~Мудрое решение~
— Почему вы так недоверчивы? — Ответить в хронологическом порядке или в алфавитном? Шерлок Холмс
— Госпожа! — Эовин сбежала по лестнице вслед за угрюмой Айнэ, в отчаянии пытаясь дозваться до неё. — Позвольте мне пойти с Вами! Прошу Вас! Я не буду Вам обузой! — Ты мне не обуза, Эовин, — Айнэ развернулась и приструнила одним взглядом перевозбуждённую девушку. — Но ты ранена. И не способна держать меч. — Я могу биться левой рукой! — попыталась возразить племянница Теодена, но Первоцвет не дала ей больше ни слова сказать в своё оправдание. — Нет! Не можешь! Бога ради, Эовин, — эльфийка подошла к съёжившейся под её взглядом девушка, — послушайся хоть раз меня, если не желаешь слушать Арагорна и своего брата! Ты не безразлична нам. Ты знаешь, как они убивались, когда видели твоё бессознательное тело в лазарете?! От мрака назгулов нет спасения. Я чудом тебя спасла и сама чудом выжила, когда это делала! Меня до сих пор воротит и качает из стороны в сторону. И ты снова хочешь заставить их волноваться? — Н-но… — только и пискнула Эовин, но Айнэ снова её оборвала. — Никаких «но»! Ты остаёшься здесь. Я как раз подыскала тебе хорошую охрану. В этот момент с другого конца зала показался Фарамир. Эовин уже знала этого мужчину. Она не редко ловила его взгляд на себе в лазарете. Они даже разговаривали пару раз. Только бы слепой не заметила, что юный наследник Денетора по уши влюблён в леди Рохана. Да и сам он ей был уже не безразличен. — Я пригляжу за ней, Спасительница, — твёрдо сказал воин, обратившись к эльфийке. — Даю слово. Айнэ кивнула и, обняв Эовин напоследок, направилась к месту сбора войска. Быстро отыскав в толпе своих друзей, Айнэ оседлала Адель и встала в строй подле Леголаса. С эльфом как всегда ехал Гимли, цепляясь за его ремни на груди. Гном не очень-то доверял лошади, но не решался выказывать это перед другими воинами. — Твои отец и мать уже отбыли к Лориэну? — спросила Айнэ, глядя на жениха. Леголас утвердительно кивнул. — Их впереди ждёт битва не меньшей важности, чем у нас. Владыка Галадриэль решила сокрушить Дол-Гулдур раз и навсегда. — Мудрое решение, — кивнул в знак одобрение Айнэ. Подмечая, как встрепенулся гном, только услышав имя великой волшебницы эльфов. — Как и всегда, — принц с улыбкой посмотрел на Айнэ.***
Они продвигались медленно, ежечасно ожидая нападения, и держались как можно плотнее — высылать дозоры было теперь уже незачем. Истек пятый день пути от Моргульской долины; они устроили последний привал и развели костры из скудного сушняка и вереска. Никому не спалось, кругом шныряли и рыскали еле видные неведомые твари и слышался волчий вой. Ветер стих, и воздух словно застыл. Похолодало. К утру подул, крепчая, северный ветер. Ночные лазутчики исчезли, и пустошь казалась мертвенней прежнего. На севере среди зловонных ямин виднелись груды золы, щебня и шлака, кучи выжженной земли и засохшей грязи — всего, что изрыгал Мордор. А на юге, уже вблизи, возвышались громадные утесы Кирит-Горгора — с Черными Воротами между ними и башнями по бокам. На последнем переходе, накануне, войско свернуло в сторону со старой дороги, подальше от бдительных глаз бесчисленной стражи, и теперь они подходили к Мораннону с северо-запада, тем же путем, что и Фродо. Гигантские чугунные створы Черных Ворот под массивной аркой были наглухо сомкнуты, на зубчатых стенах никого не видать. Царило чуткое безмолвие. Они уперлись в тупик и теперь стояли перед могучими башнями и стенами, которые не прошибли бы никакие тараны, даже если б они у них были. — Назгулы, — Айнэ подняла глаза туда, где чёрные всадники на летающих ящерах слетелись к башням — Клыкам Мордора. Они стали кружить над войском людей как стервятники, кружат и выжидают. — Враг почему-то медлит. — Волей-неволей надо доигрывать роль до конца, — Леголас с отголоском некого сочувствия осмотрел на невесту. Спасительница же наоборот ободряюще улыбнулась ему, и, склонившись к принцу, поцеловала его острую скулу. — Всё будет хорошо, мой Аранен, мой друг, — обратилась она поочерёдно к Леголасу и Гимли. — Твои слова да Аулэ в уши, — гном поёжился и сильнее сжал