***
— Ларри, вставай! Мы опаздываем! — в патлатого с кровати летит тяжелая подушка, и он переворачивается на живот. — ещё пять минут, — спросонья пробормотал парень и накрыл этой подушкой голову. Эшли, спавшая на кровати, опускает ступни на холодный пол, по телу бегут мурашки, и она быстро натягивает лежащие рядом джинсы прямо на легинсы, в которых спала. Теплее, честно говоря, не стало. — нет у нас времени, Ларри! Урок через пять минут начинается! — Эшли рывком стянула с Джонсона одеяло и двинулась включать свет. Ларри снова поворачивается на спину, прикладывая холодную ладонь ко лбу. Он, конечно, закаленный, но лежать на безумно холодном полу не особо хочется, поэтому он принимает сидячее положение синхронно с тем, как Эшли нажимает на кнопку выключателя, и на всю комнату разливается тёплый желтый свет. Оба подростка щурятся пару секунд. — я пойду приготовлю что-нибудь, все равно на первый урок уже опоздали, — пролепетала Кемпбелл и, швырнув одеяло обратно в Ларри, вышла из комнаты. На столешнице около стены стояла запечатанная тарелка с завтраком, на которую положена записка от Лизы. «Не проспите. Лиза» Иронично. Девушка поставила холодный омлет в микроволновку и пошла умываться. Долго в ванной она не пробыла, потому что всю косметику и умывалки оставила дома перед тем, как идти к Ларри. Она уже не первую ночь остаётся ночевать у друга, потому что дома у неё никого нет и «сидеть там одной молодой даме страшнее, чем после ужастика спать под кроватью в темноте». На всю квартиру через пару минут раздался писк микроволновки и Эшли побежала ее отключать. Как раз к этому моменту и Ларри выплыл из своей берлоги, заходя на кухню с чуть ли не полностью закрытыми глазами. Вставать по утрам, да ещё и раньше двенадцати, после выходных, то есть, в понедельник, ему всегда крайне трудно, поэтому он ещё пару секунд стоит у косяка двери и пытается разлепить глаза, чтобы не упасть и не остаться спать на кухонном полу. Завтрак уже стоит на столе специально для Ларри, а Кемпбелл в свою очередь от завтрака всегда отказывается. По утрам ей обычно хочется только спать, а все остальное может подождать и до обеда. Она достаёт из шкафа упаковку печенья и несёт в комнату Джонсона, чтобы кинуть в рюкзак. Ларри непонимающим взглядом провожает ее до самой двери в комнату, и уже там девушка негромко прикрикивает. — на обед, а то помру с голоду, — следом раздаётся растягивание молнии и шелест упаковки. «Девушки, — проскакивает у парня в голове, — никогда вас не пойму». Он слегка улыбается и садится за стол. Все его движения такие неспешные и плавные, как будто опоздание его совсем не колышет. Хотя, в прочем, он опаздывать уже привык, а вот с Эшли это приключается второй или третий раз, поэтому она судорожно собирает рюкзак, быстро натягивает свою излюбленную фиолетовую кофту на белую футболку с каким-то криповым кроликом, пару раз спотыкаясь о раскиданные в комнате Ларри шмотки. Когда она наконец закончила сборы, выбегая на кухню, Ларри все ещё сидел за столом, томно разглядывая стенку напротив. Уже второй раз в него что-то прилетает, и на этот раз это рюкзак, который Эшли взяла из комнаты. Через пять минут оба уже стоят у лифта. — да не переживай ты так, ничё нам не будет, — расслабленно хрипит Ларри, наблюдая за тем, как нога Эшли судорожно стучит по полу. Девушка выдыхает, заходя в открывшийся лифт. — да не переживаю я, просто думаю… — она нажала кнопку. — хм, да? — Ларри ухмыляется, — о чем же? Эшли закусила губу. Не уверена, что стоит снова поднимать эту тему, но больше ей об этом поговорить почти не с кем. По крайней мере сейчас. — ну, как думаешь, — она складывает на груди тонкие руки и выходит в коридор первого этажа, — Салли придёт сегодня? Ларри цокнул, прикуривая сигарету. Они уже оказались на улице, где было неимоверно