«Картины – воры человеческих душ. Стоит понравиться полотну, и оно украдёт часть тебя». (с) Изидор де Лурье
2019 год, Лондон, Великобритания.
Люди время от времени спрашивают меня, почему мне нравятся картины. Такой вопрос может ввести в ступор любого человека, и он не ответит не потому, что не знает, но потому, что никогда не задумывался о причинах своей любви к выбранному ремеслу. Мне всегда казалось, что именно за этим люди и задают его: им не интересно узнать почему, а просто хочется посмотреть за реакцией, как правило, человек сам не замечает, что корчит лицо, пытаясь придумать ответ. Я же намного хитрее. Годы работы заставили меня сформулировать чёткий ответ, и я говорю его сразу, стоит им только задать вопрос. Из раза в раз, одно и то же. Надоело повторять, что я совершенно не люблю картины! А ведь каждый так и норовит засунуть свой кривой нос в мои дела. Такой ответ заставляет их оцепенеть в изумлении, и уже за этим дивным выражением лица наблюдаю я. Так вышло, что в жизни я говорю людям чересчур много неправды, но хоть в чём-то остаюсь честна. Я действительно не люблю картины, они только загромождают пространство, ничуть не добавляют «свежести интерьеру», как сейчас модно говорить. За всю жизнь я измучилась с ними, особенно тяжело тогда, когда художники передают мне невысохшие полотна. От них воняет красками, приходится сушить вручную и перебивать запах, а затем придавать такой вид, будто им уже под сотню лет, а то и больше. Может быть, если бы я не продавала подделки, выставляя их за оригиналы, написанные рукой самого Боттичелли, они бы мне нравились. Но пока что в них один единственный плюс – они приносят хорошие деньги. Конечно, половина дохода уходит на оплату аренды галереи, зарплаты художникам и секретарю, ещё немного на налоги, а остальное уже мне за мои красивые речи и спектакли, что я разыгрываю перед покупателями, буквально распинаясь так, чтобы они поверили в подлинность картин. Меня можно назвать мошенницей, но я предпочитаю просто Сара. Сегодня состоится очередная встреча, где я буду использовать всё своё красноречие, но на этот раз заплатят намного больше. Всё должно пройти идеально, ведь я так долго к этому шла. Наконец-то у меня получилось подделать картину самого Изидора де Лурье – одного из наиболее известных художников прошлого века. Хотя подделывала не совсем я, а один мой знакомый. Чёрт бы его побрал. Сколько раз он подставлял меня со своими некачественными фальсификациями, но когда парень рассказал про Изидора, я всё-таки решила дать ему второй шанс (рыбёшка-то крупная). На улицах Лондона бродит туман, в нём прохожие превращаются в призраков, тёмных теней, что ходят по свету в поисках последнего прибежища. Так я думала в детстве, с возрастом же перестала драматизировать и поняла, что это простые люди со своими проблемами, спешащие на работу или домой. С возрастом я стала такой же, как они. Теперь точно так же бегу по туману на работу. Среди стада красных автобусов мне удаётся поймать такси. Жёлтая машина останавливается передо мной, я не раздумывая открываю двери, стараясь не пролить кофе, и забираюсь в салон. – Шафтсбери-авеню, пожалуйста. – За мной хлопает дверь, и автомобиль двигается с места. Я откидываю карамельные локоны назад, достаю из сумки телефон и набираю номер, который успела выучить наизусть, хотя предпочла бы забыть навсегда. – «Акколада» у тебя? – говорю я, как только на мой вызов отвечают. – Да, – звучит робкий мужской голос, – но мне нужно тебе кое-что сказать. – Потом скажешь, – отрезаю я сердито, наверное, он снова оплошал. – Ты на месте? – Стою у галереи. – Отлично, я скоро буду. Всё должно пройти гладко, это сделка века! На этот раз не подведи меня. Я сбрасываю вызов до того, как он успевает ещё что-то