***
Сначала, мне показалось, что я услышала где-то позади своё имя, но позже, когда звук становился громче, я обернулась, увидев Бэтти, которая бежала за мной с того момента, когда я взяла необходимые мне вещи в шкафчике. — Чего? — Коротко вопросила я, после того, как остановилась, и Бэтти сумела меня догнать. — Я хотела поговорить, — через отдышку пыталась объяснить Бэтти, а я ума не приложу, о чем таком важном она хочет поговорить, что бежала за мной по всей школе. — Ты знаешь, мы подруги, и я никогда не желала тебе зла, всегда готова была пойти на встречу, — я слушаю, но пропускаю мимо ушей. А продолжение её высказываний не были даже услышанными мною. — Бэтти, не ходи вокруг да около, — обрываю её, — Говори уже что хотела. — Да, прости, я до сих пор не искоренила в себе дурацкую привычку много болтать не по делу. Так вот, о чем я. Ты знаешь, мне нравится Эрик. И нравится он мне настолько, что я теряю сознание, когда его вижу, — Филиппс улыбается, смотрит куда-то в совершенно иную точку, погружена в яркие фантазии. Заткнись, гребаная лицемерная сука. Не смей даже говорить об Эрике в моем присутствии. Внутри меня все кипело так, что я готова была уничтожить Бэтти здесь и сейчас. Но нет, обуздай свою ревность и это чувство собственничества, что пожирает тебя изнутри. Не превратись в комок зла, который готов перерезать всех за своё. — В общем, ты можешь спросить у него, пойдет ли он со мной завтра в кино? — Она смотрела на меня, с таким трепетным ожиданием того, что я отвечу «Да». О, конечно, Бэтти, конечно я узнаю у Эрика, пойдет ли он с тобой. Иди к черту, Бэтти. — Да, — промямлила я, и слегка сердилась на саму себя за своё вранье. А ещё Бэтти с Сарой лицемерными называла. — Я спрошу у Эрика. — Ой, спасибо тебе, Кейлин, огромное! Я всегда знала, что ты самая добродушная и не похожа на тех мерзавок, что здесь учатся, — Филиппс накинулась на меня, заключила в объятия и принялась лепетать, какая я все-таки хорошая подруга. Это всё прекрасно, но про тебя, Бэтти, того же я сказать не могу. — До встречи на философии, — я попрощалась, и со всех ног пошагала в сторону кабинета. Проклятая Филиппс. Но, я и не лучше. Чувствую себя последней стервой. Звонок. От громкого звука закладывает уши, которые я пытаюсь прикрыть ладонями. Возле класса уже столпились ученики с портфелями, кто-то повторял материал, кто-то перешептывался между собой, а кто-то и вовсе строил печальную мордашку из-за, как я думаю, приближения урока. Вижу Эрика: тот стоит рядом с Робин Андерсон и Диланом. Меня разрывает напополам от принятия факта его безразличия. Харрис, ни разу за весь гребаный день не подошёл ко мне и не спросил, как у меня дела. Да какой там один жалкий день, он на протяжении двух месяцев, единственное, что мне сказал, это два раза «Привет» , и то, я всегда проявляла инициативу первая. Мы стоим, в пару метрах друг от друга, стоим, как чужие, как люди, которые никогда не имели таких близких отношений, как, казалось бы, есть у нас. Я целыми днями хожу обессиленная, так как Эрик — мой главный источник энергии, на меня даже не смотрит. Я мучаюсь в догадках, что между нами происходит, и существует ли вообще это «между нами». Я каждую ночь захлебываюсь собственными слезами, безнадёжно мечтая возвратиться в прошлое. Мы заходим в кабинет, я стремилась зайти первой, чтобы занять нормальное место на последних партах, но я, как мисс удача 1998, вхожу в класс самая последняя, присаживаясь за парту, стоящую прямо напротив учителя. Отлично, теперь я буду мучиться от самовнушения, что он якобы испепеляет меня взглядом. — Здравствуйте, ученики! — С воодушевлением поприветствовал нас мистер Уильямс, зажимая в руках толстый учебник, — Полагаю, вы все отдохнувшие после зимних каникул, полны сил и готовы снова усиленно погрузиться