Дорога на Монфокон

      В моём домашнем кабинете особо негде было прятаться, что явно нервировалo моего юного пациента. Вместо того, чтобы расположиться на диване, он забился в угол под вешалкой и сидел там, поджав колени к груди и надвинув на лицо капюшон чёрной ветровки.       — Итак, вас зовут?       — Томас Диманш, — буркнул он неохотно.       «Ничего себе имечко, — подумал я. — Фомино воскресенье. Нарочно не придумаешь. Точно мелкий злодей из фильма про Джеймса Бонда».       — Ваш возраст?       — Девятнадцать. Всё это в анкете.       — Я знаю. Анкету заполнил ваш лечащий врач. У меня на руках ваша медицинская карта. Однако, мне хочется, чтобы вы сами рассказали о себе. Вы студент?       — Угу. На факультете журналистики.       Из под капюшона выпала рыжая прядь, и он поспешно заткнул её за ухо.       — Почему вы забрались в угол, господин Диманш? Вам свет режет глаза? Я могу закрыть жалюзи.       — Ха! Очень смешно. А вы шутник, доктор Молендино.       — Без чувства юмора в нашей профессии не выжить. Отвечайте на вопрос. Почему вы прячетесь?       — Я от всех прячусь. Не хочу смущать вас своим видом.       — А что же такого примечательного в вашем облике?       — А вы уверены, что хотите смотреть на это перед обедом? Аппетит испортить не боитесь?       О, мне повезло! Дисморфофобия — довольно распространённое явление среди девушек, но и юноши от него тоже страдают. Обыватели могут счесть это за блажь и жиробесие, но это официальный диагноз, в котором смешиваются элементы депрессии, тревожности и обсессивно-компульсивного расстройства. Пациентам мерещатся уродства, на которых они циклятся. В тяжёлых случаях человек может стоять часами перед зеркалом, разглядывая свои воображаемые дефекты.       — Не надо от меня прятаться, господин Диманш. Я за свою практику повидал немало уродов. По крайней мере, покажите мне, с чем мы имеем дело?       Пациент откинул капюшон и поднял голову. Я ничуть не удивился, увидев лицо, которое вполне могло украшать обложки каталогов электронных игр. Чистая кожа. Правильныe, немного угловатые черты. Совершенно исступлённый и потерянный взгляд.       — Я вас предупреждал, — сказал он.       Сомкнув руки под подбородком, я разглядывал его с полминуты. Человеку с таким отклонением ни в коем случае нельзя навязывать комплименты и утверждать, что ему всё мерещится. Иначе пациент озлобится и потеряет доверие к терапевту.       — Вижу, как вам непросто, — сказал я наконец.       Юноша удовлетворённо выдохнул и принял более расслабленную позу.       — Непросто, но вполне заслужено. За грехи нужно нести наказание.       — Вот как? Что же вы такого натворили?       — Не в этой жизни — в прошлой.       Ого! Мальчонка, видно, читал мои статьи, раз выбрал меня в качестве терапевта. Ему хотелось поболтать на эзотерические темы.       — Про прошлые жизни вы мне расскажете в следующий раз. А сегодня поговорим о теперешней жизни. Мне нужно узнать вас поближе. У вас есть подработка?       — На радиостанции. Я веду передачу «Парижский набат». Слыхали? Обзор криминальной деятельности. Там в заставке колокольный звон. Запись прямиком из Нотр Дама.       — Оригинально. И вам нравится?       — Устраивает. Меня все слышат, но не видят. Идеальное занятие для урода.       Я протянул ему тетрадь с карандашом.       — Покажите мне какое из ваших многочисленных уродств вас больше всего беспокоит.       — Но я… не художник, — пациент замялся, неохотно взяв в руки тетрадь. — Я журналист.       — Я не ожидаю от вас шедевров. Думаю, ваших способностей хватит, чтобы запечатлеть свои самые вопиющие дефекты. Не спешите. У нас достаточно времени. Набросайте свой портрет. Покажите мне, что люди, по-вашему, первым делом замечают.       