***
Ко следующему дню я была более бодрой, нежели обычно во время моего привычного утреннего пробуждения. Конец января в Литтлтоне сулил суровую зиму с заморозками и ухудшениями дорожных условий до конца первого месяца весны, поэтому, можно сделать смелый вывод, что зима, как и в городе, так и во всем штате продержится еще мучительно долго. Жители города наивно полагали и надеялись ожидать от холодного времени года пощады и более тёплых трёх месяцев, а многие и вовсе были уверены, что смогут бродить по улицам в лёгких осенних куртках, и все обитатели города давно привыкли к таким приятным и комфортным зимам, и никто не ожидал, что конец ноября не увенчается успехом: принесёт за собой сосульки, свисающие с крыш каждого дома, гололёд, суровые, будоражащие кровь температуры и двадцатисантиметровые снежные покровы, белым одеялом устеленные все закутки окрестностей города. В то время как я добираюсь до школы, утром бодро на улицу выбираются семьями небезразличные люди с лопатами, с восходом солнца принявшиеся очищать местные тропинки от внезапно вывалившегося снега. Я приветливо встретила теплые лучики солнца, сидя на переднем сидении автомобиля Дилана Клиболда, улыбнувшись лёгкой теплоте, исходившей от печки и солнечных зайчиков, что приятными проблесками упали на моё лицо, заботливо его согревая и не давая мне окончательно промерзнуть в холодное время года. Взгляд на экран мобильника — время девять утра. Сонно потянувшись и ощутив заметный прилив эндорфинов, я повернулась к окну и прижалась к двери, дабы созерцать открытые мне горные пейзажи, застланные белым сверкающим полотном. В моей голове резко что-то щёлкнуло, я вспомнила одну не менее важную деталь, и медленно развернувшись к Клиболду лицом, деликатно ненавязчиво спросила его, пока он слегка подтанцовывал в такт музыке из старенькой магнитолы: — Ты так и не сказал, — сглотнула, резко выдохнув, — Почему же Эрик не приехал? Дилан на секунду повернул голову в мою сторону, застыл на пару секунд, нервно кусая нижнюю губу. — Аа… У него там что-то с тачкой, — отмахнулся парень, быстро переведя спрятанные за очками глаза на дорогу. Я вздохнула, запрокинув голову на подголовник и наблюдая за уходящим белым ландшафтом. — Тебе не все равно? — Дилан, с лёгкой улыбкой, в которой четко прослеживалась доля любопытства и загадочности, взглянул на меня на пару секунд, затем снова устремил сосредоточенный взор на почти расчищенный асфальт. — Не знаю, наверное, это всего лишь любопытство, Дилан. — Умело выкрутилась я, извиваясь внутри себя подобно ужу на сковородке, и невнятные слова буквально отлетали от моих губ в ту же секунду, как заполняли мой мозг. — Так уж и быть, — многозначительно приподняв брови, сверкнул лучезарной улыбкой, едва обнажая ровный белый ряд зубов, — Раз уж любопытство… — К чему ты клонишь? — Резко остепенилась я, нахмурившись и с догадкой взирая на загадочно молчаливого блондина. — Да нет, забудь, — ухмыльнувшись самому себе, Дилан быстро закрыл предыдущую тему и весь оставшейся школьный путь я просидела тише воды, ниже травы — молчком, зависнув в пространстве и погружаясь в свои мысли как в зыбучие пески, — целиком, с головой, не замечая ничего вокруг. Средоточием Дилана, кажется, была вовсе не дорога, а также, как и у меня, — собственные мысли. Он нервно барабанил пальцами по обтянутому потертой кожей рулю, и ехал, не особо вникая в школьные подробности и будничную жизнь, очевидно, находился под гнетом своих личных терзающих переживаний. Мы оба, слушая с первой секунды закрытия наших ртов тихую музыку, краем уха улавливали энергичный мотив и с упоением созерцая снежный вид из окна, давали своим думам пожирать себя изнутри, перекрывая все возможные ходы другим мыслям и любым принятиям взвешенных решений. За горизонтом показалась верхушка знакомого здания, непосредственно с которым у всех