lynn — tiger blood crows in the rain — now you can sleep nf — paralyzed oh hiroshima — molnet freya ridings — elephant
Чикаго встретил холодным ветром, иголкой терзающим неприкрытые участки кожи. Стефани все сильнее куталась в куртку, идя рядом с Аро вдоль одной из улиц с высотками. Мичиган Авеню славилась фешенебельными отелями и выходила почти что к самому озеру. Брукс оглядывала возвышающиеся словно великаны высотки, вспоминая, как до этого видела Бонзвилль только в буклетах или на сайтах, и вот теперь буквально плутала в этих каменных джунглях, не боясь теряться ни в веренице просторных улиц, ни в собственных мыслях, которые, видимо, путались вместе с волосами под пронизывающим декабрьским ветром. — Много лет тому назад здесь все было совершенно по-другому, — усмехнулся Аро, заметив восторженный взгляд своей попутчицы. — Не было высоток? — Стефани повернулась к мужчине. — Нет, высотки строились уже в 20-е, 30-е. Другими были люди. Нравы. Даже воздух тогда казался другим. — Чистым? — Я бы сказал, в нем чувствовались драйв и опасность, — с понимающей улыбкой произнес Аро. Он знал, что Стефани трудно представить себе, каким именно был город в те времена. Но у вампира в арсенале предостаточно воспоминаний, чтобы как можно подробнее рассказать ей обо всем. — Мафиозные кланы из Италии тогда только-только поднимались. Многие приезжали прямиком из Сицилии целыми семьями. Кто-то из Кампании. Как семья Альфонсо Капоне, например. — Тот самый Аль Капоне? Вы знали его? — глаза девушки, которая имя чикагского ганстера слышала разве что в передачах по телевизору, запылали огнем восхищения. Пусть Капоне и не был благодетелем и уж тем более не был примером для подражания, но он один из самых влиятельных людей в истории города, и именно исторический аспект его личности был интересен школьнице. — Милая Стефания, я много с кем был знаком, — он ничего не ответил и лишь продолжил прогулку, заставляя девушку идти следом. — Капоне поднялся на бутлегерстве, а я был ценителем хорошего монтальчино, на этом мы и сошлись. — Бутлегерстве? — Незаконная продажа алкоголя в двадцатые. Сейчас сухой закон не более чем страшилки для молодежи, но тогда за несколько бутылок качественного бурбона богатые финансисты готовы были отвалить целое состояние. Альфонсо занимал удачную нишу. — А как же убийства? Рэккет? — И это тоже было… — заметив несколько осуждающий взгляд юной особы, Аро с усмешкой спросил: — Что? — Не думала, что Вы будете поддерживать рэккет. Хотя, чему я удивляюсь, — как бы сама себе ответила Стефани. Действительно, если Аро мог с легкостью убить любого человека, то вряд ли ему были близки этика ведения бизнеса и соблюдение негласных правил честной конкуренции. — Я уважаю честную конкуренцию. Стефани удивленно заморгала. — Как Вы..? Вы тоже мысли читаете? — с ужасом гадала она. — Не совсем, — незаметно убирая руку со спины девушки, замотал головой Аро. — Будет тебе, — завидев на девичьем личике очередную раздраженную гримасу, еще шире усмехнулся мужчина. — Должны же у меня тоже быть хотя бы какие-то секреты. — Вся Ваша жизнь сплошная ложь и тайны, — с досадой подметила Брукс. Мужчина буквально знал все, а ей оставалось только догадываться, что он за человек. «Вампир,» — поправил внутренний голос. — Издержки профессии, — пожал плечами Аро. Он остановился несколько внезапно, и Стефани поначалу сделала пару шагов вперед, оставляя мужчину позади. — Что это за место? — проследив за его взглядом, она уставилась на отделанные позолотой двери, подле которых стоял консьерж. — Дом семьи Мейсен.***
