***
Крепкое мужское тело прижимается к худой спине. Мягкие губы осторожно касаются основания шеи. Ласковые тёплые руки заключают в нежные объятия. Это тепло разливается по венам согревающим жаром, и Инми кутается в них, словно в пуховое одеяло. Еле уловимый аромат цветов дурманит и опьяняет. Она не может понять, где границы сна и реальности. Что правда, а что вымысел. Не может глаза открыть и уловить действительность. Да ей этого и не надо. Даже если всё иллюзия и сон, пусть он продлится подольше. Ведь так хорошо и спокойно на душе, что хочется остаться в этих объятиях и в этих грёзах навсегда. Хан просыпается под утро, подсознательно понимая, что не чувствует больше на щеке чужое горячее дыхание. Она открывает глаза и оторопело моргает. Потом садится в кровати. Лис спит всё также в ногах, свернувшись клубком и спрятав нос под хвостом. Девушка прикладывает прохладные ладони к щекам. Ночью снилось что-то необычное и особое. До сих пор на плечах ощущается жар от больших ладоней. Она потирает их, прочищая пересохшее горло. Неужели из-за Чимина нахлынули воспоминания? Нет… Это был не он. Точно не он. Она чувствует, знает. Инми прикрывает глаза. Какой-то образ мелькает в подсознании, но ухватить его чётко не получается, как ни старайся. На кровати ощущается слабое шевеление. Зверь, проснувшись, спрыгивает на пол. Сладко потянувшись, зевает во всю пасть и, отворив прикрытую дверь лапой, выходит в коридор. Брюнетка провожает его взглядом, вздыхает и крутит слегка затёкшую, ноющую шею. Пожалуй, надо снова сходить в душ и освежиться. Сбросить этот морок, кружащий голову… Она собирает гладкие чёрные волосы в высокий пучок, чтоб не мешались, хватает халат и направляется в ванную, где неожиданно для себя застаёт хищника собственной персоной. Тот скромно забился в самый уголок комнаты, еле умостившись на маленькой табуреточке. — Ты чего это здесь? — удивленно спрашивает Инми, вешая халат на крючок рядом с банным полотенцем. Оглядывается на зверя, что щурится в ответ на вопрос, постукивая легонько хвостом по деревянному сидению. — Неужели тоже купаться хочешь? Так я тебя три дня назад мыла… Хан поправляет пучок, сбрасывает с ног тапочки. Подцепляет пальцами край сорочки, приподнимая её, но останавливается, чувствуя изучающий взгляд в спину. Обернувшись через плечо, натыкается на немигающие жёлтые глаза. С минуту человек и животное смотрят друг на друга, пока Инми не опускает руки, вновь скрывая голые стройные ноги под ночной рубашкой: — Знаешь… Не пойми меня превратно… Но как-то мне неловко вот так раздеваться перед тобой. Непривычно. Нелепо, да? Знаю, что нелепо и смешно, но… Может ты подождёшь меня снаружи? — она тянет дверь за ручку, галантно показывая рукой на выход. Лис перестаёт болтать хвостом. Выражение его глаз враз меняется, и Инми готова поклясться, что во взгляде сквозит смущение, волнение и… неужели огорчение? Но убедиться в этом не успевает: Боксуна спрыгивает с табуретки и, скользнув в щель, испаряется в мгновение ока. Хан и сама не понимает, почему выгнала зверя за дверь. Почему вообще вдруг застеснялась его присутствия? Ведь сколько у неё и собак было в доме, и кошек, не говоря уже о других животных. Ни разу подобных эксцессов не случалось. Она в смятении трогает пальцем кнопочку на ручке двери — запереть, или это уже слишком? Качает головой. Может, всё дело в ночном видении? Эти приснившиеся руки и тепло мужского тела что-то всколыхнули в душе и заставили ещё острее почувствовать одиночество. Тот образ был ей смутно знаком… Инми выходит из ванной комнаты слегка озадаченной. Несмотря на освежающий душ, голова всё равно болит, как будто её стягивает чем-то невидимым. Виски неприятно саднит. Девушка сглатывает, чувствуя противное першение в горле. Похоже, с мороженым вчера она всё-таки погорячилась. Проклятый Пак Чимин выбил из равновесия, и вот результат! Только этого ей и не хватало. Ко второй половине дня Хан становится хуже. Тело начинает ломить, словно она вагон угля разгрузила в одиночку. Девушка то кутается в шерстяную