связаны определённые воспоминания, для каждого ученика считающиеся на данный период их жизней особенным. Школа — это определённый, по сути, очень маленький отрезок временного интервала между подростковым периодом и полноценным входом в самостоятельную взрослую студенческую жизнь. Кроме того, существенный опыт, получаемый в ходе общения со сверстниками и умение справляться с любыми трудностями и нагрузками. Это и обретенное чувство долга, ответственности, проявление каждого ученика как личность, развитие умственных способностей и показатель умения ориентироваться в обществе. Но если не углубляться в философию и все эти подобные тому формальности, школа и процесс обучения, это не только прохождение определённых стадий эволюции развития человека от ребенка к подростку, способному принимать решения и высказывать свою вполне осознанную точку зрения, но и полученные впечатления, приобретённые знакомства, излишние эмоции и нервы. Для каждого человека школьное время является чем-то большим, чем просто одиннадцать лет безостановочной учёбы и сказания по типу «Учение — путь к просветлению». Дилан Клиболд, в течении всего временного отрезка в пятнадцать минут, нам оставшихся до школы Колумбайн, ведал мне истории об их весёлых с Эриком похождениях против закона. Я яро будировала и без остановки негодовала, и не только потому, что ребята сделали что-то противозаконное, тем самым подвергая себя большой опасности, но еще и по той причине, что они от меня это скрыли. Мы дружим с того момента, как я перешла в школу Колумбайн, и казалось, что ближе нас троих каждому из нас нет, и они утаили от меня такое? Сейчас только остаётся догадываться, о каких еще секретах они могли бы умалчивать на стороне, не говоря ни слова об этом мне. По всей видимости, как только я начала возмущаться по этому поводу, Дилан сразу же пожалел о том, что поделился этим со мной, ведь я готова была одним махом убить сначала его, а потом и Эрика, и для того, чтобы остыть, мне потребовалось время и молчание, которого я и придерживалась до конца нашего пути. Завернув на повороте, мы заехали на территорию битком набитой стоянки школы, где уже были заняты автомобилями практически все свободные места. Чтобы найти хоть какое-то, у нас ушло около десяти минут суетливого круговорота и изнуряющей кутерьмы. Кроме всего прочего, первым на очереди затруднением были усложненные дорожные условия, так как все дороги поголовно были заволочены белым покрывалом искрящегося снега. С силой распахнув пассажирскую дверь, я, крепче запахнув куртку и нахлобучив шапку, выскочила в десятиградусный мороз, зябко поежившись от резкого перепада температуры, сопровождающегося бегущих галопом вереницей мурашек по моему, казалось бы, со всех сторон закрытого теплой одеждой телу. Дилан вручил мне мой рюкзак, валявшийся до этого на заднем сидении, и который я туда неряшливо кинула, мечтая быстрее укутаться в тепло, и я, дрожащей от холода ледяной рукой его выхватила, кое-как натянув ручку на плечо. Стоило мне повернуть голову, как мой взгляд встретился с бегущей с распростёртыми объятиями ко мне на встречу Сэнди, пока от ее подошвы отлетал снег, а шарф и шапка были потеряны по дороге. — Кейлин! — Бросилась она на меня, заключив в такие крепкие объятия, что я на секунду побоялась о целостности своих рёбер. — Почему ты так долго? О, господи, я думала, что сойду с ума! — Что-то случилось? — Я с острой бдительностью вперила на нее предусмотрительный зелёный взгляд, в ответ на что Сэнди обидчиво надула губки и оскорбленно уставилась на меня. — А то, что я просто соскучилась, тебе это ни о чем не говорит? — С ясной досадой в надломленном голосе, пробормотала она, пряча от холода подбородок под тёплый ворот пуховика. — Я тоже, Сэнди. Ой, кстати, — я повернулась лицом к Дилану, выпускающему клубы серого вонючего дыма, снова спрятавшего