный мальчишка Гонделорье! В морозилке она нашла несколько замороженных круассанов и сунула их в духовку. В кофейнике булькало мутное пойло. Увидев меня, Солей по-свойски обхватила меня за талию мускулистой рукой. Не задумываясь, я чмокнул её в макушку. — Хорошо спалось, солнышко? Должен же я был подыграть ей? Раз уж она развела комедию домашней идиллии. К моему удивлению, этот безобидный поцелуй настроил её враждебно. Она отдёрнулась от меня, точно уличная кошка, которую преждевременно погладил прохожий. Смахнув сигаретный пепел с подоконника, она уселась на него, подтянув точёные колени к груди. — Не подумай, что я пытаюсь твою сестру вовлечь в какую-то историю, — она резко перешла на «ты», что странно умилило меня. — Что я пытаюсь выжать из неё какую-то информацию, подставить, скомпрометировать. — Я вовсе так не думаю. Признаюсь, я не совсем понимаю, о чём вы… ты. — Да всё о том самом, о чём гудит город. Меня тут же отстранили от расследования, как желторотого новобранца. Я запихала тело в мешок, и мне тут же помахали ручкой. Адьё, Шатопер! Это оскорбительно. Вроде я не первый год на службе. Не первый мой труп. В смысле, как отстранили? Разрешили, конечно, наблюдать за процессом со стороны и загрузили бессмысленной бумажной работой. А тут ввязалась твоя сестрёнка. Сама пошла к инспектору Тортерю. Он из неё больше часа соки выжимал. Видно, не она первая назвалась близкой подругой Аннаис. И другие малолетки лезли на сцену. Но у Тортерю глаз намётан. Он сразу отметает показушниц. А тут он понял, что Жанна говорила правду. Она показала ему записи на телефоне, где девчонки вдвоём. Они часто бегали в «Монфокон». Аннаис плясала, а Жанна её записывала, а потом выкладывала видео в сети. У Аннаис была куча подписчиков. — Что же она такое вытворяла, чтобы привлечь столько внимания? Огонь глотала на сцене? — Нет, никакой пиротехники. Просто ей удалось создать трогательный образ потеряшки-беспризорницы. Девочка вне времени, неизвестно откуда и отовсюду. Гремучая смесь фламенко, арабских и индийских танцев. Она на лбу рисовала себе эту фигню… как её там? — Бинди. — Вот-вот. А на руках временные татуировки из хны. Говорят, она от природы была бледная шатенка с серыми глазами, но красила волосы в чёрный цвет, жарилась в солярии, чтобы придать коже бронзовый оттенок и носила зелёные контактные линзы. Она была чистокровной француженкой и, очевидно, её это не устраивало. Маразм! Люди правдами и неправдами добиваются французского гражданства. А эта дурёха с жиру бесилась. И добесилась! Я догадывался, вернее, я знал точно, что Солей что-то не досказывала не только мне, но и самой себе. Она отгоняла от себя воспоминания, как отгоняют вьющуюся над головой пчелу. Тут у неё в нагрудном кармашке затрепыхался телефон. Увидав номер на экране, она уронила голову на грудь. — Тысяча чертей. Моя будущая свекровь. — Я не буду вам мешать. — Нет, нет, послушай, ради забавы. Только не смейся слишком громко, — Солей приняла звонок и включила спикерфон. — Привет, Алоиза. Что случилось? — Лучше ты мне скажи, что случилось, — последовало холодное кудахтанье. — Флоран ждал тебя всю ночь, переживал. Ты обещала ему приехать. — Прости, мамочка. Не получилось. У меня было скверное самочувствие. Такая жуткая мигрень накрыла, что я побоялась сесть за руль. Это наполовину правдивое объяснение не разжалобило госпожу Алоизу, а скорее ещё больше взбесило. — У тебя всю жизнь голова болит. С кем ты сейчас? Я слышу мужское дыхание. — Я с доктором. С неврологом. Он мне прописывает новое лекарство. — В какой ты больнице? Я заберу тебя. Заедем в продуктовый магазин, купим винограда и вина для открытия галереи. — Какое к чёрту открытие? Меня всю ночь рвало. Ты хочешь, чтобы я наблевала на картины твоего сына? — Нельзя же быть такой эгоисткой, Солей. Только и думаешь о своих болячках, прячешься за ними. А кто подумает про Флорана? Под утро у него случилась паническая атака. Ты знаешь, как долго мы с его отцом пытались установить контроль над его душевным состоянием? Ты, как никто другой, должна понимать, после истории с твоим отцом. — Спасибо за напоминание. — Я всегда рада напомнить тебе о вещах, о которых так удобно забывать. Кто помогал