То, что скрыто от посторонних глаз

Разговор с Кирюхой на счет Архитектора прошёл нормально, вот только Кир был согласен с тем, что никому шумиха лишня, не нужна, как и головняк и поэтому он вполне понимал причины не возобновлять дело Архитектора, которого как думал Семёнов, он завалил там, в дачном поселке. Паше просто было необходимо выговориться и поделиться своими мыслями и то, что теперь поймать Архитектора, который всё ещё продолжал принимать заказы и живее всех живых уже личное, ведь это ведь ему он прострелил ногу. Да и на работе не всё в порядке и Михайлов ещё отправил за каким-то макаром его в командировку в область на день. Дома Юлька со своими хлопотами и «командировочной сумкой» достала, как и с разговорами об увольнении, беспочвенными и глупыми подозрениями, которые были вообще не к месту, потому что он-то действительно по работе едет, а не к Фоме. А в довершении она так знатно поскакала на больной ноге, Пашка ж не знал, что она прыгать на ней начнёт. Больно-то как зараза, Фома и то был бы аккуратней… А вот с утреца пораньше увидеть самого Лешку было действительно приятной неожиданностью, пусть даже и встретились они на светофоре. — Как нога? — спросил Фома, высунувшись из машины в окно, привлекая внимание Семёнова заезженным вопросом, которым его все уже достали. — Не дождётесь, — ответил Пашка в соответствии своему образу, поскольку Лёха был не один, но не спросить не мог, ибо любопытство, да и довольная физиономия Фомы требовало спросить. — А ты, куда в такую рань собрался? — Да вот, — Фома на секунду задумался с ответом явно, чтобы потрепать нервишки Семенову. — С пацанами на рыбалку. Ну да, а то по его одежде и панамке догадаться было нельзя. — Далеко? — Семёнову, как и полагается менту, всё нужно знать, чем занимается его Фома. — На озеро, — а Фома, как честный гражданин, всё ему отвечал. — На старое место, ну ты там был, помнишь. Ну, ещё бы, ту их поездку Паша, наверно, никогда не сможет забыть… От укола ревности, что Фома поехал на рыбалку с кем-то, даже если это были знакомые Фомы, Семёнов быстро отмахнулся. Хотя они ничего друг другу не обещали и, тем не менее, они доверяли и знали, что других таких партнёров у них больше нет, и вряд ли появятся, ведь в их-то мире и реальности, в которой они живут, это совсем не безопасно. И речь идет не о репутации, а о жизни… — Сам куда? — теперь пришла пора Фоме устраивать допрос. — Да я в область на денек, по работе. — Береги ногу Сеня, — заботливо проговорил Фома с довольной улыбкой кота. На что Семенов закатив глаза, произнес по слогам. — От-ва-ли. Бля, его и правда, зае… с этой ногой уже. И вот загорелся зеленый, и Фома весело помахав рукой на прощанье, убрал свою макушку обратно в салон. День начинался хорошо, а значит должен так и закончиться. * Семёнов управился с работой даже быстрее, чем он думал, отзвонился жене, как порядочный муж, (поскольку Фома был на рыбалке, а там надо соблюдать тишину). Но разборки его прям, преследуют или, как минимум, всегда сопровождают. Но за девушку не заступиться он не мог. И вот гонки на трассе, которые закончились тем что, оторвавшись от преследователей его, задержал ДПС. Но когда он увидел чёрный джип и, поняв, что его сдал свой же, Семёнов вдруг понял, что в этот раз он серьёзно попал. И когда из машины вышли здоровые шкафы с бандитскими мордами, которые умеют махать кулаками и только. Так что сработали они быстро и, вырубив его, загрузили в машину. Семёнов, конечно, много повидал, да и сам был не ангелом но, оказавшись зажатым между этими амбалами, его интуиция подсказала, что так просто он из этой передряги не выберется, если вообще выберется. И в его голове пробежала лихорадочная мысль, скорее тень паники и страха, которым Паша никак не давал проявиться и гнал от себя эти чувства. Его привезли в дом и заперли в подвале, приковав