сказать. Внутренний голос подсказывает мне: я снова играю с огнём. Но такой шанс выпадает раз в жизни, я должна рискнуть, иначе буду жалеть до самой старости. Пытаясь отвлечься, перевожу взгляд на окно. Стекло запотевшее, почти ничего не видно, лишь моё отражение. Лицо как всегда светится, под слоем макияжа совсем не заметно, насколько сильно я устала. Продам это полотно и уйду в отпуск. Всегда мечтала побывать в Париже или, может, Москве. Россия манит своей богатой царской историей. Там можно подделать столько картин, что мне и не снилось! Но сейчас я должна сосредоточиться на предстоящей встрече. Итак, что известно о покупателях? Это муж и жена. Он – успешный инвестор, а она – домохозяйка, насколько мне удалось узнать. Значит, точно придётся ориентироваться на неё. Красноречиво рассказывать, какой же уютной станет гостиная, если поместить эту картину над камином. Легко! Я проделывала этот трюк множество раз. Сколько же этих домохозяек покупало у меня пейзажи просто потому, что они вписываются в интерьер, совсем не задумываясь об их подлинности. После того как такси останавливается, я протягиваю водителю деньги, сопровождая это чем-то вроде «сдачи не надо», и вылезаю из машины. Совсем немного прохожу вперёд и уже вижу вывеску с большими буквами «Клёр» на здании. Его передние стены полностью сделаны из стекла, так что каждый может заглянуть внутрь, а фасад украшен небольшим портиком со скульптурой серафима, держащего в одной руке рог, а в другой – шар, олицетворяющий мир. Я сама проектировала галерею, а название дала ей в честь города, название которого вычитала в своей любимой книге. Правда, её история связана с магией и никак не переплетается с картинами. У входа уже ждёт парень. Он выше меня всего на пару дюймов, в его внешности нет ничего примечательного: смуглая кожа, лицо с чуть выраженными скулами, нос с горбинкой, явно полученной в драке, высокий лоб и тёмно-карие раскосые глаза. Он, как и всегда, зачесал каштановые волосы, хотя я много раз говорила ему, что так он похож на шестнадцатилетнего подростка. Парень что-то держит в руках, и я понимаю, что это картина, накрытая белой простынёй. – Я должен тебе сказать! – начинает он, как только я подхожу. – Нет времени на болтовню, скоро придут клиенты, – фыркаю я, раздвигаю стеклянные двери и вхожу в здание. Внутри светло. Пол выложен плиткой из белого мрамора, в нём игриво отражаются огоньки ламп. Одна стена галереи полностью отделана фреской Леонардо да Винчи «Тайная вечеря», а другая оформлена светлыми обоями и украшена картинами (конечно, это всё подделки). Потолка у галереи нет, вместо него – высокая крыша в форме купола, сделанная из закалённого стекла, уходящая вверх на добрые пять метров. Я не скупилась на архитектуру своего здания. Я прохожу мимо стола секретаря, что расположился у входа, киваю ей в знак приветствия. За мной плетётся парень, и как только мы доходим до центра помещения, я рукой указываю ему на свободный холст. Он аккуратно ставит на него экспонат, а я только бросаю взгляд на часы. Покупатели скоро должны появиться. – Сара, послушай, – продолжает он. – Джон, потом, – отрезаю я снова. По его виду заметно, как ему не терпится что-то мне сообщить. Я прекрасно понимаю, что он хочет извиниться за свой прошлый провал, хочет, чтобы я приняла его назад в команду. Что ж, если я смогу сорвать сегодня куш, то он определённо вернётся в ряды моих художников. В галерею заходят люди. Это клиенты. С ними здоровается мой секретарь и указывает рукой на меня. Признаться, я давно так не волновалась. Они выглядят солидно. Оба одеты в дизайнерские костюмы, сочетающиеся друг с другом по цвету. Женщина сияет лицом, как и украшениями, которыми она обвешана. На тонкой шее сапфировое ожерелье, такие же серьги и брошь