гасить твои долги, когда твоему отцу вздумалось пустить себе пулю в лоб? Когда все общие знакомые шарахались от тебя как от прокажённой, кто был рядом с тобой? Все тыкали пальцем в тебя. Сама знаешь, какие у людей языки. — Как же? Знаю. — Неужели я требую от тебя каких-то немыслимых жертв? Почему ты не можешь выпить лишнюю таблетку аспирина и придти в галерею? Ты уже одного человека отправила на тот свет своим поведением. Неужели этого мало? Я не буду нагонять на вас тоску рассказами о том, как даже самая сильная на вид независимая женщина может стать жертвой эмоционального шантажа. Когда я работал в клинике, в моём кабинете оказывались не только многодетные домохозяйки, которым мужья зажимали деньги на личные расходы. Ко мне попадали и вполне успешные дамы на руководящих должностях, которым чувство жалости и вины не давало бросить пьющих мужей. За какие-то две минуты мадам Гонделорье удалось согнуть будущую невестку в крендель. Чопорная мегера знала на какие точки нажимать. Поджав колени к подбородку, Солей тряслась всем телом. А я, оставаясь верным своему обещанию не вмешиваться в разговор и не выдавать её место нахождения, был вынужден наблюдать за этой классически прописанной сценой. Алоиза Гонделорье была блестящим кукловодом. — Ну всё, приду, — прошипела она в телефон. — Тысяча чертей. Сдохну, но приду. Скажи Флорану, чтобы не дёргался. Завершив разговор, Солей ещё какое-то время сидела на подоконнике, не меняя позы. Когда она наконец подняла голову, откинув с лица светлые пряди, я заметил в её глазах слёзы. Инстинкт подсказывал мне, что было бы вполне уместно и человечно обнять её в эту минуту, тем более, что Солей не стыдилась показать уязвимость, по крайней мере при мне, тем не менее, меня что-то удерживало. Я притворился, что не замечал её слёз. — У меня сегодня свободный день, между прочим, — сказал я. — Знаешь, я бы и сам не прочь посмотреть на шедевры Флорана. Влажные, всё ещё воспалённые после вчерашней попойки глаза взглянули на меня с неподдельной признательностью. — Правда? Ты готов составить мне компанию? — Разумеется, мы не можем явиться вместе. Иначе тебе устроят допрос. Сначала приду я, а потом, через несколько минут, явишься ты. Мы будем держаться так, будто не знаем друг друга. Кстати, наряд можешь не менять. Он смотрится вполне авангардно.Глава 7. Кукловод
6 июня 2019 г. в 00:16
Всю ночь Солей сжимала мою руку, точно ребёнок, которого силком запихали в кресло дантиста. Свободной рукой я пытался набирать текст для статьи, периодически поглядывая на свою неожиданную компаньонку. Сочетание аспирина и лёгкого транквилизатора делало своё дело — кошмары не повторялись, хотя тонкая морщинка то и дело возникала между светлых бровей. На чуть вздёрнутом кончике носа блестели капли пота. Каюсь, в глубине души мне нравилось играть роль опекуна — а ведь я понимал, что это игра. Философ во мне мог оценить ироничность ситуации. Эта белокурая Петенсилея нашла пристанище в моей постели в минуту слабости. Пожалуй, это было самым безопасным местом в Париже. Интересно, что в эту минуту думал Флоран Гонделорье? Неужели он всё ещё ждал невесту?
Под утро я задремал в полусидячем положении с компьютером на коленях. Мне даже приснился сон. Я слонялся по каким-то холмам в тумане, сжимая голову, путаясь в полах чёрного плаща. Несколько раз я спотыкался и падал. Мне в рот попадала земля, имеющая кровавый привкус. Странное заклинание звучало у меня в голове. Она… везде она! А кто была «она»? Неужели Фалурдель так потешалась, решив поиграть с моим сознанием на расстоянии?
Хороша верёвка из крепкой пеньки…
Во время очередного падения я ударился головой о холодные плиты какого-то старинного здания, смутно напоминающего собор Богоматери. Последний раз я там был на конфирмацию Жанны. Не смейтесь, я пытался воспитать её в католической вере, которую сам якобы исповедовал, когда мне было удобно. На этот раз всё здание было настроено враждебно. Колонны вокруг меня шевелились, точно пытаясь затоптать меня. «И некий дух пронёсся перед лицом моим, и я почувствовал его лёгкое дуновение, и волосы мои стали дыбом.» Почему-то именно эта цитата из священного писания восстала в моих мыслях.
Грев, лай! Грев, урчи!