холодно. Тем более Эшли, которая, не подумав вчера, накинула на себя лишь легкую кожанку, а на термометре, как никак, ртутный столбик выше минус четырёх не поднялся с самой ночи. И, наверное, так и не поднимается до завтра. — почему он вдруг начал тебя волновать? — парень затянулся как всегда максимально глубоко, прикрывая глаза. Сигареты его согревают, расслабляют и обеспечивают какой-то легкий кайф на весь день. Оттого то Ларри всегда такой спокойный и неторопливый. — даже не знаю, — Эшли заправила длинные волосы за ухо, съеживаясь от холодного ветра, — просто, мне кажется, что у него что-то случилось. Ларри закатил глаза. — и что? — он снова глубоко затягивается, выдыхает мутный дым почти сразу, — твоя доброта тебя когда-нибудь испортит, Эш. — может, ты прав, — да не думает она так, просто не хочет бесить Джонсона. Портить настроение ему с самого начала дня, ведь знает… — у меня от него мурашки по коже, — щурится парень, — какой-то он странный. Кемпбелл томно вздохнула, выпуская изо рта горячий пар. «Это меня и пугает». Через пару минут ходьбы в тишине они уже заходили в школу. В коридорах необычайно тихо, на парковке в школьном дворе стоит одинокая машина. «Кто вообще приезжает в школу на машине?» — мелькает в голове у Эшли, но эта мысль тут же улетучивается. У кабинета директора, что находится практически возле входа, стоит Пакертон, приложив руку ко рту и читая содержимое листика, находящегося в другой руке. Рядом с ней Генри Фишер что-то негромко говорит, мягко жестикулируя руками в воздухе. И он. За отцовской спиной опирается о стену подошвой ботинка, согнув одну ногу. Укороченные волосы свисают на протез, голова слегка запрокинута, сунутые в карманы руки случайно задрали нижний край чёрного свитера, из-под которого снизу торчат концы, а сверху — воротник белой рубашки. По подростку сразу видно, что находиться здесь ему не особо приятно, но деваться, видимо, некуда. Эшли смотрит на него около секунд семи, пока они с Ларри проходят мимо. — здрасте, миссис Пакертон, — швыряет Ларри, сжимая в руках сигарету, которую не додумался выкинуть на улице. Тлеющий огонёк слегка обжигает ладонь и улыбка парня искривляется. — а, да, здравствуйте, ребята, — она отвлекается от Фишера, который тут же направляет на подростков свой вечно хмурый взгляд, такой же, как у Сала. Еле живой и тусклый, — идите в класс, я сейчас приду. — добавляет она. Салли же открывает глаза и выпрямляет шею. Как обычно у Ларри по спине бежит холодок от этого взгляда, который сейчас даже не совсем злой, а, скорее, уставший. Благо в тени протеза не видно лопнувших капилляров в глазах, синяков, набитых сбитым режимом и недосыпом — сегодня Сал снова не спал всю ночь. Но проходящих одноклассников он, кажется, даже не вспомнил, поэтому быстро вернулся к исходному положению запрокинутой головы и безразлично закрытых глаз. Не хотел он сегодня ни с кем пересекаться. Эшли и Ларри заворачивают за угол, направляясь по светлому коридору в сторону кабинета математики. — ты накаркала, — Ларри хмурится и выбрасывает сигарету из руки в мусорку. — ой, ну извините, — как-то счастливо улыбнулась Кемпбелл и открыла дверь в класс. Внутри как всегда шумно, между рядами кто-то ходит, у окна стоят несколько человек и прицеливаются на прыжок, лишь бы не сидеть тут ещё около часа.