Чёрная сталь

      Какое-то время мы идём по полю. Голова болит после удара, я не могу собрать мысли, а только смотрю на женщину, которая необычайно нежно сжимает мою руку. Если подумать, то меня уже давно никто не трогал с такой заботой. Кажется, последней была мама. Помню, как она держала меня за руку перед тем, как навсегда закрыть глаза.       Эта женщина навевает чувства, которые я уже давно забыла. И всё же. Кто она? Зачем ведёт меня куда-то и где я? Только сейчас понимаю, что мне трудно идти через колосья из-за тяжелого платья. Пышная юбка из тёмно-зелёной ткани украшена изумрудами и цепляется за всё, что подворачивается на пути. Тугой корсет сжимает рёбра, в нём так тяжело дышать.       Платье с драгоценными камнями? Корсет? Подождите-ка!       – Что здесь происходит?! – вскрикиваю я и отдёргиваю руку.       – Агидель? – она останавливается, смотрит на меня удивлёнными глазами. – Что с тобой?       – Меня зовут Сара! – фыркаю я, затем умолкаю. Воспоминания прошлого вечера отчётливо всплывают в сознании. Я помню, как Джон подставил меня с картиной, как мистер Бен сказал, что заявит в полицию, как я в спешке собирала вещи, и помню яркий свет. Меня похитили?!       – Моя девочка, – охает женщина и подлетает ко мне, снова бережно берёт за щёки, – неужели после падения ты потеряла память?       Ничего я не теряла.       – Не прикасайтесь ко мне! – отхожу назад. – Это не смешно, я звоню в полицию.       Я уже хочу засунуть руку в сумку, но её нет, и моей одежды нет, только это чёртово платье. А она и девушки, пришедшие с ней, смотрят на меня так, как будто я говорю на непонятном языке. Будто я сумасшедшая. Это вы здесь все с ума сошли, нарядили меня в непонятно кого.       – Мы покажем тебя лекарю, но сейчас нужно идти скорее, – наперекор всем моим протестам, она крепко берёт меня за руку и ведёт дальше.       Я не могу ничего сказать и совершенно ничего не понимаю. Впереди видны невысокие дома. Наверное, меня похитили, а эта женщина помогла мне сбежать. Она совсем не похожа на плохого человека, иначе не стала бы с такой нежностью держать мою руку. У неё добрые глаза. Скорее всего, в той деревне уже ждёт помощь, я уверена.       Поэтому я иду за женщиной, не вырываясь, хотя мне с трудом удаётся поспевать в этом платье. С каждым новым шагом пытаюсь не наступить на юбку, что так старается залезть мне под туфлю.       На моём лице застывает ужас, когда мы доходим до поселения. Здесь точно не стоит ждать никакой помощи, более того, на нас даже не обращают внимания. Люди снуют вокруг, все одеты в порванные и грязные лохмотья и пахнут так, будто уже долгое время не принимали душ. А их лица… Каждый, на кого я бросаю взгляд, выглядит очень злобно. На их фоне женщина кажется ангелом. Вместо дороги – одна сплошная мокрая грязь, и жители скользят по ней в тряпичных башмаках.       Я попала на съёмочную площадку? Всё это выглядит как декорации к фильму про средневековье. Удивительно, как точно они воспроизвели его, даже запах, хотя это, думаю, было лишним.       Женщина подводит меня к (кто бы мог подумать) самой настоящей карете с большими металлическими колёсами и запряжённой в неё парой жеребцов. Позолоченные стенки украшены неизвестным мне гербом. Даже есть свой кучер. Он открывает перед женщиной дверь, она залезает внутрь и приглашает меня подняться следом. Я бросаю взгляд на девушек, что шли с нами. Они не садятся в экипаж, а забираются на сидения возле задних колёс. Я пожимаю плечами и присоединяюсь к женщине внутри. Кучер легонько прихлопывает за мной дверь, а через несколько секунд мы трогаемся с места.       Удивительно. Я ещё никогда раньше не каталась в каретах. Сиденья обиты чем-то мягким и обшиты бордовым бархатом, на окнах без стекла висят шёлковые занавески. Забавно, даже изнутри я замечаю золотые узоры.       