Кумихо

      В лифте Чонгук не выдерживает: пошатнувшись, упирается устало лбом в плечо любимой, утомлённо прикрывая глаза. Волна облегчения после серьёзного перенапряжения накрывает его таким валом, что оборотень чувствует себя пропущенным через мясорубку. Он не спал почти сутки, толком не ел, а силы его после того всплеска до сих пор так и не вернулись. Энергия истощилась до минимума. Инми, заполошно ахнув, подхватывает почти повисшего на ней кумихо и тревожно вглядывается в осунувшееся бледное лицо:       — Потерпи, потерпи… Мы почти приехали.       Голос дрожит, в нем явственно слышатся слезы. Сердце колотится, норовя пробить ударами дыру в спине. Медленно подползает безотчётная паника, стягивая горло. Видеть любимого таким ослабшим до жути страшно. Со второй попытки справившись с электронным замком, Хан вваливается в тамбур, поддерживая Чонгука свободной рукой. Торопливо усаживает его на табурет. Тот по инерции безвольно откидывает голову назад, несильно встречаясь затылком со стеной. Облизнув пересохшие губы, дышит глубоко открытым ртом, будто кислорода не хватает. На лбу проявляется влажная испарина. Девушка, проклиная гипс на правой руке, не дающий свободно действовать, еле-еле, с усилием стягивает массивные рабочие ботинки с ног кумихо.       — Держись, Чонгук-и… — шепчет сбивчиво. — Я сейчас…       Она доводит его до гостиной, прогибаясь под тяжёлым весом, и усаживает на диван. Оказавшись на мягких подушках, оборотень блаженно стонет. Инми начинает метаться по комнате, не зная, куда кидаться в первую очередь:       — Что мне сделать, Куги? Чем помочь? — прохладная ладошка ложится на взмокший лоб, проверяя температуру. Нет, в пределах нормы. — Одежда… Надо переодеться. У меня нет… Куда пропала твоя одежда? Почему ты не… Погоди! Раны! Надо их срочно обработать!       Пальчиками она судорожно принимается расстёгивать рубашку, выданную Юнги со склада, но её останавливают, мягко перехватив за руку:       — Всё в порядке, Инми-я… — с трудом произносит Гук тихо, практически шёпотом. — Не сегодня… Мне просто нужен восстановительный отдых. Я потерял все свои силы… Можно мне воды? — он старается ободряюще улыбнуться, но, кажется, всё равно выглядит довольно жалко.       Брюнетка, подхватившись, мчится на кухню. Выхватывает чашку с полки, чуть не выронив и не разбив её об пол. Дрожащими руками наливает воду из фильтра, расплескивая добрую половину по столешнице. Гипс совсем не добавляет проворности. Когда же возвращается обратно в зал, видит, что Чон, опрокинувшись на бок и приняв горизонтальное положение, уже забылся крепким глубоким сном. Инми в изнеможении опускается на диван. Рвано вздохнув, отставляет чашку на столик рядом. Она, прикусив губу и сочувственно сдвинув брови домиком, ласково убирает упавшие чёрные пряди с лица любимого, стирая бисеринки пота со лба. Потом поднимается на ноги и аккуратно опускает раздвижную спинку, превращая диван в кушетку. Осторожно переворачивает молодого человека, чтобы ему удобнее было спать. Чонгук еле слышно стонет, вздыхает.       Достав пушистый плед из шкафа, Хан укрывает им кумихо. Склоняется над ним и разглаживает большим пальцем глубокую морщинку, что прорезала переносицу. Подумав, смачивает чистую салфетку питьевой водой, прижимает к сухим, моментально потрескавшимся губам оборотня и по капле сцеживает немного влаги в рот. Гук рефлекторно сглатывает несколько раз. Инми сидит рядом довольно долго, не в силах оставить его одного. Пока вдруг не спохватывается. Чонгук, должно быть, так и не покушал в клинике! На кухне она какое-то время громыхает посудой, оставляет на плите готовую еду и только потом вновь заглядывает в гостиную. Так хочется остаться рядом! Лечь под бочок, вжаться в широкую спину, вдохнуть цветочный аромат. Обнять крепко-крепко! Но ему надо выспаться, как следует. Оклематься и поправиться. Не стоит сегодня ночью мешать и лезть, наверно. Хан вздыхает. Мягко накрыв ладонью скулу, оставляет на щеке сопящего парня тёплый поцелуй и уходит к себе.       Она долго ворочается в пустой постели, не в силах уснуть. Спустя часы мучений удаётся провалиться лишь в поверхностную полудрёму. Глубокий сон так и не приходит. Девушке зябко и холодно. Она кутается в одеяло и дрожит мелко. Напряжённо хмурит брови в сонном забытье. Пока гусиной кожи не касается пушистый мягкий ворс. Тёплый шерстяной мех обволакивает тело, поддевая колени, скользя по ступням и щиколоткам и проникая под мышки. Укутывает и согревает. Успокаивает. Дыхание наконец выравнивается, и дрожь стихает. Инми устраивается поудобнее в уютном коконе и, свернувшись калачиком, сладко засыпает.