рукоять своей секиры. Арагорн расположил войско на двух больших холмах, где земля слежалась со щебнем: орки нагромоздили их за многие годы. От Мордора их отделяла рвом широкая ложбина; на дне ее среди зыбкой дымящейся слякоти чернели вонючие лужи. Когда всех построили, «вожди» отправились к Черным Воротам. Во главе их ехал Арагорн, за ним Гэндальф и сыновья Элронда, Эомер, Айнэ, Леголас, Гимли и Перегрин. Все народы, все противники Мордора по рассуждению Белого мага должны были стать свидетелями переговоров. Они подъехали к Мораннону, развернули знамя и затрубили в трубы: — Выходите на переговоры! Пусть выйдет сам Властелин Сумрачного Края! Он подлежит наказанию, ибо злодейски напал на Гондор и захватил чужие земли. Великий царь Гондора требует, чтобы он во искупленье содеянного навсегда покинул свой престол. Выходите! Пусть силы Чёрной Страны выходят на бой! Да свершится над ними справедливый суд! Долго длилось ответное молчанье: ни звука, ни крика не донеслось со стен и из-за ворот. Когда «вожди» собирались повернуть назад, тишину внезапно нарушил грохот огромных барабанов, будто горный обвал; оглушительно взревели рога, сотрясая камни под ногами. Наконец с лязгом распахнулась дверь посредине Черных Ворот, и оттуда вышла армия Барад-Дура. Возглавлял её рослый всадник на черном коне, если только это был конь — громадный, уродливый, вместо морды жуткая маска, похожая на лошадиный череп, пышущий огнем из глазниц и ноздрей. Всадник в черном плаще и высоком черном шлеме был не Кольценосец, а живой человек — Подручник Владыки Барад-Дура. Глашатай Саурона смерил их взглядом одного за другим и расхохотался. — Это кто же из вашей шайки достоин говорить со мной? — спросил он. — Кто способен понимать мои слова? Уж наверно, не ты! — с презрительной ухмылкой обратился он к Арагорну. — Нацепил эльфийскую стекляшку, окружил себя сбродом и думает, что он государь! Да у любого разбойничьего атамана свита почище твоей! Арагорн ничего не ответил, лишь устремил на него пристальный взгляд, глаза в глаза, и вскоре, хотя Арагорн стоял неподвижно и не касался оружия, тот задрожал и попятился, будто на него замахнулись. — Я герольд и посланец, меня трогать нельзя! — крикнул он. — Да, это у нас не принято, — сказала на чёрном наречии Айнэ, выехав вперёд. — Но у нас и посланцы не столь дерзки на язык. Впрочем, тебе никто не угрожал: пока ты герольд и посланец, можешь нас не бояться. — Благодарю, достопочтенная Госпожа, — Глашатай медленно поклонился, вызывая недоумение у тех, кто не понимал языка народа Мордора. — Но если хозяин твой не образумится, — поспешил добавить к словам Айнэ свои Гэндальф, — тогда тебе несдобровать, как и прочим его холопам. — Ах, вот как! — сказал Глашатай. — Стало быть, ты у них главный, седая борода? Наслышаны мы о том, как ты бродишь по свету и всюду строишь козни, ловко уходя от расплаты. Но на этот раз, господин Гэндальф, ты зарвался — и скоро узнаешь, что бывает с теми, кто злоумышляет на Великого Саурона. У меня есть трофеи, которые велено тебе показать — тебе прежде всех, если ты осмелишься подойти. Он сделал знак охраннику, и тот поднес ему черный сверток. Глашатай развернул его и, к изумленью и смятению вождей, показал им сперва короткий меч Сэма, затем серый плащ с эльфийской брошью, наконец, мифрильную кольчугу Фродо и его изорванную одежду. В глазах у них потемнело, и казалось, замерло все вокруг: надеяться больше было не на что. Пип рванулся вперед с горестным криком. — Спокойно! — сказал Гэндальф, оттянув его на прежнее место, а Глашатай расхохотался. — Да у тебя целый выводок этих недомерков! — воскликнул он. — Не знаю, зачем они тебе нужны, но глупей, чем засылать их в Мордор, ты придумать ничего не мог. Однако ж спасибо крысенку: ему, как видно, эти трофеи знакомы. Теперь, может статься, и ты не будешь хитрить. — Мне хитрить незачем, — отозвался Гэндальф. — Да, мне они тоже знакомы, я о них знаю все, в отличие от тебя, гнусный подголосок Саурона. Не знаю только, зачем ты их принес. — Гномья кольчуга, эльфийский плащ, кинжал с погибшего Запада и крысеныш-лазутчик из Хоббитании — да, да, нам