Поворачиваюсь к женщине и хочу спросить её, настоящее ли это золото, но та быстрым движением руки достаёт из кармана в юбке платок и наклоняется ко мне. Она очень нежно протирает мне лоб, белый шёлк окрашивается кровавыми пятнами, и я уже забываю, что хотела спросить.       – Ты знаешь, в каком положении находишься, и всё равно продолжаешь сбегать из дворца, – она еле слышно вздыхает, складывает платок и прячет в кармане.       В каком я положении? Я в заложниках!       – Скажите, а куда мы направляемся? – тихо спрашиваю я.       – Ты очень странно себя ведёшь, – замечает женщина. – Мы едем в замок. Скорее бы показать тебя лекарю.       Говорить с ними, мне кажется, бесполезно, эти актёры вжились в свои роли слишком глубоко. Поэтому я чуть сдвигаю занавеску и, как только выглядываю в окно, вижу, что деревня осталась позади. Дома сменились бескрайними полями. Я высовываю голову, впереди и вправду возвышаются шестигранные башни замка. Он огромен, таких я ещё не видела, и огорожен высокой стеной, деревянный мостик опущен. На него заезжает карета, и я смотрю на воду, что разлилась по рву.       Как только мы въезжаем в дворцовые ворота, карета останавливается. Я выхожу из экипажа и осматриваюсь. Люди в доспехах и с копьями стоят у ворот, у красивых расписных дверей замка, они рассредоточены по периметру двора.Зачем?       – Пойдём скорее, – говорит мне женщина (а ведь я до сих пор не спросила её имя), снова хватает за руку, и мы скрываемся во дворце.       Пол уложен тёмным камнем, мои каблуки мелодично отстукивают по нему. Стены украшены всевозможными гербами, мечами, перекрещенными в серебряных щитах, и подсвечниками с зажжёнными свечами.       Женщина ступает на лестницу, и я поднимаюсь за ней. Кажется, мы прошли этажей шесть, не меньше, прежде чем выйти в просторный коридор. Здесь тоже каменный пол, только на этот раз он устлан красным ковром. Мы проходим дальше, останавливаемся у одной из дверей. Они здесь везде одинаковые: деревянные, с поржавевшими петлями. По обе стороны стоят люди, одетые так же, как и те, которых я видела во дворе (вооружены они теми же копьями и щитами). Женщина не стучится, а сразу входит внутрь, и я плетусь за ней.       Мы оказываемся в очень тёмной комнате. Окна занавешены плотной тканью, единственным источником света выступают всё те же свечи, они расставлены повсюду. В помещении находится много людей, все они разодеты в красивые наряды, расшитые драгоценностями, что игриво переливаются в свете огня. Что происходит?       Все смотрят на широкую кровать, поставленную у дальней стены. На ней лежит женщина, и вид у неё ужасающий: синие губы на бледном лице, такое измученное выражение, растрёпанные волосы рассыпаны по подушкам. Будто бы она уже мертва. Рядом с ней я замечаю рыцаря. Его доспехи белее снега, а лицо скрыто под шлемом. Второй рыцарь стоит по другую сторону, они похожи на близнецов. У кровати на коленях стоит молодая девушка. У неё тоже нездоровый вид, но выглядит она намного лучше той женщины.       – Агидель, – хриплым голосом зовёт меня возлежащая на кровати, – подойди.       Моя проводница чуть подталкивает меня в спину, и я нерешительно подхожу к постели. Теперь все смотрят на меня, и мне это не нравится. Я не привыкла, когда так откровенно таращатся. И всё же останавливаюсь подле женщины.       – Ближе, – добавляет она.       Я наклоняюсь, мне приходится тоже опуститься на колени. Зачем я это делаю?       – Мои дорогие, – она кашляет, – скоро мне придётся покинуть вас.       Покинуть? Она уходит в отпуск?       – Надеюсь, ты простишь меня, Жизель, за то, что этот тяжкий груз упадёт на твои хрупкие плечи, – она обращается к девушке, что облокотилась рядом.       