***

      Пробуждение наступает резко и неожиданно. В глубине квартиры раздаётся вдруг глухой дребезг, будто что-то металлическое упало и покатилось с шумом по полу. Инми распахивает глаза, чувствуя, как испуганное сердце разгоняется до высоких скоростей. В комнате потёмки. В окно просачивается лишь слабый свет ещё толком не наступившего рассвета. Что это было?! Сколько времени? Она нашаривает телефон на тумбочке, подслеповато вглядывается в яркий экран. Почти 6 утра! Слышится звяканье посуды, и Хан в недоумении вскакивает с кровати. Шлёпая по паркету босыми ногами, она проходит торопливо на кухню, откуда доносится странная возня.       На полу возле приоткрытого холодильника сидит на корточках тёмная фигура и тянется рукой под стол. В другой ладони зажато что-то большое, непонятное. Секунду спустя человек впивается в это нечто зубами, довольно мыча. По кухне раздаётся тихое сытое урчание.       — Чонгук? — вполголоса окликает брюнетка.       Оборотень, застигнутый врасплох, вскидывает голову на звук и ударяется затылком о край стола. С шипением трёт ушибленное место и резво поднимается на ноги, становясь по стойке смирно. Хан щёлкает выключателем, озаряя кухню светом. Гук стоит с виноватым видом перед ней, одетый лишь в рабочие штаны, что они одолжили в Центре. В правой руке огромный кусок уже слегка подъеденной ветчины, в левой — крышка от кастрюли. Девушка недоумённо хлопает ресницами, глядя на перепачканное лицо кумихо.       — Я тебя разбудил, — как-то обреченно произносит Чонгук.       — С тобой всё в порядке? Ты почему не спишь? — Инми подходит ближе, забирает железную крышку из рук парня. Пальчиками аккуратно проводит по губам, убирая с них остатки соуса. — Перемазался весь…       — Я это… От голода проснулся. Не ел несколько дней нормально… — оправдывается Чон, пряча ветчину за спину и косясь на холодильник.       — Несколько дней?! Господи… — шокировано всплёскивает руками брюнетка. — Подожди… Я что-нибудь приготовлю.       — Да я уже… Тут… — Чонгук мнёт в руках недоеденный кусок мяса. — На плите кастрюля стояла с чем-то. Я… всё съел. Прости…       — И правильно сделал! Молодец! Я тебе это оставила вчера. Как знала… Ты точно больше ничего не хочешь? Хорошо себя чувствуешь?       — Мне уже гораздо легче. Спасибо.       — Ветчину-то хоть доешь, раз поднадкусал, — улыбается Инми. А потом вдруг замолкает. Подходит ближе и крепко прижимается к мужчине, обнимая за талию. — Как же тебе пришлось тяжело… — бормочет приглушённо, уткнувшись лбом в широкую грудь.       Она дышит неровно, прерывисто, согревая оголённую кожу тёплым дыханием и щекоча её мягкими локонами. Сердце кумихо ёкает, когда он всем своим чутьём ощущает сочувствие и сожаление, когда улавливает тоску и трогательную нежность. Он касается пятернёй гладких волос и приглаживает их успокаивающе. Отложив окорок на стол, упирается подбородком в макушку, притягивая девушку как можно плотнее:       — Прости, что заставил волноваться…       Позже пара расположилась в спальне. Чонгук, всё также раздетый по пояс, сидит на кровати, повернувшись к Хан искалеченной спиной. Любуется её профилем, что отражается тенью на стене напротив. Брюнетка, поставив рядом яркую лампу и обложившись медикаментами, сосредоточенно осматривает свежие раны. Дотрагивается пальчиками до новых рубцов, оглаживает старые шрамы. При каждом таком касании низ её живота будто ошпаривает кипятком, оставляя после болезненную пульсацию. Тело мучительно передёргивает, а в горле встаёт плотный ком.       — Почему не позволил раны обработать? — шепчет Инми намеренно сердито, пытаясь сдержать слёзы. Но те не слушаются. Самовольно текут по щекам, оставляя солёные дорожки.       — Не хотел рисковать. Юнги и Джин могли увидеть шрамы и догадаться… Ничего страшного, заживёт. У меня регенерация гораздо быстрее проходит, чем у людей.       Хан качает головой и поджимает губы. Сколько же он терпел? Нанеся мазь на очередную отметину, поднимает печальный взгляд. Рука непроизвольно тянется к волосам оборотня. Она вновь пропускает чёрные пряди сквозь пальцы:       — Как ты выбрался, Куги? Что произошло?       — Я точно не помню… — Чон податливо ластится к нежным рукам, опрокидывая голову назад. — Помню только чувство полной беспомощности, боли и ненависти. У меня отняли силы, и я ничего не мог сделать, помешать им… А потом… После того выстрела… Как пелена на глаза упала. Впервые в жизни ощутил потребность и дикое желание убивать. Это страшное чувство… — при воспоминании о случившемся тело мужчины разом напрягается, мышцы каменеют. — Я тогда умолял только об одном — исчезнуть. Оказаться как можно дальше от всего этого. Пришёл в себя уже в лесу…       Чонгук взволнованно выпрямляется, когда слышит, как Инми шумно шмыгает носом несколько раз. Хочет повернуться и проверить, всё ли в порядке, но девушка не позволяет, останавливая за плечи:       — Сиди смирно, — она бережно заклеивает особо глубокие раны специальными пластырями.       — Инми-я… Как ты узнала? Как нашла меня? — задаёт Гук так волнующий его вопрос.       Та молчит какое-то время, будто собирается с силами и пытается справиться с эмоциями. Разглаживает сосредоточенно последний бандаж. Наконец нарушает тишину, прочищая запершившее горло. Она старается говорить ровно, хотя голос нет-нет да подрагивает:       — Мне сон приснился… Я видела тебя ослабевшего, без сознания в какой-то грязной темнице. И в голове постоянно одно и то же слово стучало: казнь, казнь! Я даже не задумывалась над своими действиями. Побежала в лес. На то место, где нашла тебя когда-то, — Хан сглатывает и смахивает тыльной стороной кисти вновь навернувшиеся на глаза слёзы. — Не знаю, как так получилось. Я просто очень сильно хотела попасть к тебе. И меня словно потянуло, я пришла к селению…       Оборотень аж дыхание задерживает, не веря ушам своим. Накрывает рукой медальон на шее, судорожно сжимая камень в ладони. Значит, легенды не врут! Что бы власти не доказывали, как бы не отрицали слухи, уверяя, что всё чушь, мифы о Хранителях подтверждаются! Из глупых небылиц они превращаются в истину. «Существует телепатическая, ментальная связь между Хранителем и кумихо. Они могут найти друг друга…»       — Я так испугалась за тебя… — слышит Гук тихое за спиной.       Он стремительно разворачивается всем корпусом к любимой и заключает её в объятия. Стискивает худенькое тело так отчаянно, запуская руку в волосы и стягивая пряди в кулаке. Беспорядочно осыпает горячими поцелуями, ощущая на губах чуть солоноватый привкус. Высшие силы подарили ему самое чудесное и самое невероятное, что есть на этом свете, — любовь! Инми не просто смертная, не просто Хранитель рода. Она его мир, его вселенная! Всё мироздание схлопнулось до одной маленькой точки, сосредотачиваясь на одном-единственном человеке. Без неё и жизни нет! Не станет любимой, родной вселенной, не станет и его.       — Я тоже… — шепчет Чонгук срывающимся голосом на ухо, раздираемый мощным ураганом всевозможных эмоций.       Он и сейчас всё ещё боится за неё. До леденящей дрожи, до ярких искр из глаз. Ведь с их побегом ничего не закончилось. Зная Верховного, опасность всё ещё висит над парой Дамокловым мечом.