***
Шуршание бумаги вывело меня из транса. Солей лихорадочно рылась в стопке рисунков Флорана. Вопросы были не нужны. И так было понятно, что она увидела и услышало всё то, что увидел и услышал я. — Вот они! — воскликнула она, протягивая мне несколько листов, измазанных гуашью. — Кажется, я разложила их по порядку. На первом рисунке была изображена змея с двумя женскими головами. Одно лицо было смуглое и обрамлённое тёмными кудрями. Другое лицо было бледное, обрамлённое прямыми, сиреневыми волосами. — Узнаёшь? — спросила Солей нетерпеливым, обвиняющим тоном. — Не хочу делать никаких поспешных выводов, но мне сдаётся, что наш художник не чурался общества малолеток. — Аннаис позировала для него, а Жанна увязалась за подругой. Они часами болтались в этой студии. Ничего шокирующего. В его жизни периодически появлялись натурщицы. Болтовня, травка, обнимашки. Вполне безобидно и почти невинно. Зная скромные сексуальные способности Флорана, я охотно верил, что всё было «почти невинно», в том смысле, что до оргии дело не дошло. Тем не менее, девчонки шутливо нежничали друг с другом, о чём поведал следующий рисунок. Две головы змеи слились в поцелуе. Из тела выросли руки, которые переплелись в объятии. Разумеется, поцелуй не всегда является знаком расположения. Иногда это проявление зависти, соперничества, желания лишить противника силы. Действительно, на третьем рисунке Жанна впивалась зубами в шею Аннаис. Вполне логичный финал женской дружбы! — Какие банальные фантазии у твоего жениха, — пробормотал я. — Надеюсь, у него хватит ума не выставлять это безобразие на всеобщее обозрение. Солей запустила свои короткие ногти мне в плечо. — И ты долго будешь притворяться, что тебе эти рисунки ничего не говорят? — Они мне говорят лишь о том, что у Флорана слабая потенция и ограниченное воображение. Но ведь мы это давно знаем, не так ли? Вялые лесбийские дурачества с садомазохистским элементом — вот в чём он пытался найти вдохновение. — Невероятно, — она отпрянула от меня так же неожиданно, как и прильнула. — Ты меня поражаешь. — Чем именно? — Своим желанием оправдать сестру. Я понимаю, тебе неприятна мысль о том, что ты вырастил убийцу. Это не наилучшим образом отразится на твоей репутации. — Во-первых, Жанну вырастили монахини. Моё отношение к её воспитанию было весьма второстепенным. Во-вторых… не всё, что кажется уликой, является таковой на самом деле, — тряхнув стопкой рисунков, я передал их Солей. — Эти каракули абсолютно ничего не значат в суде. Мы даже не уверены на сто процентов, что их нарисовал Флоран. Возможно, девчонки решили побаловаться красками. Такое не исключено. Раз они часто зависали в студии, не исключено, что Флоран разрешил им похудожничать. — Как упрямо ты продолжаешь отрицать очевидное! Прислонившись спиной к стене, я закурил. — А что для тебя очевидно? Как ты себе представляешь эту сцену убийства? Одна малолетняя пигалица задушила голыми руками другую, пока наш Пикассо наблюдал? У меня предложение. Давай сами спросим хозяина студии кто нарисовал эти картинки, когда и под влиянием каких наркотиков. Для начала нужно убедиться, что он ещё дышит.Глава 24. Змеиный поцелуй
21 июля 2019 г. в 00:17
— Опишите мне змею. Опишите мне змею.
Я повторял это заклинание монотонно, поддерживая вспотевший затылок Флорана. Солей села у меня за спиной, прислонившись щекой к моему плечу. Таким образом у меня установился телесный контакт с обоими. Постепенно, образы из их сознаний, начали поступать ко мне в мозг. Между ними завязался диалог. Они разговаривали друг с другом, не размыкая губ. Я был лишь невидимым слушателем.