Жизель хватает её ладонь, я замечаю, как старательно она сдерживает слёзы.       – Матушка, не говорите так, – её голос дрожит, – я люблю вас и не сержусь. Вы проживёте ещё много лет!       – Каждому из нас при рождении даруют свой запас времени, – продолжает женщина, – и моё уже заканчивается. Но твоё продолжается, Жизель, – она пробует улыбнуться, но улыбка получается страдальческая. – Ты будешь мудрой королевой, ведь ты моя дочь.       Верните меня домой.       – Агидель.       Я уже начинаю вздрагивать, когда слышу это имя. На меня смотрят два голубых уставших глаза, и из-за этого по коже пробегает дрожь.       – Ты моя любимая племянница, – произносит женщина. Она тяжело дышит. – Присмотри за Жизель вместо меня.       Происходящее наводит на меня ужас. Человек, которого я вижу впервые, говорит, что мы родственники, но я совсем её не знаю. Где-то глубоко внутри я начинаю догадываться, но ещё далека от ответа.       – Мои девочки, – меня она тоже берёт за руку, но совсем не так, как моя проводница. Её ладонь холодная, словно льдинка. – Мои милые девочки…       Её веки тяжелеют и медленно закрывается, а тело обмякает. Рука, которая меня держит, становится тяжёлой и соскальзывает, падая на перину. Я слышу, как навзрыд рыдает Жизель, но не могу сказать и слова, а просто в оцепенении смотрю на мёртвое тело женщины. Второй раз я наблюдаю, как человек умирает, второй раз меня будто парализует.       Всего через мгновение я замечаю, как в ножнах рыцаря, стоящего рядом с Жизель, мелькает меч. Всё случается так быстро, что я не успеваю среагировать, как уже голова второго рыцаря падает на пол, так и оставшись облачённой в шлем. Из его шеи брызжет кровь, и капли пачкают мне платье и лицо. Я не могу пошевелиться. Слышу громкие охи, слышу плач Жизель, но не могу ничего сделать. Просто смотрю, как тело рыцаря рухает пластом на пол, окропив алым камень.       В животе что-то сворачивается, меня сейчас будто вывернет наизнанку. Не могу сдержать порыва, и всё, что было съедено на ужин, вырывается наружу.       Охи людей сменяются перешептыванием. А затем все люди в комнате разом преклонят колено перед Жизель и громко говорят в один тон:       – Да здравствует королева! Да здравствует королева! Да здравствует королева!       После этого ко мне подлетает проводница, помогает подняться и уводит из этой ужасной комнаты.       – Он убил его! Убил человека! – кричу я чуть ли не в истерике, на глаза наворачиваются слёзы.       – Тише, милая, – она пытается обнять меня, но я вырываюсь. – Ты же знаешь обычай, это в порядке вещей.       В порядке вещей?!       Она совсем не шокирована происходящим, и я понимаю, что никто из наблюдавших людей не удивился, среди них не поднялась паника. Может быть, это была бутафорская кровь? Убийство ненастоящее? Да, так и есть. Это актёры, всё было понарошку.       Меня отводят в другую комнату, она находится несколькими этажами ниже. В ней намного светлее и уютнее. В углу стоит кровать, у дальней стены туалетный столик с зеркалом, рядом тазик и кувшин с водой. Я остаюсь одна. Подхожу к столику и замираю, смотря на своё отражение. Это не я!       Мои карамельные локоны стали волнистыми, приобрели золотой оттенок. А глаза? Глаза позеленели, из них исчез привычный карий цвет. Я хватаюсь за лицо. Оно похудело, вытянулось. На нём проступили острые скулы, нос слегка вздёрнут. Это не моё тело, чужое. Из зеркала на меня смотрит незнакомая девушка, и она повторяет за мной все движения. Такого не может быть. Я сплю.       Хлопок.       Я ударяю себя по щеке, но не могу проснуться. Тот яркий свет, картина… Я стала похожа на девушку, нарисованную на полотне. Её зовут Агидель, поэтому ко мне все так обращаются, поэтому здесь всё такое диковинное. Потому что оно всё настоящее.       