Дорога на Монфокон

      Признаюсь, я испытал облегчение, когда Солей сообщила мне о своём решении вернуться к себе домой ночевать. После такого стремительного сближения нам бы не помешало отдохнуть друг от друга. Обсуждать увиденное никому из нас не хотелось. Я молча вёл машину, выпуская кольца табачного дыма в окно и изредка поглядывая на Солей. Подтянув одно колено к груди и откинув голову назад, она, казалось, впала в полудрёму. Погода действительно склоняла к трансу. На улице моросил дождь, и от асфальта поднимался пар, сглаживая очертания предметов за стеклом.       Как только я остановился перед кирпичной постройкой, Солей вылетела из машины не попрощавшись и бросилась к входной двери, обвив свой торс руками и опустив голову. Мне даже показалось, что её душат рыдания. Бросаться за ней вслед, как это сделал бы чуткий, заботливый мужчина, я не собирался. Почему-то я был уверен, что солнечная богиня разберётся со своими демонами без моего вмешательства. Мне хватало собственных демонов. К тому же, дома меня ждал бесноватый компьютер, который играл с моим сознанием, выплёвывая на поверхность видеозаписи, которые были якобы сделаны моим телефоном. Я уже не знал, к какому врачу, духовнику или экстрасенсу обратиться, чтобы разгрести бардак в своём сознании, чтобы заполнить пробелы в памяти. Как бы мне это ни претило, я должен был сознаться, что это не было моей первой вылазкой в «Монфокон». Меня узнали, и не один человек, а двое. Сначала охранник, а потом продавец экстази. Что меня туда заманивало в предыдущие разы? Какие воспоминания мой мозг пытался заблокировать?       Засунув руки в карманы плаща, я тяжёлой поступью поднялся на третий этаж в свою пустую квартиру. На самом деле она не пустовала. По ней блуждали призраки. Я не видел теней и не слышал никаких звуков, но я ощущал присутствие других сущностей. Казалось, они только и ждали моего возвращения. Стоило мне переступить порог, как они перестали суетиться и окружили меня.       Экран компьютера обрадовался моему возвращению и замигал цветными огнями. В качестве заставки у меня были церковные витражи. Радуга пролилась на мои бледные дрожащие руки. Я ничуть не удивился, обнаружив, что за время моего отсутствия кто-то похозяйничал в электронных архивах. Открыв медицинскую карту Томаса Диманша, я увидел новые заметки.       Единственная дверь, широко распахнутая перед ним природой, захлопнулась навек. Захлопнувшись, она закрыла доступ единственному лучу радости и света, ещё проникавшему в его душу. Эта душа погрузилась во мрак. Глубокая печаль несчастного стала теперь такой же неизлечимой и непоправимой, как и его уродство.       Кажется, я уже читал эти строки. Скорее всего, в шестом классе, когда отец подсунул мне сборник работ Виктора Гюго. Как звали горбатого звонаря? Квазимодо. Правильно, мой пациент страдал от того самого «синдрома Квазимодо». Не смейтесь. Это настоящий термин в мире психиатрии. Согласитесь, звучит намного красочнее, чем «дисморфофобия». Молодой священник по имени Клод нашёл его… в Фомино воскресенье! И дворянские фамилии Гонделорье и Шатопер там тоже фигурировали. Было бы неплохо перечитать «Собор парижской Богоматери». Я не мог не заметить, что недавние события перекликались с сюжетом великого романа. Это наблюдение меня это не шокировало. Жизнь имитирует искусство чаще, чем наоборот. Как любой писатель романтической эпохи, Гюго работал с архетипами. Красавица, чудовище, замкнутый интеллектуал — эти образы то и дело выскакивают в мировой литературе. Пожар на Ситэ запустил какой-то мистический механизм. Потревоженные призраки вновь зашевелились. Я не возражал быть втянутым в эту игру. Мне даже было лестно, что высшие силы выбрали меня. Итак, я был священником. Неудивительно, что кличка «падре» за мной увязалась. Видно, я вынес с собой что-то из прошлой жизни. Впрочем, моё теперешнее занятие не слишком отличалось от работы средневекового священника: выслушивать исповеди и исцелять души. Меня и тогда коллеги недолюбливали за надменность и неортодоксальные взгляды. Еретик — он в любом веке еретик. Некоторые вещи не меняются.       Не снимая чёрного плаща, я закрыл компьютер, положил голову на стол и закрыл глаза. Мне не терпелось узнать какие видения мне на этот раз принесёт Морфей.