наручниками, отобрав все телефоны, и парни были настроены весьма серьёзно, чтобы не выпустить его отсюда живым. Добегался Семёнов, ничего не скажешь. Вот только звонок Юльки, которая позвонила в тот момент, когда телефон был в руках бандита, породил в его голове нехитрый план, который пришел сам собой: как можно выбраться. Все бандюги жадны до денег. Этот факт-то и помог ему освободиться. Ничего Семёнов, ещё и не из таких передряг выбирался, поднявшись наверх он набрал номер Михайлова и обрисовал ситуацию попросив, чтобы Любимов впрягся за него, авторитет-то у него побольше местных будет. Затем позвонил и жене, успокоил и сказал, что задержится и обязательно вернётся завтра. Побег оказался удачным, благо в местном отделе хоть один мент оказался нормальным, но и пировали они недолго в своём убежище-участке, куда местные бандюганы не сунутся, поэтому прижали и этого паренька. — Погода хорошая, — сказал Семёнов, вдруг безликим голосом, вспомнив о Фоме, смотря из окна на небо из которого ещё прекрасно видно тех, кто ждет его внизу. — Ни жарко, ни холодно. Для рыбалки самое то. — Рыбалка? — Не, рыбалку не люблю, скучно. А вот охота другое дело.… Вот кабан, какой у вас завёлся. Поохотимся? — спросил он, посмотрев на парня но, увидев, что тот досадливо, с горечью качает головой, и тут-то понял Паша, что в этот раз ему не выбраться, с грустью вспомнил Фому, который сейчас вероятно сидит возле костра на природе… Да что за беспредел! Чтобы мент сдавался с поднятыми руками бандитам, выходя из отделения полиции? Но Семенов, кажется, уже смирился со своей участью, но чёрта с два кто-либо увидит хоть каплю страха на его лице! * Когда Семёнов встретился с Чингисом, которому ещё вчера в кабаке вывихнул челюсть. В его глазах не было страха, только злость, ненависть и презрение к таким ублюдкам вроде него. И даже когда тот сказал, спокойно с нотками безразличия: «Отведи его в подвал и завали» у Семёнова даже не дрогнул ни один глаз, которых он не спускал с этого ублюдка, с гордым видом принимая свою участь. Но вот спустившись в тот чёртов подвал, Семёнова прошиб холодный пот, сердце гулко, пока ещё, билось и страх ещё не успевший пробраться внутрь, когда Семёнов был готов умереть, крепко зажмурив глаза. Но вздрогнул, услышав лишь щелчок вместо выстрела, который бы вышиб его мозги. — Смазывать надо, — посоветовал Паша, пытаясь удержать частое дыхание, словно лёгкие никак не могли надышаться и только-только прочувствовали вкус кислорода, пусть даже сырой и затхлый, как в этом подвале. — Надо, — коротко согласился его палач, передернув затвор, и холостая пуля со звоном упала на пол. Страх стал почти ощутимым пробираясь холодными пальцами внутрь. Один пробный выстрел и Семёнова уже начинает мелко трясти. Как же ему не хочется сейчас умирать. И вот он снова затылком чувствует, как дуло пистолета направлено на него и в этот раз он уже не закрывает глаза, стараясь принять свою жалкую участь. Вот только неожиданно раздается телефонный звонок, и Паша шестым чувством знал, чувствовал, что не сегодня он умрёт и не в этом паршивом подвале. Когда его вывели на улицу, он ожидал увидеть своего напарника, Любимого, ментов, которые не бросили своего, но он никак не ожидал увидеть Фому. Удивление, неверие и прочий ошеломляющий спектр эмоций можно было легко прочесть на его лице в эту минуту. Он не ожидал, что Фома приедет сам спасать его, забирать и договариваться за его жизнь. Спасать ему жизнь. Фома стоял, сложив на груди руки, когда как Чингис явно чувствовал себя королем положения, что и показывал своей расслабленной позой. Но Паша знал, что такая поза у Фомы это не оборонительная или защитная, как принято считать, так Фома сдерживался, чтобы не пустить в ход свои кулаки, когда это никому не нужно и лишь усугубит положение. Уж Фому-то Пашка успел изучить, ровно, как и Фома