свои глаза за непроглядными линзами солнцезащитных очков. — Знакомься, это Дилан, — я указала плавным жестом руки на находящегося позади меня Клиболда, спрятавшего свободную руку в карман. — Приветик, — девушка, лукаво улыбнувшись, кокетливо помахала ему пальчиками, затем снова переключив все своё внимание на меня, — А теперь пойдём, столько всего нужно тебе рассказать! — Накрыв мои плечи руками, с надетыми поверх теплыми варежками, девушка настойчиво вела меня к школе, что я даже не успела попрощаться с Диланом. Крикнув ему немногословное «Пока», я подчинилась неуклонности Сэнди и мы вдвоем, продрогнувшие и мучаемые тремором практически всего тела, быстро, но с чрезмерной осторожностью поднялись по многочисленным ступеням, ведущим напрямик к стеклянным дверям школы Колумбайн.***
Суета в школьной столовой, подобно вавилонскому столпотворению, ни капли не озадачила, хоть и обычно перед занятиями подростки редко собираются в школьном кафетерии, отдавая предпочтение посидеть за ланчем на перемене после третьего урока. В этой мышиной беготне автоматом я пыталась выловить глазами даже не знакомый силуэт Эрика, а широкоплечий высокий — Эштона. Я решила для себя, что если буду валандаться и беспрестанно тянуть резину, то тем самым ничего сама для себя не добьюсь, а возможно, даже и умудрюсь усугубить и без того нелицеприятную ситуацию, а потому, враждебно оглядываясь по сторонам, надеялась, что сумею столкнуться взглядом с его скверной улыбкой. И я сумела выхватить глазами всех, кто был мне и поверхностно знаком, но не Эштона Экллза. Я сразу пришла в уныние и глубокое разочарование. И что же теперь? Неужто он так и будет прятаться от меня? Но я не смею расстраиваться. Рано или поздно я встречу его, и тогда ему уже не улизнуть от этой беседы, от которой зависит моя дальнейшая спокойная жизнь. Я, внимательно смотря себе под ноги, с опаской и крайней осторожностью несла в руках поднос со своим завтраком, решив все-таки в кои-то веки полноценно поесть в школе. Я смотрела на свои руки, крепко вцепившейся в поднос с едой, и они тряслись небывалой дрожью. Мнительно озираясь по сторонам, я полностью потерялась в обстановке, больше не видя ни объёмных кудряшек Сэнди, ни её красной сумочки. «Черт» — прошумело в голове, и я, поначалу не замечая никакой лютой агрессии в свою сторону, потихоньку начала успокаиваться и медленно продвигаться к столикам, и знала бы я, что рано ликовать, ведь в ту же секунду, как я сумела победно вздохнуть с облегчением, какой-то идиот толкнул меня, плюнув колкую гадость, в которой я смогла расслышать уже привычные моим ушам слова, на которые я буквально заставила себя реагировать не так бурно, как раньше. — Полегче с руками, — силой оттолкнув того плечом и протиснувшись ко мне, огрызнулся, словно из ниоткуда появившейся Эрик. Ну вот… Снова мое проклятое тело множеством распутных голосов и шепчущих мыслей говорит о том, как сильно я хочу с ним все, что можно, и все, что нельзя. — Утро доброе, — улыбается. Такой невероятный… — Привет, — руки трясутся еще сильнее, чем до того, я отчётливо ощущаю, как мое сердце с силой пихается в ребра, норовя их будто бы раздробить и пробраться наружу, сквозь вздымающуюся от тяжёлого дыхания грудную клетку. Эрик, нагло расталкивая людей локтями, прошёл мимо, прямиком к витринам с едой. Я посмотрела ему вслед, и глубоко вздохнув, посеменила в своем первоначальном пути, завидев поодаль скромно сидящую Сэнди, что нервно оглядывалась по сторонам. Я медленным темпом подбрела к нашему столику, поставив наконец поднос и плюхнувшись на стул. Сэнди укоризненно покосилась на меня, и положив подбородок поверх руки, осуждающе буравила порицательным тяжёлым несводимым взором. Я терпеливо ожидала, когда же она вынесет вердикт, и мое терпение было щедро вознаграждено: — Опять ты с этим Эриком водишься? Кейлин, да