все известно! Заговор обреченных — и он раскрыт. Осталось лишь узнать, дорого ли ты ценишь пойманного лазутчика. Если дорого — то живее шевели своим убогим умишком. Саурон лазутчиков не любит, и судьба его теперь зависит от вас. Никто ему не ответил, но он видел их посерелые лица и полные ужаса глаза и снова захохотал, почуяв, что не ошибся. — Ну-ну! — сказал он. — Видно, вы его дорого цените. Или ты дал ему важное поручение? Поручения он не выполнил. И теперь его ждет нескончаемая, многолетняя пытка — мы хорошо умеем пытать в застенках Великой Башни: медленно, страшно, мучительно. А может, пытка и кончится — мы вывернем его наизнанку, покажем тебе, и ты сам увидишь, что наделал. Да, так оно и будет, если ты не примешь условия моего Властелина. — Назови условия, — спокойно проговорил Гэндальф, но те, кто стоял рядом, видели муку в его лице, и он показался им древним, согбенным старцем, которого, наконец, сломила судьба. Никто не сомневался, что любые условия будут приняты. — Условия таковы, — сказал посланец, с ухмылкой оглядывая их. — Гондор и его обманутые союзники немедля уведут весь свой жалкий сброд за Андуин, поклявшись, что впредь никогда не поднимут и не замыслят поднять оружие против Великого Саурона. Все земли к востоку от Андуина отныне и во веки веков принадлежат Саурону. Жители правобережья до Мглистых гор и Врат Ристании станут данниками Мордора и не будут носить оружия, но править своими делами им не возбраняется. Они обязуются лишь отстроить Изенгард, преступно разрушенный ими, и отдать его Саурону. Туда он поставит наместника, достойного доверия более, нежели Саруман. Глаза выдавали умысел: он-то и будет наместником и приберет к рукам все прочие страны Запада. Будущий владыка говорил со своими рабами. Гэндальф уже хотел что-то сказать, но его опередила Айнэ: — А где сами пленники, Глашатай? — Айнэ сузила глаза и посмотрела на опешившего посланца. — Почему при условии обмена мы не видим то, за что должны пожертвовать неизмеримо многим? Да и к тому же — не дорого ли вы просите за жизнь двух слуг? В обмен на неё твой хозяин хочет без единого боя выиграть добрый десяток войн! Должно быть, после разгрома на гондорской равнине он предпочитает не воевать, а торговаться? Но если бы мы и ценили этого пленника так высоко, где залог, что Саурон, у которого в чести подлость и вероломство, нас не обманет? Приведите пленника, верните его нам — тогда и поговорим. Гэндальф следил за ней, затаив дыхание, как за противником в смертельном поединке, — и ему показалось, что Глашатай на миг растерялся, но тут же снова презрительно захохотал. — Как ты смеешь оскорблять недоверием Глашатая Саурона, опальная принцесса?! — крикнул он. — Залог тебе нужен? Саурон не дает залогов. Вы ищете его милости? Сперва заслужите ее! Исполняйте его условия, иначе ничего не получите! — Не получим, так сами возьмём! — внезапно Гэндальф скинул плащ — и, казалось, яркий клинок засверкал в полумраке. Он воздел руку, и черный посланец попятился; Гэндальф, шагнув, отобрал у него кольчугу, плащ и меч. — Это мы возьмем в память о нашем друге! — объявил он. — А что до твоих условий, то мы их все отвергаем. Убирайся, все сказано, ты больше не герольд и не посланец. Еще слово — и ты умрешь. Не затем пришли мы сюда, чтобы попусту перекоряться с лживым выродком Сауроном или с его презренным холопом. Убирайся! Посланец Мордора больше не смеялся. Черты его дико исказились: он был ошеломлен, точно готовый к прыжку зверь, которому вдруг ткнули в морду горящим факелом. Злоба душила его, пена выступила на губах, и в горле клокотало от сдавленного бешенства. Но он видел перед собой суровые лица и беспощадные глаза врагов, и страх пересилил ярость. Он издал громкий возглас, повернулся, вскочил на свое чудище — и мордорское посольство побежало вслед за ним к Кирит-Горгору. На бегу они трубили в рога, должно быть, подавая условный сигнал. И не успели они добежать до ворот, как Саурон захлопнул мышеловку. Прогрохотали барабаны, взметнулись языки пламени. Огромные створы Черных Ворот широко распахнулись, и воинство Мордора хлынуло неудержимым железным потоком.