Так, Сара, успокойся, этому точно есть логическое объяснение.       Я смываю с лица кровь холодной водой. Это помогает мне прийти в себя и немного просветлить ум. Затем сажусь на край кровати и глубоко вздыхаю.       Вдох.       Выдох.       Вдох.       Что ж, я перенеслась в другой мир, и в этом есть плюс – так я избегу тюрьмы. Можно и посидеть немного в средневековье, пока меня не перестанут искать. Так! Но если я нахожусь в теле Агидель, то она сейчас находится в моём?! Что же делать? Её наверняка посадят, она же ничего не понимает в нашем мире. Мне остаётся только надеяться на лучшее, что её душа ещё где-то в этом теле и никуда не перенеслась.       В дверь стучат, а затем в комнату входит молодая девушка. Одна из тех, что я видела в поле. Она кланяется мне.       – Ваше Высочество, я подготовлю вас к коронации.       Высочество? Короновать будут, как я понимаю, не меня, а Жизель. Но почему ко мне обращаются как к принцессе, если я только её двоюродная сестра? Законы этого мира мне ещё не понятны.       Служанка помогает мне помыться. Она наполняет ванну водой, и я немного стесняюсь, когда мне приходится раздеться. А тело у этой Агидель привлекательное, она худая, но я бы даже сказала, что костлявая, хотя талия всего немного меньше моей. Кожа бледная, ей бы не помешал загар. Зато грудь идеальная: подтянутая и упругая. Не то чтобы моя была обвисшая, нет, но Агидель совсем молодая девчушка (может, ей от силы восемнадцать лет). В моём мире мне под тридцать, многие скажут, что это не старость, но всё равно уже не то. Иногда что-то побаливает или хрустит, а в этом теле я чувствую себя легко. Она довольно активная, раз бегает по полям и неизвестно чем ещё занимается.       Раз уж я теперь должна вести себя как Агидель, то, надеюсь, у неё ещё нет любовника. Не хочу спать с незнакомым человеком, она простит меня, если я порву все её отношения с противоположным полом?       Как только я сажусь в ванне, служанка принимается тереть меня жёсткой щёткой, похуже всякого скраба. Местами даже становится больно. Полчаса она занимается мной, а в конце мучений мажет шею маслами, я чувствую приятный запах роз. Не знала, что девушки в средневековье так делали. Не моются здесь только крестьяне?       От этих мыслей я закусываю нижнюю губу. Эти века известны тем, что из-за отсутствия гигиены люди болели намного чаще и смертность была наиболее высокой. Не подхватить бы чего.       С собой служанка принесла новое платье. Я морщусь. Оно такое же пышное, сделанное не иначе, чем из трёх слоёв плотной синей ткани, расшитое сапфирами. С таким же тугим корсетом. А ведь я только стала свободно дышать. На груди у него причудливая шнуровка из красной ленты. Мне так не хочется лезть в него.       Служанка шнурует его ловко, но достаточно долго. С непривычки я охаю так громко, что меня, наверное, слышат стражники в коридоре. Следом идут чулки, тоже со шнурками. Как давно я не носила их, так непривычно. Туфли, как ни странно, я надеваю те же самые, на низком каблуке, с закрытым носом и маленькими камушками на нём. Эта страна не бедная.       В тронном зале так много людей, что мне не хватает воздуха отнюдь не потому, что корсет сдавливает мои лёгкие. И всё это «сливки» высшего общества? Те самые, что спокойно смотрели, как убивают рыцаря.       От воспоминаний о крови меня снова передёргивает.       