***
♫ 일레인 (Elaine) — Fallen Star После выпитого успокоительного рыдания хозяйки постепенно стихают. Из груди только редкие всхлипы вырываются иногда. Она стискивает стакан с водой руками, уставившись в него и опустив голову. Инми сидит рядом и обнимает её, потирая за плечи. Молчит. Нервно грызет губы, не зная, как начать разговор, как спросить о состоянии, чтобы не вызвать новую истерику. Сталкивается взглядом с Гуком. Тот хмурится и, будто решившись, плавно опускается на колени перед Сомин, привлекая её внимание. Заплаканная девушка поднимает на него воспалённые красные глаза. Долго, изучающе рассматривает, прежде чем молвить тихо и грустно: — Ты на него совсем не похож… Чонгук хватается за эту фразу, как утопающий за соломинку. Придвигается ближе, глядя снизу вверх: — Отец говорил, я сильно похож на мать. — Он так за тебя волновался. Намджун мог и не возвращаться, но там остался ты. А ещё его клан, обречённый на вечный оброк. И он разрывался. Страдал… В слабом голосе слышится безнадёжное чувство тоски и горя. Горечь потери проникает в самое сердце, отчего оно начинает бить набатом. Солёные ручейки вновь бегут по бледным щекам. Сомин всхлипывает, и её прорывает, будто плотину паводком. Она рассказывает о том, что произошло за последние полтора года. О том, как благодаря подвернувшемуся случаю Намджун раскрылся. Сам признался в том, кто он. Как изумлённая девушка неожиданно для самой себя последовала за сердцем — поверила и приняла правду. А он поведал о скрытом городе, о жителях, о Хранителях, о недоступных эмоциях и любви. Сомин не узнала лиса в его истинном обличии, да даже не была с самого начала Хранителем, но это не помешало им влюбиться друг в друга, а кумихо довериться смертной и загореться желанием стать человеком. — Ты сказала, что позаботилась о звере, — Хан аккуратно закидывает удочку, пытаясь восполнить пробелы в событиях. — И что его приняли в сафари-парк. — Мне надо было как-то оправдать исчезновение лиса, после того, как Намджун открылся мне, верно? Ты, — обращается Сомин к жадно внимающему её рассказу оборотню. Делает паузу, прежде чем продолжить, — его искал? Чонгук кивает: — Отец, когда вернулся в селение, был сам не свой. Он говорил, что хочет открыть Старейшинам глаза на истину и на древние истоки. Надеялся на понимание. Но его и слушать не стали — изгнали, как предателя, за связь с человеком. Тогда, когда я видел отца в последний раз, он обещал найти способ встретиться снова, — молодой человек переводит взгляд на Инми. — Та ловушка, в которую я попал… Когда ты меня нашла… Как раз тогда я думал, что шёл на встречу с ним. Хан ахает, прикрыв рот ладонью, а светловолосая девушка поджимает губы, болезненно морщась: — И тебя тоже преследовали… — не спрашивает даже. Утверждает. Они в полнейшей тишине смотрят друг на друга, не отрываясь. Будто обмениваются невысказанными, тревожными мыслями. Девушка читает во взгляде Чонгука немой вопрос. Вдохнув глубоко, задерживает дыхание, пытаясь справиться с эмоциями. Чон видит, как её глаза наполняются новыми волнами слёз. Душу парня выворачивает наизнанку, когда Сомин качает отрицательно головой, подтверждая худшее. К горлу подкатывает тошнота. Отца нет в живых.***