***

      Около семи утра меня разбудил звонок от Жака Шармолю. Честно говоря, я был рад услышать его голос, голос из мира, который уже не был моим.       — Привет, Молендино! Как ты там, не скучаешь по нам?       — Мне некогда скучать. А тебя всё ещё не сожгли на костре?       — Не сожгли. Наоборот, повысили. Сделали заведующим практики.       — Кто бы мог подумать! Кандидат в еретики стал кардиналом. Полагаю, ты мне позвонил, чтобы сообщить эту радостную новость?       — Увы, у меня не все новости радостные, — Шармолю помолчал несколько секунд. — Слушай, ты помнишь нашу однокурсницу, Кристину Pуксель?       — Смутно.       — У тебя там с ней случайно ничего не было?       — Не, мы перепихнулись пару раз на втором курсе перед экзаменами, — ответил я с нарочитой небрежностью. — Пойми, тогда все друг с другом спали. Все были взвинченные от кофеина. Пир во время чумы. А потом, когда мы сдали сессию, был повторный пир.       — То есть, у вас это было несерьёзно?       Я не совсем понимал, почему Шармолю это так интересовало, но мне не нравилась сама постановка вопроса.       — Дружище, ты забываешь, с кем имеешь дело. Твой бывший коллега, Клод Молендино, — чёрствый сухарь. Когда у меня с кем-то было серьёзно? Помнишь ту рыжую козу из компании «Мерк», которая продавала хирургические инструменты? Мы с ней ходили аж на четыре с половиной свидания. Я говорю четыре с половиной, потому что с пятого я удрал, когда она заговорила про свои биологические часы. А ты меня спрашиваешь про какую-то Фалурдель.       Шармолю помолчал ещё несколько секунд. Я услышал, как он чмокает губами. Видно, он потягивал своё утреннее эспрессо.       — Ну, раз ты не был к ней нежно привязан, — сказал он на шумном выдохе, — тебя не слишком огорчит новость о её смерти.       Если бы я в ту минуту стоял, то я бы рухнул, но учитывая, что я уже сидел, мне ничего не оставалось, кроме как вскочить на ноги.       — Бред несёшь! Я виделся с Кристиной вчера.       — Ну вот! А говорил, что помнишь её смутно.       — Заткнись, кретин! Ты что-то путаешь. Мы встречались с ней по делу. Навестили одну из пациенток «Крысиной норы».       — Ну всё совпадает, — самодовольно отметил Шармолю. — Ещё вчера в полдень она была жива. К трём её уже не было. Домой она так и не добралась. В метро к ней прицепились какие-то карманники, жалкие и туповатые. Она от них отбивалась сумкой и… свалилась с платформы на рельсы. А тут как раз поезд подошёл. Может, это к лучшему. Она совсем поехала крышей после смерти Адриана. Теперь она с ним воссоединилась.       Каким бы бесчувственным монстром я ни был, Шармолю был ещё чудовищнее меня. Повышение на работе, как видно, вскружило ему голову. Он описывал смерть однокурсницы таким тоном, будто докладывал о разводе очередной голливудской пары, не забывая потягивать своё эспрессо. По крайней мере, у него хватило чуткости и человеколюбия осведомиться о моём состоянии.       — Эй, Молендино, ты жив? Кажется, я тебя застал в неподходящее время. Прости, дружище. У тебя, наверное, весь день пациенты, а я загрузил тебя с утра пораньше.       — Я здесь, Шармолю, — буркнул я чуть-слышно.       — Слава Богу! Не вздумай впадать в депрессию из-за этого и винить себя. Я знаю, ты сейчас начнёшь мусолить тот день, вспоминать ваш последний разговор, думать, что мог бы задержать её или отпустить пораньше, и тогда бы трагедия была предотвращена, и всё в таком духе. Ничего не поделаешь, это рок.       — Рок? С каких пор ты разбрасываешься такими словами?       — С тех пор, как подписался на блог «Психоалхимик», — усмехнулся Шармолю. — Tвоё любимое слово теперь стало и моим любимым. Однако подумай, какую пташку ты упустил в своё время! Если бы ты женился на ней, тебе бы сейчас отошли её миллионы.       — Начнём с того, что если бы я женился на ней, она бы никогда эти миллионы не заработала, — ответил я. — Скорее всего, Кристина бы ещё раньше оказалась под поездом. Она бы сама легла на рельсы. Да, я так пагубно влияю на женщин. Не спрашивай, откуда у меня такие мысли. Это какое-то родовое проклятие. Избегая женщин, я оказываю им огромную услугу.       — Зря ты так. У тебя отменная генетика. Ради одного этого стоило оставить наследника. Не понимаю, зачем Кристина рожала из пробирки, когда у неё под боком был такой великолепный образчик.       — Кончай пошлить, Шармолю. Не лучшее время ты выбрал для дебильных шуток.       — Это не дебильные и не шутки. И сейчас как раз самое подходящее время вспомнить о упущенных шансах. Ты в курсе, что Адриан не был единственным ребёнком Кристины? Она тебе не проболталась в постели? Ну вот. А мне проболталась — при похожих обстоятельствах. Короче, она ещё будучи школьницей залетела, кажется от учителя химии. Родила мальчишку и отдала на усыновление. Куда ей был орущий младенец? Ей тогда было лет шестнадцать. Значит, теперь её сыну около двадцати. Не знаю, поддерживали они связь или нет. Сейчас же позволяют родным матерям навещать детей. Других кровных родичей у неё нет. Если она успела составить при жизни завещание, логично сделать вывод, что миллионы перейдут её старшему сыну. Я не то чтобы обещал хранить её секрет. Я сделал вид, что вообще ничего не расслышал. Прикинулся пьяным. Ха-ха!