* Эшли проходит между двумя первыми рядами от левой стенки с окнами и садится за предпоследнюю парту. Сразу за ней, на пятой, Ларри разваливает свои шмотки, а точнее — потертый темно-зелёный рюкзак и стягивает красную толстовку, что была надета поверх бежевой футболки с минималистичным логотипом. Они почти синхронно выкладывают на парты учебники и Эшли сразу поворачивается назад. — ты заметил, что он постригся? — девушка с каким-то интересом смотрит на Ларри, который уткнулся лбом в грязную парту. — Эшли, отстань с этим, — он подкладывает под голову сложенные руки, — мне все равно что он сделал. Вон, лучше с ним об этом болтай, — тонкий смуглый палец Ларри указывает на Трэвиса, спокойно спящего прямо справа от Кемпбелл. Как он не заснул по пути в школу даже для него самого до сих пор загадка, зато здесь, даже при таком шуме, он отключился почти сразу, как Пакертон впустила всех в класс и сказала, что скоро вернётся. Девушка негромко цокнула, но затем развернулась обратно и потормошила Фелпса за плечо. — чего тебе? — бормочет блондин, поворачивая набок необычайно тяжелую голову. Эшли хлопает глазами пару раз, даже забыла уже что сначала хотела спросить. Бледное лицо Трэвиса и его полуоткрытые глаза немного отпугивают ее, но все же не для того, чтобы испугаться, она его дергала. — слушай, ты говорил нам в субботу, что в воскресенье зайдёшь к Салли… — она отвела куда-то в пол смущенный взгляд зелёных глаз и снова по привычке заправила за ухо свои каштаново-красные волосы, — заходил? Трэвис выпрямился. Вообще-то ничего подобного он не говорил. — ну, заходил, — безынтересно вспоминает он, хотя в данном случае его лицу бы больше подошла эмоция печали, нежели чем безразличия. Он просто не хочет показывать, что что-то не так, — тебе-то что? — а, ничего, просто интересно, — Эшли ровно села за партой, положила руки параллельно краям стола, через пару секунд продолжая, — тогда ты, наверное, знаешь почему он здесь… Голова блондина медленно повернулась в сторону, глаза все больше и больше расширялись с каждой секундой. — где? — хах, ну, мы с Ларри видели его с отцом в коридоре у кабинета директора, когда заходили в школу… Не успела Эшли договорить, как Фелпса будто ветром снесло из класса. Даже дверь не закрыл. В холле он действительно увидел Генри, который разговаривал теперь уже не только с Пакертон, но и с директором. В самом конце противоположной стороны коридора только что с приглушённым грохотом закрылась дверь в мужской туалет. «Это… его отец?» — Тревис смотрел на высокого полуседого синеволосого мужчину лет тридцати пяти-сорока в длинном коричневом пальто, с целой кипой бумаг в руках, мешками под глазами и глубоким печальным взглядом. Он говорил без приветливой улыбки, без злости, без радости и гнева. никак. «Где же он сам?» Блондин быстро проскочил стычку между холлом и коридором и быстрым шагом направился в сторону туалета. Прямо у самой темной двери в глубине еле освещенного коридора он стоял и слушал резкий, прерывистый и неестественно громкий глубокий кашель около тридцати секунд, не решаясь никак войти все это время. Было такое чувство, что Фишер там задыхается, лёжа на полу, но когда блондин все же оказался внутри, тихо закрыв за собой дверь, увидел лишь как Сал опирался руками в умывальник, склонив голову вниз. Протез лежал где-то рядом. Салли даже головы на повернул, лишь потянулся за куском пластика, вторую руку сжав в кулак и пытаясь сдержать очередной приступ дерущего глотку влажного кашля. — подожди, — выкрикнул Трэвис, резко подходя ближе. Если б это сработало. — что… — тонкая бледная рука медленно дотянулась до протеза, неспешными и плавными действиями протез оказался на голове Фишера застегнутым на верхний ремешок фиксации, — …ты от меня хочешь? Он повернулся к Трэвису лицом и сунул руки в карманы. — я? Я… — блондин ненадолго задумался, ведь реально не знал чего хочет и зачем он так подорвался с урока, — на счёт вчерашнего… Мне реально жаль, я не хотел, чтобы так получилось. Извини. — за что ты извиняешься? — сухо и вяло, как будто все равно. — ну, — «не знаю», — я думал, тебе не захочется меня больше видеть из-за этого, — Трэвис слегка махнул рукой, — разве не так? Салли вытащил из заднего кармана полупустую пачку дешевых, но таких излюбленных Мальборо и достал одну сигарету с