Зимой вечер наступает рано, укрывая крыши домов тёмной ночной вуалью. Лишь на самой кромке горизонта всё ещё видна тонкая полоска оранжевого заката. Воздух тяжелеет, колет холодом кожу, словно маленькими иголочками. Пронизывающий ветер проникает под ткань одежды, обнимая ледяными руками. Но Чонгуку всё нипочём. Он не чувствует холода, не замечает сгустившихся сумерек. Сидя на крыше многоэтажного здания в одиночестве, глядит на небо полное звёзд, задрав голову. Зрение размывает влага, скопившаяся у края глаз. Он сжимает в руке отцовский медальон с зелёным камнем, что передала ему Сомин. Единственная память, оставшаяся от него. Кумихо чудится, что этот кулон впивается в ладонь своими зазубренными краями и режет кожу. Эта энергия острым шилом проникает дальше в мышцы и сосуды, распространяя боль по всему телу. Больно. Очень больно! Кажется, душу выпотрошили только что, вынули все внутренности, и осталась одна пустая оболочка. Ощущение безысходности накрывает с головой девятым валом, обрушивая тонну поглощающей черноты. «За нами тоже следили… И однажды… Он… Он не смог поставить защиту, как ты, установить крепкую связь, понимаешь? Замкнуть круг меткой. Когда на нас напали, я думала, это просто грабители. Местные головорезы. Намджун пытался меня уберечь… Кричал, чтобы я уходила, но не рассчитал силу. Это были не люди! Они обладали нечеловеческой мощью. Я потом уже поняла, что их кто-то подослал специально, этих убийц, но было поздно. Он… не смог с ними справиться в одиночку. Их было больше. Его просто исполосовали… Я не знаю, как, но в какой-то момент, когда я пыталась укрыть его от удара, мы вдвоём оказались в совсем другом, незнакомом месте. Намджун смог перенестись… Он умер у меня на руках… Эти раны… С такими не… не в-выживают, понимаешь? Как я не пыталась остановить кровь, зажимая их руками… Она всё текла, текла, не переставая…» Чон закрывает глаза, смыкая дрожащие веки и позволяя слезам струиться по скулам, под подбородок и вниз по шее. Роняет голову в ладони. Плечи вздрагивают от судорожных вздохов. Он надеялся всё же найти отца живым. Кто-то молча садится рядом, плотно притираясь к боку. Инми обнимает оборотня, прижимаясь щекой к плечу. Ни говоря ни слова, просто держит в кольце своих рук. Так хочется забрать всю ту чудовищную боль утраты и освободить рыдающую душу Чонгука от мук! Девушка пытается отогнать мысли о том, что совсем недавно была в похожей ситуации. И, возможно, тогда всё могло закончиться гораздо-гораздо хуже. Она тоже могла потерять любимого, как и Сомин. Чонгук ощущает горячий жар от тела Хан, чувствует быстрое биение родного сердца. Он сосредотачивается на этом громком, сильном стуке. Считывает энергию, сочащуюся сочувствием и состраданием. От того, что его боль разделяют, ему становится пусть немного, но легче. Кумихо разворачивается к ней и сдавливает крепко в объятиях. Упирается лбом в узкие ключицы, зажмурившись что есть мочи. Сквозь стиснутые зубы вырывается сдавленный мучительный стон. Внутри тела ураган разносит всё в клочья. А сердце… Сердце, кажется, режут ножом на лоскуты. — Не держи в себе. Выпусти боль наружу, — шепчет Инми, ласково приглаживая персиковые волосы. И оборотень ломается от тихого нежного голоса, отпуская на свободу внутренних, пожирающих нутро демонов. Волосы окрашиваются в тёмно-вишнёвый, удлинившиеся когти протыкают и рвут ткань пуховика. Чонгук вновь надсадно стонет в голос и плачет, забыв обо всём, пугая облака и редких птиц рыком, полным страдания, орошая свитер девушки слезами. Хан судорожно обхватывает покатую спину, закусывает губу зубами. Она оплакивает утрату вместе с ним, одинаково болезненно переживая потерю. Чону кажется, что его разрывает сейчас на части. До встречи с Инми ему не доводилось ранее испытывать столь сильные эмоции. Что счастье и любовь, что страдание и боль: всё это для него ново. То же самое, значит, удалось познать и отцу. И он оказался прав! Чувствовать — это мука! Но в то же время это высший подарок и драгоценность. Умение чувствовать. Любить. Вот почему он всё Гуку передал. Хотел, чтобы и сын смог освободиться от этого бездушного существования. «Прости, что не смог разделить с тобой жизнь», — такими были его последние слова, адресованные Сомин. Настоящая жизнь возможна, только если она наполнена чувствами. Искренними и настоящими.