Тот же самый город, только другой век. Те же самые дворянские фамилии, Шатопер и Гонделорье. Разве что, Солей и Флоран поменялись ролями. Изнеженный дилетант превратился в белокурую аристократку, затянутую в голубой шёлк, а полицейская превратилась в капитана стрелков. Если верить иллюстрациям в учебниках истории, такие мундиры носили королевские лучники времён Людовика Одиннадцатого. Итак, мне было суждено стать свидетелем пропущенной сцены, которую Гюго решил не включать в свой роман.
— Кузен Феб, я бы хотела показать вам своё новое творение, — говорила молодая дворянка, осторожно разворачивая материю.
На лице капитана появилась принуждённо-любезная улыбка. Ему не было дела до рукоделия невесты, но он не мог позволить себе в очередной раз обидеть её.
Рога сатаны! — эти слова так и рвались из его груди. Увы, он знал, к чему приведёт подобная несдержанность. По крайней мере, теперь они были наедине. Комната не ломилась от её жеманниц-подруг.
— Вот, право, очаровательная работа, — промычал он.
— Прекрасный кузен, вы невнимательно смотрите. Неужели вы не заметили, насколько эта вышивка отличается от прежних?
— Неужели?
— Помните гобелен, который я вышила для аббатства Сент-Антуан-де-Шан? На нём был грот Нептуна.
— Простите, обожаемая Флёр-де-Лис. Я человек военный.
— Посмотрите ещё раз на вышивку. Что вы видите?
— Какого-то червяка с двумя головами.
— Что мне с вами делать, кузен Феб! Это змея.
— А, теперь вижу. Действительно, змея.
— Я вышила её без помощи подруг. Вы первый человек, которому я эту работу показала. Даже матушка её не видела. Вы многого не знаете обо мне. Мы помолвлены, и между нами не должно быть секретов.
«Вы тоже многого не знаете, что и к лучшему», — чуть было не ляпнул капитан.
— Вы правы, ангел мой, — промямлил он вслух. — Никаких секретов между супругами.
— Известно ли вам, что символизирует эта тварь?
— Просветите меня, душа моя.
— Змея — древнее зло, которое существовало до священного писания. Порок, обман, не имеющий конца.
— Какие ужасы вы рассказываете, прелестная кузина. Кто внушил вам эти страсти?
— Это не важно. В Париже есть люди, которым доступны знания, не упомянутые в священном писании. В соборе Богоматери хранятся книги, запретные книги, в которых всё подробно описано.
Феб отвернулся и хмыкнул:
— Пусть Нептун подсадит меня на свои вилы, если я понимаю. Зачем вам такие мракобесные развлечения, прелесть моя?
— Это вовсе не развлечение, кузен. И я его не выбрала. Иногда рок выбирает нас. Высшим силам было угодно посвятить меня в некоторые тайны. Я не могу вам открыться до конца. Скажу лишь одно: ведьма вернётся.
— Какая ведьма?
— Та противная цыганка, которую вчера повесили на Гревской площади. Она найдёт способ вернуться на землю из ада. Быть может, не завтра и не через год, а несколько столетий спустя. Она выберет себе преемницу. У неё будет такое же невинное, детское личико. Такие же лёгкие, грациозные движения. Она станет всеобщей любимицей и многих погубит.
— Я не помню никаких цыганок, — пробормотал капитан, по-прежнему избегая её взгляда. — Я бы слишком занят подавлением бунта на Ситэ.
— А по чьей вине начался этот бунт? Ведь бродяги напали на собор чтобы спасти девчонку от виселицы. Если вы забыли, прекрасный кузен, я с радостью вам напомню. Несколько странных событий произошло в день её казни. Клод Фролло, архидьякон Жосасский, упал с крыши собора. Его тело нашли на паперти. Только не говорите, что это имя для вас ничего не значит. А что касается горбатого звонаря, которого он опекал, тот и вовсе исчез из собора. Все эти события связаны друг с другом. И это не конец. Трагедия повторится — когда звёзды выровняются. Чернокнижник и его безобразный подопечный тоже вернутся. Имена наших с вами династий вновь всплывут, не в самом лестном свете. Это всё, что я вам скажу на сегодняшний день, кузен Феб. Вижу, вам куда интереснее ваша портупея.