в учёбу. — Мистер Уильямс, вы что, нам этих каникул было мало, — перебил Брукс Браун, на что учитель лишь слабо улыбнулся. — Понимаю, что хочется отдохнуть подольше, но учёба всегда важнее. Делу время, а потехе час, — о, боже, зря Брукс это сказал, теперь начнутся двухчасовые лекции о морали и нравоучения о том, что в этой жизни главное — учёба. Мистер Уильямс идеально подходит на роль учителя философии. Прошло уже двадцать минут урока, мы все, уставшие слушать его нескончаемые нотации, занимались своими делами, спали и разговаривали. А преподаватель, либо этого не замечал, либо делал вид, что не замечал, ведь где еще можно так выговориться, как на своём уроке? Дети давно уехали в более перспективные города, внуки приезжают раз в пятилетку, а со своей женой ты видишься только утром, когда вы собираетесь на работу, и вечером, когда возвращаетесь домой. — Мистер Уильямс, а как насчёт массового убийства в школе Бат, произошедшего в 1927 году? — Резко выпалил Эрик, чем поверг учителя в ступор, в кабинете повисло напряжённое молчание. — Эрик, почему вам это интересно? — Мы же находимся на уроке философии, ведь так? А значит, что все темы, так или иначе касающийся морали и человеческого разума, ценностей и так далее, тесно связаны с этим предметом. Я хотел бы услышать ваше мнение. Никто не осмелился вклиниваться в беседу ученика и учителя. Все сидели как немые. — Что-ж, — мистер Уильямс, вздохнув, в раздумии почесал затылок, — Когда человек ослеплен ненавистью и жаждой мести, он непоколебим и безжалостен. Дети, никогда не поддавайтесь этому чувству, не становитесь людьми, которые ненавидят весь мир. И никогда не желайте отомстить! Это может обернуться против вас и очень плохо закончиться. Эрик сидел, смотря на него, очевидно, не соглашаясь с каждым его изречением, но и высказать по этому поводу своё мнение, которое, однозначно будет не совпадать с учительским, он не решился. После истечения положенного времени, урок кончился, мы выслушали своё домашнее задание и по очереди вышли из кабинета, чтобы не толпиться всем хором у входа. Я провела взглядом Эрика, который в одиночестве двинулся по коридору, как только оказался вне классного помещения, и так отвлеклась, что и не заметила появления возле меня Дилана. — Привет, Кейлин, — как обычно, радостный Дилан, лучезарно улыбнувшись, мило поприветствовал меня. — Ты как, в порядке? Ты выглядишь уставшей, я волнуюсь. — Все в порядке, — наконец оторвав глаза от Эрика, что исчез из моего поля зрения, я обратила своё внимание на Клиболда. — Не переживай за меня. — Давай пройдёмся, — убедительно произнёс он, и я, не желая отказываться, вместе с ним пошагала по коридору. — Что у тебя нового? Мы давно не разговаривали по душам, сначала я подумал, что обидел тебя. — Нет, Дилан, чем ты мог меня обидеть? — озадаченная, задала вопрос, — А нового у меня, кстати, ничего. Всё как всегда, ты знаешь. — Ты не разговаривала со мной, не подходила ко мне, и я начал переживать, что мог тебя задеть, иногда я говорю хрень, за которую мне стыдно, — суммировал Клиболд, а я все думала, что ответить, если он спросит про Эрика. — А что у тебя с Харрисом? Я заметил, что вы не общаетесь вовсе. Поругались? — Нет, — отрицательно покачала головой, наблюдая за суматохой в школе, что стояла вокруг, — Но Дилан, – продолжила я, — Я не могу себе места найти уже второй месяц, понимаешь? Он игнорирует меня, совершенно не видит в упор! Я не знаю, что с ним, — закончила сетовать и взглянула на приятеля, в уповании на то, что я наконец узнаю ответы на терзающие меня вопросы. — Я и сам иногда не понимаю его, — обнадежил Дилан. — Просто забей на него, Кейлин. Потом все наладится, я уверен. — Спасибо, что утешаешь меня. Теперь, давай обсудим тебя, я хочу узнать, как ты съездил в Денвер на Рождество.***