Эдвард осторожно ступал по паркету. Казалось, в квартире еще никогда не было так тихо, как в то утро. Казалось, он никогда еще не чувствовал такой зыбучей пустоты в сердце, как когда очнулся на операционном столе в кабинете доктора Карлайла. И единственное, что новообращенный чувствовал, кроме этой пустоты, это всепоглощающий голод, которому, к собственному ужасу, Мейсен готов был отдаться и вместе с тем окончательно и безповоротно потерять самого себя. Этот внутренний ядовитый голос был похуже любого змея-искусителя. В отличие от Эдемского пресмыкающегося, этот зверь призывал не просто перейти на сторону дьявола, а буквально стать воплощением и реинкарнацией одного из его верных демонов. И Эдвард отчаянно пытался сопротивляться внутреннему монстру. За последнюю неделю жизнь мальчика изменилась, и все буквально перевернулось с ног на голову. Некогда счастливый, любимый родителями, мечтающий о карьере военного, в одночасье он потерял и отца, и мать. И как эпилог к трагичной истории — он умер сам, навсегда теряя свою человеческую душу. И вот теперь, живой мертвец-сирота, у которого остались разве что фотографии в виде воспоминаний, стоял посреди дома, в котором еще месяц назад был слышен заразительный смех и звуки клавиш под умелыми пальцами музыканта. Зачем жизнь, если в ней он отныне навсегда одинок? К чему борьба, если кроме зыбучей боли внутри, его постепенно сжирает монстр, и, сдайся Эдвард ему сейчас, он потеряет даже те светлые воспоминания, которые так сильно лелеял в себе? — Эдвард, — голос Карлайла звучал позади в наставнической манере, как будто он хотел тем самым сказать: «Делай правильный выбор, мой мальчик». Эдвард не знал, зачем доктору нянчиться с ним. Не знал, зачем Карлайл вообще решил спасти его. От испанки умирали десятки тысяч каждый день, но Карлайл решил помочь именно ему. Зачем-то дал этот дурацкий шанс на вторую жизнь. Но жизнь ли это? Простое существование в оболочке человека, которым ему никогда не стать. — Эдвард, сюда скоро приедет полиция, — напомнил ему блондин, вырывая юношу из душевных переживаний. Он знал. Знал, что до того, как они окончательно уйдут отсюда остается пара минут, но, о Господи, как же хотелось в последний раз как можно лучше рассмотреть каждый лоскуток и закуточек, хотелось впитать в себя все воспоминания об этом месте. Он подошел к отцовскому шкафу, находя в груде рубашек и официальных костюмов своего отца-адвоката любимый шерстяной шарф родителя, с которым тот не расставался до самой смерти. Хотелось забрать с собой какую-то частичку дома; и мысли после обращения в вампира у Эдварда бегали так быстро, что он уже намеревался схватить твидовый пиджак или один из костюмов, хотя и знал, что подобное вряд ли выдержит проверку временем. В маминых сундучках с украшениями он искал семейную реликвию, о которой Элизабет Мейсен не раз ему рассказывала, и которую наследнику семьи суждено было подарить своей будущей жене. Наконец, в руках Эдварда оказалось аккуратное серебряное кольцо с синим камнем. Обручальное кольцо, которое мама хранила и которое обещала передать своему сыну, когда тот встретит подходящую девушку, суженую, дарованную ему судьбой. Будут ли у нее мамины карие глаза и рыже-каштановые волосы? Будет ли она такой же кроткой и стеснительной, и до трепета ресниц живой? И сможет ли кто-то когда-нибудь полюбить в нем жестокого монстра, которым ему суждено стать? — Пора, Эдвард.***
Пустующая квартира оказалась уютным островком меланхолии прошлого века — тут предметы и утварь начала 60-х и 70-х, а часы с кукушкой на стене и вовсе, наверное, были из девятнадцатого столетия. Старинное фортепиано было жемчужиной зала, но совершенно не ценилось нынешними хозяевами, прислуживая своеобразной тумбочкой для цветов и пары книг. Музыкальный инструмент пылился забытым в одиночестве, как и, наверное, душа его бывшего владельца — Стефани показалось, что квартира была приобретена вместе с мебелью, оставшейся еще со времен ревущих 20-х. — Так здесь жил Эдвард? — фотографии на тумбочке рассказывали историю целого рода, но изображений Каллена-младшего здесь не было. Сложно было сказать, приходились ли люди с выцветших фотокарточек ему родственниками. — С родителями, — Аро выглядил так, будто чувствовал