кофту, трясясь в ознобе, то снова раздевается от удушающей духоты, оставаясь в одной тоненькой маечке. Звонок начальству решает вопрос о больничном. Как минимум теперь день-два в запасе есть. Но не больше. Понимая, что дело серьёзное, а роскоши проваляться неделю в кровати нет, Инми перерывает небольшую аптечку и закидывается противовирусными средствами. Девушка извиняется перед рыжим лисом, что неотступно ходит за ней по пятам, за отмену сегодняшней прогулки, вяло улыбается и треплет нежно за ушами. Она оставляет ему миску с едой на кухне и уходит в спальню. Лицо пышет жаром, по телу разливается чудовищная слабость. Ей надо отдохнуть и отоспаться. Кумихо не отходит от хозяйки ни на шаг, встревоженно всматриваясь в бледное лицо. Ведь как чувствовал же, чем дело закончится! Она явно простудилась! Ещё глубокой ночью он чувствовал неровное биение её сердца и нехорошие всполохи энергии, когда решился-таки сменить личину. Когда впервые держал девушку в своих руках. Так дело не пойдёт! Надо что-то предпринять… Молодой лис растерянно топчется возле кровати, ощущая мучительную беспомощность. Наконец вспрыгивает на матрас и касается гладкого лба холодным мокрым носом, щекоча кожу усами. Уснувшая Инми хмурится легонько, стонет еле слышно. Содрогнувшись, заворачивается плотнее в толстое одеяло. У неё жар. Что же делать? Может, стоит в этот раз раскрыться и принять истинный облик? Она вряд ли вспомнит об этом на утро… Лис вновь оказывается на полу. Он стягивает зубами со стоящего недалеко стула шерстяной плед, волочит тот по полу, путаясь в нём ногами, и с трудом забирается на постель. Зверь подтягивает покрывало поближе к подбородку девушки, укрывая плечи, и ложится рядом, плотнее притулившись к тяжело вздымающейся груди. Закрыв глаза, кумихо сосредотачивается, собирая всю свою силу и энергию. Он будет греть Инми хоть всю ночь, лишь бы она поправилась скорее.***
Утро начинается с того, что у Хан нестерпимо щекочет нос. Она не без труда выуживает руку из-под одеяла, чешет его остервенело, натыкаясь запястьем на пушистый бок. Открывает глаза и видит перед собой белое шерстяное брюшко. Боксуна лежит поперёк кровати, навалившись всей своей немаленькой тушкой прямо сверху, практически придавив её к матрасу. С минуту она недоумённо хлопает глазами. Это что за манера такая спать у него взялась? Инми выковыривает вторую руку и легонько пихает хищника, пытаясь хоть чуть-чуть сдвинуть его с места: — Боксуна… — хрипит она натужно, понимая, что ей дико жарко и тяжело. — Слезь с меня… Пожалуйста… Задушишь! Мощное мускулистое тело не поддаётся на толчки. Лис, взвизгнув, вскакивает только тогда, когда брюнетка щекочет его под рёбрами. Еле удерживается, вцепившись когтями в одеяло, чтобы не свалиться с краю. Инми, сдавленно хихикнув, наконец откидывается на подушку, облегчённо выдыхая: — Ну ты и тяжёлый! Как слон… Уф! На лицо падает тень. Мокрый нос тычется в лоб, касается жилки на шее. Хан, счастливо улыбнувшись, обхватывает широкую шею руками. Крепко её сдавливает, отчего лис приглушённо сипит, стараясь вывернуться: — Я в порядке. В полном порядке! Лекарства в тройном размере, видать, помогли. Можешь не волноваться. Брюнетка выпускает наконец многострадальную шею подопечного и садится. Обхватывает ладонями мохнатые щёки, теребя их ласково. На радостях звонко чмокает в чёрный нос. Прислушивается наконец к себе. Голова кристально ясная, не болит. В носу не свербит, и с горлом всё в порядке. Энергии и сил хоть отбавляй. Вот уж не думала, что её вчерашнее болезненное состояние окажется ложной тревогой. Зато теперь есть пара лишних выходных! Раз уж босс предупрежден, назад отзывать отгул она не будет. Прекрасно! Спустив ноги с кровати, Хан замирает. Девушка вроде спала всю ночь, не просыпаясь, но почему-то в память вдруг настойчиво стучится мутное воспоминание. Как она пьёт что-то тёплое и терпкое из чашки, которую держит чья-то жилистая рука. Инми мотает головой, прогоняя наваждение. Вот уж странные до дрожи сны у неё пошли в последнее время! Чертовщина какая-то…