Закусив губу, мальчишка принялся чирикать. Несколько раз он хмурился и стирал рисунок. Очевидно, уродства казались ему недостаточно выраженными. Я притворился, что читал журнал, чтобы не напрягать его своим тяжёлым взглядом.       — Готово! — сообщил он не без гордости. — Мой автопортрет.       С листа смотрело своим единственным глазом горбатое, кривоногое чудовище. На минуту мне показалось, будто картинка зашевелилась. Безобразные щупальца пришли в движение, будто тянулись ко мне с бумаги.       Ну вот, Молендино, у тебя галлюцинации начались. Сперва девчонка на полотне Флорана кружилась, а теперь это чудище.       — Я нарисовал себя вам в угоду, — сказал пациент. — На самом деле, я пришёл не по поводу своего уродства. К нему я давно привык.       Это заявление меня разочаровало, признаюсь. Я уже готовился к бою с дисморфофобией.       — Тогда что привело вас сюда, господин Диманш? Свою безобразную внешность вы приняли. Что же вас тревожит?       — Совесть. Я не могу спать по ночам. А потом у меня язык заплетается на радио.       — Может, вам лучше к священнику?       — Я был у священника, и он направил меня к обычному лечащему врачу, а тот в свою очередь посоветовал психолога. Никто не хочет мной заняться. Все меня перебрасывают из рук в руки, точно горячую картофелину.       — Обещаю никому вас не перебрасывать, Томас. Расскажите мне, что вы сделали.       — Скорее, то что я не сделал. Я подвёл одну девушку. Думаю, она вам знакома. У вас над столом висит её портрет.       Опять она! Почему меня это не удивило? Я знал, что Томас имел в виду Аннаис Гиберто, ещё до того, как он упомянул её портрет.       — Как же вы её подвели?       — Я не смог защитить её. А ведь она в своё время спасла мне жизнь. Это не преувеличение. Как-то вечером я пришёл в клуб «Монфокон». Обычно я избегаю таких мест по известным причинам. В тот вечер меня туда привела работа. Мне нужно было взять интервью у бывшего торговца наркотиками, а в студию он не захотел прийти. Интервью прошло гладко. Он ответил на все мои вопросы. По-хорошему, мне надо было бы тотчас же уйти, но я по глупости задержался. На подиуме танцевала девушка в странном наряде. Я впал в транс. Облокотившись на перила, я наблюдал за ней. Вокруг меня пили, курили траву, глотали таблетки экстази. И как-то так вышло, что я оказался втянутым в драку. Не помню, как она началась. Охотно беру ответственность на себя. Моего внешнего вида достаточно, чтобы кого угодно вывести из равновесия. Ну вот, меня быстро уложили на лопатки и ещё потоптались по грудной клетке. А я только и думал, что о своих верных слушателях. Ведь менеджеру радиостанции пришлось бы искать мне замену. Вот она ирония! Я столько времени потратил на обсуждение чужих смертей, а тут…       — Но смерть вас не настигла в тот вечер.       — Она вмешалась, эта плясунья. Нет, она не пострадала. Ей не пришлось даже пальцем пошевельнуть. Одного её слова хватило, чтобы прекратить драку. Её все боготворили. Её слово было для них законом. Все тут же расступились. Она присела рядом со мной и положила мою голову к себе на колени. Я помню её лицо, склонённое над моим лицом, и я думал о контрасте между нами: красавица и чудовище. Как абсурдно это должно было выглядеть со стороны! Она вызвала скорую и сидела рядом со мной, пока медики не доехали.       — По сегодняшним меркам это вершина альтруизма, соглашусь.       — Завсегдатаи клуба мигом разбежались. Знали ведь, что вместе со скорой приедет полиция. Я не собирался возбуждать уголовное дело. Я и правда не держал зла на своих обидчиков. Всё так быстро произошло, я не успел толком разозлиться. Помню лишь, это были самые счастливые десять минут моей жизни, когда я лежал в ожидании медиков, чувствуя тёплые колени Аннаис у себя под затылком. Я бы мог так пролежать целую вечность. Ведь до этого ни одна женщина до меня не дотрагивалась. Пара сломанных рёбер и лёгкое сотрясение мозга — право же, не цена за такое блаженство.