на пиджаке. У неё есть пара морщинок над губой, но они не старят её, она выглядит свежо. Да, эта домохозяйка такая же ухоженная, как и все другие до неё. Ещё бы, с богатым мужем можно позволить себе салоны красоты, маски и отдых. Такие же как я трудятся изо всех сил, чтобы хоть что-то значить в жизни. Я натягиваю на лицо приветливую улыбку (отрепетированную перед зеркалом тысячу раз, так что она не выглядит фальшивой, в отличие от всего остального), и иду им навстречу. – Мистер и миссис Бен, я рада вас видеть! – говорю я громко и как можно восторженнее. – Вы Сара? – спрашивает женщина. – Да-да, именно со мной вы говорили по телефону, – я улыбаюсь шире. – Приятно познакомиться, – говорит мистер Бен и протягивает мне руку. Я крепко пожимаю её, чтобы он проникся доверием. – Мне тоже. Прошу сюда. Я медленно подхожу к картине. Декорации расставлены, пора начинать спектакль. – Сейчас вы станете свидетелями самого настоящего чуда, потому что я не могу описать это иными словами! Кивком велю Джону снять с полотна простынь. Парень быстро понимает меня и обнажает экспонат. – Перед вами картина-призрак, носящая красивое название «Акколада». – Почему призрак? – интересуется миссис Бен. – Её написал один из великих художников того времени, сам Изидор де Лурье. Вам, несомненно, известно это имя, его работы встречаются повсюду, вы даже можете наблюдать их на сувенирах, но мало кто знает про его последнюю картину «Акколада». После того как она была закончена, Изидор бесследно исчез, а полотно пропало. И только десять лет назад её подняли с Титаника, где она хранилась в сейфе всё это время. – Почему она оказалась на Титанике? – удивляется женщина. – Говорят, что самый близкий друг Изидора убил его, а затем похитил картину, но кара его настигла, когда он путешествовал на корабле. Потом картину выставили на торги, и мне посчастливилось выкупить её. Похоже, моя наспех придуманная история разжигает в них ещё больший интерес и желание обладать экспонатом. Они подходят к полотну и начинают разглядывать изображение. А затем мистер Бен вскрикивает: – Титаник, как же! – он краснеет от злости и становится похож на рака. – Что, за десять лет краска не успела высохнуть?! Только сейчас я замечаю на его пальце красную акварель. Захотелось сильно ударить себя по лбу, забыла упомянуть, что трогать экспонат нельзя. Снова он! Снова Джон меня подставил! – Конечно, картину реставрировали! – быстро возражаю я и придумываю отговорки. – Такая качественная краска может и сто лет сохнуть, так и не высохнуть. – Я тихо посмеялась. Зря. – Знаете что, девушка, оставьте свои шутки для других дураков! – мужчина всплёскивает руками. – Дорогая, мы уходим, и заявим на вас в полицию. Хоть бы посмотрели на картину прежде, чем продавать: на ней же ещё и чёрная клякса! Они спешат к выходу и не обращают внимания на мои мольбы и уговоры передумать писать заявление. Только после того как хлопнула дверь, я замолчала. Все чувства сменились гневом, злостью только на одного человека. – Это всё ты! – рычу я и грожу пальцем Джону. – Как и в прошлый раз! А я ведь поверила тебе, какая же глупая! – Да послушай же ты меня! – возражает он. – Сейчас всё по-другому, эта картина не подделка. Она досталась мне по завещанию от деда, кажется, Изидор де Лурье – мой предок. – Конечно, а моя прабабушка – королева Виктория. – Я серьёзно. – Раз ты серьёзно, почему на ней краска? – Ну, – он чешет затылок, – за столько лет она слегка стёрлась, я подрисовал некоторые моменты. – Пошёл вон! – кажется, сейчас я тоже выгляжу как рак. – И больше не попадайся мне на глаза. Он хочет вставить что-то ещё, но я открываю перед ним дверь. Он не продолжает спор, а молча выходит. О, мой Бог! Почему снова? Снова мне придётся закрывать очередную галерею, менять