себя более чем комфортно, и преспокойно налил себе немного виски в стакан. — Ты на всех так осуждающе смотришь? — Только на тех, кто позволяет себе слишком многое в гостях, — Стефани не собиралась забывать, что они, кажется, незаконно пробрались в чужое жилище. — Хозяйка попросила чувствовать себя, как дома. — Хо..? — О, Вы уже пришли! — в дверях появилась пожилая женщина. Она несла поднос с наполненным кофе фрэнч-прессом и миленькими фарфоровыми чашками с блюдцами. Поставив поднос на стол, старушка заключила в обьятиях Аро, и данная картина ввела Стефани в окончательный ступор. Казалось, женщина не просто была близко знакома с вампиром, по тому, с каким трепетом она прижимала его к себе, скрывается целая история. Одна из тех, которые никто никогда не услышит, потому что Аро жил в своей собственной выдуманной вселенной кривых зеркал, где любая правда обращалась в ложь. — Риккардо, сколько мы уже не виделись, и ты ни капельки не изменился. — И Вы все так же цветете, миссис Мейсен, — с улыбкой ответил он, приобнимая старушку в ответ. «Риккардо, значит?» — усмехнулась про себя Брукс. Такими темпами ей скоро придется заводить дневник и вести учет всех псевдонимов Аро. — Кто же эта милая леди, которую ты решил привести с собой? — серые, потускневшие от возраста и жизненных невзгод глаза внимательно изучали Стефани, смотря приветливо и по-доброму. — Клаудия, — Аро ответил прежде, чем Стефани могла сказать хотя бы слово. Что ж, если он вдруг стал Риккардо, то будет честно назваться Клаудией. — Она моя помощница. Интересуется литературой практически так же сильно, как и Вы. — Правда? Я Нина, очень рада знакомству, — женщина звучала куда искреннее своего знакомого. — Милая, присаживайтесь же поскорее, кофе стынет. Как хорошо, Риккардо, что ты решил привезти ее сюда. Дело в том, — дальше она уже продолжала, проходя в зал к книжному шкафу и давая тем самым шанс вампиру и девушке обменяться говорящими взглядами, — что у моей семьи есть очень интересная история. Стефани пыталась разглядеть в глазах мужчины ответы на некоторые из своих вопросов, но все без толку. Тем временем миссис Мейсен выудила из стопки книг нужную — потрепанный временем семейный альбом. Она рассказывала о своем рождении, как роды проходили прямо в этом доме, о далеком 39-м, о том, как ее мать тогда чуть не отдала душу Богу, и Стефани старалась внимательно слушать, все еще не до конца понимая, как эта старушка была связана с Эдвардом, пока, наконец, на страницах альбома не появилась черно-белая выцветшая фотография со знакомым лицом. Эдвард был в рубашке и пиджаке, его волосы аккуратно уложены гелем. Каллен в этом мгновении из прошлого еще совсем юнец, ему, наверное, было не больше шестнадцати, а, если учесть, что раньше люди выглядели несколько старше собственного возраста, то мальчишке на фотографии могло быть и четырнадцать. — Это… — неверяще спросила Стефани. — Красивый, правда? — с неким ехидством, свойственным пожилым людям, поинтересовалась миссис Мейсен. — Это мой двоюродный дядя. Он, к сожалению, умер еще задолго до моего рождения. А какой красавец был. Говорят, стал бы перспективным пианистом, но испанка добралась до бедного мальчика быстрее, чем он успел закончить академию. — Его родители тоже умерли тогда? — Да, и дом перешел моему деду Филиппу, брату Эдварда Мейсена-старшего. — А у вашего двоюродного дяди были братья или сестры? — продолжала расспрашивать Стефани, не обращая внимания на пристальный взгляд Аро, безотрывно смотрящего на нее. — К сожалению, Элизабет смогла выносить только одного ребенка до конца срока, а после перестала пытаться, — пролепетала миссис Мейсен. Старушка, которой, видимо, была близка проблема матери Эдварда, смахнула с глаз невидимые слезы. — Но это еще не все. Есть у нас одна семейная легенда, ради которой, полагаю, Риккардо и привез тебя сюда. Хотя мог и сам ее тебе рассказать. — Я плохой рассказчик, — как