зажигалкой. — нет, — он зажал сигарету между зубами и поджег, прикрывая руками пламя, — мне было интересно наблюдать за твоей реакцией, — он сразу затянулся, аккуратно держа сигарету теперь между указательным и средним пальцами, — ты был такой напуганный. Прямо… — парень задумчиво выдыхал пар куда-то в потолок, подняв взгляд, — …как я. Трэвис поднял глаза. Вокруг Фишера в этой полутьме желтых ламп красиво витал дым табака, огонёк сигареты медленно тлел на самом конце. Из-под протеза было видно слегка затянутую в левую сторону кожу, зашрамленные пухловатые губы, сжимающие сигарету. — что ты делаешь? — шепнул блондин, подходя ближе, — тебе нельзя курить. Такой приказной тон, но на Салли он не подействует. — кто сказал? — Салли тяжело хрипнул и опять кашлянул, после снова затягиваясь, — ты? Тупик. Протезник того и добивался, чтобы Трэвису больше нечего было сказать, поэтому теперь спокойно докуривает, пока огонёк медленно подбирается к оранжевому фильтру. — знаешь, — внезапно начал он севшим и попрежнему хриплым голосом, — я много наблюдал за тобой, — Салли снова выдохнул полупрозрачный клубок дыма, рассеившийся сразу вокруг его головы, и медленно растворяющийся в воздухе, — ты всегда такой грубый и резкий, — ровный тон, в голосе лишь сиплость и хрипота, — а сейчас извиняешься…— давит пяткой на мозги со всей дури, — что это с тобой. Не улыбается. Не насмехается. Не злорадствует. Не умеет этого всего. Вырос там, где говорили «что б тебя! Отстань уже», пиная бутылку, поэтому и не может позволить себе раскрыться. — ты не злишься? Протезник задумывается на пару секунд и слегка протяжно выдаёт: — нет, — кидает окурок в слив рукомойника и заливает тонкой струёй холодной воды, — зачем? нет смысла злиться на то, чего уже не изменить. Да и это я сам виноват, надо было убрать те бумаги со стола. Теперь не сможешь перестать об этом думать. Так же плавно, будто на своей высокой волне, застегивает нижний ремешок протеза, медленно моргая в его глазных прорезях, где бледно-голубая радужка мерцала слабым тлеющим пламенем. — мне только очень хочется, — подходит ближе, а у Трэвиса все сжимается внутри от этого заражённого голоса, в котором через раз проскакивает прокуренность, а фоновая осажденность и низость помехами звучат на постоянной основе, — чтобы ты никому об этом не рассказывал. Хорошо? Салли, чуть меньше, чем на голову, ниже Трэвиса, остановился прямо перед ним, сунув в карманы мертвенно бледные руки, наклоняя в бок голову. Глаза блондина были попрежнему опущены в пол. Но этот подросток с голубыми волосами, сладкий запах которых Трэвис чувствовал, даже стоя от него в паре метров, заставляет почему то поднять взгляд и вглядывается в янтарные глаза. В стеклянных же напротив Трэвис видит чуть ли не своё отражение, все лопнувшие там капилляры и наконец разглядывает эти синяки под глазами, мелкие шрамы, проходящие в том числе и через сам глаз. Эти гляделки долго длились, и Трэвис так много раз повторил фразу «почему не могу от него отвести свой блядский взгляд?», но ответить на этот вопрос не смог вплоть до того момента, как Салли неожиданно резко тряхнул головой. — можешь не приходить сегодня, — сказал он более скованно и холодно, чем до этого сегодня, обходя Трэвиса и направляясь к выходу в коридор. Блондин так и не повернулся назад, даже когда за ним громко захлопнулась старая темная плешивая дверь, ведущая в школьный мужской туалет. «Демон» — лишь успел подумать он.***