Я вижу в толпе женщину, с которой приехала в замок. Делаю ей навстречу шаг, но кто-то хватает меня за руку и одёргивает. Разворачиваюсь и вижу юношу. У парня на лице самодовольная улыбка и задорный огонёк в глазах. Он бледный и златокудрый, как я, с такими же зелёными, словно расцветшее дерево, глазами, обрамлёнными пышными ресницами. У него широкоскулое лицо, гармонирующее с высоким лбом и аккуратным носом. На нём надета пёстрая туника, подпоясанная широким кожаным ремнём, на конце длинных рукавов нашиты рюши, а ноги скрыты в свободных штанах. Я замечаю висящий сбоку меч.       – Агидель, как ты себя чувствуешь? – начинает он. Какой же у него глубокий голос! – Слышал, ты видела, как убили рыцаря.       А как ещё я могу быть? Подавляю приступ паники и стараюсь казаться невозмутимой. Я совершенно не знаю, как быть Агидель.       – Мне уже лучше, – говорю я, стараясь не смотреть в его глаза. А он выше и старше меня. Сколько ему? Лет двадцать?       – Гилберт! – к нам подходит моя проводница. – Где ты пропадал?       – Извините меня, матушка, я практиковался с мечом и только потом узнал известия о тёте, – он старается показаться расстроенным, но чувствуется, что это совсем не так.       Так она его мама?       – Лучше бы присматривал за сестрой, – хмыкает она. – Агидель упала в поле и, похоже, потеряла память.       Сестра?! Значит, он мой брат, а она, стало быть, моя мама. Это слово болью проносится в сердце, не хочу вспоминать. Теперь я немного больше знаю про Агидель.       – Это правда? – он удивляется, на этот раз я чувствую, что его удивление настоящее.       – Думаю, это было минутное помутнение рассудка, – говорю я и улыбаюсь. – Мне уже лучше.       – Извини, что не пошёл с тобой на прогулку, – он вздыхает.       – Всё хорошо. Ничего не хорошо.       – Примите мои соболезнования вашей утрате, госпожа Изабелла, – к моей новоиспечённой матери подходит ещё один парень.       Его одежда чем-то схожа с одеждой Гилберта, только на тунике нашит мех, и она выглядит гораздо дороже. Необычные курчавые волосы с ореховым отливом сочетаются с его пепельными глазами. У него очень выразительные черты лица, всё выглядит так правильно, так идеально. Но я замечаю под нижней губой небольшой шрам, он не яркий, никак не выделяется благодаря тону лица, но значительно портит весь вид. Хотя шрамы красят мужчину.       – Благодарю вас, принц Дариан. – Изабелла приседает в неглубоком реверансе перед ним.       Он кивает и смотрит на меня.       – Леди Агидель, до меня дошли слухи, что вы оказались там во время убийства. Как вы?       Уже весь замок знает, что меня вырвало рядом с обезглавленным телом?       – Спасибо за беспокойство, – я задумываюсь, кто он там? – принц Дариан, я уже пришла в себя.       – Я рад это слышать, – он снова кивает. – Засим прошу разрешения откланяться.       Он ушёл так же быстро, как и появился. Мне захотелось посмеяться над его эффектным появлением, но думаю, никто здесь этого не оценит. Мне придётся смеяться над всеми шутками про себя.       Откуда-то доносится музыка, это орган? Затем открываются главные двери. В зал входит Жизель, теперь она одета по-королевски, даже у меня не столько юбок на платье. А этот высокий безвкусный ворот… Но у неё заплаканные глаза, даже отсюда я вижу, какие они красные.       Люди расступаются перед ней, она спокойно проходит к трону, хотя на самом деле это просто стул, только из золота. Ничего необычного, подумаешь. Там её ожидает церковнослужитель, который долго читает божественную молитву, брызгает на неё водой, а затем надевает позолоченную корону с витиеватыми прутьями, они похожи на вьющиеся ветки. После этого Жизель с гордым видом садится на трон, и люди начинают кричать:       – Да здравствует королева! Да здравствует королева! Да здравствует королева!       Я тоже кричу, но не так громко. Всё же от средневековой коронации я ожидала большего размаха. Можно сказать, просто собрались в кругу близких друзей и родственников.       