По завершению всех уроков, я покинула школьное заведение и оказалась на морозе. Постояв на улице минут пять, я уже была лишена возможности чувствовать кончики своих пальцев и подбородок, который пыталась спрятать под тёплый шарф. Холодина несусветная, а мне еще переть до дома пешком. Перспектива так себе, но выбора у меня нет, все мои друзья уже давно разъехались, а я торчала в школе в связи с написанием теста, который состоялся в тот день, когда я заболела и не пришла в школу, так что подвезти меня некому. По дороге домой я несколько раз поскользнулась на льду, что заставило меня идти гораздо медленнее, в последствии чего я отморозила себе все, что только можно. Снега совсем не было, но это никак не влияло на то, что мне будет в любом случае холодно. Хотя на улице всего минус четыре, я уже умирала от холода. Как только зашла в тёплый дом, я, даже не успев снять с себя пуховик, побежала к батарее согреть свои замерзшие ладони. — Смотри мне ещё опять заболей, — крикнула мне с кухни мама, и я, вспомнив про назначенную вечером встречу, решила предупредить об этом маму. Я, уже избавившись от мешковатой куртки, прошла в кухню и неприметно села за стол, все не решаясь оповестить мать о вечерней прогулке. — Мам, — мне не хотелось отвлекать её от приготовления пищи, но пришлось, чтобы потом у меня не было проблем. — Я сегодня вечером пойду гулять с мальчиком со школы. — С этим Эриком? — Она повернулась ко мне, скрестив руки на груди, недовольно смотрит на меня. — Нет, — я опечаленно вздохнула, — Не с Эриком. Его зовут Эштон, он новенький у нас. — Раз не Эрик, можешь идти. Я не понимала такого категоричного настроя против Харриса. Почему родители так его недолюбливают? Он хороший парень, да, странный, но хороший. Почему они не понимают этого? Почему не поговорят с ним, не выслушают? Меня очень обижало это непринятие моих дружеских связей. Сбежав к себе в комнату, я укуталась под одеяло, так как горячей батареи, что все-таки слегка согрела мои окоченевшие руки, было недостаточно. Моя лень взяла верх и я провалялась в постели весь день, до наступления вечера. Эштон только что мне позвонил, предупредив, чтобы я не опаздывала. Как это странно, звать гулять зимой, да ещё и под вечер, когда наступает кромешная темнота. Но удивляться рано, настоящий шок ждал меня далее, когда я вышла на улицу. У моего дома стоял Эштон рядом со своим мотоциклом. У меня дар речи отняло, когда я увидела, на чем приехал Экллз. Он совершенно не дружит с головой? — Эштон, это твой? — Да, детка, сегодня мы будем покорять Литлтон на моей рабочей лошадке, — Экллз положил руку на мотоцикл и с ухмылкой смотрел на меня. — Ты.. Ты это сейчас серьёзно? — Конечно, серьёзнее не бывает. Я понимаю, что ты ожидала увидеть какую-нибудь Honda Prelude, но я уважающий себя человек, — Экллз посмеялся со своей же шутки. Моё мнение о нем становится все хуже с каждой секундой. — А тот факт, что на улице холод собачий, ты полностью игнорируешь? А Honda Prelude, кстати, отличная машина. — Кейлин, малыш, хватит болтать и садись, получай удовольствие. — Сомнительное удовольствие, Эштон. — Отозвалась я, и нехотя села на это пиздец какое неудобное сидение. Не имею ни малейшего представления, как я буду всю дорогу на нем ехать. Еще и ледяной ветер будет дуть мне в лицо. — Ты, наверное, прежде никогда не каталась на мотоциклах, поэтому, держись за куртку. — Велел он, а мне и возразить было нечем. Только мы сдвинулись с места, я вцепилась в Эштона так, будто на дворе зомби апокалипсис, и мы мчимся, чтобы спастись. А если говорить серьёзно, я и правда каталась на мотоцикле впервые в своей скучной жизни. Мне было так страшно от скорости и манёвренности, что я забыла, с какой силой мне бьёт в лицо ледяной ветер. — Детка, мы приехали, — проговорил