фамилию и переезжать в новую страну, где Джон меня не найдёт. Всё так же, как пять лет назад, когда он подставил меня, и снова с краской. Какая же я дура, доверилась ему, а он – на те же грабли. Больше я не совершу такую ошибку. Сейчас надо просто собрать картины и уехать. Я отпускаю секретаря и закрываю галерею. Интересно, как скоро приедет полиция. Надеюсь, этого времени мне хватит. Я снимаю полотна со стен, беру несколько из-под стекла на витринах. Солнце уже садится к тому времени, как я уношу все экспонаты к чёрному входу и выключаю повсюду свет. Ничего страшного, неудача – часть победы. Я справлюсь с этим, как справлялась всю жизнь. Одна. Когда я прохожу мимо холста, единственного во всём помещении, на котором всё ещё стоит картина, то останавливаюсь перед ней. И всё же иллюстрация прекрасна. На ней изображена элегантная красивая девушка, у неё длинные золотистые локоны, а на голове блестит золотая тиара. Маленькое миловидное лицо выглядит фарфоровым, словно у куклы. Она стоит в тронном зале, одетая в лёгкое шёлковое платье, длинные расклешённые рукава которого расшиты серебряной нитью в витиеватый узор. Дева возложила лезвие меча на плечо преклонившего перед ней колено мужчину в синей тунике. На заднем фоне столпились люди, они с восхищением наблюдают за посвящением в рыцари. Какая бы это была хорошая картина, если бы не краска и жирная клякса среди народа. Я моргаю. Чёрное пятно стало больше, или мне кажется? Для надёжности моргаю ещё раз. Оно и вправду стало больше. Я прищуриваюсь. Теперь вместо пятна отчётливо виден силуэт в доспехах из чёрной стали. Он становится всё ближе, будто сейчас выйдет из картины. На небе расходятся тучи, и сквозь хрустальный потолок на картину проливается лунный свет. Она начинает мерцать приятным лазурным цветом, он становится ярче, буквально вырывается из полотна, затмевая собой рыцаря, и окутывает меня. Так ярко, что я ничего не вижу. Совсем ничего. Что происходит? Через мгновение зрение возвращается ко мне, я вижу чистые небеса, а затем ощущаю, как сердце сжимается. Это чувство невесомости я ни с чем не спутаю. Да, я падаю с неба. Всего несколько секунд, и ощущение свободного падения сменятся болью. Я ударяюсь затылком, и сознание меркнет. Когда прихожу в себя, то еле разлепляю глаза. Голова болит, как будто с похмелья. Окидываю взглядом вокруг. Небо такое же чистое, а вокруг непонятные заросли. С трудом мне удаётся встать на ноги, не обходится без моего хриплого шипения. Теперь я понимаю: это поле. Я приземлилась прямо в колосья ржи. Почему моя галерея сменилась полем? Где я? – Агидель! Агидель! – со стороны слышится звонкий женский голос, но я никак не могу понять, откуда он исходит. Приходится обернуться. Позади, через заросли ржи, ко мне бежит женщина в странном пышном платье, а за ней мчатся ещё две девушки, пониже ростом, в более простых одеждах. – Агидель, милая, – взволнованно говорит она, когда приближается ко мне. Она накрывает ладонями мои щёки, и я чувствую, как им становится тепло. На вид женщине лет сорок, может и больше. Небольшие морщинки под глазами, на лбу и губах выдают её. В отличии от миссис Белл, она явно не ухаживает за своей кожей. У неё голубые глаза, словно расцветшие васильки, на них проступают красные сосуды – она плохо спит. Её волосы светлые, собраны в причудливую причёску, украшенную множеством заколок. – Ты снова гуляла по полю, говорила же тебе, не стоит ходить одной, тем более сейчас. – Женщина протирает ладонью мой лоб, и я понимаю, что он в крови после удара. – Твоя тётя умирает, мы должны поспешить во дворец. Я не могу вставить и слова. Не успеваю спросить, кто она, почему зовёт меня Агидель, и где я вообще, чёрт возьми, нахожусь. Женщина подхватывает меня под руку и ведёт за собой.