Когда всё заканчивается, начинается пир. В огромной столовой собрались всё те же люди. Приятно хрустит свежеиспечённый хлеб, журчит разливающееся по кубкам вино, пахнет поджаренным ягнёнком и сыром. Мой желудок поёт от радости, хотя это больше смахивает на звук умирающего кита.       Все леди за длинным столом жуют ломтик сыра и больше внимания уделяют вину. А я что? А я люблю поесть. В моей тарелке уже лежат кости от растерзанного пару минут назад ягнёнка, валяются грозди винограда и хлебные крошки. Как бы удержать себя от звука благодарности за еду, который вот-вот вырвется из горла?       – Знаешь, не так давно я видел на охоте, как волк загрыз лисицу, – говорит мне Гилберт, наклонившись к уху. – Ну так вот, ты сейчас похожа на того волка.       А ведь он прав, я веду себя не как принцесса, но такие яства свели меня с ума, ведь я давно ничего не ела, ещё и вырвало. Я успокаиваюсь, кладу в рот ломтик сыра и медленно рассасываю, смакуя вкус.Неловко.       Жизель сидит на другом конце стола. Я вижу, как она поднимается, после чего все остальные тоже встают, и я также борю лень, подражая им. Девушка подходит ко мне, окидывает благосклонным взглядом и говорит:       – Пора, Агидель.       Что пора? Я уже поела, спасибо.       Но она явно зовёт меня за собой, поэтому я повинуюсь. Мы покидаем столовую, проходим по коридору. Сейчас в нём пусто и довольно светло, хотя оранжевое солнце катится к земле.       – Мне сказали, ты потеряла память? – спрашивает она.       Я много не знаю о жизни Агидель, может быть, мне действительно притвориться, что я ничего не помню?       – Да, Ваше Величество, частично я совершенно ничего не могу вспомнить.       – Да, я заметила это за столом, – говорит она, и мне становится стыдно. – Тогда я должна прояснить тебе кое-что. Моя мать умерла от болезни, которая мучила её уже несколько лет. И такой же недуг передался мне от неё по наследству, так что мне не было смысла входить на трон, но традиции есть традиции.       Она так спокойно говорит про свою смерть, но от её слов мне становится грустно.       – В нашем королевстве, Агидель, править может только женщина, поэтому после моей смерти на престол взойдёшь ты, а не твой брат. Тебе следует впредь быть осторожнее. Ты последняя из рода Клёр, поэтому за тобой будет особый присмотр. Этому королевству будет сложно выбрать новую правящую династию, разразится война, а она никому не нужна.       Клёр… Название моей галереи эхом проносится в голове. Выходит, это моя фамилия и название королевства.       – У каждой наследницы, будущей королевы, есть своей рыцарь. Это самый верный человек среди твоего окружения, Агидель, он никогда не предаст тебя, никогда не вставит слово против твоего. Он будет молча хранить твои тайны и следовать за тобой повсюду. Такой же рыцарь, как у меня и был у моей матери.       Я оглядываюсь и только сейчас замечаю, что всё это время за нами следует рыцарь. Тот самый, что обезглавил человека в покоях королевы.       – Мне очень жаль этих стражников, – продолжает она, – после смерти королевы они тоже должны умереть. – Она сильно закусывает нижнюю губу, бросая взгляд на своего рыцаря. – Их называют молчаливыми убийцами, потом что они не могут говорить и показывать своё лицо. Никогда.       – Значит, ко мне приставят такого же?       Не надо.       – Да. – Жизель улыбается мне.       Я спускаюсь за ней по лестнице и выхожу во двор, где, поддерживая лошадь под уздцы, стоит человек, отныне присланный служить мне. Это рыцарь, что умрёт со мной, это рыцарь, что будет защищать меня, это рыцарь, который станет моим единственным другом в этом бренном мире. Шлем, что он никогда не снимет, украшают два железных крыла, на макушке колеблется красное перо, а доспехи отлиты из чёрной стали.       Мой чёрный рыцарь.