парень, но я его не слышала, мне казалось, что мотоцикл до сих пор в движении. — Чего ты так схватилась, — он смеётся, стараясь отлепить от себя мои руки. Наконец придя в себя, я поправила причёску и посмотрела на вывеску здания, в которое мы приехали. Честно говоря, я думала, что мотоцикл в январе — это последнее, чем он меня сегодня будет удивлять. Ошиблась. — Пиццерия «Blackjack»? Это шутка? — Кейлин, тебя семья водила куда-то вообще в детстве? Ты так на все бурно реагируешь. — Эштон.. — Я с трудом удержалась, чтобы не выпалить: «Эштон, ты идиот», поэтому, вместо этого, просто вздохнула, встряхнула себя и зашла за Экллзом внутрь. Может, я чего-то не понимаю в этой жизни? Может, на свидание девушек и правда приводят в пиццерию? Черт, это такой абсурд для меня. Мы уселись за стол, я была рада, что наконец попала в тепло, и по возможности, осмотрела всю обстановку забегаловки. Атмосфера приятная, ничего не скажешь, но пиццерия совершенно не то место, где хочется просто приятно провести вечер. — Детка, пойдём со мной, закажешь любую пиццу, какую только захочешь. Лучший пикап, Экллз. Гениально! Эштон взял меня за руку, и мы за несколько секунд оказались около кассы. — Пиццерия «Blackjack», добрый вечер, чего желаете? Я подошла к прилавку, и.. О, проклятье! Напротив меня стоял Эрик! Черт, как он тут оказался? Сейчас совершенно не подходящий момент, я так не хочу, чтобы он подумал, что Эштон мой парень. Но, может, хотя бы сейчас есть шанс, что Эрик меня заметит? — Харрис? Каким блядским ветром тебя сюда занесло? — Вскрикнул Экллз, и в мою голову стукнуло осмысление того, что этот парень совсем не умеет себя вести вне школы. — Ты заказываешь что-то, или будешь стоять, как олух, и удивляться, почему я здесь? Представляешь, людям нужны деньги, такое бывает. — Парировал он, я молча стояла, тряслась, боялась сказать лишнее слово. — Пепперони и газировку, — продиктовал Эштон, ожидая, пока Эрик запишет заказ, чтобы продолжить глумиться над ним. — И давно ты здесь торчишь? — Жди своего заказа, Экллз. — Оборвал он, но Эштон оказался намного настойчивее, чем я думала. — Нам с Кейлин будет скучно просто сидеть и ждать, да и зачем, мы же встретились со школьным другом, — хохочет Эштон и тычет в меня локтем, ожидая поддержки. Но я упорно молчу. — Не знаю, когда мы с тобой успели стать друзьями, но, раз уж так, вот тебе совет от "друга": в следующий раз, когда будешь куда-то тащить Кейлин зимой, заставь её надеть шапку, она часто болеет, а так как с ней оказался ты, а не я, она может простудиться снова, потому что я, на твоём месте, настоял бы на том, чтобы она теплее оделась. Я дам знать, когда заказ будет готов. — Разговор был окончен, и Эрик твёрдо это показал. Внутри меня бушевало обилие эмоций: радость, волнение, страх, и все это смешалось вместе. Я даже не чувствую, как Эштон уводит меня от кассы. Почувствовав сзади себя диван, я плюхнулась на него, оставаясь при этом погруженной в свои раздумья. — Этот Харрис ебнутый какой-то, — злостно шипит Эштон, — Детка, как ты с ним вообще общаешься? Я слышал, вы близкие друзья. — Да, друзья. — Промямлила я и умолкла, как можно быстрее прекращая бестолковый разговор. Меня мучили вопросы о том, почему Эрик сказал то, что сказал, почему скрывал от меня, что работает, и почему, в конце концов, не общался со мной целых два месяца? Двадцать минут прошли как секунда. Эштон подорвался, увидев, что нашу пиццу уже приготовили, я обернулась, чтобы убедиться в том, что мой "спутник" не пытается снова наговорить Харрису кучу гадостей, и просто заберет эту гребаную пиццу. — Налетай, — изъявил Экллз, такой неунывающий и развеселый. Вот уж не думала я, что мой новый друг такой же, как и твари в белых кепках. А жаль. Я не притронулась к пицце, смотря на то, как Эштон наминал