бы оправдался мужчина. Но Стефани знала, что причиной было ее собственное недоверие. И Аро об этом знал, поэтому и решил показать ей правду вот так, из первых уст. — Этот обманщик прекрасно обходится со словами. Хотя, ты, наверное, и сама знаешь. Не ведись на его чары, — с предупредительной улыбкой попросила старушка. — Говорят, что после смерти дух Эдварда возвращался в наш дом. Моя мать видела его как-то поутру. — Зачем он приходил? — Он искал что-то. Исчез прежде, чем мама успела что-то спросить. — Искал или прятал, — вставил Аро, отпивая своего виски. — Или прятал, — после недолгого раздраженного взгляда, направленного в сторону Аро, согласилась миссис Мейсен. — Поговаривают, что он приходил по души плохих людей. Эдвард с детства мечтал стать военным. У нас дома остались его ноты, стихи и разные записи в дневниках, так что я отдам их тебе, для изучения. — Дневники? — Да-да! Раньше это было достаточно модно, не вели их разве что безграмотные, — женщина опять подскочила, чтобы принести дневники. — Так странно, — Брукс продолжала изучать семейный альбом, на котором были и другие фотографии Эдварда. Он казался героем из какого-то исторического фильма или ожившим персонажем романа, и так идеально вписывался в обстановку начала двадцатого века, что сложно было представить, что он ходит со Стефани в одну школу. — Что именно? — поинтересовался Аро, наклоняясь ближе к девушке, переступая невидимую границу, которая доселе казалась непрекосновенной. — Он такой живой тут. Обычно от фотографий мертвых людей отдает холодом… — Ах, это… — Вольтури как будто часто слышал подобное, и ничуть не удивился замечанию Стефани. — Когда люди превращаются, они теряют свою душу. — Вы, стало быть, верите в душу? — Я не верю, я знаю, — серьезно ответил Аро, выдыхая слова в губы девушки. — А вот и мисс Мейсен, — он отстранился в следующую же секунду, разрушая то нечто, по невидимому краю которого оба ходили. — Конечно, прежде чем рассказывать о семейных легендах, стоило бы показать дневники. Но ты, Рик, тоже мог бы заранее предупредить, что привезешь гостей, я ведь совсем не подготовилась, — причитала женщина. — Хотя, куда ты без непостоянности? Аро на секунду задумчиво замолчал, как будто слушая кого-то, а после стремительно поднялся. — Нина, — обратился он к женщине, заключая ее ладонь в свои и заглядывая женщине в самую душу. — Кто к Вам сегодня приходил? — Джонатан Скотт, мой сосед, со своим сыном, — как завороженная, ответила она. — Так, хорошо. И о чем же вы говорили? — его голос звучал мягко, подобно тому, как дудук льется музыкой в горах в ночи. — Я рассказывала им о своей молодости. А после Джонатан говорил о своем сыне. — И это все? — уточнил Аро. — И это все, — кивнула женщина. — Прекрасно, — улыбнулся он. — Мне кажется, что Вы несколько устали, разве нет? — Я сегодня так умаялась, — женщина непроизвольно зевнула. — Пойду, наверное, прилягу. А посуда? — Джонатан сказал, что сам все уберет. — Он такой хороший сосед, — расплылась в глуповатой улыбке миссис Мейсен. И стоило Аро отпустить ее руку, она тут же направилась в другую комнату, и по громкому хлопку одной из дверей в глубине квартиры, несложно было догадаться, что женщина закрылась в спальне. Стефани внимательно наблюдала за этим искуссным гипнозом, чувствуя, что и сама теперь не до конца уверенна в собственных воспоминаниях. Кто знает, что бы она запомнила, устрой Аро над ней подобный фокус. — Опять этот твой взгляд, — заметил Вольтури, собирая все кружки на поднос, чтобы выполнить обещание, данное хозяйке дома. — Что на этот раз тебя не устраивает? — Вы подменили ее воспоминания. — Я обезопасил ее от праведного гнева Эдварда, когда тот приедет сюда искать тебя, — Аро исчез на несколько секунд, относя поднос на кухню и убирая все. — С чего бы Эдварду сюда ехать? — Ну, хотя бы потому, что он единственный из семьи читает мысли и быстро сможет нас