ты чертова мазохистка! Я сперва недвижимо смотрела на нее, переваривая полученную информацию, а потом, недолго думая, чутка повысив голос, уверенно выпалила: — Сэнди, тебе еще не надоело ворчать на Эрика? Послушай, — я крепко взяла её за руку, — Я думаю, что он совсем не такой… Эрик заботливый, и… действительно не плохой, он не тот, кем ты его видишь. — Ты издеваешься?! — Оглушающе завопила Хокер, рывком выдернув свою руку из моей, — Почему ты все еще не поняла, что он не тот, кто тебе нужен? Ты ссышь по нему кипятком вот уже полтора года, а он все строит из себя недоступную сучку. Адамс, открой глаза, я прошу тебя, не губи себя. Я резко встала со своего места, возвышаясь над опешившей девушкой: — Знаешь, милая моя, Сэнди... Когда тебя зажимал самый мерзостный парень школы, — Льюис Бёртон, никто не говорил тебе, с кем ты будешь счастлива и кто тебе нужен. А знаешь почему? — Я приблизилась к ней, упершись руками на стол, — Потому что ты его любила. Не так ли? Ты любила, а значит, никто бы не смог повлиять на тебя, — под моим напором девушка понуро опустила голову на сложенные руки. Внутри себя я переживала, что задела её сокровенные чувства, но только так я могла бы до нее достучаться. — И ты ни секунды не сомневалась, что он — дверь в счастливую жизнь, что он — тот самый. Пожалуйста, давай больше не будем поднимать эту тему. Ты знаешь, что я не отступлюсь, — осторожно усевшись обратно на стул, я молча ждала, пока моя ревущая белугой подруга наконец успокоится. Девушка подняла опухшее, красное и заплаканное лицо, тыльной стороной ладони отчаянно избавляясь от чёрных подтеков туши, неосторожно размазывая их по всему лицу. Расстегнув рюкзак, я быстро вытащила оттуда носовой платочек, вручив его подруге, все такая же безмолвная до того момента, пока я тихо не проговорила ей: — Прости…***
Я, крепко прижимая небольшую стопку учебников к груди, бегло вышагивала по многолюдному, шумному, широкому коридору, бросая быстрые неприметные взгляды на задорные жизнерадостные лица. В округе мелькали самые разноплановые эмоции: от глубокой влюблённости до страха перед невыученным материалом, от счастья хорошей отметки до печали от усталости и желания поскорее оказаться в теплом доме. В нескончаемой цепи локеров и их нумераций я наконец нашла свой, стремительно к нему подступив, нащупала комбинацию и бросила в открытый шкафчик бесполезный хлам вроде ненужного надоедливо болтающегося портфеля и кучу уже штудированных учебников по самым разнообразным предметам. Настроение было ни к черту, я снова, уже в который раз, заработала отвратительнейшую отметку по математике, все еще надеясь разбавить нескончаемый поток плохих результатов более-менее удовлетворенным баллом, но даже несмотря на старания, выходило у меня плохо. А именно отталкиваясь от этого резона, я четко определилась в своих колебаниях и решила, что мне определённо стоит записаться на курсы дополнительного обучения у нашего преподавателя алгебры и геометрии. Захлопнув дверцу локера, я нехотя прошествовала к двери в кабинет «излюбленного» предмета, с содроганием примостив руку к поверхности двери и легонько постучала костяшками пальцев, и услышав по ту сторону древесины разрешение войти, мелкими шагами просочилась внутрь душного классного помещения, в недрах которого, за самой последней партой, сидела преподаватель, с весьма внушающе сконцентрированным видом изучая какие-то «неумеренно важные» бумаги. — Здравствуйте, миссис Джонсон, — я взволнованно переминалась с ноги на ногу, — Я хотела бы кое-что у Вас уточнить. — Проходи, Кейлин, — женщина оторвалась от заполнения каких-то документов, и теребя в руке ручку, жестом подозвала меня ближе к себе. Я черепашьим ходом прошла через кабинет, остановившись у парты перед учительницей, осторожно усевшись на стул, и сглотнув, подняла на нее взгляд. Я переживала о