***
Чонгук стоит напротив Тэхёна. Тело напряжено, кулаки сжаты. Костяшки зудят от удара. Левое запястье жжёт от мучительной боли, вновь напоминая о перенесённой недавно травме. Ким всё-таки посмел. Посмел её тронуть! Кумихо не шелохнётся. Твёрд, как скала. Натянутый, собранный. Следит за каждым шагом противника. Тэ, поднимаясь с земли, отряхивается. Потирает ноющую челюсть, откровенно улыбаясь: — Слабоват удар… — бросает острый взгляд на Чонгука и снова хмыкает. — Думаешь, она мне нужна? Ты всё ещё так наивен, дружок. Девчушка для меня совершенно бесполезна. И ты должен был это прекрасно понимать, однако… — Ким выгибается назад, хрустя позвоночником. — В очередной раз попался на крючок. Ха-ха-ха! Он медленно, вальяжной походкой приближается к кумихо, что не спускает с него сощуренных глаз, и втягивает носом воздух рядом с ним, прикрыв веки: — Любовь, значит… — добавляет, осклабившись. — Старейшины будут не удивлены. Ведь яблоко от яблони… Мерзавец не успевает договорить. В тёмных очах Гука вспыхивает недобрый алый огонёк. Он стремительно выбрасывает вперёд правую руку, зажимая шею Кима в стальных тисках. Напирает, в одно мгновение протаскивая вдоль двора. Это быстрое молниеносное движение не уловить невооружённым глазом. Он впечатывает противника в стену так, что под ноги сыпется каменная крошка: — Зря ты об этом заикнулся… Ох, зря, — от глухого рыка мышцы интуитивно напрягаются, ожидая худшего. Отросшие когти царапают кожу и вонзаются в живую плоть. Черты лица заостряются, а тело увеличивается в размерах, являя взору бугры мускулов. Глаза, налитые кровью, пылают яростью. Дыхание становится тяжелым, горячим. Чонгук скалится, показывая ряд клыков. Тэхён, пытаясь ослабить давление хватки, мельком смотрит за спину кумихо. Довольно дёргает уголком рта: — Правильно, давай разберемся… — глаза его медленно начинают краснеть. — Как мужчина с мужчиной. В своём истинном обличии, — шипит он уже сквозь острые зубы, отшвыривая Гука прочь.***
Инми сама не знает, каким чудом доходит до ближайшего парка и тяжело опускается на скамейку, пытаясь прийти в себя. Дыхание сбитое, лоб покрыт испариной. Голова уже не кружится, но в висках всё ещё стреляет болезненно. — Агасси, с вами всё в порядке? Вам плохо? — кто-то касается плеча, и девушка разлепляет глаза. Перед ней стоит пожилой мужчина в униформе и с метлой. Дворник. Встревоженно хмурит брови. Хан выпрямляется и выдавливает извиняющуюся улыбку: — Приступ мигрени… — произносит еле слышно. Так, что старичку приходится наклониться, чтобы расслышать. — Сейчас посижу немного… и пройдёт. Она сидит так долго, что успевает продрогнуть до костей. Пытается осознать произошедшее и приходит к выводу, что её успели чем-то опоить. Может подсыпать галлюциноген в коктейль или что-то в этом роде… Слышала она о таких мошенниках, что потом затаскивают одурманенных девушек в мотели и… Бр-р! Даже думать об этом не хочется, ужас какой! Непонятно только, что нёс тот насильник? Ахинею какую-то. Про какой-то громоотвод… Кто-то в ней что-то нашёл… Встряхнув ноющей головой, Хан наконец поднимается с лавочки. Ей надо домой! Оглядев парк, соображает, что не знает, где находится. Она суетливо проверяет сумку и облегчённо вздыхает. Вроде всё на месте, ничего не украли. Достаёт мобильник и по проложенному маршруту выходит на автобусную остановку. Брюнетка добирается до квартиры далеко за полночь. Торопливо взлетает по лестнице, не в силах ждать лифта. Боксуна, бедненький, небось заждался её уже! Тыкая в потёмках в кнопки замка, она прислушивается заранее к возможным звукам. Не скулит ли? Не скребёт дверь, как обычно бывает, когда она очень поздно возвращается? Но в доме стоит полнейшая тишина. Распахнув наконец дверь, Хан нетерпеливо выкрикивает в пустоту: — Боксуна, я дома! Боксуна? Малыш! Молчание. Её никто не встречает.***