найти, — вернувшись, Аро достаточно удобно устроился на краю стола со своим напитком в руке. — И он виноват в том, что я забрал тебя. Стефани внимательно смотрела, пока к ней постепенно не пришло осознание. — Вы используете меня, — сорвалось с губ тихо, но в звенящей тишине сказанное как смертельный приговор. — Маленькая мисс Холмс, наконец, догадалась, — Аро вел себя так, словно ничего необычного не происходит. Все как будто идет по его плану, в чем бы он не заключался. В подтверждение собственного спокойствия он беззаботно крутит стакан с темной жидкостью в руке, перемешивая напиток: в воздухе пахнет крепким алкоголем. — Зачем тогда все это? — интересуется Брукс. К чему было показывать ей дом Эдварда? К чему пытаться открыть ей глаза на его истинную сущность? К чему он носится со Стефани так, будто Аро вообще есть дело? Украл бы и посадил на цепи в подвале какого-нибудь дома посреди леса, где никто ее никогда не найдет. А Стефани по совместительству будет еще и бесплатным донорским пакетом с кровью — чего же еще нужно манипулятору-вампиру от смертной для полного счастья? Ее мыслительный процесс происходил частично вслух, потому что вопрос был не столько задан вампиру, чтобы получить от него четкий ответ, сколько Стефани хотелось услышать догадки и предположения от себя самой. — Как я уже и говорил — мне скучно, — с нечитаемым выражением лица признается Аро. Ложь ли это, Брукс не знала. У этих существ все искажено, и любая правда обращается ложью, стоит посмотреть на происходящее под другим углом. Вампир забирает дневники, и направляется к выходу. Стефани же продолжает стоять на месте. Если он действительно думает, что она собирается быть его верной собачкой, то уж лучше принять смерть с гордо-поднятой головой. — Серьезно? — Аро возвращается обратно. — Стефания, я понимаю, что в твоем юном сознании кипит желание справедливости и правды, но, давай, ты вернешься к нему в отеле. У тебя впереди будет целый день заниматься построением плана по отомщению, обещаю. — Внушите мне, — слова удается сказать только шепотом. Громко девушка все еще не была готова произнести это. — Вы сделали это с миссис Мейсен. Не удивлюсь, если делали это с нашим директором и другими людьми. Вы же глава целого клана, в конце концов. Так внушите мне, и дело с концом. — Стефания, — его голос звучит предупреждающе. — Я не хочу помогать Вам по собственной воле. Не хочу идти на компромиссы с совестью. — Хорошо, — мужчина усаживается, выкладывая дневники обратно на стол. — Если ты хочешь делать это здесь, то так даже лучше. Помогу с твоей совестью, — его улыбка, как и всегда, скрывает за собой нечто большее. — Прекрасный 1927, конец весны. Я приехал навестить старого друга, вы вроде знакомы. Карлайл все не знал, что делать со своим новоявленным сыном, и позвал меня помочь.***
— Насколько все серьезно? — поинтересовался Аро. Трое как раз завернули за угол дома, и теперь главе клана больше не нужен был ответ Карлайла: очередная жертва сорвавшегося вампира лежала в неестественной позе, а кожа на шее была разорвана до такой степени, что через окровавленную рану проглядывалась одна из клавикул. — Господь милостливый, — выдохнула Эсме, пряча лицо в груди своего мужа. Женщина с трудом могла поверить в то, что ее сын мог сделать нечто подобное. — Если он ведет себя так… непредусмотрительно, то я, так уж и быть, сделаю тебе услугу, Карлайл. Мы убьем его за преступление вампирского закона, — на губах Вольтури распустилась предвкушающая скорую расправу улыбка. Конечно, глава вампирского клана был не менее кровожадным, чем сын Карлайла. Дьявол ведь не просто так лишает вампиров их человеческих душ — только существо бездушное способно на подобные зверства. — Он просто маленький потерянный мальчик, — глаза Эсме были полны слез. Платт тяжелее всех переносила всю ситуацию. — Но в нем все еще есть человечность. — Ты уверена? — усмехнулся Аро, оглядывая труп