том, что сейчас она не упустит возможности пожаловаться на мои результаты, которые оставляют желать лучшего, или станет предъявлять мне мою не самую хорошую успеваемость в этом предмете, которая в сравнении с одноклассниками равняется нулю, однако миссис Джонсон не проронила ни слова, ожидая лишь исключительно моего истолкования. — Я бы хотела заниматься с Вами математикой дополнительно, если это возможно. Хочу улучшить свои отметки.. — Что-ж, — преподаватель с тяжестью вздохнула, поправляя объёмную причёску, — Меня радует, что Вы, мисс Адамс, делаете какие-то шаги навстречу хорошим результатам. Как говорят, «Человек желающий найдёт тысячу возможностей, нежелающий — тысячу причин». Если же Вы хотите улучшить свои знания, и, тем самым оценки, я жду Вас сегодня в семь часов в школе, в этом же кабинете. Приходите, пожалуйста, но по возможности без опозданий. Я невольно улыбнулась такому положению обстоятельств, во мне вспыхнула искра надежды на то, что я смогу понимать математику, смогу быть отличницей и по праву претендовать на звание одной из лучших учениц школы. Пока, разумеется, только в мечтах. Я кивнула, и с уже значительно приподнятым настроением, встала со своего стула, радостно вышагивая на выход из кабинета, и попрощавшись с миссис Джонсон, захлопнула с обратной стороны дверь. Я отступила от двери пару шагов назад, и беспечно развернувшись на носках, снова продефилировала прямо по широко растянутому коридору. И мой настрой оставался бы таким же беззаботным и радостным, пока моим глазам не повстречался Эрик Харрис и прижатая им к дверце локера Кристи Ипплинг. В этот момент внутри меня будто прорвало плотину, будто вулкан извергнул потоки не лавы, а слез, будто цепь внутреннего спокойствия обветшала и оборвалась, будто я превратилась в безжизненную окаменелую статую, стеклянно взирая на свою единственную любовь, чьи руки сейчас касаются другой, и я ничего не могу с этим поделать. Я готова была разорваться в клочья от осязания этого пришедшего, словно гром среди ясного неба, чувства, — чувства беспомощности, жалкого бессилия и разбивающей меня опустошенности. Моя любовь никуда не исчезла, нет, но моё такое долгожданное умиротворение затрещало по швам, растрескалось, как битое зеркало, и вот-вот разлетится на миллионы острых осколков, и, кажется, это самое зеркало разбилось уже. Я не могла стоять и ждать, пока окончательно лишусь всех своих жизненных сил, поэтому опрометью скрылась с чужих глаз, движимая желанием убежать и выплакаться как следует. Неужели все обязательно должно быть настолько сложно...? Может, мы с Эриком слишком быстро нашли свое счастье?***
Я мчалась вскачь сломя голову по людному коридору, не замечая ни одного косого взгляда в свою сторону. Я держалась из последних сил, чтобы не заплакать сейчас, чтобы не сдаться сейчас. Я проскочила и мимо Сэнди, и мимо идущего с товарищем Дилана, я бежала так, будто стремилась убежать от картины, которую увидела, и убежать от чувств, ставшие последствием увиденного мной. Но бежать от самой себя бесполезно. Худо-бедно добравшись до двери женской уборной, ставшей своеобразным местом для слез, я взялась за ручку, чтобы войти, однако кто-то сильный и резкий придавил меня к этой двери всем весом своего тела. Я, оказавшись в такой безвыходной ситуации, даже не могла элементарно поднять головы, чтобы увидеть и понять, кто надо мной навис, и сейчас мне предстояло полагаться исключительно на свою интуицию. Учуяв приятный дорогой запах одеколона, я со страхом поняла, что он Эрику не принадлежит. Пытаясь вырваться, я конвульсивно дернулась, попутно издавая тихий приглушённый звук: — Бёртон, отпусти меня, слышишь..? Он издал короткий ироничный смешок и с упоением выдал: — Слишком удачный улов для Харриса. Тебе повезло, что здесь много людей. Еще встретимся, — отойдя от меня и тем самым дав мне спокойно дышать, молодой человек отпустил меня, и недвусмысленно подмигнув, удалился дальше по коридору. Я, перепуганно жадно глотала воздух, пытаясь восстановить прежний темп дыхания. Я просто не могла даже представить, что проделка Дилана и Эрика не заставила его отступить и оставить меня в покое. А он, черт побери, еще и бывший парень Сэнди Хокер… О боже, если она только увидит подобное, я лишусь дружбы и с ней... Оказывается, дерьма в жизни много не бывает.***