Тэхён весь потрёпанный и в пыли встаёт, пошатываясь, с грязной земли. Подволакивает повреждённую ногу. Его бедро разодрано в клочья и представляет собой кровавое месиво. Морщась от прострелившей лопатку боли, он вытирает рукавом кровь с подбородка. Покалеченное тело не выдерживает, и Тэ вновь грузно оседает на землю. Прислонившись затылком к кирпичной стене, он глядит в звёздное небо, пережидая новый прилив боли. Усмехается: — Ладно… Торопиться не буду. Посмотрим, как он выкрутится… Ким смотрит в сторону улицы. Медленно ведёт глазами по тёмно-алой дорожке, что вьётся по земле и уходит за поворот.***
Нашарив в полной темноте выключатель рукой, Инми зажигает в тамбуре свет и, подавившись воздухом, отшатывается в испуге назад, с размаху врезаясь спиной в стену. На полу видны следы багровой крови. Полоса уходит из прихожей за угол гостиной и пропадает из виду. С колотящимся сердцем Хан поспешно сдёргивает сапоги с ног, спотыкается об порожек, больно втыкаясь коленными чашечками в пол. Вновь поднимается, путаясь в конечностях. Бежит в зал, включая по всему дому свет. Стоит ей только заглянуть за угол, тишину прорезает истошный крик и тут же заглушается, обрываясь. Девушка стоит, дрожа всем телом, и зажимает рот руками. Огромные распахнутые глаза светятся ужасом и паническом страхом. Они моментально наполняются слезами, что льются нескончаемыми дорожками по щекам. На полу лежит её Боксуна. Весь израненный и в крови. Он недвижим, не подаёт признаков жизни. Только видно, как грудная клетка тяжело, рывками вздымается и опускается. Инми бросается вперёд, давясь отчаянными всхлипами. Падает рядом с покалеченным зверем на колени, тянет к нему трясущиеся руки: — Б-бокс… сун-на… Ох… Она боится коснуться его, причинить ещё большую боль. Не понимает, что с ним. Почему? Как? Спина лиса исполосована вся, под правой лопаткой проходят три глубокие рваные раны, словно от чьих-то когтей. Они сочатся кровью, собирая небольшую лужицу возле. Локоть на сгибе правой лапы ободран. Девушка, задыхаясь от безумной паники, кидается на кухню и вытаскивает железный кофр-аптечку, роняя его с грохотом на пол. Ослабевшие пальцы не держат ничего. Она судорожно копается в сундучке, отшвыривая прочь лишнее. Находит наконец запечатанный шприц, анальгин, димедрол, фурацилин и стерильный бинт. Заливаясь слезами и с трудом подавляя рыдания, Инми наскоро моет руки и, подхватив медикаменты, снова бежит к лису. — П-потерпи-и… малыш… Сейчас… — слова даются с великим трудом, выдавливаются силком сквозь сдавленные сиплые вздохи. Она ставит зверю обезболивающий укол внутримышечно. Смачивает бинт раствором и накладывает на раны. Нужно остановить кровь, обеззаразить. Лис сотрясается от прокатившей по телу боли, мучительно стонет, прямо как человек, отчего мурашки по коже пробегают, и обмирает сердце. Хан зажмуривается в попытках остановить новый поток хлынувших слёз. Хватает смартфон и набирает Ким Сокджина. На том конце провода долго звучат гудки. И во второй раз, и в третий нет ответа. Вновь слышится протяжный выдох полный страдания. Сжав в отчаянии кулаки, Инми не выдерживает и плачет горько, отчаянно. Что делать? Ветеринарные клиники закрыты. Да и не довезёт она его сама до больницы. Скорой помощи для животных нет. «Тихо, Хан Инми! Хватит жевать сопли. Делу это не поможет», — уговаривает брюнетка саму себя, пытаясь успокоиться и остановить накатывающую смертоносной волной паническую атаку. Она снова берёт мобильник в руки и звонит Юнги.