Пашу. И, кажется, только посмотрев на Семёнова и, своими глазами, убедившись в том, что он живой Фома внутри себя смог расслабиться и выдохнуть спокойно, внешне оставаясь невозмутимым. Вот только Пашка всё ещё не до конца понимал, почему Фома здесь и как он вообще связан с этим ублюдком, но было ясно как день, что Фома спас ему жизнь. Семёнов подойдя к ним, остановился взглядом полным злой ненависти и неприязни к Чингису, который так же пристально смотрел на него в ответ. Фома, внимательно следивший за ними и не желавший больше и минуты здесь задерживаться, сказал спокойно с толикой ласки в голосе, которую мог уловить только Семёнов, который сразу же послушал его. — Паш, иди в машину, — и тогда тот отошёл, Фома сказал, фальшиво улыбаясь, но эту фальшь было трудно распознать, и всё ещё сдерживая свои руки. — Будешь в Питере, звони. — Да, конечно. И только услышав ответ, Фома пошёл к своей машине, которая увезет их подальше отсюда. * Осмотрев Пашу внимательным взглядом и видя, в каком он сейчас состоянии Фома достал с багажника бутылку водки и, открыв ее, протянул Семёнову. — Держи, — а вот смотреть на то, с какой быстротой тот её пил из «горла» даже Фома не смог, если тот так пьет, то значит, случившееся и правда довело его до грани. Ещё бы, не каждый день ты находишься на волосок от смерти и не просто на работе, а когда тебя вот так приговаривают к смерти. Поэтому даже Фоме нужно выпить, правда, не так много как Паше, но всё же не каждый день такое случается. И будь его воля, то этого бы не случалось никогда. И чтобы отвлечь и себя и Семёнова, и зная, что у того появилось масса вопросов на которые можно ответить и сейчас, Фома начал рассказывать, как он там появился и его связь с Чингизом. — ….правда сказал, что сам разрулить не сможет. Придется Чингизу звонить базарить. Вот я и примчался. — По телефону один базар, а с глазу на глаз сам понимаешь, — выложил всё без утайки Фома, упорядочив в голове Семёнова большую часть информации, но всё же оставалось ещё кое-что. — Ну ты как, нормально? — спросил Фома переживая за состояние Паши, вот только предложение нормально посидеть в кабаке ибо, нехорошо жрать водку просто так, да ещё и не евши сутки, отклик не нашёл, поскольку у Паши оставалось ещё одно дело. — Дай телефон, Юльке позвонить. Фома передал телефон и не сводил внимательного и обеспокоенного взгляда с Паши, только прервавшись на проезжающий пейзаж, пока Паша разговаривал с женой по телефону. Поговорив и успокоив жену, он вернул телефон Фоме. Позволяя водке чуть взять вверх над напряженным разумом, и расслабляясь в таком знакомом запахе одеколона Фомы, запах, который стал уже почти родным и который успокаивал, обволакивая его. *** Въехав в город они, высадили одного человека Фомы, который отпросился тут же у шефа, когда как водитель не желавший пускать выпившего Фому за руль повез их по просторным улицам заполненными пробками и другими машинами. И только тогда, когда на город опустились заметные сумерки, Фома не удержался и не глядя, найдя на сидении руку Паши, сжал её своей, Семёнов не одернул руку, а только крепче сжал своей в ответ, при этом оба смотрели в свои окна. Им нужен был этот контакт, пусть такой маленький. * Всё же водка ударила в голову, потому что они оба не заметили, погружённые в свои мысли, куда привез их водитель, а именно к тому дому с их конспирологической квартирой, о которой никто не должен знать. — Ты куда нас привез? — строго спросил Фома, сохраняя в голосе искреннее непонимание и возмущение. — Я думаю, вам обоим нужно оправиться от произошедшего, — на удивление просто и дружелюбно, сказал водитель. У Семёнова отвисла челюсть из-за того, что он хотел что-то сказать, всё же вторая бутылка, за которой останавливались в кабаке и почти допитая по дороге, сделала своё дело. — Паш выйди пока из машины, — скомандовал