— если он не может ходить в школу, то мы на время отстраним его от занятий по состоянию здоровья, до конца семестра, а там посмотрим на состояние. Если Салли станет лучше — восстановим, если нет, то лучше всего будет перейти полностью на домашнее обучение до конца этого года. Генри утвердительно кивал, но слушал вполуха, перемещая изредка взгляд по просторному и светлому кабинету. — так что вы… — снова директор открыл рот, но тихо открывающаяся дверь его прервала. Салли зашёл как ни в чем не бывало, все также оставив руки в карманах. От него еле заметно несло сигаретами, но это уловил лишь Генри, уже изучивший этот запах вдоль и поперёк, — а, Салли, садись. «Ну ты получишь у меня», — с какой-то злобой подумал Генри, чувствуя этот запах сильнее теперь, когда Сал сел на соседний стул. — мы с твоим папой как раз говорили о временном отстранении, конечно, по уважительной причине, — повторил мужчина, поправив очки, — до конца семестра осталось всего две недели и возвращаться к учёбе сейчас тебе будет трудно. Согласен? Салли медленно моргнул и вздохнул с прерывистой хрипотой. Ему не хочется ни возвращаться в школу, ни сидеть дома одному, каждый день ожидая лишь начала следующего дня. Сам не знает, чего хочет, но все равно в итоге принимает лучшее для себя же решение. К тому же учитывая и то, что через неделю у него возможно будет повторная операция, если не раньше. — да, — кивнул протезник, от чего голубые волосы слегка качнулись и ещё больше спали на протез, — согласен. — вот и отлично, тогда зайди к миссис Пакертон, она выдаст тебе план домашнего обучения. Пару раз в неделю будем отправлять к тебе учителей, чтобы поддерживать знания, или кого-то из учеников. Генри с сыном вышли снова в пустой и тихий коридор, мужчина держал в руках помимо стопки бумаг ещё и куртку Салли, вместе с его рюкзаком. — скажи мне, ты совсем умом тронулся, — зашипел сразу Генри, поудобнее перехватывая все в руках, — мало того, что продолжаешь курить, так ещё и здесь. Мужчина явно был сильно зол, судя по его сдвинутым густым бровям и морщине на носу. Он готов прямо здесь схватить сына за грудки и хорошенько на него накричать, но, вовремя сдержавшись, тяжело выдохнул, указательным и большим пальцем сдавил переносицу. — иди к учителю, — он всучил Салли рюкзак и куртку, — жду в машине. Сал простоял в небольшом недоумении пару секунд, хлопая глазами. Он терпеть не мог, когда Генри бесится. Тем более по тем поводам, по которым ебет сыну мозги чуть ли не каждый день, а через час становится заботливым папочкой, который беспокоится за своего любимого сынишку. Салли ненавидит это, считает лишь лицемерием, но на деле просто не понимает и не видит этого вполне серьезного беспокойства. — я пешком прогуляюсь, — как можно громче, насколько позволяет частичное отсутствие голоса, говорит Салли и, как только слышит «ладно» с другого конца коридора, идёт к кабинету математики. Он стоял перед его дверью несколько минут, не решаясь постучать. Парень понимает, что если сейчас зайдёт, то все внимание глупых одноклассников сразу переключится на него. Он слышит, как Пакертон что-то активно и громко говорит, видимо, отчитывает кого-то в очередной раз. Эта старая карга вечно всеми недовольна, но она почему то всегда была добра к Салли и, понятное дело, ко всем отличникам по ее предмету, в число которых, к слову, входит и Трэвис. — Ларри, ты… — скрип открывшейся двери после короткого стука перебил Пакертон, — а, Салли, заходи, — хватается она, отходя от Джонсона, стоящего у доски, — решай, — кидает она в его сторону и начинает копаться в своём столе, а Сал идет по классу и все, кто был здесь, неотрывно за ним следят. Фишер же старается даже внимания не обращать на направленные в свою сторону заинтересованные взгляды, безразлично смотря куда-то вперёд себя. Все равно никто не увидит куда именно он смотрит. Ларри что-то яростно решает на доске, скрипит мелом от сильного нажима, а в классе поднимается легкий шёпот, вызывающий у Салли лишь поверхностное раздражение. Он уже не углубляется в эту проблему, ведь больше сюда скорее всего не вернётся. Миссис Пакертон наконец отыскала файл с планированием изучения тем из