человека. Точнее то, что от него осталось. — Вас послушать, так и Жиль де Рэ был всего лишь непонятым воином. — И все же убивать его неправильно, — согласился с женой блондин. — Я несу за него ответственность, раз я его обратил. Древний вампир сузил глаза, изучающе оглядывая пару. Аро знал, что подобное отношение Карлайла к другим вампирам было той единственной причиной, по которой Каллен и ушел из клана. Почему-то он считал, что обращенные вампиры остаются людьми. Бывший Вольтури даже не подозревал, насколько ошибался. Что ж, Аро не собирался настаивать на собственных убеждениях. — Хорошо, раз ты решил одарить мальчишку своим милосердием, я не смею стоять на пути, — согласился владыка. — Деметрий, Феликс, — позвал мужчина, и рядом с троицей появились две фигуры в темных мантиях. — Эдвард Энтони Мейсен. Не убивать, только поймать, — приказал он, и вампиры исчезли: ищейка, урожденный Деметрис, сразу взял след. Эдвард еще слишком мало знал о вампирах, чтобы уметь заметать следы. — Вот проблема и решена. Что ж, раз мы в Чикаго, грех не посетить Зеленую мельницу*…***
— …Его нашли, когда он нападал на очередного человека, — закончил рассказ Аро, с упоением наблюдая за сменяющимися эмоциями на лице своей подопечной. — Я кстати давно не бывал в парочке любимых баров. Если твоя совесть немного успокоилась, то буду рад пригласить тебя туда сегодня вечером. — Значит, миссис Мейсен рассказывала не просто легенду. Эдвард убивал людей после обращения, — игнорируя предложение Аро, Стефани продолжила рассуждать вслух. — Представляешь, твой друг далеко не безобидный пушистый кролик, удивительно, правда? — Аро в секунду оказался около Стефани, из-за чего девушка инстинктивно отступила на шаг назад, а Аро продолжил наступать. — Потому что вампиры это социопатичные чокнутые ублюдки. И в конце концов, как бы сильно мы что-то не любили, мы разрушим это. И любой, кто пытается думать иначе, отчаянный глупец. Когда мужчина опомнился, он несколько смущенно отпустил плечи Стефани, которые крепко сжимал в ладонях. Он будто пытался вразумить ее, вытрясти из ее головы любые хорошие мысли о вампирах, потому что если кто и знал о том, насколько они могут быть опасны, это Аро. — Пойдем, — он больше ничего не сказал, не намеренный продолжать разговор. Лишь с громким выдохом забрал рукописи со стола и направился к выходу. В этот раз Брукс спорить не стала и последовала за ним. Всю дорогу до отеля, в котором они должны были остановиться на ночь, оба молчали, погруженные в собственные мысли. У Стефани не укладывалось в голове, что Эдвард мог кого-то убивать. Не укладывалось в голове, что парень, который встречается с ее подругой, который так нравится ее семье, который умеет шутить и представляет из себя неплохого парнера по проекту по биологии, на самом деле является убийцей. Часть девушки, полная понимания и сострадания, пыталась оправдать подобное. Пусть те убитые люди сами были преступниками, но будь все так просто, смертная казнь существовала бы за любой вид преступления. И никаких других оправданий Брукс найти Эдварду уже не могла. Он не был судьей и не был Богом, способным вершить чужие судьбы, и если собирался бороться с преступностью, то в первую очередь нужно обратиться в полицию, а не устраивать свои извращенные расправы без суда и следствия. Как там Аро сказал? Эдвард выбирал своих жертв, читая их мысли? Этот психопат надеялся оправдаться этим, как же. Стефани по себе знала, что желание еще не означает, что действие будет совершено. Мысли любого человека это темный непроходимый лес, но Эдвард считал себя достаточно хорошим знатоком и чтецом чужих душ, чтобы вершить свою справедливость. Оказавшись в отеле, девушка готова была уснуть, лишь бы только по окончании этого сна проснуться у себя в теплой кроватке, а все произошедшее оказалось бы не больше, чем сном. — М…мы будем в одном номере? — войдя в комнату вслед за вампиром, спросила