Я тихо сидела в библиотеке, читая свою незаконченную вчера «Затерянный мир», Артура Конан Дойла, но полноценно сосредоточиться на книге у меня так и не вышло. Мои мысли постоянно останавливались на всей этой путанице, которая снова и снова сбивает меня с привычного размеренного ритма жизни. Такое чтение было невозможным, но с помощью него я отчаянно пыталась переместиться из реального мира в воображаемый. Перед моими глазами все еще стояла та невообразимо ужасная картина, и я готова была на все, что только можно, лишь бы никогда и ни при каких условиях ее не видеть. Судорожно набрав побольше воздуха, я кое-как сдерживала свои нахлынувшие слезы. Я чувствовала, как буря горечи внутри меня постепенно набирает обороты, наматывается, как снежный ком, и что скоро я просто не выдержу и сорвусь, затопив, своими слезами, чуть ли не весь город. — Привет, Кейлин, — я вздрогнула и подскочила, неожиданно услышав мужской голос поблизости, который внедрился в мой внутренний мир так резко и нежданно. Я подняла усталый взгляд на стоящего напротив молодого человека, подпирая рукой тяжёлую от бесконечных дум голову, — Мы так толком и не поговорили ночью, ты меня послала и бросила трубку, — улыбнулся, отвел взгляд в сторону, — А теперь-то мы можем нормально все обговорить? Без бурной реакции с твоей стороны, как это было тогда, ладно? Я бедственно схватилась за голову, резко и с шумом ударив обложкой книги, закрыв её. Я взглянула на него, и осторожно, пытаясь не наделать лишнего шума, вышла в коридор. — Эштон, — начала я, оперев голову на холодную стену, — Тут не о чем толком говорить. Если ты хочешь сохранить хоть какие-то отношения со мной, ты можешь всех, кому наговорил про меня гадостей, убедить в обратном. А иначе, мы никогда не сможем быть в тех же дружеских отношениях, что и раньше. Да и я глубоко сомневаюсь в том, что сейчас они остаются такими же. — Кейлин, — он обхватил мои предплечья, стараясь заглянуть в глаза, которые я упорно не поднимала с пола, — Я обещаю тебе, что все налажу. Никто тебя больше не обидит, я хочу только лучшего для тебя, — я все-таки взглянула на него, и снова, в какой уже раз убедилась в том, что его улыбка совершенно, даже самую ничтожную малость, никак и близко не похожа на улыбку Эрика Харриса. — Лучшего? — Я отошла назад, избавив нас обоих от этого телесного контакта, ненужного в первую очередь мне. — Поэтому ты растрепал всем о том, чего не было? Поэтому ты подрался с человеком, который фактически мешает тебе добраться до меня? Самое отвратительное, что все поверили в эту грязную инсинуацию, Эштон. Поверили, и теперь я, — самый что ни на есть настоящий изгой в чистом виде. И сейчас ты врёшь мне в глаза, что хотел мне лучшего… Ты отвратителен… — Я была уже на грани, думала, что еще мгновение, еще секундочка, и я разревусь прямо здесь, а потому спешно прикрыла раскрасневшейся лицо руками. — Я виноват, признаюсь. Я постараюсь все исправить, я обещаю тебе, Кейлин. Я не нашлась с ответом, и в силу этого, развернувшись, ушла, выхватив, отпечатавшуюся в мозгу фразу, брошенную Эштоном мне вслед: — И если будет нужно, то я готов снова набить этому проклятому Харрису рожу, Адамс!***