учебника по математике, как своему предмету, и другим предметам тоже. Она, по сути, занималась классным руководством в классе, но в то же время понятие «классный руководитель» как официальное в школе отсутствовало. — держи, — она протягивает файл Салли в руки и его костлявые, почти белые пальцы, скромно тянутся и принимают листы, — выздоравливай, — шепчет она еле слышно. Так, что бы услышал только он. Сал кивает и поспешно покидает класс, в котором, сразу после его ухода, началось бурное обсуждение примера, что Ларри уже в третий раз решил неправильно и снова психанул, про себя проклиная математику, а вслух громко произнося лишь «ну не могу я это решить». В коридоре Сал облегченно выдохнул, опираясь спиной о холодную стенку прямо возле двери в кабинет. Он слышал все эти выкрики, какое-то внезапно начавшееся веселье и гул. Так всегда проходили уроки математики с целью побесить математичку. Конечно, за исключением тех случаев, когда идёт контрольная, или когда под конец дня все уже слишком вымотались и сил еле хватает на то, чтобы взять ручку в руки. А все из-за нелепых уроков физкультуры, на которых из детей видимо хотят сделать солдат. Поэтому Салли никогда на них и не ходит. Точнее, не только поэтому, а потому что: а) физической подготовки у него нет совсем из-за того, что как в школу, так и вцелом на улицу(чаще раза в неделю), он стал ходить лишь в начале учебного года; б) на этих уроках обычно требуется команда, ведь большее, чем волейбол, баскетбол, теннис и другие подобные формы эксплуатации энергии растущих организмов, физрук придумать не в силах, а общение с одноклассниками у Салли, наверное, если не ниже, то примерно равно нулю; и наконец в) учитель никогда не говорит что-то на подобие: «ты же не протезом будешь заниматься» и разрешает на своих уроках просто почитать на скамейке, чтобы «ни дай бог ничего не случилось», а Сал никогда не упускает шанс целых полтора часа посидеть на скамейке просто так, наблюдая за всеми со стороны или читая очередную «позаимствованную» отцовскую книгу. Салли осторожно складывает папку в рюкзак и двигается в сторону выхода из школы, по пути обтягиваясь курткой. Уже у самой двери, ведущей наружу, парень надевает шапку и шарф, поправляет лямки рюкзака и в последний момент снова достаёт из кармана штанов пачку сигарет. Вышел на улицу. — снег? — Салли выставляет ладонь и на его руку медленно падают крупные хлопья снега. И без того холодные пальцы быстро заледенели на морозе ещё больше, становясь бледно-красными и менее чувствительными. Сал пихает руки в тёплые карманы, но, конечно же, это нисколько не помогает. После этого он выходит на тропинку за школой, ведущую в южную часть города через узкий перелесок. Именно сюда он и сбегал каждую обеденную перемену в школе. Знал короткий и безопасный путь в тот самый лесок и от туда уже в малозаселённые районы города, в которых живут одни богачи и мажоры, имеющие возможность жить отдельно от простых смертных. В лесу тихо и спокойно, Салли быстро проходит его, ведь не любит шастать здесь просто так, да ещё и один. Слышно лишь щебетание неперелетных птиц где-то далеко, и шум ездящих машин, небо попрежнему затянуто густыми темно-серыми облаками, через которые не видно даже легкое очертание солнечного круга. И снег. Большие, пушистые белые хлопья вновь начинают потихоньку покрывать землю слоем зимы, несмотря приближающийся конец марта, ртутный столбик термометра, кажется, с каждой минутой опускается все ниже, но на деле температура минус четыре стабильно держится с самой ночи, не поднимаясь, не опускаясь. Салли вышел на плиточный тротуар, сразу поворачивая направо. Вот и его цель, расстояние в сто метров до которой протезник преодолел за буквально минуту. Он плавно открыл дверь в мрачную с первого взгляда кафешку, оформленную в чёрных и