Кумихо

      Такси, профессионально минуя пробки, так быстро доезжает до дома, что Инми даже не успевает как следует согреться. Горячий чай и ванна — всё, о чем она сейчас мечтает. Это было бы прекрасным завершением такого чудесного дня! Чонгук помогает ей выбраться из машины, обхватывает рукой за плечи, притягивая к себе, но Хан, вздрогнув, вдруг пихает его вбок и смущённо утыкается в грудь, пряча лицо в складках толстовки. Если дяденька-вахтёр, что сейчас тащит объёмную посылку, приближаясь, заметит их, будет неловко. Старшее консервативное поколение не очень-то понимает и жалует такого рода отношения с совместным проживанием. Ещё с того первого неудачного романа она нет-нет да и становилась темой обсуждений у пожилых соседок. Может не заметит? Может не узнает?       — Аджосси, я помогу! — слышит она внезапно громкий голос любимого. Кумихо бережно и успокаивающе похлопывает девушку по спине. — Я сейчас, я быстро… — шепчет тихонько на ушко, кидаясь навстречу сторожу.       — Ох, Чонгук-и… Спасибо, мальчик мой, — пожилой мужчина скрипит благодарно, повергая этим брюнетку в лёгкий шок. Она на пятках разворачивается, видит открытую улыбку Чона и приветливый кивок вахтёра. — Совсем старый стал. Спина отваливается. Мне до почтовых ящиков донести только. За ней спустятся.       — Конечно! Обращайтесь, если что. Я всегда с радостью!       Гук играючи подхватывает увесистую коробку, словно пёрышко. Подойдя к Инми, берёт за руку, сжимает ладошку и увлекает её, ошалевшую, к подъезду.       — «Чонгук-и»? «Мальчик мой»? — восклицает изумлённо девушка, пока они поднимаются на свой этаж в лифте. Хлопает растерянно ресницами.       — Я… Ну… Как-то пару раз ему помог. Он же старенький совсем…       — Когда ты успел?       — Пока ты отсутствовала и была на работе, — оборотень запускает пятерню в волосы, поднимая виноватый взгляд. — Мне не стоило?       Хан глядит в эти огромные раскаивающиеся глаза. Её собственные брови ползут вверх и заламываются растроганно. Девушка качает головой, цепляется холодными пальцами за ладонь кумихо:       — Твоя душа такая светлая, что я порой боюсь тебя испортить… — шепчет еле слышно.

***

      Дома, стащив верхнюю одежду, Хан первым делом кидается к датчику, включая тёплые полы в комнатах, а после стучит шкафчиками комода, шумно копошится, что-то роняет, ойкает.       — Чонгук-и! — зовёт из спальни. — Я приму быстренько ванну, хорошо? А то мне кажется, я как ходячая сосулька.       — Хорошо, конечно! — отзываются из кухни, где вовсю уже звенит посуда и шумит чайник. — Лишь бы не заболеть.       Пришлось изрядно выждать, прежде чем поток холодной воды сменился на умеренно горячий. Продрогшая Инми облегчённо цокает языком и закупоривает затычкой слив. Пока ванна медленно, но верно наполняется, она, обнажённая, рассматривает себя в зеркало. Пробегается пальцами по левой руке, на которой видны круглые белесые шрамики, — следы укуса. Касается отметины на груди — место, куда попал дротик. Проводит по ключице, где когда-то красовался знак кумихо. Наконец, поёжившись, перекидывает ногу через бортик. Прикрывшись шторкой, чтобы пар не уходил, аккуратно опускается в пенную воду. С блаженным стоном девушка откидывает голову назад и, расслабляясь, прикрывает глаза. Лишь спустя какое-то время чувствует, как оттаявшие пальцы ног начинает приятно покалывать.       Её выдергивает из релаксации тихий щелчок замка. Она вздрагивает от этого звука и, распахнув глаза, резко садится. Нахмурившись, выглядывает из-за шторки и видит стягивающего с себя толстовку оборотня:       — Чонгук? Ты меня напугал!       — Я замёрз, — отвечает Чон уверенно, задирая футболку. — Хочу тоже погреться, — он тянет её вверх.       — Не говори ерунды, — прыскает Хан. — Ты не мёрзнешь!       