Я толкнула правой рукой тяжёлую стеклянную дверь, выбираясь из теплого прогретого здания школы Колумбайн, в левой крепко держа почти неподъемный рюкзак. Преодолев дистанцию от входной двери к ступеням, я вскинула глаза, чуть щурясь, и мой взгляд зацепился за спиной ко мне сидящего на ступенях, без верхней одежды Эрика, от которого исходил едкий серый табачный дым. Я сглотнула, отгоняя от себя ужасные воспоминания, и медленно двинулась к нему, осторожно и предельно тихо спускаясь по ступенькам. Слегка опустившись, я положила пока ещё тёплую ладонь ему на плечо. Я услышала глухой надрывистый смех: — Если хотела напугать, — напрасно. Я знаю, что это ты, Адамс, — он выставляет руку с зажатой между пальцами сигаретой вперёд, стряхивает рассыпавшейся в последствии пепел, унесенный дуновением холодного ветра прочь. — Не знаю, как ты понял.., но и это, впрочем, не важно, — я опустилась на ступеню позади него, сложив руки на коленках, — Ты не замёрз? — В самый раз, — холодно процедил он, так, будто мы никогда не были друзьями. Будто я ему — никто, и будто я никогда его не любила. — Я думаю, тебе и правда лучше одеться, — взявшись за металлическую змейку на молнии, я только принялась её расстегивать, как Эрик внезапно меня остановил: — Я же сказал, что мне не холодно, не надо, Кейлин. Застегнув свою куртку, я выдохнула с ощутимыми нотками горечи, потупив взор на заснеженную ступеньку под моими ногами. Мы так и просидели следующие полчаса — не говоря ни о чем, просто сидели, сидели и молчали, и кажется, что в этом молчании затаились сотня кричащих разговоров. Я застыла, глядя на Эрика, который никак не выдавал своего дискомфорта. Он сидел неподвижно, выкуривая всю пачку сигарет одну за другой, но кажется, что десятиградусный мороз он и в грош не ставит. Наблюдая за неприступным молодым человеком, я и сама перестала обращать внимание на собственное чувство холода, и мои окоченевшие пальцы на ногах сами собой отошли на второй план. Когда же он вдруг встал, и безразлично выпалив «Дилан отвезёт тебя домой», потрепал мои волосы холодной ладонью, удалился внутрь в школу, бросив перед этим тлеющий дымящий окурок в снег, и я вдруг подумала, что даже он в сотни раз теплее Эрика Харриса. Автомобиль Дилана Клиболда ожидал на том месте на просторах школьной парковки, где мы его и оставили. По дороге взвидев еле шкандыбающую Сэнди, которая, очевидно, проклинала саму себя, что надела эти чертовы сапоги на высоченном каблуке, выставила руки по обе стороны для пущего равновесия. Подцепив её, выходящую за пределы территории, уговорила поехать вместе со мной. — Ты уверена, что твой дружок согласится меня подбросить? — Абсолютно. Твои юбка и сапожки никого не оставят равнодушным, — игриво хихикнув, я шествовала по снегу с особым трудом и аккуратизмом, так как под белым полотном мастерски скрывался злокозненный слой льда. — Эй, я не собиралась соблазнять этого твоего Дилана ради десятиминутного комфорта, окей? Уж лучше я пойду пешком! Я звонко рассмеялась. Хоть кто-то сумел поднять мое мерзкое настроение. — Шутница ты, Сэнди, — подтвердила я, мельком оборачиваясь и улыбаясь шагающей сзади подруге. Занятые бессмысленной девчачьей болтовней, мы непомерно быстро дошли до прогревающейся БМВ Клиболда. Хозяин машины стоял снаружи, копался в карманах плаща и, кажется, выглядел растерянным. — Дилан, привет, — я и Сэнди подошли к рассеянному парню, и он, услышав мой голос, поднял на нас голубые глаза, его взору предстали изгибы тела Сэнди Хокер, её длинные, полуоткрытые ноги, спрятанные под тканью колготок и едва прикрывающая её причинное место юбка. Я заметила резко очерченный блеск в глазах молодого человека, его жадный взгляд блуждал по худощавому телу моей подруги. Я терпеливо молчала, глядя на его растерянный беспомощный вид, сделав для себя заключение, что такая реакция — однозначно положительная, и поэтому, намекнув Сэнди, провела взглядом её ввалившуюся в тёплый салон на заднее сиденье фигуру. Устремив взор на все еще не сумевшего и слова из себя выжать Дилана, я, подойдя к нему, привстала на цыпочках, чтобы дотянуться до уха, прикрытого золотистыми прядями, и прошипела ему: — Идиот, ты чуть было не выдал свой нездоровый интерес. — Блядские гормоны. Просто пиздец, — пальцами массируя пульсирующие веки, Дилан тряхнул головой, отбросив все неучтивые мысли прочь, и в срочном порядке устремился к своей водительской двери. Я ободренно усмехнулась, глядя на двух своих близких друзей, и в последний раз оглянувшись назад, надеясь напороться взглядом на Эрика, прилунилась в мягкое пассажирское кресло.***