Фома, который был не настолько пьян. — Как ты узнал? — спросил Фома, когда Пашка вышел из машины и по щелчку снятого с предохранителя пистолета водитель понял, что сейчас с Фомой шутки плохи в прочем, как и всегда. Он сглотнул и сказал: — Ну, я же не трепло какое-нибудь, иначе все стали бы шуточки опускать всякие и за спиной трепаться ещё минимум месяца два назад, — и хотя его не об этом спрашивали всё же он решил, что это информация важнее и служит хорошим доводом, что пистолет можно и убрать. Фома, честно говоря, опеши от такого ответа, но всё же… — Я тебя не об этом спросил, — сурово сказал он, а у самого в голову крутились вопросы, где они могли так проколоться. — Ну, я как-то забирал вас с этой квартиры и когда подъезжал, мне показалось, что я увидел спину Семёнова, но списал всё на то, что обознался. Потом через ещё какое-то время, ещё так же показалось, что я видел его машину, когда подъезжал к дому, как она уезжала отсюда, но номера я его не разглядел. А ещё, я как-то раз забирал вас из кабака пьяных, вы тогда ещё еле на ногах оба держались. Ну, мы с мужиками не раз в обнимку выходили иной раз но, явно не так близко придерживая друг друга, к тому же вы тогда слишком долго, и как-то по-другому что ли, касались открытого участка спины. — Открытого участка спины? — хмыкнув с толикой грусти, повторил Фома, убирая ствол. — Да, — водитель тоже заметно расслабился. — Тогда, правда кто-то заметил, что вы слишком долго и как-то близко о чём-то говорили, ну мне и пришлось за вас заступиться мол «пьяные вдрызг, еле на ногах держаться». — Понятно. — Вы идите шеф, — парень повернулся и посмотрел на Фому. — Я ничего и никому не скажу, будьте уверены. А то капитан ваш совсем околеет. — Что, я… он не…? Хотел возмутиться Фома, всё же водка на пустой желудок не самое удачно средство от стресса. — Поверьте то, что я видел сегодня, говорит об этом, — понимающе улыбнулся он. Фоме ничего не оставалось делать, как матерясь вылезти из машины. А водитель провожал своего шефа взглядом, как тот вместе с Семёновым скрывался в парадной. Ведь то, что он видел сегодня Фому впервые таким взволнованным, хотя тот и старался держать «лицо» говорит о многом. Всё же водитель смог разглядеть на глубине глаз шефа искренний и неподдельный страх за этого Семёнова… Семёнов пока стоял на улице слегка протрезвел, а свежий воздух отрезвил воспоминания, заставляя по кругу прогонять события и осознавать то, что он чуть не умер. * И едва они пересекли порог квартиры, и щелкнул замок оповещающий, что они отрезаны от всего мира, Фома тут же прижал Пашу к стенке, нуждаясь и давая себе такое нужное и необходимое, родное тепло. И можно уже никому из них не сдерживаться и говорить всё, что хотелось сказать ещё там, возле дома ебаного Чингиза… — Как же я блять перепугался, когда услышал выстрел. Если бы этот урод тебя не вывел живым. Я бы перестрелял их всех сам, — Фома говорил тихо, сбивчиво обхватив ладонями, лицо Семёнова и находясь слишком близко, так, как хотелось. Семёнов тоже не отставал, положив руки на спину Фомы, удерживая рядом с собой и, полной грудью вдыхая его запах, не обращая внимания на тупую пульсирующую боль по всему телу. — А я-то как…ты не представляешь, — начал шептать в ответ Пашка то, что не имело никакого значения, но почему-то хотелось сказать. — Позвонил Юльке, а должен был тебе…просто её номер, ты не поверишь, первый в памяти всплыл.… Хотя перед тем, как я думал, что это мои последние секунды, находясь там, в подвале … и думая, что я вот-вот умру… я о тебе думал. Ты не представляешь, как я перепугался и перед смертью я сожалел о том, что больше не увижу тебя… я уже готов был полюбить твою рыбалку… — заплетаясь, говорил Паша, водя носом по щеке Фомы. — Чёртов Семёнов. Неугомонный ты дурак… меня перепугал меня до смерти, — говорил Фома между быстрыми поцелуями.