Кумихо замирает на месте, так и оставшись в неудобном положении, — с задранными руками и майкой, скрывающей лицо. Пару секунд будто размышляет над словами, а потом поворачивается корпусом к брюнетке, что стискивает губы трубочкой, еле сдерживая расползающуюся от умиления улыбку:       — Хм… Об этом я не подумал, — бубнит глухо из-под ткани. — Тогда я… Пойду…       — Стой! — спохватывается Инми, стоит молодому человеку обратно опустить и поправить футболку. — Куда намылился? Ой, то есть пока ещё не успел намылиться…       — Ругать будешь? — смотрит на неё с осторожностью всклокоченный Гук, потом вдруг вздыхает горестно, жалобно надувая губы. — Я уже успел соскучиться… Одиночество кроет меня с головой в тоскливом ожидании! На диване…       — Иди сюда… — хихикает Хан, приманивая ладошкой. — Поэт мой лохматый…       Она убирает занавеску и отодвигается, освобождая место позади себя. Кумихо улыбается счастливо, морщит смешно нос, отчего яркие глаза прячутся за морщинками. Избавившись в мгновение ока от одежды, он карабкается в ванну. Устроившись поудобнее за спиной, прижимается к любимой, потянув её на себя. Инми облокачивается на Чона, укладывая голову ему на грудь. Мужские руки с крепкими предплечьями обвивают тело, поглаживают ласково. Горячие губы целуют в висок.       — Тебе точно удобно? — просыпается неожиданно беспокойство. Чонгук большой, вряд ли ему сейчас комфортно сидеть втиснутым в маленькую ванну.       — Лучше не бывает, — удовлетворённо выдыхает он.       Девушка улыбается, размазывает мыльную пену по натруженным сильным рукам, обводя выступающие вены и рисуя узоры. Тихонько хихикает над чем-то, закусывая губу.       — Чего смеёшься?       — Вспомнила первый день, когда пыталась затолкать тебя в ванную, — она снова хмыкает и начинает сотрясаться беззвучно.       — Конечно! Я ни одному человеку до этого не позволял прикасаться к себе, — восклицает Чонгук. Кусает за ушко, срывая тихий вскрик с губ. — А тут ты с маньяческим блеском в глазах. Знаешь, как страшно было!       — Да ну тебя! — Инми шлёпает парня по руке и смеётся хрипло. Закашлявшись, прочищает горло.       Кумихо зачёрпывает большими ладонями горячую воду и нежно растирает остывшие худые плечи. Обмывает шею, проводя пальцами по выступающим позвонкам:       — Прости, это я виноват. Продержал на морозе, пока пел… — сопит сосредоточенно.       — Ты был прекрасен! — кожа покрывается мурашками. Прикосновения любимого так приятны, что хочется этот момент растянуть на подольше. — И от твоего голоса мне всегда так хорошо и спокойно!       Чонгук молчит. Хан затылком чувствует, как взволнованно и быстро бьётся его сердце. Глубокий тяжёлый вдох приподнимает её слегка, всколыхнув воду.       — Куги… Тебя всё ещё не отпускают тревоги? — девушка напряжённо вслушивается в тишину. Перехватывает оборотня за запястье и сжимает мокрые пальцы.       — Я не могу больше жить за твой счет… — тихо произносит тот.       — Чонгук-и, я всё понимаю. Ты же думал о нашей безопасности в первую очередь, — оторвавшись от широкой груди, она разворачивается к нему полубоком, чтобы видеть глаза. — Вспомни, сколько всего произошло за последние месяцы! Сколько раз ты был на краю гибели! Когда бы ты смог что-то сделать, скажи? У тебя есть ещё время. А пока можешь положиться на меня…       — Я слишком долго на тебя полагался, — молодой человек серьёзен. Сжав губы, он растягивает их уголки в виноватой, грустной улыбке. Перехватывает Инми за плечи, вновь укладывая на грудь, и прижимается щекой к макушке. — Теперь моя очередь о тебе заботиться. Я не хочу быть, как… твой бывший.       — Ты уже не как мой бывший…       У Хан начинает щипать нос. Она моргает часто, чтобы остановить подкатившие слёзы огорчения. Любой дурак поймёт, что Чонгуку будет трудно адаптироваться к человеческой жизни. И простому-то обывателю нелегко устроить своё будущее, что уж говорить о кумихо, который прожил всю свою долгую жизнь в горах и никогда не имел дело со смертными. Он не знает ничего о их мире и реалиях! Пробиться будет ох, как сложно. Она сама быстро, что ли, нашла работу после университета? Нет! Год бегала по собеседованиям! А Куги лишь три месяца с небольшим с ней… И как можно себя сравнивать с Чимином? Этот ленивый альфонс с завышенным самомнением и в подмётки не годится. Такой заботы, какую проявляет Чонгук, Инми не получала уже очень давно, ещё со времен гибели отца. С ним она как за каменной стеной — ничего не страшно!       — Вода остывает, — шепчет Хан, прерывая долгие минуты тишины. Тянет затычку, выдирая её.       Пара стоит вплотную друг к другу под тёплым душем. Чонгук приглаживает длинные чёрные волосы любимой, позволяя им полностью намокнуть. Аккуратно смывает с плеч оставшуюся пену. А она водит ладонями по широкой груди, убирает яркие слипшиеся пряди с его лица. Отодвинув лейку душа чуть в сторону, молодой человек тянется рукой к полке и берёт шампунь. Вдохнув персиковый аромат, улыбается удовлетворённо и поворачивает девушку спиной к себе. Он плавно, не спеша пропускает сквозь пальцы гладкие локоны, тщательно распределяя жидкий гель, массирует мягко скальп, и Инми закрывает глаза от расслабляющего удовольствия, еле слышно постанывая. Когда она вновь их открывает, взгляд её падает на небольшую розовую щётку:       — Куги… — неожиданная мысль приходит в голову.       — М-м… — мычит парень, промывая струящиеся по плечам пряди.       — Скажи, ты когда водные процедуры принимаешь, хвосты тоже… Ну… Намываешь?       За спиной раздаётся смешок. Чонгук, обхватив пальцами бёдра девушки, придвигается ближе. Шепчет на ушко так, что у Хан сердечко ёкает:       — Хочешь попробовать?       Она не успевает ответить, только уверенно кивнуть, как ног и талии тут же касается пушистая шерсть. Красные лисьи хвосты приятно скользят по девичьему нагому телу, обвивают его и обматывают. Чонгук заключает Инми в объятия, чуть сжимает в крепких руках, чтобы почти сразу выпустить из мехового заточения. Довольная брюнетка радостно набирает в охапку кучу баночек и велит оборотню стать к противоположной стене передом. Она помогает ему помыться, начиная с головы, заканчивая хвостами. Каждый из которых усердно намыливает и споласкивает, бормоча при этом, что скучает иногда по Боксуна. Оборотень жмурится от наслаждения, урчит. И в свою очередь мочалкой убирает с её кожи налипшую багряную шерсть. Трёт губкой мягко, заботливо обводя каждый изгиб тела, каждый обнажённый его участок.       В их действиях нет никакого сексуального подтекста, но это интимное доверие — самое нежное и трогательное, что удавалось им обоим испытывать. Кумихо заворачивает любимую в белоснежное махровое полотенце. Притянув к себе ближе, склоняется и целует ласково, бережно держа в руках. Позже они, расположившись в гостиной на тёплом полу, приводят друг друга в порядок перед сном. Сначала Гук аккуратно сушит феном волосы Инми, украдкой оставляя невинные поцелуи на шее. И девушке всерьёз кажется, что она сейчас поднимается на седьмое небо от счастья. Это простое незамысловатое действие так, на самом деле, драгоценно для неё, что сердце замирает в груди от волнения и упоения.       Оборотню же не требуется абсолютно никаких усилий, чтобы быстро высохнуть. Он, усмирив непослушные хвосты, без опаски позволяет Хан поухаживать за ними. И это означает высшую степень доверительности, преданности и признания, ведь именно в лисьих хвостах заключена вся основная сила кумихо. Девушка любовно вычесывает их, уложив на скрещенные ноги. А Чонгук тает от непонятного, нового чувства открытости и ранимости. Такой сладкой обнажённости и уязвимости. Он тычется лбом в плечо Инми, ластится, горячо выдыхая куда-то в подмышку. А Хан лишь улыбается, вбирая в лёгкие чудесный аромат цветов, распространяющийся по комнате.       В спальне, уже укладываясь на ночь в постель, Чонгук привлекает девушку к груди. Лежа в обнимку, бормочет утомлённо:       — Эти выходные последние же, да?       — Угу, — Инми, заворочавшись, сворачивается комочком в тёплых мужских объятиях, — с понедельника снова на работу.