за обе щеки. Внезапно он поморщился, стал выплевывать все содержимое своего рта. Я поежилась в отвращении, как мерзко он выглядел. — Фу, блять, какого хуя, — закричал он, что от неожиданности заставило меня сидеть, как мышка, но потом я осторожно попыталась разузнать: — Что ты делаешь, черт его побери, Эштон, – я сидела, отчасти прикрывая лицо ладонями. — Я не знаю, что за цирк они тут устроили, но эта ебанная пицца пиздец какая острая! Хуев Харрис, что он мне подсунул, блять, — Вдруг, Эштон резким движением поднялся с дивана, и быстрым шагом, решительно направился к прилавку, где нас обслуживал Эрик. — Чертов Эрик Харрис! Выйди, нахуй, сюда! — Раскричался тот, я опешила, увидев, как он плевался слюной в лицо девушке, которая совсем не ожидала такого напора. — Успокойтесь, пожалуйста, — девушка жестикулировала руками, стараясь успокоить Эштона. Нет, Экллз, ты не Эрик. Вспыльчивость, из всех моих близких друзей, свойственна только ему. Эрик, спустя какое-то время, все же появился, оттолкнув коллегу в сторону, чтобы та не нарвалась на неприятности. Эштон стучал по столу с такой силой, как будто сбежал из дурдома. А ранее казался мне очень милым. Грохот донельзя напугал посетителей, они смотрели на яростного Эштона с округленными глазами и неким любопытством. — Харрис, тебе что, жить надоело, а? Отвечай, молокосос херов! — Так, довольно, — не выдержав, я вмешалась в разговор еще до того, как Эрик собирался ему ответить, ведь я больше не могла слушать, как этот ложный милашка покрывает его ругательствами. — Экллз, закрой свой рот и оставь Эрика в покое, — давала я указание, надеясь, что тот меня послушает. Но тот лишь отмахнулся и продолжил требовать от Эрика не пойми чего. Зачем он нарывается на конфликт? Разве Эрик виноват в том, что пиццу приготовили не так, как он хотел бы? Винить Эрика, в то время, когда он всего лишь принял у нас заказ — глупо, а Эштон просто нашёл наиболее подходящий повод поцапаться. — Плати и съебывай отсюда, — дерзостно заявил Эрик, снимая с себя служебную форму. — Отвечай, сукин сын, как в моей пицце оказалось такое пиздатое количество перца? Я зажмурила глаза от досады, затем резко дернула Эштона за рукав куртки, но тот, как и раньше, не обращал на меня внимания. — Моя смена кончилась, — отрезал Харрис, и надев кепку, быстро вышел из-за прилавка, напоследок крикнув мне: «Идём, Кейлин». Я ещё раз взглянула на Эштона, и с малозаметной, но такой искренней, слегка злорадствующей и счастливой улыбкой, выскочила на улицу. Я смотрю на Харриса, который, видать, нисколечко не переживал о произошедшем. Он стоял, курил свою сигарету и молча смотрел на звёздное небо. Я боялась, что если заговорю, отвлеку его, и мне приходилось мучительно молчать. Из пиццерии без оглядки вылетел Эштон, которому персонал выписал неплохого пендаля. Я волновалась, что сейчас начнётся выяснение отношений, от мысли, что Экллз набросится на Эрика, сердце тревожно выскакивало из грудной клетки. — Адамс, поехали домой, нахуй этого маразматика, — Эштон ухватил меня за руку, стремясь заставить меня уехать вместе с ним, прямо перед носом стоящего в двух метрах от его мотоцикла Эрика. Краем глаза, по возможности, пока Экллз тянул меня в сторону своего мотоцикла, я наблюдала за действиями Эрика, и сейчас я вижу, как он бросает черт знает куда свой окурок, и совершив пару шагов к байку, со всей силы пинает его, от чего тот с грохотом валится на землю. — Ты совсем охуел, Харрис? — Раздосадованно вскрикивает тот и мчится быстрее поднять свой любимый байк. — Всё, пизда твоему драндулету, — отшучивается Эрик и подойдя ко мне, смотрящей на злостного Эштона, берет за руку и уводит к своей машине. — Ты еще поплатишься за это, гребаный пиздюк! А ты, Кейлин, ранила меня в самое сердце! — Жалуется он, стараясь привлечь моё внимание. Слишком много внимания к твоей персоне, блядский Эштон Экллз! Не дай бог мне еще раз связаться с тобой. Я лучше просижу неделю в закрытой комнате с Бэтти, но что бы я пошла с тобой на прогулку снова — никогда в жизни!***