В этой жизни всё без исключения достается упорным непосильным трудом. Не прикладывая и толики усилий, невозможно достичь хорошего результата и каких-либо четко поставленных целей, но и всегда нужен толчок, мотивация к совершению того или иного действия. В моём случае, чтобы понять математику и заключить с ней мирный договор, мне пришлось, невзирая на докучающую лень, мешающую совершать грандиозные поступки, собравшись с последними силами, совершить первый рывок навстречу успеху в преодолении своего внутреннего барьера между непониманием точных наук и открытием себя в чем-то новом. От первого дополнительного занятия у меня остались исключительно приятные впечатления, и я четко решила, что не остановлюсь на достигнутом и с небывалым азартом продолжу череду приобретённых постижений в этом плане. Я, только-только выйдя из школы Колумбайн, топала по заснеженной дорожке, вдоль самого здания, мельком бросая восхищённые взгляды на вечерний Литтлтон. Я держала путь домой; под моими ногами хрустел снег, я изредка оборачивалась назад из-за разыгравшейся фантазии, которая рисовала ненужные сейчас образы всяких убийц, следящих за мной, а потому, как только в барабанные перепонки нежданно-негаданно врезался чей-то грубый мужской баритон, затем еще один, более высокий, громкость голосов увеличивалась, я, ощущая до чёртиков тревожное сердцебиение, значительнее ускорила шаг, воровато оглядываясь назад. Одышка почти замучила меня, я стала медленно терять возможность нормально вздохнуть, нечеловеческий внутренний переполох накрыл меня с головой, я бежала, не видя, даже, куда. Стремительно завернув за угол, я резко впечаталась в чьё-то даже не двинувшееся от такого сильного столкновения тело. Лихорадочно вдохнув побольше обжигающего воздуха, я почувствовала тот самый одеколон, тот, с которым связаны самые тёплые воспоминания, тот, ароматом которого пропиталась большая часть моей одежды. Я, даже не став проверять, кто передо мной, верила голосу своего сердца, невольно обхватив стоящего напротив дрожащими в страхе руками, сильно обнимая и прижимаясь к нему всем своим телом, пытаясь полностью укутаться в нем как в теплом пледе, притулившись, как птенчик в гнезде. — Ты чего здесь делаешь? — Шепот громче, чем крик, но не отрезвляет. — И что, с тобой, черт возьми, такое? Ты что, бежала кросс? — Нет, — я расплылась в блаженной улыбке, — Я…Не важно, Эрик. Просто хорошо, что ты оказался рядом. — Вцепившись мёртвой хваткой в ткань его куртки, я протяжно всхлипнула, ощутив, как умиротворение приятной волной расплывается по всему телу, всецело проникая даже в сосуды. — Ладно, Адамс, что с тобой еще делать, поехали, я отвезу тебя домой. В тот момент я была так счастлива, что даже и не подумала о том, чтобы спросить, что здесь делает он? Но тогда это не имело значения и важности никакой не несло, я хотела просто отдаться моменту, а не мучить его никому ненужными вопросами. Я шла позади Эрика, иногда все еще мучимая навязчивым страхом, озираясь назад, счастливая, но промерзшая до ниточки. Из моей головы, кажется, уже бесследно исчезла неудачно запечатлённая мной картина, чему я была неописуемо рада. Я следовала за ним, и не догадываясь, что сейчас он быстро набирает сообщение: «Кристи, детка, сегодня не получится. В следующий раз. А может и нет. Иди, короче, домой.»