Брукс, замечая две кровати в спальне. — Да, что тебя так волнует? — отслеживая ее участившийся пульс, Аро не сразу понял, в чем могла быть проблема. — Это как-то неправильно, — замотала головой девушка. — То есть… Конечно, ничего из этого не правильно, но это… Я девушка, и не могу делить комнату со взрослым мужчиной. Аро внимательно ее слушал, и к концу эмоциональной и сбивчивой речи, удивленно вскинул брови. — Я не буду спать. — Почему? — Потому что вампиры не спят, Стефани. — Вообще не спят? — Вообще не спят. И хватит уже выдумывать себе всякое. Я в первую очередь вампир, и только потом мужчина, — улыбнулся Вольтури, и, заметив, как своим комментарием заставил девушку раскраснеться, взъерошил ладонью ее волосы, вызывая у той недовольное «эй». Но так она хотя бы больше не смущалась. — Думаю, тебе самое время позвонить дедушке. Брюнет вручил Стефани телефон, а сам скрылся в соседней комнате с ноутбуком, давая девушке шанс уединиться. Длинные гудки сменились взволнованным голосом мистера Брукса на другом конце. — Да? — Дедушка, — улыбка как-то непроизвольно появилась на губах, когда Стеф услышала родной голос. — Юная леди, Вы представляете, как мы тут все спереживались? — Прости, — девушка почувствовала, как в горле образуется неприятный комок, но ей не хотелось начинать плакать. Тогда Гарри Брукс точно заподозрит неладное, а Стефани понимала, что чем меньше они будут знать, тем лучше. Для их же благополучия. Вот только перспектива грубого вранья в лицо, наверное, самого честного и искреннего мужчины, которого Стефани вообще знала, резала нутро и без ножа. — Как там у тебя все прошло? — Хорошо, — еле слышно выдохнула девушка. — Я вроде как понравилась декану, думаю, что все прошло хорошо. — Внучка, я так тобой горжусь, — в его голосе знакомая родительская теплота, и Стефани приходится поднять взгляд в потолк, чтобы не дать слезам упасть. «Не будь тряпкой, Брукс». — Мы тебя очень любим. Будь осторожней там, и передавай привет мистеру Вудсу. — Обязательно передам. Пока. Девушка не садится, а буквально падает на диван, потому что стоять больше нет сил. И хочется просто расплакаться. От страха. От отвращения. От бессилия. Стефани прячет лицо в руках, закрывая глаза и мысленно молясь о том, чтобы все это и правда оказалось одним из ее странных ночных кошмаров. И рядом знакомый ночной ветер, как из окна спальни в Форксе, только вместо свежего воздуха за плечи ее обнимают чужие холодные руки. — Ладно, вставай, — через пару минут сказал Аро, увидев через прикосновение к девушке ее переживания и образы из мыслей. — Куда мы теперь? Поедем разоблачать Элис? — Мари Брендон как-нибудь сама расскажет тебе о своем прошлом, — Аро не стал пояснять, почему назвал Элис так. Было ли в прошлом эльфийки нечто такое, о чем даже у самого владыки нет права рассказывать? Стефани нехотя двинулась за мужчиной. Стоя в лифте рядом с Аро, девушка про себя отметила, что она в своей теплой и дутой куртке с цветастой шапкой (видимо, чтобы ее можно было легко разглядеть в толпе), и он, высокий, серьезный, в своем прямом и строгом пальто, выглядели как искаженный омаж на Матильду и Леона. — Ну, эта поездка должна принести хоть какую-то пользу твоему будущему, — нажимая на газ, заговорчески начал Аро. — В университете Чикаго есть вполне неплохой факультет журналистики, и, думаю, декан будет рад встретить старого друга. — Мистер Вудс… — уже по привычке сказала девушка. — Спасибо Вам! — Она бы наверное бросилась на вампира с обнимашками, не будь он за рулем. — Будешь моей должницей, — ответил Аро, но улыбки скрыть не смог. Наверное, он не должен себя так вести, тем более со смертной, как-никак он Вольтури, верховный владыка, хладнокровный и беспощадный король вампирского мира. Но пока девочка продолжает заряжать его своей живой и ищущей приключений энергией, можно сделать вид, что помогает ей мистер Вудс, а никакой не Аро Вольтури.