Я сижу в теплом салоне родного автомобиля и не понимаю, как могла променять машину Эрика на этот идиотский мотоцикл Эштона. А менять ничего я и не думала, так, к сожалению, получилось. Я все мялась, не зная, как правильно начать разговор. Мы не общались с ноября, и будет странным, если я просто спрошу, как его дела. — Эрик, — я смотрела в окно все пятнадцать минут, что мы потратили в пути, и сейчас, я решилась снова взглянуть на него. А мне до потери сознания не хватало этих губ, глаз, родинок и лёгких морщинок. Я скучала, и решила сказать об этом ему. — Знаешь, я соскучилась по тебе. Соскучилась, как.. Как скучают по друзьям. — Не хотела я говорить это «по друзьям», как же оно всегда все портит. — Прошло целых два месяца, ты ничего не хочешь мне сказать? — Сказать? — Эрик мельком окидывает меня взглядом, затем его взор возвратился на дорогу, — Хочу, — продолжил он, а я вся, до кончиков пальцев загорелась надеждой, что он скажет мне сейчас что-то такое, что вновь сделает меня счастливой. — Закрой окно. Забыв о том, что случайно приоткрыла его, и что оттуда все это время сквозило, я взглянула на окно возле себя и была готовая расплакаться от сказанного Эриком. Потом же наступило молчание. То есть, для него абсолютно нормально прекращать общение на два месяца, и потом вести себя как ни в чем не бывало? Это шутка, Эрик Дэвид Харрис? — Кстати, это я Экллзу перца насыпал, — Эрик обрывает тишину, затем улыбается, и до упора давит на педаль газа. — Зачем тебе это? — Уставилась на него я, сдвинув в непонимании брови. — Он меня заебал, этот ублюдок однажды сказал какую-то хуйню про мои шмотки, — ядовито бранился Эрик, — Как ты оказалась рядом с ним? — Это долгая история, — подытожила я, задав встречный вопрос: — Почему ты не говорил, что работаешь? Если мы настолько близки, я должна... — Не успела я договорить, как Эрик меня перебивает: — Если не сказал, то посчитал нужным, что так будет лучше. И да, позаботься о том, чтобы я больше не видел этого пидора рядом с тобой. Он — один из джоков, твою мать, и я не хочу, чтобы мой близкий друг любезничал с этим куском дерьма. — Я постараюсь, Эрик.***
Едва мы успели подъехать к моему дому, я уже видела, как мама пялилась в окно. Сейчас начнутся упрёки по поводу того, что я её обманула. Глядя на Эрика, мне так хочется сказать ему, как я билась в истерике без него каждый день, как мне не хватало его все эти мучительные два месяца. Я все равно была безгранично счастлива, что все обошлось именно так, и сегодня ночью, я впервые усну без слез. Он проводил меня до крыльца, держа за руку, становясь опорой для неосторожной Кейлин Адамс, которая запросто могла полететь на льду, образовавшимся на ступенях, и остановил меня перед тем, как я собиралась зайти домой. — Завтра в столовой садись к нам, — заявил он и ретировался в свой автомобиль. Я, с улыбкой на лице, которая не сходила даже оказавшись я в доме, быстро поднялась на второй этаж, пропуская мимо ушей недовольные возгласы мамы. Я закрылась изнутри, и осчастливленная таким исходом событий, подбежала к своему письменному столу. Над ним, в самом центре, висела моя совместная с Эриком фотография, сделанная на парковке, где он приобнимает меня, облокотившись о капот своего автомобиля, а на фоне нас — школа Колумбайн. Внизу подпись моим почерком: «Эрик и я. 28 мая 1997» Каждый раз смотря на эту фотографию, я вспоминаю, как счастлива была в момент, когда её сделали. Но теперь я буду стараться забыть те томительные два месяца, когда мне, Эрик, было так больно и так плохо без тебя.