серых тонах, с плющом в подвешенных на бечевку керамических горшках, тянущимся в некоторых местах до самого пола. Слабым освещением желтых ретро-ламп, стенами из тёмного дуба и одиноко расставленными столиками, окружёнными мягкими диванами и креслами. Сал снимает шарф и шапку, садясь за барную стойку и почти сразу начиная: — есть свободная смена? — воу, попридержи коней, чувак, — расслабленно отвечает парень лет двадцати пяти, стоящий за барной стойкой, — здороваться, смотрю тебя так и не научили? Салли тяжело выдыхает. — привет, Дэвид, — Сал сухо ответил рукопожатием на протянутую ему татуированную руку, — так что? Есть смена? — ну-у-у, — с какой-то веселой усмешкой тянет парень, сворачивая губы в трубочку, и поворачивается к кофе-машине, — скажу тебе по секрету, — продолжает он уже шепотом, — босс запретил мне пускать тебя на эту сторону, — он кивает на себя, намекая на рабочее место, — пока ты не придёшь полностью здоровым. Салли тихо цокнул себе под нос, Дэвид даже и не услышал. — а если ты никому не скажешь? — невинно и, как бы, невзначай, бурчит Сал, смотря на немного хмурое, но попрежнему доброе лицо коллеги, — пожалуйста, очень нужны деньги. Хотя бы двадцатку. — хм…, — Дэвид наигранно задумался, приложив указательный палец к подбородку, — ладно, Зи просила Роберта ее подменить до шести, я позвоню и скажу ему, что все отменяется, — быстро протараторил парень, после чего резко выкрикивая, — но! У меня есть условия. — пф, — Салли также тихо и безулыбочно прыснул, но на этот Дэвид его уже услышал. — первое — теперь ты мой должник…. — с чего это, — перебил Сал спокойным и ровным голосом. — погоди ты, — Дэвид выставил перед собой руку, после чего продолжил, — ты мой должник и будешь выходить за меня каждый раз, когда я попрошу, — уточнил парень, загибая палец. Салли, кажется, даже обрадовался, но так лишь кивнул, — второе — ты никому не будешь об этом говоритть, иначе отсюда попрут нас обоих, ясно? — снова короткий кивок со стороны подростка, — и, наконец, третье — дай сигу, а то у меня закончились, а в магаз лень идти. Дэвид невинно улыбнулся, распуская три загнутых пальца. — спасибо, — сказал Салли, вытаскивая пачку из кармана куртки. Он взял две сигареты, сначала поджигая одну для себя, а потом дал прикурит Дэвиду, — ты меня спас.***
5:44РМ
Сегодня в Нокфелле неожиданно начался снегопад, температура стремительно понижается и вот-вот достигнет отметки в пять градусов ниже нуля. Весны в нашем городе не будет, наверное, до самого апреля или даже мая. Улицы сильно замело, тротуары покрылись льдом, так что будьте осторожны на дорогах. На этом у нас все, дальше смотри новости спорта с…
Генри выключил телевизор, томно вздыхая с прикрытыми глазами. Он приехал домой с работы, куда его срочно вызвали на пол дня, около шести часов назад и Сала как тогда не было, так и сейчас ни в зале, ни на кухне, ни в своей комнате протезника нет. — и где он мотается? — бробурчал мужчина себе под пос, смотря на время в экране телефона, — надо будет телефон ему купить, а то уйдёт куда нибудь и не найдёшь потом. Фишер тяжело встал из кресла, направляясь сразу же на кухню. Из окна там видно двор дома. На улице уже почти стемнело, свет желтых фонарей отражается в заледеневших лужах. Снег так и валит, поддаваясь иногда дуновению холодного ветра. Генри сделал себе очередную чашку кофе, на которое он относительно недавно плотно подсел из-за частых изменений в рабочем графике и ночных вызовов на рабочее место. Только собирался Генри из коридора зайти снова в зал, как раздался тихий стук в дверь. «ну неужели, — подумал уже мужчина, ставя чашку с горьким кофе на тумбочку в прихожей и выискивая взглядом ключи, — неужто сам открыть не может?» Медленно Фишер проворачивает в замочной скважине ключ и открывается дверь. — здрасьте, а Сал дома?